ГЛАВА ДЕВЯТАЯ, в которой герои вспоминают и разговаривают
Лицо магоса стало мертвенно-бледным, а в обрамлении темных волос казалось совершенно белым.
Зато глаза внезапно сделались ярко-зелеными, как молодая трава. Впрочем, Ракун закрыл их сразу же, как только увидел метнувшуюся к нему Нину, и она сомневалась, что правильно разглядела. Она вообще уже мало в чем была уверена.
— Что это было? — выдохнула женщина, опускаясь на колени рядом с магосом. — Что ты сделал? Как ты это сделал?
— Еще слово — убью, — прохрипел Ракун, пытаясь отвернуться, но голова только слабо дернулась.
Убить кого бы то ни было он в таком состоянии явно не мог, но Нина послушно замолчала и разжала кулак, разглядывая лежащую на ладони сережку. Она была тяжелой, гораздо тяжелее, чем могло показаться на вид, и почему-то очень холодной, практически ледяной. От прикосновения к ней кожу покалывало, будто камень испускал слабые электрические разряды, но ощущение возникало скорее щекотное, чем болезненное.
Камень переливался и блестел на солнце, притягивая взгляд, и казалось, что его можно разглядывать бесконечно, но требовалось вернуть драгоценность владельцу.
Нина бережно коснулась уха Ракуна, нащупала дырку и вдела сережку.
— Спасибо, — прошептал магос, как только замочек тихо щелкнул. И глубоко вдохнул — осторожно, будто проверяя, что вообще помнит, как дышать. И так же осторожно открыл глаза. Теперь они снова стали нормального, темно-карего цвета. — Извини, если напугал.
— Благодаришь, прощения просишь… Ты точно не умираешь? — придирчиво уточнила Нина.
Ракун хмыкнул и тут же душераздирающе раскашлялся. Попытался сесть, но получилось только перевернуться набок, Нина едва успела подхватить его голову, чтобы магос не нахлебался грязи. Казалось, его вот-вот вывернет наизнанку, но приступ закончился так же внезапно, как и начался.
— Прости, — едва слышно выдавил Ракун. — Не надейся, не умру. Не сегодня. Не спрашивай.
Нина молча кивнула и начала расстегивать магосу рубашку.
Тот не сопротивлялся, лишь следил удивленно.
— Ты же мокрый насквозь, — пояснила женщина. — И грязный, как… как я. Сейчас солнце сядет, мы тут задубеем, если не согреемся. Марлена, ты там жива?
— Да, — откликнулась девушка с вершины склона. До этого она не проронила ни слова, хотя за происходящим следила во все глаза.
— Можешь развести костер? И помоги мне затащить эту бледную немочь наверх, не посреди же дороги торчать!
— Сама ты немочь, — буркнул Ракун. — Сам залезу. Сейчас…
Судя по состоянию магоса, «сейчас» грозило растянуться по меньшей мере на несколько часов, поэтому Нина, оставив в покое рубашку, закинула руку страдальца себе на плечо и попыталась встать вместе с ним. Ракун беспомощно заскреб ногами по грязи, но с места почти не сдвинулся.
— Я сейчас спущусь, — крикнула Марлена и действительно довольно бодро сползла вниз, но в нескольких шагах от магоса вдруг замерла в нерешительности.
— Что случилось? — не поняла Нина.
— Она боится. Меня. — Ракун слабо улыбнулся. — Успокойся, дурочка, не съем. И не прокляну.
Девушка настороженно приблизилась. На магоса она смотрела как на живое чудо, как на божество, причем божество весьма и весьма недоброе.
Нина потихоньку начинала понимать. Если применение магии с помощью камней и арфактумов было в этом мире чем-то обыденным, то колдовство без помощи волшебных предметов выходило далеко за пределы нормы. Возможно, считалось чем-то запретным. Или зловредным. Или просто нереальным.
Марлена наконец-то пересилила себя и отважно поднырнула под вторую руку магоса. Вместе им удалось кое-как приподнять его и перетащить через дорогу.
Процесс затаскивания Ракуна наверх Нина помнила смутно. Они тянули, толкали, поддерживали, уговаривали и подбадривали. Магос честно пытался не висеть мертвым грузом, но несколько раз показалось, что он вот-вот потеряет сознание, и они все вместе рухнут со склона. Когда под ногами наконец-то оказались не грязь и осыпающиеся от каждого неловкого движения камни, а поросшая травой земля, Нина повалилась на нее, чувствуя, что вот-вот разрыдается от усталости.
— Ты прав, удивительно мерзкий день, — пробормотала она.
— Я всегда прав. — Ракун дышал так, будто только что пробежал марафонскую дистанцию в свинцовых доспехах.
Марлена разговор не поддержала, молча занялась костром. Нина задумчиво проводила взглядом заходящее солнце и вернулась к магосу и его рубашке.
— Давай, снимай уже эту половую тряпку. И нечего стесняться. Подумаешь, шрамы. Что я, шрамов не видела? У меня, знаешь, какой здоровенный на лопатке есть! С велосипеда в детстве грохнулась. Ой, точно, надо же еще велик наверх затащить!
— Да что ему сделается? — Магос без особого удовольствия позволил стянуть с себя рубашку и теперь размышлял, покусится ли женщина на штаны. — Где ты вообще эту рухлядь раздобыла?
— В трактире. — Нина задумчиво посмотрела на полураздетого магоса, затем на дорогу, на ярко-оранжевое пятно, выделявшееся на фоне грязи. Бережное отношение к технике пересилило заботу о ближних, и женщина полезла вниз за своим безумным транспортом.
— Это мамин, — неожиданно произнесла Марлена, скармливая новорожденному костру тонкие веточки.
Ветки были мокрые, костерок шипел и дымил, но от лакомства не отказывался, разгорался все ярче. От него веяло теплом и уютом, а воздух вокруг, напротив, становился все холоднее. Ракун почувствовал, что его начинает познабливать. Хуже того — вернувшаяся Нина тоже это заметила и, бросив свой агрегат, чуть ли не волоком потащила магоса ближе к огню.
Она и сама была вся мокрая, с блузки капало, юбка оказалась разодрана почти до пояса, а ногу украшала здоровенная ссадина.
Ракун с трудом вытащил из кармана плоскую коробочку с мазью. Руки едва слушались, даже пальцем пошевелить казалось чем-то сродни подвигу. Продлись буйство стихии на пару минут дольше — и он бы не выдержал, сдался, сгинул в толще воды, как любой нормальный человек. Или сгорел, пытаясь выстоять до конца, как ненормальный.
Проверять таким образом пределы собственной нормальности отчаянно не хотелось.
— Помажь ногу. — Магос указал Нине на ссадину. — И ей лицо. Должно помочь.
Марлена сидела так, чтобы пострадавшая щека скрывалась в тени, но Нина немедленно развернула ее лицом к свету и охнула:
— Как ты умудрилась?
— Палек оказался козлом, — вздохнула девушка.
— Ты знала, что он бандит и разбойник, — заметил Ракун. Он не любил учить окружающих жизни, но трактирщица должна была понять, что доля ее вины в случившемся тоже есть. — Ты знала, что он зарабатывает тем, что отбирает у людей их имущество. Иногда избивает их, если они не хотят отдавать. Возможно, ему и убивать приходилось. Ты знала все это, но продолжала общаться с этим человеком. Так почему ты думала, что с тобой он вдруг превратится в сказочного принца?
— Прекрати, — одернула магоса Нина. — Любой может ошибиться. А она вообще еще ребенок, ее пожалеть надо, а не нотации читать!
— Не надо меня жалеть! — поджала губы Марлена. — И я не ребенок. Не младше тебя… вас…
— Тебя. Но младше, детка, сильно младше. И тебе бы тоже лучше раздеться, пока не простыла. Давай, давай, снимай платье. А на этого кобеля не обращай внимания, он отвернется. Отвернется, я сказала!
— Я понял, — вздохнул магос, но на разворот требовалось слишком много сил. — Глаза закрою. Не буду подсматривать, не бойтесь. А лучше вообще переоденьтесь.
— Во что? Ты угробил все мои вещи!
— Алинкины-то остались. Не думаю, что она станет возражать. — Ракун вытащил из кармана чемодан, убедился, что на этот раз точно не перепутал розовый с зеленым, и вернул ему нормальный размер.
На это простейшее действие ушли остатки сил, и мир вокруг магоса вдруг резко отключился, будто свет погасили. Впрочем, возможно, отключился не мир, а он сам.
А потом пришел сон.
Во сне бушевал огонь, много огня. Пламя окружало, подбираясь все ближе и ближе, оно было везде, лизало лицо, разгоралось в груди безумным костром, текло по венам вместо крови. Ракун не мог шевелиться, не мог кричать, не мог даже глаза закрыть — и поэтому смотрел и смотрел, как мир вокруг полыхает алым, как трескается, лопается кожа у него на руках. Как сгорает дотла, рассыпается раскаленным пеплом женщина, которую он пытался в этих руках удержать.
Такая маленькая, хрупкая.
Ему снился обман, дурацкий кошмар, сумбурное видение. Ракун знал это совершенно точно, потому что все происходило совсем не так.
Женщина не могла выглядеть такой маленькой, она тогда была выше его, сильнее его. А его руки были гораздо меньше, и шрамов на них еще не было, и не было тяжести от сережки, да и самой сережки тоже не было.
Ракун попытался сконцентрироваться на этой тяжести, почувствовать холод камня, дотянуться до него хотя бы мысленно — стало чуть легче. Пламя в груди не утихло, но больше не посылало дурацких видений, не путало мысли. Боль отступала. Медленно, но отступала.
«Не сегодня, — сказал сам себе магос. И сам же у себя спросил: — А когда? Сколько еще ты выдержишь?»
На лоб легло что-то легкое и прохладное, и глупые вопросы исчезли, растворились в этой прохладе.
Сколько надо, столько и выдержит. Или даже немножко больше, если повезет.
Когда Ракун пришел в себя, стояла глубокая ночь. Темно-синее глубокое небо над головой сплошь усеяли яркие огоньки звезд. Магос привычно попытался найти свою, так же привычно не нашел и плюнул на это гиблое дело. Мысленно, конечно. Судя по тому, как пересохло во рту, плюнуть физически он сейчас был просто не в состоянии. Но в остальном чувствовал себя почти сносно. Даже, кажется, выспался.
Совсем рядом щелкнула в костре мокрая веточка.
Ракун осторожно повернул голову на звук, присмотрелся. Огонь горел тихо, но стабильно, значит, кто-то поддерживал его все это время.
Марлена спала с противоположной стороны от костра, чудом уместившись на расстеленной куртке. На девушке был спортивный костюм, непривычно яркий для здешних мест. Штаны плотно обтягивали крепкие бедра. На Алине они, надо думать, сидели более свободно. Обуви по размеру не нашлось, и трактирщица воспользовалась чужими полосатыми носками — ее родные башмаки сохли возле костра, как и туфли Нины. Рядом стояли сапоги Ракуна. Одежду развесили по веткам здоровенной коряги — и откуда только притащили?! Впрочем, деревьев поблизости хватало.
Нина примостилась неподалеку, прямо на чемодане. Ей с размерами повезло больше: джинсы и теплая кофта сидели как надо, хотя ростом Алина была чуть выше тетушки. В руках женщина держала какую-то бумажку. Присмотревшись, Ракун понял — это старая фотография, но что на ней изображено, разглядеть не сумел. Да не слишком и хотелось.
Хотелось лежать и ни о чем не думать. Лежать оказалось неожиданно мягко и уютно, только вот пошевелиться не получалось. Сначала магос списал это на слабость и откат, но вскоре понял, что дело не в этом — его просто слишком туго закатали в плед. Именно закатали, как начинку рулета, еще и края заботливо подоткнули, и теперь из середины этого рулончика он мог только беспомощно смотреть по сторонам.
Магос тихонько кашлянул, привлекая внимание. Нина сразу же встрепенулась, отложила фото и бросилась к нему. Спросила взволнованным шепотом:
— Ты как?
— Пить хочу, — сознался Ракун и почувствовал, как трескаются от движения пересохшие губы.
— Сейчас, сейчас… — Нина приподняла ему голову, извлекла откуда-то фляжку с водой, и в горло потекла живительная влага.
Магос сделал несколько глотков, утоляя жажду, но потом решительно отстранился:
— Хватит со мной нянчиться. Запеленали, как младенца. Не могли просто укрыть?
— Ты все время разворачивался. — Нина помогла Ракуну выбраться из тканевого плена и тактично отвернулась, потому что под пледом он был совершенно голый.
— Когда укутывала, небось, не стеснялась. — Магос подсел поближе к костру и стал с интересом рассматривать теплую ткань, разрисованную странными лупоглазыми зверюшками.
— Это ты стесняешься, а не я, — буркнула Нина. — Вот я твои чувства и щажу. Считай благодарностью за спасение.
— Лучше б ты меня поцеловала в знак благодарности.
— А стриптиз тебе не показать?
— А можешь? — заинтересовался мужчина, но по нервно напрягшейся спине понял, что лучше не продолжать. — Ладно, поворачивайся обратно, я уже прикрылся. Эх ты, выхухоль… Или тебя так больше нельзя называть? Спор-то ты, получается, выиграла, если сережку спер не милит.
— Он явно замешан в пропаже Алинки, так что ничего я не выиграла, — вздохнула женщина и кратко пересказала все, услышанное от Заськи.
Магос слушал и молчал. А что тут скажешь? Вроде и приятно, что подозрения оправдались, и мерзко от подстроенной подлянки. И за племянницу страшновато.
Если милит действовал по приказу собственного руководства, то искать пропавшую девчонку никто не будет, наоборот, запрячут еще глубже. Если же этот странный тип играет против своих, то дело принимает еще более серьезный оборот. Что ему пообещали за предательство? Деньги? Помощь? Влияние? Он действует один или его покрывает кто-то из вышестоящих? И главное — зачем все это? Зачем?
Ракун тихо застонал, не в силах справиться с потоком мыслей, и Нина сразу же развернулась к нему всем телом:
— Тебе плохо?
— Отстань, женщина, нормально мне. Ты чего вообще не спишь?
— За тебя волновалась.
— Сказал же, сегодня не умру. Спи, до утра еще далеко. На рассвете пойдем дальше.
— Куда? — Ложиться Нина и не подумала. Наоборот, привстала и подкинула в огонь очередную веточку.
— В Викену. Тут недалеко, пешком можно добраться. А там подумаем, что делать. Камень вернули — с остальным тоже разберемся.
— Ты и без него, оказывается, многое можешь.
— Забудь, — оборвал магос.
— Не могу. — Женщина поежилась, хотя ночь была теплой, а от костра струился приятный жар. — Как это вообще можно забыть? Я так испугалась…
— Ты бы знала, как я испугался, — фыркнул Ракун и потянулся за фляжкой, жалея, что в ней всего лишь вода. Отчаянно хотелось чего-нибудь покрепче. И мяса. Много-много мяса. — Жалко, что еды нет.
— Вообще-то есть. Заська в дорогу надавала всякого. — Нина быстро отцепила от лисапеда сумку, вытащила кусок пирога, колбасу и упоительно пахнущие сдобой булочки, чудом пережившие дождь.
Магос набросился на продукты так, будто до этого голодал неделю. Прерывался только для того, чтобы запить очередной кусок.
Нина смотрела на него с облегчением. Раз ест — значит, действительно будет жить.
Когда он лежал без сознания, стонал и метался, в благополучный исход верилось слабо. Да что там, в какой-то момент вообще не верилось. Ракун был горячий, как сказочный дракон. Казалось, человек вообще не может выдержать такую температуру, нашелся бы под рукой градусник — наверное, расплавился бы от жара. А Нина ничего не могла сделать, только сидела рядом, вытирала пот, выступивший от лихорадки, и следила: дышит ли?
Марлена сначала тоже сидела, но потом все же уснула, просто вырубилась от усталости.
Нина осталась караулить.
— Ты маму звал во сне, — прошептала она. Просто показалось, что магос должен это знать.
Ракун вздрогнул, подавился пирогом, раскашлялся.
Осторожно посмотрел на трактирщицу, убедился, что та и не думает просыпаться. Потом перевел взгляд на Нину. Она сидела растерянная, одинокая, снова мяла в руках фотографию. Магос наконец-то разглядел на портрете двух девушек: одна постарше, другая заметно младше, но очень похожи, обе русоволосые, сероглазые, выглядят настороженными или даже слегка испуганными. Нина, в точности такая, как сейчас, и Галина — такая, какой осталась навсегда.
— Ты сказала, что мне повезло… — неожиданно для себя начал Ракун.
Существовали вещи, о которых он никому не рассказывал и рассказывать не планировал, но Нина имела право знать. По-хорошему, она должна была узнать об этом уже давно, но тогда у него просто духу не хватило нагрузить ее в придачу ко всем проблемам еще и этим. А теперь выбора не осталось, все равно рано или поздно начнет приставать с расспросами.
И он продолжил:
— Ты сказала, родители оставили в наследство мне и брату два камня, каждому по одному, поэтому нам обоим повезло. Помнишь?
Нина осторожно кивнула, боясь спугнуть внезапный приступ откровенности. Стало заметно, что Ракун говорит через силу, заставляет себя произносить слова, давится ими, как несчастным пирогом. Но ему требовалось выговориться, и она приготовилась слушать.
— Ты ошиблась. Оба камня принадлежали моему отцу. Мама не была магиссой, он привез ее из другого мира. Издалека. Очень издалека. Она была ведьмой… колдуньей… не знаю, как у них это называется. В Истоке нет места таким, как она. В Истоке вообще нет места посторонним, там своим-то тесно. И нет места для чужой магии, своя заглушает все. Но отец как-то ухитрился, протащил маму через все границы, оформил документы, сделал своей женой. Колдовать запретил, конечно. Даже пробовать запретил. Да она и сама бы не стала, знала, чем все может кончиться. Она продержалась лет двадцать. А потом я упал с крыши.
Ракун скрипнул зубами, торопливо глотнул воды, запивая возникшую во рту горечь. Последние слова были явно лишними, он мог обойтись без них, отделаться общими фразами. Но память уже подсовывала картинки из прошлой жизни, которые магос так старательно пытался забыть.
Как он выбирается с чердака на крышу, чтобы первым увидеть возвращающегося домой отца, как хрустит под ногой старая черепица, взлетает прямо перед лицом испуганная птица, задевает крылом, он отшатывается к самому краю, снова хруст, ноги теряют опору, и страх захлестывает с головой.
И полет вниз.
И глаза матери — огромные, ярко-зеленые. Ее руки, вскинутые ему навстречу. Падение вдруг замедляется, он плавно опускается в эти руки, едва живой от ужаса, обнимает мать, утыкается ей в шею… плачет… рыдает навзрыд, как девчонка, и не может остановиться.
«Не плачь, — говорит она. — Не плачь, енотик. Ты же мужчина. Ты должен улыбаться».
Он кивает, улыбается сквозь слезы, снова обнимает ее… и только тогда понимает, какая она горячая. Раскаленная. Ладони жжет от нестерпимого жара, воздуха не хватает, кружится голова, но он все равно держит ее, обнимает, не может отпустить.
До самого конца.
— Она меня поймала с помощью своей магии. — Слова звучали сухо, как сводка происшествий. — Исток сразу же среагировал на чужую силу и сжег ее. А потом выяснилось, что я такой же, как она. Это произошло позже, в третьем витке, отец ездил по делам, взял нас с братом с собой. Мне потом было очень плохо, но выжил. А потом еще пару раз выжил. Чем дальше от Истока, тем легче переносить откат. А камень блокирует ту силу, перекрывает доступ к ней. Без него я, наверное, очень быстро умер бы, а так еще поживу.
Ракун улыбнулся, осторожно посмотрел на Нину. Очень боялся, что она начнет сочувствовать или жалеть, что не поймет, ради чего он ей все это рассказал.
Но она поняла правильно и только тихо прошептала:
— Алинка…
— Не факт, что она унаследовала эту силу, — торопливо сказал магос. — Брат родился нормальным, а она все-таки его дочь.
— Ты поэтому хотел, чтобы она росла в моем мире?
— В том числе. Если бы сила проснулась в Истоке, у девчонки не имелось бы ни единого шанса выжить.
Нина вздохнула. Очень хотелось наброситься на Ракуна с воплем: «Какого черта ты сразу не сказал?» — но ругаться с ним в такой ситуации казалось попросту невозможным. Как можно всерьез злиться на человека, который чуть не умер, спасая ее, растяпу?
Но все же, если бы он вовремя предупредил об опасности, они бы избежали того глупого спора семнадцать лет назад, когда, как два упрямых барана, делили Алину. Точнее, пытались спихнуть ее друг другу, выдумывая все новые и новые аргументы. И ведь каждый искренне хотел сделать как лучше.
— Что мы будем делать с ребенком? У вас есть какие-то законы на этот счет? — сурово спрашивала Нина.
— Примерно такие же, как у вас. Или родственники — или детский дом, — отвечал Ракун.
— Значит, Алину должен забрать кто-то из нас. Ты можешь?
— Могу. Но, признаюсь, не хотел бы. Я редко бываю в Истоке, постоянно мотаюсь по мирам. Придется нанимать какую-нибудь няню или отдавать в интернат, а это тот же детский дом, только еще и платный. Забирай себе. Она девочка, ей нужна женская рука.
— Мне кажется… ну, она ведь наследница Галки и твоего брата, верно? То есть потом ей все равно придется перебираться к вам. Так пусть и растет у вас, привыкает. Переезжать не придется. Да и я не уверена, что смогу нормально ее воспитать. Меня и дома-то не бывает, работа да институт.
— На того очкарика время нашлось.
Нина поморщилась. На фоне всего остального происшествие с Кириллом казалось досадной мелочью, не стоящей даже упоминания. Да, было слегка стыдно перед парнем. Но она вдруг поймала себя на мысли, что стоя перед однокурсником в обнимку с магосом, чувствовала не стыд, а интерес — как себя поведет в такой ситуации ее кавалер. Кавалер повел себя в целом нормально… но почему-то все равно казалось, что проверку он не прошел.
— Так ты заберешь девчонку? — не выдержал паузы Ракун.
— Почему не ты?
— Потому что не хочу!
— Так и я не хочу! — огрызнулась Нина.
На самом деле ей очень хотелось забрать ребенка из этого магического вертепа и больше никуда не отпускать, чтобы не получилось как с Галкой. Но ведь когда племяшке исполнится восемнадцать, отпустить все равно придется. И тогда сделать это окажется в разы сложнее, чем сейчас, когда Нина ее даже не видела.
— Может, монетку подбросим? — миролюбиво предложил магос.
И они действительно подбросили монетку. Спорить с судьбой никто не рискнул.
Нина моргнула, возвращаясь в реальность из старых воспоминаний.
— Признайся, монетка была волшебная? — спросила она.
— Почему была? Она и сейчас есть, — хмыкнул магос, сразу сообразив, о чем речь. — Очень полезная штука, когда надо переспорить кого-нибудь не в меру упрямого. Или просто выиграть денег.
— То есть ты меня обманул?
— Ага, — легко согласился Ракун, возвращаясь к недоеденному пирогу.
Руки у магоса все еще слегка дрожали, и эта дрожь вызывала в душе Нины странный коктейль из стыда, благодарности и еще чего-то совсем уж непонятного, типа желания обнять и заверить, что все будет хорошо.
Последнее казалось откровенной глупостью, поэтому она просто пробормотала:
— Спасибо.
— За то, что обманул?
— За то, что спас. Ты же чуть не умер из-за меня, и если я могу как-то отблагодарить…
— Я не тебя спасал, а свой камень. Так что уйми совесть, женщина, и ложись спать. Если завтра свалишься, на себе не потащу.
Нина заерзала на Алинкином чемодане. Спать ей хотелось, но ложиться оказалось особо не на что, разве что прямо на траву, все еще слегка влажную после ливня. Ракун понял ее сомнения, скинул плед, кивком указал на него и потянулся за своими штанами. Они почти высохли, но немилосердно воняли дымом и едва гнулись — от ткани кусками отваливалась грязь. В карманах бряцали и шуршали арфактумы и другие полезные штуки — по крайней мере, те из них, которые не выпали и не разбились во время драки.
— А ты спать не собираешься? — Нина улеглась на плед, поворочалась, устраиваясь поудобнее. — Здесь и двоим места хватит.
— Я и так выспался. — Пирог кончился, и Ракун полез за булочками. На сумке тихо звякнули крепления для лисапеда.
Магос обернулся на двухколесный агрегат. Оранжевая краска упрямо проглядывала из-под слоя грязи, клетка на руле с маленьким тускло светящимся шариком была заметно покорежена при столкновении.
— Я ведь тебя тоже не поблагодарил.
— За что? — удивилась Нина.
— За то, что вовремя приехала и удачно затормозила.
— Я вообще не тормозила. Не нашла, где у этой штуки тормоз.
— Ты что, ехала по взгорью в такую погоду без тормозов? — округлил глаза Ракун. — Сумасшедшая женщина! Зачем тебя вообще сюда понесло?
— Испугалась, что ты не вернешься! Получишь камень — и исчезнешь.
— Вот ты выхухоль! Ну как я мог не вернуться?! Включи свою хваленую логику!
Нина попыталась, но вся логика, видимо, осталась в трактире или где-то рядом. Вариант с исчезнувшим Ракуном в любом случае казался гораздо вероятнее, чем с вернувшимся.
— Там же лодка осталась! — пояснил магос. — За ней я вернулся бы в любом случае.
