ЧАСТЬ 24

Судя по действиям Маньяка, его на первый взгляд можно счесть явным психом с суицидальными наклонностями — напасть на пятерых муров, да еще и вооруженных тяжелым пулеметом, вдвоем… И к тварям он постоянно лезет в ближний бой, а ведь даже пара бегунов может доставить немало хлопот в этом самом ближнем бою, не говоря уже о стае из шести особей. Муров он, кстати, тоже атаковал топорами, спрыгнув к ним со второго этажа, — он вообще огнестрельное оружие при мне использовал только раз, когда от элитника и его свиты отстреливался. И еще один штрих к сложившемуся образу: весь этот очень долгий день, в который нам не очень-то везло — мы кого только не встретили, и муры, и твари одна «симпатичней» другой, — Маньяк был спокоен и весел, казалось, происходящее его нисколько не беспокоило, наоборот, даже нравилось. Из равновесия его только наша блондинка вывести сумела, и то ненадолго. И я поддерживаю его во всех начинаниях, тоже, наверное, головка вава — и на муров с Маньяком нападал, и в тварей я, как правило, не стреляю, предпочитая дар Улья и верный топор.

В общем, на первый взгляд, психи, оба психи. Но если вдуматься? Если вдуматься, то получается несколько иная картина: да, мы действуем смело, можно сказать, даже дерзко, но при этом думаем головой, а не собственным страхом. Можно сказать, что, действуя так, нам удалось выжить только за счет удачи. А может, нам удалось выжить только потому, что мы действовали так, кто знает — Улей многообразен, всех опасностей не учтешь, хоть к этому и надо стремиться, но если всего бояться — лучше сразу повешаться.

А к вопросу о том, что Маньяку все происходящее, похоже, нравится, — так мне оно тоже нравится! Рискуем — ну так про риск я уже говорил, только что. Зато сейчас я делаю то, что считаю нужным, и как считаю нужным — сам себе хозяин, и за свои поступки тоже отвечаю сам. И это положение вещей меня устраивает гораздо больше, чем то, когда я работал на снабжение Рока, когда я сам решал только какой камень на дороге объехать справа, а какой слева, да и то если камень небольшой, а все остальное за меня решали умные люди, руководящие рейдом. А сейчас… Просто думаем головой и соблюдаем два главных правила экстремала. Не знаете, что за правила?

Не ссать!.. И не есть желтый снег.

Все, минутка философии окончена — до тварей шагов пятнадцать осталось.

— Я отвлекаю, ты бей, — сказал Маньяк. Сказал и с нечеловеческой скоростью рванул навстречу тварям, буквально взвился над землей и перепрыгнул вырвавшегося вперед топтуна. Монстр, явно не ожидавший такого маневра, замешкался, пробежал еще несколько шагов и, не обращая на меня никакого внимания, развернулся к Маньяку — видимо обидело такое пренебрежение к его персоне. Это он зря! Я поймал взглядом нарост на затылке топтуна и ударил своим грубым кинетическим даром. Удар, чавкающий звук — и тварь падает, конвульсивно дергая конечностями. И чего я поначалу грешил на свой дар, мол, кроме мордобития никаких чудес, — отличная способность!

Маньяк тем временем «приземлился» точно на плечи лотерейщика, бежавшего следом за топтуном, ударил его топорами в затылок и, не мешкая, кувыркнулся через голову за его спину. Пораженная тварь только заваливалась на землю, а тело Маньяка уже распласталось в длинном прыжке параллельно земле. Стрелой проносясь мимо второго лотерейщика, он успел в полете ударить его топором в колено. Тварь коротко, утробно не то рыкнула, не то заурчала и попыталась достать наглую и верткую дичь, не понимая, что дичью уже является она сама. Лотерейщик ударил лапами, успевшими обрасти подобием когтей, но сумел только вскользь зацепить ногу Маньяка. Тот пролетел еще пару метров, сделал пару кувырков и вскочил на ноги, что примечательно, уже лицом к раненому в ногу лотерейщику.

Третий лотерейщик недолго находился в замешательстве от нашей наглой атаки и, напрочь игнорируя меня, с урчаньем кинулся было к Маньяку, но я ударом своей сверхспособности напомнил о том, что я тоже здесь и тоже учувствую в схватке. Тварь еще не успела сильно измениться, и сбоку кости черепа оказались не так крепки, как спереди — башка монстра дернулась, раздался хруст ломающихся костей, и тварь на заплетающихся ногах развернулась ко мне. Будешь знать, как игнорить папку Скила! Для надежности я еще раз ударил лотерейщика, целясь в переносицу, и тварь упала на землю, забившись в конвульсиях. Я взглянул на Маньяка — тот уже успел покончить со своим лотерейщиком и сейчас с некоторой досадой рассматривал свою левую ногу сквозь разорванную штанину. Вся схватка заняла не больше минуты, и вообще все прошло как-то легко

— Сильно зацепил? — забеспокоился я.

— Даже не поцарапал, штаны только порвал, нехорошее животное! — Маньяк закатал порванную штанину выше колена и заключил. — Ну ладно, пойду дальше в полушортах.

— Не боишься поцарапаться в лесу об какие-нибудь ветки или камни?

— Что какие-то царапины для настоящего героя? — выпятив нижнюю челюсть и сделав придурковатое лицо, усмехнулся Маньяк.

— Понимаю, я и сам геройский герой, — скорчив такую же рожу сказал я, и уже нормально спросил: — Но вот что по поводу запаха крови и все такое?

— Не парься, — улыбнулся Маньяк. — У меня кожа дубленая, ее ветками не пробить.

— Как скажешь. Ну что, собираем трофеи и пойдем к нашим «пассажирам»?

— Ага, надеюсь, они не разбежались.

— От тварей, или от того, что у них в попутчиках такие геройские герои, как мы?

— Да по мне так хрен редьки не слаще.

С убитых мной зараженных я разжился горошиной и несколькими споранами — и то неплохо, все мои сбережения сегодня ушли на выкуп черной жемчужины, точнее, ее доли у Маньяка, так что немного завариться не помешает. В трофеях с топтуна доля Маньяка тоже присутствует, но он этот вопрос не поднимает — и я не стану, парень, надо сказать, вообще не мелочный. Ему, кстати, досталось только несколько споранов.

«Пассажиры» наши никуда не разбежались — более того, сидели на прежнем месте с такими же обалдевшими выражениями лиц, с какими я их оставил. Пока мы с Маньяком собирались, надевали рюкзаки и автоматы, они так и продолжали сидеть, при этом таращились на нас, как на новую инопланетную форму жизни. Которой, в общем-то, мы и являлись, как, впрочем, и они.

— Вы там что, на гнездовье сели, тут жить остаетесь? — с усмешкой спросил у них Маньяк.

Народ начал вставать и нерешительно переминаться перед нами, как группа школьниц, застигнутая за курением строгим директором школы.

— Вы чего это? — не понял их Маньяк. — Чего вы на нас смотрите, как нагадивший в углу кот?

— Да мы тут это… — начал мямлить Крепыш.

— Вы что, пулемет мой сломали, или от страха сожрали весь провиант? Нет? Что, в панике, пока жались друг к другу, кого-то раздавили?… Да, нет, вроде все на месте, — предположил Маньяк.

— Да, нет… мы, в общем… ну не помогли вам ничем.

— Тфу блин! Скил, разбирайся с ними сам. У тебя это лучше получается.

— Значит, так! Помочь вы нам ничем не могли — хорошо, что все на месте остались, не разбежались по кустам, так что дальше действуем по плану. Все понятно?

— Понятно… А что делать?

— Мдя… Понятно им… Ну, если вы не помните, то мы с вами собирались в стаб идти, поселение такое, через лес — ну, это такое место, где много деревьев в случайном порядке вместе растут, — Маньяк от моих последних объяснений подавился смешком. На новичков мой сарказм произвел положительное действие — они как-то расслабились, кто-то улыбнулся, в общем, начали выходить из ступора.

— Короче, Кол, Крепыш, хватайте пулемет, — продолжил я. — Остальные, не забываем свою поклажу и все двигаемся за Маньяком.

Мужики со сдавленными матами и кряхтением, взвалили на плечи пулемет, остальные тоже начали двигаться, в общем, народ пришел в норму. Заметив неудовольствие мужиков, Маньяк усмехнулся:

— Ну, мужики, вы же сами хотели оружие, говорили, что в армии служили, — значит должны знать, что там с людьми делает инициатива. Вот она и у нас себя ведет абсолютно так же!

— Ага, прям родным повеяло, — сказал Кол. — Так прямо и кажется, что скоро начнем квадратное катать и круглое таскать.

Остаток дня мы просто шли через лес. Никаких приключений, к счастью, больше не было, в лесу было не так жарко, однако новичкам, судя по их виду, приходилось туго. Они регулярно жаловались на жару и просили привала, я их просьбы просто игнорировал, а Маньяк в ответ лишь подгонял:

— Ну, ребята, давайте, шевелитесь уже! Хорош играть в беременную черепашку!

Никакого привала мы им сделать так и не дали, а ночевать остановились, как говорится, где ночь застала, — просто уселись под деревьями, наскоро поужинали хлебом и тушенкой, запивая это дело водой. Не пища богов, конечно, но никто не жаловался, видимо, непривычные к таким переходам новички слишком устали, сил на жалобы просто не осталось, что не удивительно — новых впечатлений за этот день они получили просто огромное количество. Я и сам неслабо подзадолбался — день выдался очень длинный.

А с рассветом Маньяк растолкал всех, без всякой жалости. Я нормально выспался, да и мой напарник был бодр и даже весел, несмотря на то, что ночью мы охраняли наш спонтанный лагерь и спали посменно по три часа. А вот подопечные наши бодростью не отличались — некоторые даже после того, как их трясли за плечо, пытались устроиться поудобнее и продолжить смотреть сны, мне их было даже жалко.

Мне жалко, а вот Маньяку нет — тех, кто не вставал после двух попыток их растолкать, он просто брал за плечи и ставил на ноги. Ребята выглядели помятыми, разбитыми и жалкими: мужики будто с глубокого похмелья, хмурые и зевающие, девчонки с растрепанными волосами, зябко ежившиеся от утренней прохлады, а между ними отвратительно бодрый Маньяк! Меня от этого зрелища пробивало на «поржать» — все же чувство юмора у меня гораздо сильнее чувства жалости.

Когда мы позавтракали теми же яствами, что были на ужин, я предложил Маньяку:

— Надо их хоть живчиком напоить — что-то они совсем никакие…

— Да, надо, а я и забыл, что у них своего пока нет, и ведь попросить не догадаются! — забеспокоился Маньяк.

— То, что своего нет, это ладно, я заранее специально для них побольше сделал.

— Слушай, Скил, — Маньяка, похоже, осенила какая-то идея. — У нас же есть отличный янтарь, с элитника, давай добавим немного в живчик для новичков?

— А им с него не поплохеет?

— Да не должно — рейдеры так делают, получается стимулятор, не слишком сильный, — я с сомнением глянул на Маньяка, и он добавил. — Во всяком случае, с него не штырит.

— Ну… наверное, можно попробовать.

— Давай попробуем, они же тоже иммунные, значит, ничего плохого с ними от этого случиться не должно.

— По идее, оно так…

— А то они еле шевелятся, мы так рискуем не успеть сегодня добраться до Рока, а если сегодня не доберемся, у нас начнутся проблемы с водой. Точнее, с ее отсутствием.

— Если их с непривычки к местной жизни вштырит от нашего улучшенного живчика, мы точно вовремя не доберемся, — резонно заметил я.

— Ну, если их все же вштырит, я сам за водой сбегаю — за полдня туда-обратно обернусь и принесу ведра три.

— Ладно, ты и дух естествоиспытателя меня убедили!

И снова идем. Люди, как правило, быстро устают от монотонной пешей ходьбы, а мне даже нравится — нравится чувствовать работу мышц и ощущение движения, жарковато, конечно, зато идем в относительной безопасности — тварям нечего делать далеко от поселений, куда прилетает вкусное мясо, да и вообще, лес вокруг, птички поют, воздух свежий — грех жаловаться.

Но больше в нашей компании моего настроения, похоже, никто не разделял. Только, разве что, Маньяк, но он, похоже, был недоволен темпами продвижения. А новички, судя по их лицам, были недовольны всем: ходьбой, жарой, едой, мной и Маньяком, друг другом и своей судьбой в целом. Хоть после нашего усиленного янтарем живчика они и стали гораздо бодрее, но на людей хоть, сколько-нибудь довольных жизнью, они явно не походили — лица хмурые, взгляды злые.

Маньяк пытался их подгонять, угрожал тем, что если не поднажмем, пойдем ночью, но его напрочь игнорировали, и он вскоре махнул рукой на это бесполезно занятие. В итоге между ними установилось негласное соглашение — новички не стонут и не просят привала, Маньяк их не подгоняет и не троллит их способности к передвижению. Так и шли в тишине, что лично меня, надо сказать, вполне устраивало.

Было уже хорошо за полдень, когда Маньяк остановился, поднял руку и сказал:

— Отряд, стой! Привал! — Почти все тут же попадали на землю. На ногах остались только трое: я, Маньяк и наша строптивая блондинка. Мы с Маньяком заинтересованно посмотрели на нее — девушка огляделась вокруг, словно то, что она оказалась в лесу среди каких-то людей, оказалось для нее абсолютной неожиданностью, а потом, как и все, опустилась на землю, что примечательно, в стороне от остальных.

— Народ, есть хотите? — спросил Маньяк. Ответом ему стали неразборчивый стоны, вероятно значащие, что есть новички не желают. — Понятно! А ты, Скил?

— Я орешков по дороге пожевал, не хочу пока.

— Орешки это тема! — одобрил он, подходя ко мне. — А я порубаю, пожалуй.

— Давай — дело хорошее.

— Это точно. Я тут чего подумал… — Маньяк чуть замешкался, открывая уже четвертую банку тушенки.

— Я пока есть не буду, — попытался остановить его я.

— Чего? А, да я понял, я себе, — пояснил парень, доставая еще и булку хлеба. — Да! Жру я, как лошадь! Как большая такая, плотоядная лошадь.

Хлеб он резать вообще не стал, а просто начал с аппетитом опустошать банки, откусывая прямо от целой буханки — и правильно, чего париться с нарезанием, если все равно собираешься съесть булку хлеба в один присест? Этот проглот поглощал пищу с неправдоподобной скоростью и при этом продолжал разборчиво говорит, ну или почти разбочиво.

— Шак о шом это я? А! Шошно! Я шут че пошумал…

— Доешь сначала! — заржал я. — С твоей скоростью это много времени не займет.

— Ага! Шошно! — радостно закивало это чудо, пытаясь улыбаться с полным ртом.

Быстро все доев, Маньяк с удовольствием приложился к фляге с живчиком и выразил-таки терзавшую его мысль:

— Я, похоже, немного переоценил наших «пассажиров», точнее их физуху — такими темпами мы до стаба сегодня не дойдем.

— Да не так уж плохо они держатся…

— Да. Но этого мало…

— Я и сам вряд ли бы смог идти немного быстрее, — признал я.

— Тренируешься мало, — вздохнул Маньяк. — Но не в этом дело. Ты бы и ночью еще смог нормально идти, из сил пока не выбиваешься, а они к вечеру издохнут. Это заметно, ты идешь уверенно, дышишь свободно, а они и с шага сбиваются, и дышат… — Маньяк махнул рукой. — Особенно наш курильщик, как паровоз на педальной тяге идет.

— Ну что, — пожал плечами я. — Придется еще одну ночь в лесу переночевать, не так уж и страшно.

— Еды и воды мало, с едой — так хрен с ним, с водой хуже.

— Ну, немного и потерпеть можно.

— Можно, но есть предложение получше — давай в одно место завернем, там раз в полгода охотничья изба загружается.

— Зимовье?

— Не совсем. Охотничье зимовье — это обычно совсем небольшой домик, так, чтобы на одну — две ночи остановится, а там нормальная большая изба, и родник рядом, может, и поесть чего-нибудь найдется — место это мало кто знает. Только крюк сделать придется, но оттуда до Рока уже недалеко.

— Ну, давай туда пойдем — неплохой вариант.

Маньяк оглядел отдыхающих новичков и вполголоса заметил:

— Странная нам какая-то блондиночка досталась…

— Ага, ты тоже заметил?

— И, похоже, не только я, — Маньяк кивнул на сидящую отдельно от всех девушку. — Народ на нее тоже косится с подозрением. Ты, Скил, присматривай за ней вполглаза, и я вполглаза присмотрю.

Новички и правда начали сдавать, и к обещанной Маньяком избе мы вышли уже в сумерках. Место, как оказалось, не пустует — когда мы приблизились к дому метров на десять, из-за росших около угла кустов навстречу нам вышел невысокого роста мужичок и приветственно помахал рукой Маньяку.

— Здорова, Маньяк. Не ожидал тебя здесь встретить, да еще и с народом.

— Привет, Ходок. А я почему-то так и подумал, что это ты здесь ошиваешься, — ответил парень.

— Ну, так я частенько тут дорогу срезаю — волка, знаешь, ноги кормят.

— Ты один здесь? — спросил Маньяк.

— Как всегда, — кивнул рейдер.

— Идите в дом, обживайтесь, — Маньяк кивнул новичкам на избу, а потом показал рукой в мою сторону.

— Это мой друг, Скил, человек нрава крутого, но веселого, — отрекомендовал меня Маньяк. — А это Ходок, мужик ушлый, пронырливый, но хороший.

— Иди ты, — беззлобно послал его ушлый и пронырливый Ходок и протянул мне руку. — Будем знакомы, — я кивнул и пожал протянутую мне руку.

Новички отправились в дом «обживаться», а мы втроем присели на сделанную из пары чурок и половинки бревна лавочку, стоявшую рядом с домом. Новый знакомый ни ушлым, ни пронырливым мне не показался — одет по здешней моде в камуфляжный костюм и армейские ботинки с высокой шнуровкой, лицо простецкое, поросшее редкой русой бородой, взгляд добрый, открытый. Хотя, надо признать, я тоже своего нрава крутого, но веселого (вот уж никогда бы о себе такого не сказал, может, со стороны виднее) никак не проявлял.

— Я уже уходить собирался, — Ходок кивнул на прислоненный к стене не большой рюкзак. — А тут вы такой интересной кампанией.

— Уходить? — не понял я. — Ночь же скоро.

— Эээ, брат! — усмехнулся Маньяк. — Ходок парень непростой и бывалый!

— Ага, — с усмешкой подтвердил Ходок, — ветеран почтовой службы!

— Ему ни темнота, ни чернота, ни твари ни по чем, — продолжил Маньяк. — Мимо всего проскочит, а чего не проскочит, от того убежит. У него целый букет полезных умений и все на передвижение завязаны.

— Да все под богом ходим, — вздохнул Ходок. — Муры, внешники… Сколько веревочке не виться… Вы лучше расскажите, где такой гарем откопали? Я столько женщин-иммунных и не в стабе — в первый раз вижу.

— Да что там рассказывать, — махнул рукой Маньяк. — Новички это, вчера утром у муров отбили, вот в стаб ведем.

— Это дело хорошее! — одобрил Ходок.

— Хорошее, — подтвердил я. — Только хлопотное очень.

К нам вышла Брюнетка, та самая, что подмигивала Маньяку (так и не узнал ее имя), нерешительно помялась на крыльце под нашими заинтересованными взглядами, сказала:

— Я там видела рис, гречку и суп в пакетиках — это можно взять?

— Бери, конечно! — воскликнул Ходок. — Здешним хозяевам оно уже не надо.

Девушка улыбнулась, кивнула и уже собиралась уйти, как вдруг остановилась, снова повернувшись к нам.

— Только готовить как? Огонь разводить нельзя, наверное?

— Здесь можно, — разрешил Маньяк. — Вокруг лес километров на десять, места глухие, никто на запах прийти не должен.

— Там дрова сухие рядом с печкой есть, — подсказал Ходок. — А вместо кастрюли можешь ведро из-под питьевой воды взять, вам на такой колхоз как раз будет.

Девушка еще раз улыбнулась и ушла, а Ходок, проводив ее взглядом, отметил:

— Хороша!

— Ага, — согласился Маньяк. — И соображает. Молодец! Похоже, сегодня горяченького поедим. Ходок, ты как, на ужин останешься?

— Не! — помотал головой рейдер. — Я перекусил уже, идти надо — дела…

— Ты так же, фельдъегерем трудишься?

— Ага, — усмехнулся Ходок. — Начальники из Рока и Спецуры, похоже, о чем-то беседу ведут — второй раз за неделю туда-сюда бегаю. Ладно, пойду.

— Увидимся.

Мы пожали на прощание руки, и рейдер, подхватив тощий рюкзак, скрылся за углом дома.

Мы поели странного блюда — ни то супа, ни то каши, состоящего из гречки и риса и приправленного супами из пакетиков, напились чаю, крепкого и горячего. И жизнь показалась мне просто прекрасной. Новичков почти сразу сморил сон, как только до полатей добрались, а мы с Маньяком, как и прошлую ночь, спали посменно.

Сквозь сон до моих ушей донеслись звуки какой-то возни, а потом раздалось мерзкое, до боли знакомое плотоядное урчание — я рывком вскочил, пытаясь наварить впотьмах фонарик. Женский крик резанул по ушам, тут же открылась входная дверь, в слабом свете предрассветных сумерек мелькнула человеческая фигура, звякнула упавшая со стола металлическая посуда, и тут же раздался хруст ломающихся костей.

Раздались испуганные, непонимающие и возмущенные голоса — проснулись уже все, кто был в доме. Я нашел-таки фонарик и осветил лежащее на полу тело блондинки, шея которой была вывернута под неестественным углом, и стоящего над ней Маньяка.

— Переродилась-таки, — констатировал я.

— Угу, — кивнул Маньяк, — и это меня не удивляет.

— Да, вела она себя в последнее время неадекватно.

— Ну что, господа и дамы? — преувеличенно бодро сказал Маньяк. — Светает уже, я вас все равно через час будить собирался. Так что…

… С добрым утром!!!