Глава 49

Из палаты Эммы открывался красивый вид. Не такой элегантный, как из его бюро, зато настоящий, думал Конрад.

Если бы Эмма стояла рядом с ним у окна, то могла бы наблюдать за маленьким заячьим семейством, которое в свете пузатого фонаря пропрыгало через заснеженную лужайку парка, оставляя за собой следы, и скрылось в темноте.

Она бы также увидела его старый «сааб-кабрио», на котором раньше он иногда подвозил ее в университет, но для этого ей нужно подняться, а в настоящий момент она была слишком слаба. Автомобиль, покрытый толстым слоем снега, стоял на маленькой парковке, предусмотренной для главврачей. Ротх уступил ему свое место.

– Ты все проверил? – спросила Эмма со своей больничной кровати. Она была шире и удобнее, чем та, на которой ее несколько часов назад привезли в его фиктивное бюро.

– Да, – подтвердил Конрад.

По ее просьбе он обыскал всю комнату на наличие скрытых камер и микрофонов, и сделал это очень тщательно, хотя Ротх заверил его, что наверху в палатах ничего нет. Он бы не решился вторгаться в интимную сферу своей пациентки подобным образом.

– Мне очень жаль, – сокрушенно сказал Конрад, и не лукавил. Позже в учебниках о докторе Ротхе наверняка с гордостью напишут, что он вылечил мнимую лгунью с помощью ее собственной лжи. Но все это не изменит того факта, что Конрад обманул свою лучшую подругу и подопечную.

– Нет, это мне жаль, – вяло возразила Эмма. Голос ее звучал отрешенно, кожа вокруг глаз казалась какой-то смятой, словно от обезвоживания.

– Возможно, будет лучше, если мы продолжим разговор завтра. Ты выглядишь уставшей, милая.

– Нет.

Она похлопала ладонью по одеялу рядом с собой.

– Пожалуйста, подойди. Поближе.

Он отошел от окна и в два шага оказался рядом с ней. Он искал ее близости. Сейчас, когда ему больше не нужно соблюдать наигранную профессиональную дистанцию, Эмма перестала быть его подзащитной и снова превратилась в маленькую любимую подопечную.

Конрад отодвинул ночной столик чуть в сторону, чтобы сесть на матрас.

– Я хотела поговорить с тобой здесь, наверху. В моей камере, – прошептала она.

– Ты имеешь в виду, в твоей палате.

Она улыбнулась, словно он пошутил.

Ротх тут же согласился перевести Эмму в ее палату. Декорации бюро выполнили свой долг. Обнаружив высокотехнологичный муляж окна, Эмма поняла, что иногда человек теряет способность различать фикцию и реальность. Конрад не мог оценить психиатрическую пользу этого открытия, но разделял мнение директора клиники, что в своей больничной кровати Эмме будет лучше, чем внизу, в спортзале.

– Я не хотела говорить тебе это внизу. Перед камерами. И микрофонами.

Конрад кивнул.

Он взял ее за руку. Рука была сухой и легкой, как лист бумаги.

– Нас никто не должен слышать, – с трудом произнесла Эмма, словно во рту у нее была горячая картофелина. Она еле ворочала языком. Ротх дал ей успокоительное, которое начинало действовать, и попрощался, сказав, что будет ждать в коридоре.

– Тебе нужно отдохнуть, – посоветовал Конрад и нежно сжал ее ладонь.

– То, что я хочу сказать, предназначено только для твоих ушей, – произнесла она в ответ.

Конрад ощутил укол в сердце – так было всегда, когда он чувствовал, что кому-то из близких людей плохо, и не знал, как помочь. На юридическом поле битвы, сражаясь со статьями закона, он всегда имел под рукой нужное оружие. Когда же дело касалось личных проблем, он часто бывал беспомощен. Особенно с Эммой.

– Что у тебя на сердце? – спросил он ее.

– Знаешь, я постепенно начинаю сомневаться, что вообще была в этом отеле.

Он нежно улыбнулся ей:

– Это хорошо, Эмма. Хорошо, что ты это говоришь. И поверь мне, никто не упрекнет тебя. Мы сделаем все, чтобы ты выздоровела.

– Психотерапия не знает такого понятия «выздоровление», – возразила она.

– Помощь.

– Ее я не хочу.

– Нет? Тогда чего ты хочешь?

– Умереть!