На следующий день с первыми лучами солнца пироги снова отправились в путь. Багаж был погружен накануне вечером; лодки преодолели пороги без малейших повреждений, а потому можно было без задержек продолжить путешествие.

Пассажиров огорчило лишь то, что ветер начал заметно слабеть, и его было явно недостаточно, чтобы позволить пирогам продвигаться против течения. Его в лучшем случае хватило бы, чтобы удерживать их на месте. Но так как ветер дул по-прежнему с севера, паруса были все же подняты, а матросы приготовились работать шестами и бечевой.

Пироги старались держаться на одной линии, и, к великому неудовольствию сержанта Марсьяля, «Мориче» шла рядом с «Гальинетой», что давало пассажирам возможность беседовать, и они, естественно, ею пользовались.

До обеда лодки прошли только пять километров. Поскольку пирогам приходилось все время лавировать между многочисленными островками и рифами, то в конце концов решено было отказаться от парусов и энергично взяться за шесты. В районе холма Лос-Муэртос русло Ориноко очистилось, и, идя вдоль правого берега, где течение слабее, можно было снова поставить паруса.

На противоположном берегу виднелся холм Пинтадо, где побывали господин Мигель и его спутники. Его причудливый силуэт возвышался над бескрайними равнинами, где нередко появляются индейцы гуахибо.

По мере того как солнце клонилось к горизонту, ветер, переменившись на северо-восточный, начал слабеть и к пяти часам вечера окончательно стих.

Лодки приближались к порогам Гарсита. По совету Вальдеса путешественники решили остановиться здесь на ночь. За весь день было пройдено только пятнадцать километров, а потому, едва начало светать, пироги снова двинулись в путь и благополучно преодолели препятствие. Впрочем, пороги Гарсита остаются судоходными в любое время года, а сейчас вода в Ориноко стояла высоко, и плоскодонки передвигались легко и свободно. Уровень воды понизится лишь с началом сухого сезона, а пока что на путешественников то и дело обрушивались проливные дожди. В этот день яростный ливень тоже заставил пассажиров укрыться под навесом. Зато ветер начал заметно свежеть, и это не могло не радовать.

Вечером пироги встали на якорь в закрытой от ветра бухточке между берегом и островом Рабо-Пеладо. С шести до семи часов охотники бродили по опушке острова, заросшего почти непроходимым кустарником. Им удалось подстрелить полдюжины чаек. А на обратном пути Жак Эллок убил молодого каймана, индейцы называют их «бабас» и считают очень вкусными.

Путешественники, правда, отказались от этого блюда, санкочо, как его называют местные жители, но матросы ели с большим аппетитом. Только Жермен Патерн решился его отведать, считая, что натуралисту не пристало быть привередливым и что нужно жертвовать собой ради науки.

— Ну как? — спросил его Жак Эллок.

— Как тебе сказать, — ответил Жермен Патерн, — первый кусок кажется не очень вкусным, но второй...

— Второй?

— Омерзителен!

Приговор санкочо был вынесен и не подлежал обжалованию.

На следующий день пироги снова двинулись на юго-запад — в этом направлении идет русло Ориноко вплоть до порогов Гуахибос. По-прежнему шел дождь, порывами налетал северо-восточный ветер, и паруса то безвольно висели вдоль мачт, то надувались, как оболочка аэростата.

Вечером лодки пристали к острову Гуайабо. Было пройдено только двенадцать километров, так как ветер был слишком слаб, чтобы гнать пироги против течения.

На следующий день после утомительного перехода путешественники достигли порогов Гуахибос и, обогнув длинный остров, встали на якорь в устье Карестии. На ужин удалось подстрелить парочку птиц, называемых здесь «гокко». Ночь прошла спокойно.

Ориноко тут широким потоком омывает множество больших и маленьких островов. А дальше ее течение перегораживает своего рода плотина, откуда вода срывается грохочущим водопадом.

Путешественники вдоволь налюбовались дикой красотой этих мест, так как им понадобилось несколько часов, чтобы преодолеть пороги, хотя, к счастью, не пришлось переносить багаж по суше.

Идя вдоль левого берега, к трем часам пополудни они достигли деревни Карестии, где все-таки пришлось разгружать лодки, чтобы облегчить им проход через пороги Майпурес. Все происходило так же, как в Пуэрто-Реаль. Индейцы взвалили грузы на спину и двинулись вместе с путешественниками в Майпурес. От Карестии до Майпурес всего шесть километров, вдоль берега вьется удобная тропинка, а потому к пяти часам они уже были у цели. Пироги же прибудут в Майпурес не раньше чем через три-четыре дня.

Пороги Майпурес, хотя и менее длинные (всего шесть километров), представляют собой более серьезное препятствие, чем пороги Атурес, из-за двенадцатиметровой разницы в уровне воды в начале и в конце пути. Однако можно было не сомневаться, что матросы приложат все свое умение, чтобы выиграть время. Ведь шестьдесят километров, разделяющие пороги Майпурес и Атурес, они преодолели всего за пять дней.

Деревня, расположенная у подножия могучих гранитных утесов, была названа по имени древнего индейского племени майпуре, от которого в то время оставалось только несколько семей, а смешанные браки к тому же существенно изменили изначальный тип. Вот в этой деревушке, мало чем отличавшейся от Атурес, и обосновались на несколько дней наши путешественники в ожидании прибытия пирог.

Это была последняя остановка такого рода, поскольку до самого Сан-Фернандо порогов больше не будет, а следовательно, не будет и необходимости выгружать пассажиров и багаж, а лодки тащить бечевой вдоль берега. Так что сержанту Марсьялю, как бы ни спешил он прибыть в Сан-Фернандо, оставалось только смириться с ситуацией и терпеливо ждать прибытия пирог.

Возможности совершать экскурсии в Майпурес не было. Единственными развлечениями здесь были охота и сбор растений. Жан вместе с не покидавшим его ни на минуту дядюшкой с удовольствием сопровождал Жермена Патерна в его научных прогулках, в то время как охотники добывали пропитание. Что было весьма кстати, так как имеющихся запасов могло не хватить, если в пути произойдет какая-нибудь задержка и не будет возможности пополнить их до окончания путешествия. А ведь от Майпурес до Сан-Фернандо, с учетом изгибов и поворотов Ориноко, не менее ста тридцати — ста сорока километров.

Пироги прибыли в деревню восемнадцатого во второй половине дня.

По своему географическому положению левый берег, вдоль которого шли пироги, принадлежит не Венесуэле, а Колумбии. Однако бечевник долгое время оставался нейтральной полосой.

Вальдес и его товарищи не мешкали в пути и одолели пороги за пять дней, а девятнадцатого утром, загрузив багаж, снова отправились в путь.

Под проливным дождем маленькой флотилии снова пришлось лавировать среди бесчисленных островков и рифов. Западный ветер не облегчал продвижения вперед. Да и от северного ветра тоже было мало проку, настолько часто приходилось менять направление.

За устьем Сипапо были маленькие пороги (их называют Сихуауми), которые матросы сумели преодолеть за несколько часов, не разгружая лодок. Из-за всех этих помех за день удалось продвинуться только до устья Вичады, где и решено было остановиться на ночь.

Оба берега реки в этом месте представляют разительный контраст. На востоке — череда возвышенностей, песчаных отмелей, невысоких холмов, переходящих в горы, чьи далекие вершины золотились в последних лучах заходящего солнца; на западе — бескрайние равнины, орошаемые темными водами Вичады, берущей свои истоки в колумбийских льяносах и мощным потоком вливающейся в Ориноко.

Жак Эллок ожидал, что господин Фелипе и господин Баринас начнут спор относительно Вичады, которая с не меньшими основаниями чем Атабапо или Гуавьяре могла претендовать на роль истока Ориноко. Однако этого не произошло. Противники были уже в двух шагах от места впадения своих любимых рек и откладывали решающий диспут до прибытия на место.

На следующий день было пройдено двадцать километров. Рифы кончились, и плыть стало значительно легче. В течение нескольких часов пирогам даже удалось идти под парусом, что значительно облегчало работу матросов, и вскоре они достигли деревни Матавени на левом берегу реки того же имени.

Там стояла дюжина хижин, принадлежащих гуахибо, живущим преимущественно на левом берегу Ориноко. Если бы у путешественников было время подняться вверх по Вичаде, они бы увидели несколько деревень, где живут эти добрые, умные и трудолюбивые индейцы, продающие маниоку торговцам из Сан-Фернандо.

Если бы Жак Эллок и Жермен Патерн были одни, они, возможно, сделали бы остановку в устье этого притока, как несколькими неделями раньше в Ла-Урбане. И хотя их экспедиция в Сьерра-Матапей чуть было не окончилась трагически, Жермен Патерн, едва «Мориче» причалила к берегу рядом с «Гальинетой», счел необходимым высказать свое мнение в следующих выражениях.

— Мой дорогой Жак, — сказал он, — если я не ошибаюсь, министр народного образования послал нас в научную экспедицию по Ориноко...

— К чему ты клонишь? — спросил Жак, несколько удивленный таким началом.

— А вот к чему, Жак... Разве цель нашей экспедиции — только Ориноко?

— Ориноко и ее притоки.

— Ну так вот, если называть вещи своими именами, то, мне кажется, мы несколько пренебрегаем притоками этой великолепной реки с тех пор, как покинули Ла-Урбану...

— Ты так думаешь?

— Суди сам, мой друг. Разве мы прошли вверх по течению Апуре, Парарумы и Паргуасы?

— Вроде бы нет.

— Разве наша пирога шла между берегов Меты, одного из важнейших притоков великой венесуэльской реки?

— Нет, мы миновали устье Меты, не заходя в него.

— А Рио-Сипопо?

— Мы игнорировали Рио-Сипопо.

— А Рио-Вичада?

— Мы пренебрегли нашими обязанностями по отношению к Рио-Вичада.

— Это ты так шутишь, Жак?

— Так, мой милый Жермен, ибо, в конце концов, то, что не было сделано на пути туда, вполне может быть сделано на обратном пути. Они никуда не денутся, твои притоки, не высохнут, даже в сухой сезон, и мы их обнаружим на их обычном месте, когда будем плыть вниз по великолепной реке...

— Жак, Жак... когда мы удостоимся чести быть принятыми министром народного образования...

— Ну так вот, натуралист ты несчастный, мы ему скажем: если бы мы были одни, господин министр, мы бы обследовали эти реки, поднимаясь по Ориноко. Но так как мы были в компании, хорошей компании, мы сочли благоразумным идти вместе до Сан-Фернандо.

— Где мы задержимся на некоторое время, я полагаю? — спросил Жермен Патерн.

— Для того чтобы решить вопрос об Атабапо и Гуавьяре, хотя мне кажется, что он давно решен в пользу точки зрения господина Мигеля, — ответил Жак Эллок. — Во всяком случае, это прекрасная возможность изучить оба притока в обществе господина Фелипе и господина Баринаса. Можешь быть уверен, что наша работа от этого только выиграет, и министр народного образования публично выразит нам свою благодарность!

Жан де Кермор с борта «Гальинеты» слышал разговор двух друзей, что отнюдь не было нескромностью с его стороны, да в этом разговоре и не было ничего секретного.

Совершенно очевидно, что, несмотря на противодействие сержанта Марсьяля, Жак Эллок пользовался любой возможностью выказать юноше свою симпатию. Жан, конечно, не мог этого не заметить, и естественно было ожидать, что со свойственной его возрасту пылкостью он откликнется на интерес, сочувствие и эту неизменную готовность прийти ему на помощь. Однако ничего подобного! Хотя Жан был тронут вниманием и заботой своего соотечественника, он держал себя с ним очень сдержанно, но не потому, что боялся воркотни сержанта, а в силу врожденной скромности и даже застенчивости. Когда же настанет время расстаться, когда Жан покинет Сан-Фернандо, чтобы продолжить свои поиски, а Жак Эллок отправится в обратный путь, вне всякого сомнения, Жан будет очень огорчен... Возможно, даже у него мелькнет мысль, что, будь Жак Эллок рядом с ним, у него было бы больше шансов достичь цели... И он наверняка был взволнован, услышав, как Жак говорит своему товарищу:

— И еще, Жермен, этот юноша, с которым случай свел нас в пути и который меня очень интересует... Разве он не внушает тебе глубокой симпатии?

— Конечно, Жак!

— Но ты знаешь, Жермен, чем больше я думаю о путешествии, которое он предпринял по зову сыновнего сердца, тем больше я опасаюсь, что вскоре он столкнется с совершенно непреодолимыми для него трудностями и опасностями. Получив в Сан-Фернандо новые сведения, он может отправиться дальше вверх по Ориноко... или даже по Риу-Негру... Да! Если он скажет себе: «Мой отец там», — ничто его не остановит. Достаточно взглянуть на него, достаточно его услышать, чтобы понять: чувство долга в нем граничит с героизмом!.. Ведь так, Жермен?

— Я разделяю твое мнение о Жане де Керморе, Жак, и у тебя есть все основания опасаться...

— И кто поможет ему, кто защитит? — продолжал Жак Эллок. — Старый солдат, который, конечно, отдаст за него жизнь... Но разве такой спутник ему нужен? И, откровенно говоря, Жермен, я бы предпочел, чтобы он ничего не узнал о своем отце в Сан-Фернандо...

Если бы Жак Эллок мог наблюдать в этот момент за Жаном де Кермором, он увидел бы, как тот поднял голову, встал, глаза его загорелись, а потом снова поник, удрученный мыслью, что ему, быть может, суждено вернуться домой, так и не достигнув своей цели. Однако это минутное отчаяние вновь сменилось надеждой, когда он услышал слова Жака:

— Нет, нет, это было бы слишком жестоко для бедного юноши... мне все-таки хочется верить, что его поиски увенчаются успехом! Ведь полковник де Кермор побывал в Сан-Фернандо тринадцать лет назад, здесь нет никаких сомнений. Там Жан узнает, что стало с его отцом. Ах, как бы я хотел сопровождать его...

— Я тебя понимаю. Ему нужен такой спутник, как ты, а не этот старый служака... который ему такой же дядя, как я — тетя! Но что делать! У нас другой маршрут, не говоря уже о притоках, которые мы должны исследовать на обратном пути.

— А что, за Сан-Фернандо уже больше не будет притоков? — поинтересовался Жак Эллок.

— Конечно, есть, и замечательные. Например, Кунукунума, Касикьяре, Мавака. Но, таким образом, мы доберемся до истоков Ориноко...

— А почему бы и нет, Жермен? Наше исследование будет гораздо более полным, вот и все... Не думаю, чтобы это могло вызвать недовольство министра народного образования!

— Министр, министр! Что ты мне его подсовываешь под разными соусами, Жак? А если Жан отправится не по Ориноко, а по колумбийским льяносам... в бассейн Риу-Негру и Амазонки...

Жак Эллок не ответил, так как ему нечего было ответить. Ведь он прекрасно понимал, что если путешествие к истокам Ориноко в общем соответствовало бы задачам их экспедиции, то покинуть бассейн Ориноко и Венесуэлу, чтобы отправиться за юношей в Колумбию или Бразилию...

Сидя под навесом своей пироги, Жан все слышал. Он знал, какую симпатию он внушает своим спутникам. Знал также, что ни Жак Эллок, ни Жермен Патерн не верят в родственные узы, связывающие его с сержантом Марсьялем. Какие были у них для этого основания и что подумал бы его старый друг, узнай он об этом? Не спрашивая себя ни о том, что сулит ему будущее, ни о том, будут ли ему поддержкой преданность и мужество Жака Эллока, Жан благодарил Бога, позволившего ему встретить на своем пути этого смелого и великодушного соотечественника.