Глава 50
Реакция Конрада была мощной.
Его ладонь до боли сжала руку Эммы, и по дрожащей нижней губе она поняла, что он пытается вернуть самообладание.
– Ты шутишь.
– Нет. Я серьезно.
– Но почему?
– По многим причинам. Из-за своей паранойи я убила Паландта и Филиппа. И не дала спасти Сильвию.
– Но не намеренно, – энергично возразил Конрад. – В этом нет твоей вины.
Эмма покачала головой. Ее глаза были покрасневшими, но ясными. Она больше не плакала.
– Филипп… – сказала она. – Без Филиппа моя жизнь не имеет смысла. Я любила его. Какой бы свиньей он ни был. Без него я ничего не стою.
– Без этого изменника ты стоишь намного больше, – произнес Конрад неожиданно громким голосом. – Если кто-то и виноват в твоем жалком состоянии, то неверный, самолюбивый супруг. Мало того что он при жизни изменял тебе и уделял мало внимания, так еще и после смерти повергает в глубокое отчаяние. – Конрад снова ослабил хватку и понизил голос, что стоило ему немалых усилий. – Ты невиновна, Эмма. Это была самооборона.
Она вздохнула:
– Даже если ты убедишь в этом судей, я все равно не хочу больше жить. Ты должен это понять, Конрад. Я психиатр. Я видела ужасные падения людей, и мне было невыносимо заглядывать в эти бездны. А сейчас я сама на дне.
– Эмма…
– Ш-ш-ш… пожалуйста, послушай меня, Конрад. Я уже не знаю, что мне думать. Я была так уверена, что меня изнасиловали. А теперь? Это не жизнь, когда не можешь отличить бред от правды. Для меня это не жизнь. Я должна окончить ее. Но без твоей помощи я не справлюсь. Ты наверняка знаешь кого-нибудь, кто может достать мне средство, название которого я тебе напишу.
– Ты просто…
– Сумасшедшая. Именно.
– Нет. Я не это хотел сказать.
Конрад помотал головой. Еще никогда Эмма не видела его таким грустным и беспомощным.
– Это правда. У меня дефект.
– Просто живая фантазия, милая. И стресс. Большой стресс.
– Другие тоже в стрессе, но у них нет галлюцинаций об изнасилованиях в воображаемых гостиничных номерах.
– У них нет твоей силы воображения, Эмма. Вот подумай: в тот вечер у тебя был сложный доклад, тебе пришлось защищаться от публичных нападок коллег. Вполне понятно, что в такой исключительной нервозной ситуации ты потеряла контроль. Полагаю, что по телевизору ты видела сообщение о Парикмахере и с твоей буйной фантазией представила себя одной из его жертв. Потребуется много времени, но вместе с доктором Ротхом мы обязательно найдем выход.
– Я не хочу этого.
Конрад снова сжал ее руку, словно это насос, которым можно закачать в нее новую волю к жизни.
– Эмма, подумай. Тебе уже однажды помогли. Тогда, в детстве, когда твоя фантазия выкидывала номера.
«Артур».
Эмму охватила неожиданная меланхолия, и она вспомнила о своем выдуманном друге детства, которого вначале так боялась. Многое стерлось из памяти. Только мотоциклетный шлем и шприц в руке Артура преследовали ее еще много лет после терапии, которая – как теперь представлялось – все-таки была не такой успешной.
У Эммы закрывались глаза, и она больше не боролась с усталостью, за которой следовали обрывки воспоминаний – предвестники сновидений.
Слова ее отца: «Немедленно убирайся. Или тебе не поздоровится».
Голос из шкафа: «Он так сказал?»
Крики матери, когда она потеряла ребенка на четвертом месяце беременности.
Таблетка следующего дня.
Ее собственный голос, кричащий на Сильвию: «Меня обрили и изнасиловали. В моем номере был мужчина…»
«Да. Как и Артур в твоем шкафу…»
Эмма резко открыла глаза. Выбралась из дурманящего тумана на поверхность.
– Что с тобой? – спросил Конрад, который все еще держал ее руку.
– Откуда она знала его имя? – По ощущениям язык весил несколько килограммов. Она с трудом им шевелила.
– Прости?
– Артур. Откуда Сильвия знала его имя?
– Ты говоришь сейчас о том призраке? Она посмотрела на растерянного Конрада:
– Видишь, я даже тебе никогда не называла его имени. Ты сегодня услышал его в первый раз, когда я рассказала о моей ссоре с Сильвией. Как она пришла ко мне домой и обвинила в том, что я не хочу, чтобы у нее был ребенок. Потом она еще говорила, что я уже в детстве лгала. Когда выдумала Артура. Но я познакомилась с Сильвией уже после терапии. И никогда не рассказывала ей об этом.
Конрад пожал плечами.
– У нее была связь с Филиппом, – буркнул он. – Наверное, он рассказал.
Эмма заморгала.
– Да послушай же. Даже Филипп ничего об этом не знал. Я молчала об Артуре. После сеансов психотерапии в моей юности я не хотела произносить его имя вслух, это было суеверие. Я думала: если не буду называть его, то Артур больше никогда не придет, понимаешь?
«Я рассказала о нем только родителям и психиатру. Откуда тогда Сильвия знала его имя?»
Эмму трясло. На долю секунды ей показалось, что она знает ответ. И этот ответ указывал на такую ужасную правду, что Эмме хотелось с криком выбежать из палаты.
Но потом ответ исчез, вместе с ее способностью оставаться в сознании.
И единственное, с чем Эмма погружалась в сон, было чувство страха – намного хуже, чем в тот день, когда она приняла посылку для соседа.
