ЧАСТЬ 27

Голова налилась свинцовой болью, а все тело такой слабостью, будто было и вовсе не моим — пальцем пошевелить не в силах, а шевелиться надо, или сдохну. Это же надо было так нажраться! И как я до постели-то добрался… или меня добрые люди сюда принесли? Ничего не помню, но лежу я вроде на кровати, головой на подушке. Надо двигаться — надо выпить живчика, он у иммунных почти от всех болезней средство, а еще он сделан на коньяке… При мысли об алкоголе тошнота усилилась — фу, гадость-то какая! Но надо — и лекарство вроде как приму, и опохмелюсь заодно. Ага, если не стошнит, а если и стошнит, все равно лучше станет… нехорошо, конечно, блевать где ни попадя, но до сортира я сейчас точно не доберусь… да и пофиг.

Фляжка с живчиком на поясе, я ее чувствую, она скособочилась и теперь больно врезается в бок. Каким-то невероятным, просто титаническим усилием я перевернулся на спину, и тут же голова отозвалась резко усилившейся болью, а тело приступом тошноты. Полежал немного, часто и неглубоко дыша, дотянулся-таки до фляжки и хорошенько к ней приложился. Вот ведь гадость-то какая! Но все же меня не вывернуло.

Я ненадолго задремал, а когда очнулся, почувствовал себя гораздо лучше — живчик, все же, волшебное средство! Ну как лучше… как будто у меня грипп в самом разгаре и пищевое отравление вместе с ним, но это и вправду лучше, чем было.

Я со вздохом сел на кровати и разлепил наконец глаза. Обвел взглядом комнату: на номер в гостинице, который я вчера снимал, абсолютно не похоже, и вещей моих нет, а похоже на комнату в казарме, где я жил, когда работал в снабжении — тот же шкаф, только стоит сейчас на месте, где должна быть дверь, раковина такая же, еще одна кровать напротив той, на которой сидел сейчас я, и стол возле окна. А на столе, свернувшись клубком, спит Маньяк.

— Маньяк! — окликнул я своего друга. Безрезультатно. — Маньечелло! — потыкал пальцем в выпирающее за пределы стола колено.

— Ммм… — промычал-простонал Маньяк и открыл один глаз. — Скил?

— Ты как?

— Дерь…мо…во… — медленно, почти по слогам промычал парень.

— Глотни живчика, — протянул я фляжку. — Полегчает.

Маньяк со стоном сел, взял фляжку, отхлебнул, поморщился.

— Где это мы?

— Походу, в казарме снабжения — я жил в похожей комнате, пока там работал. — Я внимательней оглядел комнату, в которой мы находились. Да нет, не просто похожей, а именно в этой, вон и барашки на кране примечательные — разные, и тот, что с горячей водой, странный какой-то, как будто самодельный, и каракули на стенке шкафа ножом вырезанные те же, только сам шкаф на другом месте стоит, дверь подпирает, но это уже, видимо, нашими стараниями. Вот, кстати, насчет этих каракуль — никогда не мог понять, зачем люди этим занимаются, от школьников, которые вырезают или выдавливают шариковыми ручками на столешницах своих парт свои инициалы или какую-нибудь сакральную информацию вроде «Сидоров — козел», а то и просто бессмертное слово из трех букв, до взрослых людей, ну, по крайней мере не детей уже, занимающихся тем же самым, только с краской и стенами, да еще и пишут они частенько где-нибудь на выезде, на природе, например, на какой-нибудь скале, подчас еще и с риском для жизни — туда ведь еще и влезть надо. И нахрена столько усилий?! Не понимаю.

— Интересно, как мы сюда попали? — Маньяк, продолжая сидеть на столе, сдавил ладонями виски. — Слушай, Скил, а ты что последнее из вчерашнего вечера помнишь?

— Ну, как мы в баре дрались с мужиками какими-то, а потом еще обрывок, где мы на улице стояли и думали где мы и как сюда попали.

— Мдя, а я только драку помню… Хорошо, однако, мы вчера погудели!

— Это да! Надо к Меломану идти сдаваться — как бы он на нас не осерчал. Слазь со стола, «главное блюдо», помоги шкаф отодвинуть.

Вдвоем мы справились-таки со шкафом, оказавшимся на удивление тяжелым (а может, похмелье давало о себе знать) — один я, наверное, не справился бы, — и спустились по пустым коридорам в холл казармы снабженцев, обитатели которой, похоже, разошлись по своим делам и не стали выселять двух незаконно вселившихся жильцов. Я подозревал, что с выходом из казармы у нас будут проблемы, местные обитатели вполне вправе потребовать у нас какой-нибудь компенсации — нас ведь сюда явно никто не звал, сами приперлись, но встретившийся нам в холле вахтер лишь проводил нас недобрым и явно испуганным взглядом, не сказав ни слова, а мужики, чинившие дверь в кабинет Марты, на нас вообще внимания не обратили.

Бар встретил нас негромкой музыкой и звуками ремонтных работ — и здесь пара мужиков вставляли новую дверь и еще пара возились со стеллажами за барной стойкой. Больше никаких разрушений, свидетельствующих о вчерашних «боевых действиях», заметно не было — столы и стулья на месте, все чисто и прибрано. Меломан, следивший за ходом работ с кружкой кофе в руке, при нашем появлении только молча усмехнулся.

— Меломан, мы тут это… — мы, понурившись и сделав виноватые лица, подсели к нему за столик. — Ну мы не хотели, оно так вышло… само как-то…

— Идите в баню! — отмахнулся от нас хозяин бара.

— Ну… в общем, сколько мы тебе должны за все это?

— Да ничего вы мне не должны, — снова отмахнулся от нас Меломан, но потом, секунду подумав, решил пояснить. — Вы же вовремя ушли, а должны теперь мне те, кто этого сделать не догадался, да и драку, со слов бармена, не вы начали. И персонал получил стресс-тест на профпригодность, который они с треском провалили, охранники, по крайней мере. Да и дверь эту, — кивок в сторону дверного проема, — давно пара было сменить, скрипела постоянно, каждую неделю смазывать приходилось, а эта, говорят, не будет, и открываться, специально для тебя, Скил, она будет в обе стороны!

— Эм… а почему для меня?

— Ну, говорят, ты вчера в дверь ткнулся, а она открывалась внутрь… Ага! Там об этом даже написано было! И когда у тебя не получилось открыть ее наружу, ты с криком «замуровали, демоны!» вышиб ее вместе с окосячкой!

— Блин… — мне стало стыдно и смешно одновременно.

— Вообще, все это даже полезно, для рекламы заведения, — продолжал Меломан. — Главное, чтоб не часто. Так что смотрите, в этом месяце мой бар и моих охранников больше не ломать!

— Да мы что… да мы не хотели, мы же говорили… — поспешили мы уверить Меломана в своих мирных намерениях.

— Ага, а я вам, кстати, тоже говорил «идите в баню». С утра топится, вам оно сейчас как раз самое то.

Какое замечательное все же изобретение — баня! И квас тоже замечательное изобретение, и Меломан мужик замечательный. Мы с Маньяком сделали заход в парилку, облились пока только прохладной водой — температуру воды стоит понижать постепенно, от захода к заходу, и буквально растеклись по широким деревянным лавкам, выстроившимся вдоль стены предбанника, попивая кислый, хорошо настоянный квас и чувствуя, как тело отпускает похмельная ломота. И было это тоже замечательно!

— Меломан, все же, офигенный мужик! — сказал Маньяк. — И толк в похмелье знает.

— Бесспорно, — подтвердил я. — Только вот интересно, за что нам такая милость?

— В смысле?

— Ну, мы ему кабак разнесли, ну не только мы, конечно, но свою лепту внесли, причем немалую, вполне мог бы с нас взыскать.

— Мог бы, — кивнул Маньяк и замолчал, продолжай мол.

— И баньку вот велел истопить, причем тут нас только двое, а могло бы и двадцать быть — размеры бани позволяют и с похмелья сегодня, я так думаю, не мы одни страдаем.

— Угу, — снова кивнул парень. — Так к чему ты это все?

— Я к тому, во сколько нам все это обойдется, как-то не верится…

— А, понял! Вот ты о чем, — перебил меня Маньяк. — Так не во сколько! — Маньяк зажал пальцами нос, копируя сову из мультика про Винни Пуха. — Без-воз-мез-дно! То бишь даром. Ему это ничего не стоит. Это мы с тобой считаем, хватит нам на лишний рожок патронов или нет, а Меломан, знаешь, другими категориями мерит.

— Ну знаешь, на просторах вселенной, может, где-то и по-другому, а в моем прежнем мире люди, ну, торгаши, владельцы разных заведений, вроде баров и ресторанов — их у нас обычно называли общим словом бизнесмен…

— Угу, у меня так же было.

— Так вот, у этих людей, у тех, что успешные, конечно, у всех была одна общая черта — все они умели видеть свою выгоду и в большом, и в малом. В общем, евреестость какая-то, или хитрожопость, не знаю, как лучше сказать.

— Деловая хватка, это хорошее качество, — ухмыльнулся Маньяк, — хиртожопость — это немного другое.

— Согласен, так вот, люди с этой самой деловой хваткой малым этим никогда не пренебрегают и барских жестов вроде «деньги — всего лишь бумага» не делают.

— Ага, понял мысль! Ща я тебе все на пальцах объясню! — улыбнулся Маньяк. — Тут видишь в чем дело… хм. Ты немного заблуждаешься насчет Меломана… эти самые бизнесмены, дельцы, если на русский перевести, они и здесь вполне себе присутствуют — это управляющие у Меломана. На каждой отрасли свой, тут же не только бар его — казино, арена, гостиница, бордель, магазин, служба снабжения…

— Угу, я в курсе.

— Ну вот! Здесь вообще вся власть у четырех людей: Филин — на нем вояки и безопасники, Горький — на нем строительство и всякая коммуналка, вода там, электричество, Билл — это ксер, и производство на нем, хоть и мало его здесь, ну и Меломан.

— Угу, — снова кивнул я, принимая информацию к сведенью.

— Так что Меломан скорее политик, чем бизнесмен, — я поморщился при слове «политик», и Маньяк, заметив это, улыбнулся. — Да, в моем прошлом мире тоже политик было словом скорее ругательным, но здесь все же по-другому дела обстоят.

— Ага, «здесь вам не тут» — старая армейская мудрость, — ухмыльнулся я. — Что-то слабо верится в то, что в Улье у властей все чисто и честно.

— Ну нет, я думаю, и здесь свои грязные игры есть, но уж точно не настолько все прогнило. В Улье вообще все честнее… и жестче!

— Ну да, — согласился я. — Лицемерия, по крайней мере, гораздо меньше.

— Ага… пойдем в парилку, — мы переместились в парилку, и там Маньяк продолжил. — Так вот, возвращаясь к нашей теме — почему бы, собственно, Меломану не делать барских жестов, если он барин? Деньги у нас, кстати, не бумага, а малопонятная хрень наподобие грибов, — усмехнулся Маньяк.

— Точно! — поддержал его я. — И инфляция им не страшна!

— К тому же, так вышло, — продолжил Маньяк излагать свое видение ситуации, — что мы с тобой, независимо друг от друга, с ним закорешились как-то.

— Тоже, кстати, интересный момент — мы с тобой простые рейдеры, ни кола, ни двора, словом, с Меломаном птицы совсем разного полета — нафига ему такие друзья?

— Ну, друзья, это, пожалуй, громко сказано, это нас с тобой можно назвать друзьями, скорее, именно кореша.

— Ну да, согласен.

— Тут ведь важно не положение в обществе и не у кого сколько бабла, а, скорее, взгляды на жизнь… хм… мироощущение, что ли… в общем, кореша — это же не деловые партнеры, это люди, с которыми тебе приятно и интересно проводить время. А мы — я, ты, Меломан — мы на одной волне, есть у нас кое-что общее, у нас с тобой больше, с Меломаном — чуть меньше.

— Хм… — хмыкнул я. — Что, интересно?

— Мы в Улье живем, а не выживаем! Вопросы хлеба насущного и безопасности для нас, конечно, тоже важны, но мы не ставим их во главу угла, нам интересен процесс жизни и развитие. Это заметно по человеку, во взгляде читается, что ли, — Маньяк пожал своими мощными плечами.

Я, кстати, только в бане оценил, насколько хорошо он сложен. Я и сам за время пребывания в Улье начал приобретать фигуру спортивного гимнаста, но Маньяк просто весь перевит мышцами. Причем по ним видно, что мышцы вполне «рабочие», а не набраны таблетками и железом.

— Эх! Какие философские темы приходят в бане с похмелья, — усмехнулся я. — Пойдем окунемся, однако, пора.

Вволю поплескавшись в небольшом искусственном пруду с холодной водой, который находился за баней, и основательно замерзнув, мы вернулись в парилку. Воистину чудодейственное штука эта баня — от похмелья уже и намека почти не осталось, да и вообще хорошо!

— По поводу развития и всего такого, — сказал Маньяк. — Ты, Скил, не думал потренироваться?

— Потренироваться? — я вопросительно поднял брови.

— Ага. Я говорил тебе по поводу ближнего боя, твоего потенциала и того, как ты двигаешься. Я бы поработал с твоим движением.

— А что, я фигово двигаюсь?

— Не фигово, даже наоборот, но над чем работать есть.

— Ну хорошо, я только за!

— Отлично! Тогда завтра и начнем.

Дверь в предбанник хлопнула, раздались женские голоса, смех, а спустя пару минут в парилку зашел Меломан — само собой, в костюме Адама, ну а как еще ходить в бане.

— Как пар? — поинтересовался он забираясь к нам на полок.

— Нормально пар, — ответил Маньяк. — Ща еще поддадим.

— Уф! Погоди немного, я же только зашел, — остановил его Меломан. — Дай привыкнуть немного.

— Привыкай, — великодушно разрешил Маньяк. — А у нас тут со Скилом философский диспут!

— Ну, для этого тут самое место, — кивнул Меломан. — Не даром же в древней Греции были распространены бани, «лаконикум» — так у них баня называлась. Там мудрые ребята устраивали диспуты, а иногда, наверно, когда особенно мудрые мысли приходили, ну или голову сильно напекало, они, прямо в простынь завернувшись, выбегали ими с народом делиться!

Посмеялись. Лаконикум, насколько я помню, скорее на сауну похож, чем на баню, но вот изображенные на картинках греческие философы и вправду похожи на завернутых в простыни мужиков из бани.

— Вот у Скила вопрос возник — что нас троих объединяет и почему ты, «серьезный дядька», с такой шпаной как мы водишься?

— Объединяет… хм… правильно работающие мозги и правильно расставленные приоритеты, — сказал Меломан и тут же, противореча сам себе насчет мозгов, добавил. — Вас еще дополнительно объединяет то, что вы оба на голову больные — один на пол башки, а другой во всю!

— Это есть такое дело! — хохотнул Маньяк, и я тоже улыбнулся.

— А почему вожусь, — продолжил Меломан. — Потому что с вами не скучно, ну и потому, что мы и вправду похожи, только вы еще в самом начале пути, а я уже кое-чего достиг. Все, пойдем на воздух! — скомандовал Меломан слезая с полка. — Там, кстати, со мной девчонки пришли, три, если это вам о чем-нибудь говорит, — тут он глянул на нас с эдаким ехидным прищуром. — И пиво со мной тоже пришло!