С момента исчезновения полковника де Кермора и его отъезда в Новый Свет прошло четырнадцать лет, а рассказ об этих годах займет всего несколько строк.

В 1872 году полковник де Кермор узнал о крушении «Нортона», о гибели жены и дочери, находившихся на борту судна. Обстоятельства крушения не оставляли ему ни малейшей надежды на спасение этих двух самых дорогих для него существ. А своей маленькой дочурки он даже никогда и не видел, так как вынужден был покинуть Мартинику за несколько месяцев до ее рождения.

Полковник еще в течение года руководил своим полком. Затем вышел в отставку и, поскольку никакие семейные узы больше не связывали его с этим миром, решил посвятить себя миссионерской деятельности.

Солдат и пастырь с давних пор уживались в его душе. А потому нет ничего удивительного, что офицер решил стать священником и служить благородному делу обращения, а точнее говоря, цивилизации диких племен.

Никого не посвятив в свои планы, даже сержанта Марсьяля, полковник де Кермор в 1875 году тайно покинул Францию и отправился в Венесуэлу, где столько индейских племен пребывали в невежестве, обреченные на физическое и нравственное вырождение.

Получив церковное образование в этой стране, он в 1878 году был посвящен в сан и вступил в Компанию иностранных миссий под именем отца Эсперанте, навсегда похоронив такого образом свое прошлое. Ему было тогда сорок девять лет.

В Каракасе отец Эсперанте принял решение отправиться в южные районы Венесуэлы, где в ту пору миссионеры встречались нечасто. И вот в 1879 году он отбыл на юг страны, где на границе с Бразилией множество диких племен жило, не зная света христианского вероучения.

Отец Эсперанте, говоривший по-испански как на своем родном языке, поднялся вверх по Ориноко до Сан-Фернандо, где провел несколько месяцев. Отсюда он отправил письмо одному из своих друзей, нантскому нотариусу. В этом письме, где он последний раз подписался собственным именем, полковник просил своего друга уладить одно семейное дело, но никому не говорить о его письме.

Тут следует напомнить, что письмо это было обнаружено в бумагах нотариуса и передано сержанту Марсьялю только в 1891 году, когда Жанна, шесть лет назад вернувшаяся во Францию, жила в доме отца.

В Сан-Фернандо отец Эсперанте на личные средства приобрел все необходимое для создания миссии. Здесь к нему присоединился брат Анхелос, уже знакомый с нравами индейцев и оказавший отцу Эсперанте неоценимую помощь своей преданностью делу и самоотверженностью.

Именно он привлек внимание миссионера к гуахибо, живущим в верхнем течении Ориноко и в районе Серра-Паримы. Цивилизовать и просветить это племя, считавшееся одним из самых жалких и диких среди аборигенов Венесуэлы, — задача, достойная истинного христианина. У гуахибо была репутация, впрочем, как позднее выяснилось, совершенно не заслуженная, грабителей, убийц и даже людоедов. Что, однако, не могло поколебать решимости такого человека, как полковник де Кермор, и он взялся за создание миссии на севере Серра-Пакараймы.

Отец Эсперанте и брат Анхелос вышли из Сан-Фернандо на двух пирогах. Они везли с собой все необходимое, чтобы обосноваться на новом месте. Остальное имущество должно было им доставляться постепенно, в зависимости от потребностей их маленькой колонии.

Пироги шли вверх по течению, делая остановки в больших деревнях и ранчо, и наконец добрались до Рио-Торрида.

Много опасностей, неудач и разочарований пережили миссионеры, прежде чем щедрость, доброта и великодушие отца Эсперанте одержали верх над недоверчивостью индейцев. На карте появилась деревня, которую, в память о своей дочери Хуане, миссионер назвал Санта-Хуана.

Прошло четырнадцать лет. Миссия процветала. Казалось, что связи отца Эсперанте с его мучительным прошлым оборваны навсегда, когда произошли описанные выше события.

Услышав слова сержанта Марсьяля, полковник сжал Жанну в своих объятиях, и слезы отца, упавшие на лоб девушки, были для нее словно вторым крещением. В нескольких словах она рассказала ему о своем спасении во зремя кораблекрушения, о жизни в семействе Эредиа в Гадание, о возвращении во Францию, о годах, проведенных в Шантене, о решении, принятом после того как они узнали о письме полковника нотариусу из Сан-Фернандо, об отъезде в Венесуэлу под именем Жана, путешествии по Ориноко, нападении Альфаниса и кива у брода Фраскаэс и, наконец, о чудесном освобождении.

Отец и дочь вернулись к повозке, где лежал сержант Марсьяль. Старый солдат чувствовал себя воскресшим. По его улыбающемуся лицу текли слезы.

— Мой полковник... мой полковник! Теперь, когда Жанна нашла своего отца, я могу умереть, — повторял он.

— Я тебе запрещаю умирать! — воскликнул полковник.

— Ну, раз вы запрещаете...

— Мы вылечим тебя... обязательно.

— Раз вы так говорите, значит, я не умру!

— Но тебе нужен покой...

— О, теперь я совсем спокоен! Я чувствую, что у меня закрываются глаза... теперь сон пойдет мне на пользу.

— Спи, мой старый друг, спи! Мы скоро вернемся в Санта-Хуану... Дорога не утомит тебя, через несколько дней ты будешь на ногах.

Полковник де Кермор наклонился и поцеловал в лоб своего старого друга. Сержант Марсьяль заснул с улыбкой на губах.

— Отец, мы спасем его! — воскликнула Жанна.

— Конечно... Жанна, дорогая... Господь поможет нам! — ответил миссионер.

Впрочем, Жермен Патерн и полковник уже осмотрели рану сержанта Марсьяля и нашли, что она не должна иметь роковых последствий. Альфанис ранил сержанта, когда тот в ярости бросился на него.

— Я думаю, месье Эллок, — сказал отец Эсперанте, — что сегодня и мои славные индейцы, и ваши спутники нуждаются в отдыхе. А завтра мы отправимся в миссию. Гомо проведет нас самой короткой дорогой.

— Нашим спасением, — сказала Жанна, — мы обязаны этому храброму мальчику.

— Я знаю, — ответил отец Эсперанте. — Иди сюда, Гомо, — позвал он, — дай я тебя поцелую за всех, кого ты спас.

Жанна тоже поцеловала мальчика, который, растерявшись, продолжал называть ее «мой друг Жан».

Поскольку Жанна по-прежнему была в мужской одежде, то полковник поинтересовался, известно ли ее спутникам, что «месье Жан» на самом деле — мадемуазель де Кермор, и получил утвердительный ответ. Полковник благодарно пожал руку Жаку Эллоку, Жермену Патерну и капитанам пирог Вальдесу и Парчалю, чье мужество и мастерство позволили путешественникам преодолеть этот тяжелый маршрут.

— Отец, — сказал Жанна, — я должна рассказать вам все, чем я обязана моим соотечественникам, перед которыми я в неоплатном долгу.

— Мадемуазель, — взмолился Жак Эллок, — ради Бога... я ничего не сделал!

— Позвольте мне сказать, месье Эллок...

— Только, пожалуйста, мадемуазель де Кермор, говорите о Жаке, а не обо мне, — смеясь, воскликнул Жермен Патерн, — потому что я совершенно не заслуживаю...

— Я обязана вам обоим, друзья мои, — ответила Жанна, — обоим, отец! Если месье Эллок спас мне жизнь...

— Вы спасли жизнь моей дочери! — воскликнул полковник де Кермор.

Жаку пришлось выслушать рассказ Жанны о том, как во время урагана она оказалась за бортом и как Жак спас ее от смерти.

— Но, отец, месье Эллок не только спас мне жизнь, он сделал больше... Он вместе с месье Патерном присоединился к нашим поискам.

— Оставьте, мадемуазель, — запротестовал Жермен, — мы ведь и так собирались идти к верховьям Ориноко. Это было поручение министра народного образования.

— Нет, месье Жермен, — улыбаясь, ответила Жанна, — вы должны были остановиться в Сан-Фернандо, и если вы отправились в Санта-Хуану...

— То потому, что это был наш долг! — прервал ее Жак Эллок.

Само собой разумеется, что позднее полковник узнал обо всех подробностях этого полного приключений путешествия. Но он и так догадался, несмотря на внешнюю сдержанность Жака Эллока, какие чувства переполняли сердце его дочери...

Пока Жанна де Кермор, Жак Эллок, Жермен Патерн и полковник беседовали, Парчаль и Вальдес готовили лагерь для ночевки. Матросы унесли в лес тела убитых. Жермен Патерн сделал перевязку раненым гуахибо. Из повозок выгрузили провизию, развели костры, а Жак Эллок и Жермен Патерн в сопровождении полковника отправились к пирогам. К счастью, кива их не тронули, Так как Альфанис собирался использовать их, чтобы уйти на запад, когда вода в реке поднимется.

— Слава Богу, эти негодяи не тронули мои коллекции! — воскликнул Жермен Патерн. — Как бы я без них вернулся в Европу! Сделать столько снимков и не привезти ни одного! Я бы просто не осмелился показаться на глаза министру народного образования!

Можно себе представить, как счастливы были пассажиры «Гальинеты» и «Мориче», убедившись, что все их походное снаряжение осталось в неприкосновенности, и подобрав на поляне оружие, похищенное у них бандитами.

Теперь можно было спокойно оставить пироги в устье Рио-Торрида под присмотром матросов, а когда настанет час отъезда — по крайней мере для «Мориче», — то Жаку Эллоку и Жермену Патерну нужно будет всего лишь подняться на борт.

Но пока об отъезде не было и речи. Отец Эсперанте готовился отвезти в Санта-Хуану свою дочь Жанну, сержанта Марсьяля, юного Гомо и индейцев. Само собой разумеется, Жак Эллок и Жермен Патерн не могли отказаться провести несколько дней или даже несколько недель в доме своего соотечественника.

И они согласились.

— Это совершенно необходимо, — заявил Жермен Патерн своему другу. — Разве мы можем вернуться в Европу, не побывав в Санта-Хуане? Я бы просто не смог посмотреть в глаза министру народного образования... И ты тоже, Жак!

— И я тоже, Жермен.

— Еще бы!

Еду приготовили из имевшихся на пироге и принесенных из деревни припасов. Потом все собрались за общей трапезой, в которой только сержант Марсьяль не мог принять участия. Но он был так счастлив, что нашел своего полковника, пусть даже в облачении отца Эсперанте! А что до полученной раны, здоровый воздух Санта-Хуаны в несколько дней поставит его на ноги — в этом сержант не сомневался.

Жанна де Кермор и Жак Эллок в мельчайших подробностях рассказали полковнику о путешествии. Он слушал их, наблюдал, без труда угадывая, какие чувства переполняют сердце Жака Эллока, и размышлял. Ведь эта новая ситуация накладывала на него и новые обязательства.

Жанна, само собой разумеется, рассталась с мужской одеждой и надела платье, хранившееся в чемодане на «Гальинете».

— Очаровательный юноша! Очаровательная девушка! — сказал Жермен Патерн. — Право, я даже не знаю, в каком виде она лучше.

На следующий день, попрощавшись с Вальдесом и Парчалем, которые предпочли остаться охранять пироги, отец Эсперанте, его гости и гуахибо покинули лагерь у пика Монуар. Наличие лошадей и повозок очень облегчало переход через лес и саванну.

Был выбран самый короткий путь, вдоль правого берега Рио-Торрида, по которому юный индеец уже вел Жака Эллока, и к полудню путешественники вышли к броду Фраскаэс. Не обнаружив никаких следов кива, нападения которых теперь можно было не опасаться, они, после небольшого отдыха, снова отправились в путь и несколько часов спустя уже были в миссии.

Индейцы так радостно приветствовали возвращение отца Эсперанте, что Жак Эллок и его спутники поняли, как любят и уважают своего пастыря жители деревни.

Две комнаты в доме миссионера были отведены Жанне и сержанту Марсьялю, а Жаку Эллоку и Жермену Патерну — две другие в соседней хижине, куда их проводил брат Анхелос.

На следующее утро церковный колокол созвал жителей деревни на благодарственный молебен. Легко себе представить чувства дочери, впервые увидевшей отца перед алтарем в церковном облачении, и чувства сержанта Марсьяля, хотя, увы, он еще не мог присутствовать на мессе, отправляемой его полковником.

Нет необходимости подробно рассказывать о том, как проходили дни в миссии Санта-Хуана. Здоровье на глазах возвращалось к раненому, и уже к концу недели он получил разрешение сидеть под пальмами в удобном кресле, обтянутом оленьей кожей.

Отец и дочь вели нескончаемые разговоры. Полковник рассказал ей, как, лишившись всего самого дорогого, он решил посвятить себя миссионерской деятельности. И разве мог он теперь оставить незавершенным начатое дело? Конечно нет... Жанна уверила отца, что останется с ним, посвятит ему всю свою жизнь.

Беседы с сержантом Марсьялем были не менее продолжительными.

Миссионер благодарил своего сержанта за все, что тот сделал для его дочери и особенно — за то, что старый солдат согласился на это путешествие. Он расспрашивал о Жаке Эллоке, о том, что он думает об отношениях этого молодого человека и Жанны.

— Что вы хотите, полковник, — ответил сержант Марсьяль, — я принял все возможные меры предосторожности... Это был бретонский юноша Жан, отправившийся вместе со своим дядей в эту дикую страну. Но так случилось, что Жак Эллок и ваша дочь встретились в пути. Я все сделал, чтобы не допустить... и не смог... видно, дьявол попутал!

— Нет... Бог, мой дорогой Марсьяль! — возразил отец Эсперанте.

Однако время шло, а Жак Эллок все еще не решался заговорить.

Почему? Он ведь не сомневался ни в своих чувствах, ни в тех чувствах, которые он внушал Жанне де Кермор. Но из деликатности он все время откладывал свое признание... Он опасался, что оно может быть истолковано как требование вознаграждения за оказанные услуги.

Жермену Патерну надоела нерешительность друга, и в один прекрасный день он спросил:

— Когда мы едем?

— Когда хочешь, Жермен.

— Прекрасно! Только когда я этого захочу, ты этого не захочешь.

— Почему?

— Потому что мадемуазель де Кермор выйдет замуж.

— Замуж?

— Да, потому что я собираюсь просить ее руки...

— Ты собираешься?! — воскликнул Жак.

— Не для себя, конечно... а для тебя!

И он выполнил свое обещание, не обращая внимания на совершенно нелепые, по его мнению, протесты Жака.

Жак Эллок и Жанна де Кермор предстали перед миссионером в присутствии Жермена Патерна и сержанта Марсьяля.

— Жак, — сказала девушка дрожащим от волнения голосом, — я согласна стать вашей женой, и всей моей жизни не хватит, чтобы доказать вам мою признательность.

— Жанна... моя дорогая Жанна, — ответил Жак Эллок, — как я вас люблю!

— И не говори ничего больше, — прервал его Жермен Патерн, — все равно лучше не скажешь.

Полковник де Кермор взял молодых людей за руки и привлек их к своему сердцу.

Свадьбу было решено отпраздновать через две недели в Санта Хуане. Отец Эсперанте сначала скрепит их брак в качестве главы гражданской администрации миссии, а затем обвенчает их в церкви и даст им свое отцовское благословение. Жак Эллок, семью которого полковник де Кермор знал раньше, был человеком свободным, и ему не надо было ни у кого спрашивать разрешения на брак. Состояние Жака и доверенное сержанту Марсьялю состояние Жанны обеспечат им безбедное существование. Через несколько недель после свадьбы они отправятся в Гаванну повидаться с семейством Эредиа, потом во Францию, в Бретань, чтобы привести в порядок дела, а затем вернутся в Санта-Хуану, где их будут дожидаться полковник де Кермор и старый солдат.

Двадцать пятого ноября в присутствии нарядно одетых жителей деревни, Жермена Патерна и сержанта Марсьяля, выступавших в качестве свидетелей молодых супругов, союз Жанны де Кермор и Жака Эллока был скреплен гражданским и церковным браком.

Эта трогательная церемония произвела большое впечатление на славных гуахибо.

Прошел месяц, и Жермен Патерн стал подумывать, что пора бы уже и отчитаться перед министром народного образования о порученной ему и его другу работе. Он поделился своими соображениями с Жаком.

— Уже? — воскликнул тот. Он был слишком счастлив, чтобы считать дни.

— Да... уже! — ответил Жермен Патерн. — Его превосходительство, должно быть, думает, что нас разорвали на части венесуэльские ягуары или что мы окончили свою научную карьеру в желудках карибов.

С согласия отца Эсперанте отъезд был назначен на двадцать второго декабря.

Сердце сжималось у полковника при мысли о разлуке с дочерью, хотя она и должна была вернуться назад через несколько месяцев. Путешествие, правда, будет проходить в гораздо более благоприятных условиях, и госпоже Жак Эллок не угрожают опасности, которым подвергалась Жанна де Кермор. Спускаясь вниз по течению, они быстро доберутся до Сьюдад-Боливара. Вряд ли, конечно, они снова увидят господина Мигеля и его коллег, так как те, по всей вероятности, уже покинули Сан-Фернандо.

Через пять недель пироги будут в Кайкаре, а там они пересядут на пароход, курсирующий в нижнем течении Ориноко. Ну а что касается возвращения в Санта-Хуану, то можно не сомневаться — будет сделано все возможное, чтобы оно было быстрым и безопасным.

— Ведь теперь, полковник, — сказал сержант Марсьяль, — у вашей дочери хороший муж, и он защитит ее гораздо лучше, чем старый служака... этот старый дурак, который не сумел ее ни спасти из вод Ориноко, ни уберечь от любви этого славного Жака Эллока.