Сеной прислонился спиной к стволу дуба; он не спал, но и не бодрствовал, он не был жив, не был и мертв; все его силы уходили только на то, чтобы не угаснуть. И тут к нему пришло чувство, вроде голоса, слышного только ему одному. Ахнув, он выпрямился. «Ключ, – прошептал он. – О, Всевышний. Ключ». Он закрыл глаза, сосредоточился. Это был он, тот мальчик, Чет. Он нашел ключ. Сеной был уверен.

Спотыкаясь, Сеной бросился к кладбищу. Он уже настолько ослаб, что даже ходить ему было нелегко. Он протянул руку, пощупав воздух над воротами кладбища, и его пальцы наткнулись на что-то твердое. На миг воздух перед ним засветился, очертив призрачные линии стены – это вспыхнул его покров, вспыхнул, и сразу же потух. Ангел прижался ухом к невидимому барьеру и прислушался, надеясь уловить опять хоть какой-то признак, что мальчик несет с собой ключ. Он стоял так, пока его тень не начала удлиняться.

– Вы там в порядке, мистер Сеной?

Распахнув глаза, Сеной увидел Джошуа, который наблюдал за ним из-за могильного камня. Сеной вздохнул.

– В порядке, насколько это, конечно, возможно в подобных обстоятельствах.

Он оттолкнулся от стены и почти рухнул на каменную скамью у ворот. Джошуа украдкой огляделся, скользнул за ворота и сел рядом с Сеноем.

– Джошуа, я думаю, наш друг Чет нашел ключ.

Мальчик просиял.

– Ну, мистер Сеной, какие чудесные новости. Вы рады, правда?

– Я рад. Просто очень, очень устал, вот и все.

– Мне так жалко, что вы плохо себя чувствуете.

Сеной видел, что это дитя тревожится за него. Он никогда не был особенно высокого мнения о человечестве. Ему всегда трудно было понять, почему Господь так благоволит к этим несовершенным созданиям, каким-то бесхвостым мартышкам, – больше, чем к ангелам. Но, вопреки всему, он любил этого мальчика. «Почему же я тогда солгал ему? Сказал, что он в ловушке здесь, под покровом, тогда как преграда действует только на небожителей. Почему я не провел его, защищая от демонов, до самого моста, чтобы он мог спастись?» – В поисках ответа Сеной заглянул в большие, исполненные сострадания детские глаза. – «Потому… Потому что он был мне утешением». – Только и всего. Почти полвека он удерживал невинное дитя при себе, не давая ему отправиться на Небеса. – «Я должен бы стыдиться. Да. Почему же я ничего не чувствую?»

– Ну, когда Чет придет сюда с этим вашим волшебным ключом, то мисс Ламия, конечно, вас вылечит – помните, вы говорили?

Сеной кивнул, думая о ее колдовстве, колдовстве на крови и на ключе, про способность ключа отмыкать чары. Это займет какое-то время. Сначала Ламии надо будет исцелиться, а пить кровь младенца она может только понемногу, ведь ей нужно, чтобы ребенок остался жив. Сеной полагал, что она намеревается пока оставить в живых и мать; по крайней мере, на год – мать кормит младенца, младенец кормит Ламию. А потом, когда Ламия будет готова, она заберет ребенка, изгонит его душу. Никакой спешки: как только ключ будет у него, ему не придется больше бояться, что она оставит его. Потому что она жаждет силы и власти так же сильно, как он жаждет ее саму.

А что до мальчика, до Чета – его душа была проклята. Так или иначе, его ждет Ад. Демоны Ламии, конечно, позаботятся об этом. Сеной нашел, что это мало его беспокоит. Его занимало сейчас только одно – сладостное воспоминание о том, как тогда, много лет назад, по его жилам бежала теплая, живая кровь.

«Мир будет нашей игрушкой, Ламия. Двое бессмертных, вместе, и тысячи смертных жизней у нас впереди».