Книга: Фаворит. Сотник
Назад: Глава 4 Союзник
Дальше: Глава 6 Дела сердечные

Глава 5
Новый соратник

– Ну что? – Лиза с нескрываемым нетерпением бросилась к вошедшей в светлицу Анюте.
– Ничего, царевна.
– Как? Опять? – тут же поникнув, вздохнула она. – Ты уже две недели никак не можешь его застать.
– Господи, царевна, ну что я могу поделать? Он ить мне не докладывает, где будет находиться. То служба призывает, то в разъездах по делам. Кабы Егорушку не отправили в потешный полк, так все просто было бы. Но…
– А это, часом, не Иван ли организовал? – с подозрением стрельнув глазками в служанку, усомнилась Елизавета.
– Нет. Он тут точно ни при чем. Приказ был от самой княгини. То Егорка мне сам рассказал.
– Значит, захотели убрать из сотни того, кто мог быть посыльным, – упрямо гнула свое девушка. – Это что же получается – тетка все знает! – вдруг осенило ее.
– Не-не, – даже затрясла головой Анюта. – Приказ был отрядить лучший десяток. А у Егора и есть самый лучший. Он сам мне сказывал, как все было.
– Господи, да какая разница, – едва не заламывая руки, в отчаянии всхлипнула царевна. – Нужно как-нибудь передать ему весточку. Я видеть его хочу. Понимаешь? Прижаться к его крепкой груди, ощутить вкус его уст на моих устах, услышать стук его сердца и почувствовать его дыхание.
Лиза в отчаянии опустилась на лавку и устремила взгляд в темное окно. Потом глянула на ацетиленовую лампу мастерской ее ладушки, и на душе стало совсем тоскливо. Ну почему все против них?! Это несправедливо! Вот не нужен ей венец царевны, и трон царский не нужен. Тем более Ксения уже понесла, а значит, наследник вскорости явится на свет. В то, что может случиться плохое, она не верила.
– Анюта, а чего это мы в одного только Егора уперлись? Нешто у Ивана больше друзей нет? – пришла ей в голову мысль.
– И думать не моги, царевна, – тут же воспротивилась Анюта. – Нешто можно кому ни попадя такое доверить!
– Так ведь не кому ни попадя, а друзьям Ваниным.
– Ага. Дружки у Ивана и Егора – те еще ухари. Забыла, как один из них разболтал о том, что ты к ним на гулянья бегала? Не, и думать не моги, Лизавета Дмитриевна.
В глубине души Анюта боролась со своей преданностью царевне. Саботировать ее просьбы, не передавая весточку ее любимому, и при этом всячески изображать беззаветную верность было откровенно трудно. Она прекрасно понимала, что поступает правильно и тем самым спасает как минимум жизнь Ивана.
А ведь благодаря ему ее Егорка жив. О том жених сам сказывал. Именно наука сотенного сберегла их от разгрома. Не то кто знает, чем бы закончилась та атака. Очень может статься, что ее суженый сейчас уж лежал бы в сырой земле или оказался на невольничьем рынке. И поди еще пойми, что горше.
– Анюта, ну а ты-то с Егором видишься?
– Как отправили его в Преображенское, так только раз и встретились. Они там все время проводят в заботах, обучают потешных штыковому бою и иным премудростям.
– Скучаешь? – с явным сочувствием спросила царевна.
– Вестимо, скучаю, царевна.
– А свадебку-то когда решили справить?
– Родители сговорились на зимний мясоед.
– Счастливая, – тяжко вздохнула Лиза.
Потом вновь глянула за окно. Как и следовало ожидать, ничегошеньки там не рассмотрела. И в который раз огласила светелку горестным вздохом. Вот за что ей все это? Не могла взгляд на ком ином остановить? Мало ли вкруг вьется парней из достойных семей? Так нет же, угораздило. Понятно, что сердце не выбирает, а просто любит. Да только от того ну ни капельки не легче.
– Ой! – вдруг схватилась за грудь Лиза.
– Что с тобой, царевна? – тут же бросилась к ней Анюта.
– Ваня.
– Что – Ваня?
– Чует мое сердце, беда с ним.
– Брось, Лизавета Дмитриевна. Ничего-то с Ванькой не случится. Карпов – он та еще бестия. Помнишь ить, как его сосулькой по голове приласкало, и ничего, живее всех живых. А как татарам давал прикурить – только пыль столбом.
Лиза, словно дите малое, подняла на Анюту щенячий взор, полный надежды. Она словно вопрошала, правда ли то, что та говорит, или она просто хочет успокоить свою госпожу.
– Да ничего этому лешему не станется. Вот с чего ты это взяла-то, царевна? Да об его шкуру волки зубы сломают. Выбрось дурь из головы, – зло прошипела девушка.
– Не идет, – виновато улыбнувшись, пискнула царевна.
Потом обернулась к образам и, истово перекрестившись, встала на колени. Служанке ничего не оставалось, кроме как присоединиться к госпоже. Правда, молилась она вовсе не о ненаглядном царевны. Анюте было о ком просить Господа.

 

Улица встретила Ивана опустившейся темнотой. Хорошо хоть практически полная луна светит. Не то пришлось бы идти на ощупь, через шаг спотыкаясь на ухабах. Что поделать, улицы Москвы все еще не обзавелись своим освещением, а уж, почитай, у самой стены Белого города оно точно появится чуть ли не в последнюю очередь. Как и мостовая.
Впрочем, здесь дела обстоят куда лучше, чем с освещением. Уж этим царь-батюшка ничуть не стеснялся напрягать владельцев домов и усадеб. Имеешь владение в черте города – будь добр, соответствуй. Просто вот так в одночасье все улицы даже не заасфальтируешь, так что говорить о мостовой, требующей куда больших трудозатрат.
Ну а как только закончат облагораживать проезжую часть, тут уж им вменят в обязанность и освещение. Иван в этом ничуть не сомневался. Так уж получается, что царь готов поддержать практически любую полезную идею, не требующую казенных трат.
Однако гравием улицы отсыпать уже давно обязали. Оно, конечно, не мостовая, и изгваздаться – никаких проблем. Бабье лето с его погожими и сухими днями осталось в прошлом. Ну да хотя бы не приходится месить грязь, утопая в ней по колено, и то хорошо. Правда, ухабы никуда не делись. А случалось, попадался и какой вывороченный булыжник, о который если с ходу, то и пальцы можно сломать, никакой сапог не поможет.
Иван зябко повел плечами. Дождя уже не было, зато поднялся холодный и пронизывающий ветер. А это дело такое, что вот так сразу и не поймешь, что предпочтительнее. Как по нему, так лучше бы шел дождь. Он хотя бы не забирается под кафтан. Зато тучи на небе разошлись, и дорогу хоть как-то видно.
Ладно, чего стоять-то. Карпов сделал решительный шаг на мокрое гравийное покрытие, тускло поблескивающее в лунном свете. Пожалел об отсутствии у кафтана воротника и двинулся вниз по Яузской. Сейчас дойдет до городской стены, а там вдоль нее до знакомого лаза в Земляной город. Дорога давно и хорошо знакомая.
Сегодня с утра он получил весть от отца. Тот определился с местоположением будущего производства. Наметил, где будет заложен рудник, сталелитейный и оружейный заводы. Ставить начнут пока только литейный. Не дело сворачивать производство, уже приносящее прибыль. Вот запустят оборот стали, тогда и к оружейному производству можно будет подступаться.
Откладывать работы на весну Архип никаких причин не видел. А и правда, к чему тянуть вола за подробности? Зима ни в коей мере не помеха для установки сруба под домницы. А что такого? Когда еще те каменные строения возведешь. А эдак под крышей уже к весне вполне можно будет запустить производство. Руда оказалась не на поверхности, придется устраивать шахту.
Опять же налаживать выжиг угля. Благо березовых рощ в округе хватало. Отец ковал железо, пока горячо, а потому уже имел на руках схему закрепленных за будущим заводом земель. Имеющегося леса с лихвой хватит лет на десять достаточно серьезного производства. Вот только Карпов-старший не собирался пускать это дело на самотек. По совету сына он намеревался озаботиться запасами на будущее и начать высадку берез. Готовиться же к этому также надлежало уже сейчас.
Такие дела. За последнюю пару лет Архипа словно подменили. Вот не сомневался Иван, не выбей он тогда из рук отца секрет того клятого булата, и Карпов-старший завяз бы в своем болоте навсегда. Теперь же, когда распробовал новинки да понял, что это не предел, энергия в нем била через край.
Словом, в Москву он не собирался. И вместо этого просил выслать ему серебро. Потому как забот у него под Дедиловом хватало. Только успевай поворачиваться. Он даже намекнул, что, мол, неплохо бы передать деньги с Серафимом. Ага. Как бы не так. Серебро ладно, а на Миронова пусть роток не разевает. Ивану тут не разорваться между мастерской и сотней. Все-таки на службе он, а ну как куда ушлют.
Деньги же Иван и сам отвезет. Вот испросит отпуск в пару недель и укатит с чистой совестью. Кстати, можно будет хотя бы дух перевести, не думать о царевне. А то Анюта, поди, уж и не знает, как оправдываться по поводу посланий, которые никак доставить не может.
Собственно, из-за денег он и оказался на Яузской, в доме выкреста дяди Яши. Иван хранил все свои сбережения у этого менялы. Накладно, не без того. Но зато куда надежнее, чем в каком банке. Уж больно дорожил своей репутацией старый еврей.
Ч-черт, неудобно. В смысле оно, конечно, удобно. Иван специально озаботился особым поясом, поддевающимся под кафтан. Да еще и с лямками через плечи, на манер портупеи, чтобы не больно-то вниз тянуло. Но с непривычки дискомфорт ощущается достаточно серьезно.
Как ни крути, а в трехстах рублях серебром весу более полупуда выходит. Дядя Яша предложил взять золотыми монетами, все легче. Но Иван отказался. Дедилово – захолустный городишко, где там золото менять? Он еще и из этого серебра половину рублевиков на мелочь сменяет.
Отцу сумма нужна была куда как большая, но мастерская-то не простаивала. Так что вторая половина дожидалась дома. И это радовало. Тащить одному на себе полный пуд – то еще удовольствие.
Отчего так? Ну не хотелось ему всем и каждому сообщать, где хранятся его активы. Поэтому дядю Яшу всегда навещал в гордом одиночестве. За прошедшую пару лет Иван заматерел, обрел уверенность в себе и полагал, что вполне способен за себя постоять. Ну еще и пара двуствольных «карповок» под кафтаном. Сабелька на боку, с которой он худо-бедно, а обращаться все же научился. Ну и пара ножей – за кушаком и голенищем. Уж с этими-то он обращался очень даже умеючи.
Пистоли в карманах кафтана, готовые к использованию, только и того, что отжать предохранители. Иван шел, пряча лицо от ветра и сжимая гладкие рукояти. Отчего именно их, а не шестизарядные револьверы? А нет при нем револьверов. Скрытно носить их не получается, а расхаживать по Москве до зубов вооруженным…
Не поймут. А то еще и спросят, мол, за что на благопристойный облик Москвы покушаешься. Чай, столица государства, а тут расхаживают до зубов вооруженные типы. Это что же получается, тут такие дикие места, что нужно быть всегда во всеоружии? Может, еще и с медведем на сворке гулять станешь? И нарисуют штраф на ровном месте.
«Карповки» же имеют гладкую конструкцию с зализанными гранями, что способствует скрытному ношению и беспрепятственному извлечению. Ну и четыре выстрела по нынешним временам дорогого стоят.
С его револьвером ни о какой скрытности говорить не приходится по определению. Ни спрятать его, ни быстро извлечь. Один только курок с кресалом чего стоят. Да и само оружие очень даже боевое, а потому с габаритами у него все в порядке.
Впрочем, Иван эту проблему уже решает. Браться за изготовление нормального унитарного патрона в больших объемах он, конечно, не собирается. Во всяком случае, пока. Но вот для личного использования очень даже не помешает. Пара небольших двустволок – это замечательно, однако малютка с барабаном на пять патронов все же предпочтительнее.
Вот только пока не ладилось у него. Конструкция-то в целом ему известна, и в механике он кое-что смыслит. Но все одно вот так, с кондачка, ничего не получалось. Если бы Иван решил изготовить образец с курком одинарного действия, то никаких проблем. Но хотелось получить возможность стрельбы самовзводом…
Иван резко остановился и, вынув из карманов руки, сжимающие пистоли, осмотрелся по сторонам. Открытый участок улицы освещен достаточно хорошо. Луна светит как раз вдоль нее. Но хватает и разного рода закоулков с выступами, за которыми образовывается непроглядная тень.
Прислушался. Только завывание ветра. Но ведь было же что-то. Или почудилось? Вполне возможно. Тут сейчас разных звуков хватает. Послышался какой-то стук. Правая рука с пистолем поднялась в направлении звука. Вот еще раз. Все с той же стороны, но, похоже, сверху. Ага. Есть. В лунном свете мелькнула плохо закрепленная ставня слухового окна. Под напором ветра она слегка отошла, а затем вновь вернулась на свое место, издав тот самый стук.
А этот ли стук он слышал? Кажется, именно его. Еще раз окинул взглядом пустую улицу, вернул руки с пистолями в карманы. Кстати, подобной детали местный гардероб был лишен. В смысле накладные карманы конечно же имелись. Но, как ни крути, а вносить дополнительные детали в форму ему никто не позволит. Однако не отказываться же от такого удобства, вот Иван и устроил по бокам кафтана парочку прорезных.
Не дело стоять и лишний раз отсвечивать посреди улицы. Если допустить, что кто-то за ним все же шел, то он наверняка увидел, что клиент держится настороже и вооружен. При таких раскладах трижды подумаешь, стоит ли пара сапог да стрелецкий кафтан нескольких граммов свинца.
Пройдя еще с пару десятков шагов, вышел на перекресток с Серпуховским переулком. Сразу же припомнил, что именно тут впервые повстречался с Ириной. А еще подумал, что, возможно, зря мается дурью. Ну нельзя жить вот так, никому не доверяя. Сейчас бы ему не пришлось опасаться вероятного нападения. Да будь рядом хотя бы его денщик, Данила, все куда проще, чем одному. Пусть из того и боец так себе.
А еще можно было бы и верхом приехать. Уж конному-то пугаться ночных татей не приходится. Всадников они стороной обходят. Но тут загвоздка. Не мог Карпов кататься по ночной Москве на лошади и уж тем более покинуть город через ворота. Нет у него на то дозволения. Приезжать же к дяде Яше днем… Угу. Об этом уже говорилось. Светить местонахождение своих активов он не хотел.
В первый и последний раз с Иваном такое случилось ровно год назад, когда он с товарищами устроил засаду на польского посла с подручными. Необъяснимое чувство опасности буквально взвыло внутри тревожным набатом. Тогда он действовал не задумываясь. Вот и сейчас не стал предаваться анализу. Резко сделал шаг в сторону, оборачиваясь и выхватывая пистоли.
Мужскую фигуру, совершенно бесшумно скользящую по мокрой улице, Иван заметил сразу. Даже успел мысленно выматериться, возмущенный схожестью ситуации. Тот был уже шагах в пяти. Но Ивану все же достало времени, чтобы вскинуть пистоль и выстрелить более или менее прицельно. Судя по короткому вскрику и завалившемуся набок нападающему, не промазал.
Одновременно с лягнувшимся в руке пистолем он почувствовал ощутимый удар в грудь, сопровождаемый глухим металлическим лязгом. Иван умел делать из прошлого правильные выводы. А потому поддевал под кафтан легкую короткую кольчугу. От пули в упор такая не спасет, а вот от брошенного в грудь ножа – очень даже.
– Ч-черт!
Разворот вправо и одновременно широкий шаг влево. Рука с пистолетом поворачивается вместе с телом. Вот еще один нападавший, ударивший Ивана в бок. Больно. Но ничего страшного. Кольчуга и в этот раз не подвела. Пусть и останется синяк, до плоти сталь не добралась. Зато пуля, выплюнутая из короткого ствола практически в лицо нападающему, не оставила тому шанса. Иван рассмотрел разлетающиеся ошметки из проломленного насквозь черепа даже в лунном свете.
Пистолет упал на дорогу, а второй из левой руки перекочевал в правую. Ничего еще не закончилось, потому как на него набегал еще один лихой. А кому еще заблагорассудится нападать на ночного путника? Выстрел!
– М-мать, – глухо простонал мужчина, переломившись в поясе и заваливаясь на дорогу.
Иван огляделся вокруг, держа на изготовку пистоль с последним зарядом, в любое мгновение готовый выстрелить. Нет, понятно, что для нападения на одинокого путника троих более чем достаточно. Но кто считает врагов, когда завертелась кутерьма? Вот искать – да, ищет.
Ага! Четвертый улепетывает во все лопатки вверх по Серпуховской. Вре-ошь! Не уйде-ошь! Прицельные в ярком лунном свете видны исключительно. Да после того как остатки туч расползлись, тут и вовсе читать можно.
Выстрел!
Беглец выгнулся дугой и молча полетел кубарем по дороге. Готов! Без вариантов. Так падают только мертвые. Выронить пистоль и выхватить саблю. Плевать, что оружие так до конца в руки и не далось. Уж против уличных-то грабителей длинный клинок все одно куда как предпочтительнее. По меньшей мере позволит держать и разить их на расстоянии.
Никого. Все, что ли? Ф-фу-ух! Кажется, пронесло.
А вот расслабиться до конца так и не получилось. Едва пришло осознание миновавшей опасности, как мозг тут же прострелила другая мысль. Иезуиты! До него добрались иезуиты! Или все же это простые грабители? Да кто же разберет-то. Вроде и не должны. Но кто знает, какие у них возможности. У того, кто находится в тени, всегда неоспоримое преимущество.
Подошел к первому нападавшему. Труп. Второго даже не стал проверять. Там мозги наружу выплюнуло. Третий? Ага. Жив, дурилка картонная. Стоит ли проверять четвертого? Оно вроде упал так, что живым счесть довольно трудно. Но… Если он собирается сделать то, что собирается, то оставлять за спиной никого нельзя.
Иван быстро пробежал пару десятков шагов до трупа четвертого нападающего. Именно что трупа. Чертыхнулся из-за потерянного времени. Вернувшись, сразу подобрал пистоли. Потом безжалостно запихал в рот раненому его же суконную шапку. Быстро обыскал, избавив от ножа за голенищем сапога. Ничего так, богатый лиходей. Хм. Или удачливый – вот сомнительно, чтобы он покупал эти сапоги.
Так. Пуля в живот. Кисло. Ну да, тут уж ничего не поделаешь. Быстро перетянул ему руки его же кушаком, накинул себе на плечо его кафтан и туда же определил самого раненого, издавшего глухой стон. Оно, конечно, так-то с болезным… А вообще, пускай идет он лесом. Подохнет – туда и дорога. Хотя порасспросить не мешало бы. Ничего, малость потерпит.
Уже когда скрылся за очередным поворотом, услышал топот множества ног, обутых в сапоги. Не иначе как стрелецкий патруль. Это он вовремя. Нет, опасаться их у него причин никаких. Мог бы спокойно дождаться и поведать о произошедшем. Глядишь, еще и благодарность заслужил бы от столичного воеводы.
Вот только не нужно ему такой радости. Потому как если за лихими стоят иезуиты, то власти его не защитят. А если же эти орденские змеи будут уверены в его неведении, у Ивана появится хоть какой-то мало-мальский козырь.
Так, этот пустырь после пожарища вполне подойдет. Несколько дней назад здесь выгорело сразу несколько усадеб ремесленников. В Белом же городе взамен сгоревших деревянных строить можно только каменные здания. Так что владельцам теперь придется переселяться за стену в Земляной город. Сомнительно, чтобы они потянули серьезную стройку. Зато за освободившийся кус земли теперь развернется самая настоящая борьба. И плевать, что райончик так себе, практически у самой городской стены.
Сбросил с плеча глухо простонавшего раненого. Осмотрел свое плечо. Ага. Вроде нормально. Не запачкался в крови. Не то у Мироновой Дарьи могут появиться ненужные вопросы. Нет, если бы он не сбежал, то и бог бы с ней, но он-то дал стрекача.
– Ну что, пришел в себя, болезный? – выдергивая кляп изо рта грабителя, спросил Иван.
– Ы-ыу-уммм… – Карпов тут же зажал рот раненого своей ладонью.
– Тихо себя веди, дурень, не то тебе еще горше придется. Во-от та-ак. А теперь расскажи, с чего это вы на меня напали? Ну говори, говори. Ить если сведу тебя в Разбойный приказ, тебе там худо придется. Сколько бы ни осталось твоего веку, а пожалеть ты успеешь.
– Хочешь сказать, конец мне? – выдавил пленник.
– А ты как думаешь, сколько протянешь с пулей в животе? Иль слышал, чтобы кто-то выжил?
– Не слыхал, – выдохнул мужик.
– Вот и я о том. Тебе осталось выбирать только меж легкой и тяжкой смертью. Так что говори. Глядишь, смилостивлюсь.
– Не потащишь ты меня в Разбойный приказ. Как объяснишь, что с места сбежал?
– Так за тобой погнался, касатик. Ты эвон каким крепким оказался, насилу нагнал. Ладно, не хочешь – не надо.
Иван хлопнул себя по коленям и выпрямился во весь рост. Потом набрал в грудь воздух, словно хотел закричать, призывая патруль.
– Добрыня наводку дал, – болезненно сморщившись, оборвал его раненый.
– Кто таков?
– Кабатчик с Хохловки. Тут недалече.
– Я такого не знаю.
– Так и он о тебе не ведает. Сказал, чтобы, как стемнеет, мы ждали близ дома выкреста дяди Яши. Когда будет стоящая добыча, нам сигнал в окошко подадут. А там уж сами. Четыре дня впустую прождали, а сегодня ты появился, – часто прерываясь и страдальчески морщась, пояснил раненый.
– Это что же получается, дядя Яша своих клиентов под молотки подставляет? Не вяжется, дружочек. Ему такая слава ни к чему.
– Да мне-то откуда знать, – просипел мужик. – Добей, ирод. Никакой моченьки терпеть нет.
Хм. Если этот не врет, выходит, обычное ограбление. А кабатчик Добрыня, получается, наводчик. Тогда иезуиты точно ни при чем. Или при чем? Но тогда уж нужно кабатчика трясти. Правда, пленный ради прекращения мучений очень даже может обмануть. А вот не угадал болезный.
Иван извлек нож, но, к удивлению раненого, не стал его добивать. Вместо этого вернул кляп на место и, взрезав рубаху пленника, как смог перевязал его рану. До дома Павла не так чтобы далеко, всего-то с версту будет. Придется тебе, сердешный, потерпеть. Ну а Карпову – попотеть.
До нужного адреса добрался довольно быстро. По счастью, подлекарь Рудаков, тот самый, которому никогда не быть профессором, оказался дома. Вообще-то он собирался уже отбыть на гулянье, во дворец к князю Черкасскому.
– Паша, погоди. Когда тебе еще такой случай подвернется, чтобы в чьих-нибудь потрохах покопаться. Выбора-то у него нет. Лихой, умышлявший убийство. Ну и, наконец, ты как медик выполнишь свой долг до конца. Потому как если он и умрет, то ты ему опием страдания серьезно облегчишь.
– Ох и искуситель ты, Ваня, – задумчиво глядя на пациента, уже отправленного в наркотический сон, произнес подлекарь.
– Брось. Ты сам хочешь им заняться.
– Мало ли что я хочу. Тебе-то это зачем?
– Выяснить хочу, кто это на меня указал. А этого ломало так – что угодно мог наплести, лишь бы я его мучения прекратил.
– Ты вообще в курсе, что мы нарушаем закон?
– Я нарушаю, не ты. Твое дело маленькое, принесли раненого, ты его обиходил. Я тебя убедил в том, что властям уже сообщил. Словом, вали все на меня.
– Ну хорошо, а с чего ты вообще взял, что у меня получится?
– Во-первых, если у кого и получится, то только у тебя. А во-вторых, мне и нужно-то, чтобы он прожил пару-тройку дней.
– Ладно, – явно желая приступить к операции, произнес Павел. – Только, Ваня, ты будешь мне ассистировать. Мои-то санитары в Измайлове.
– Не вопрос. Накинуть на меня есть что?
– Найдем.
Операция прошла удачно. Ну, во всяком случае, на взгляд Ивана. Пулю извлекли, пробитый кишечник зашили, брюшную полость почистили настоем для промывки ран. Единственно, Карпова едва не вывернуло от вони. Все же пробитые потроха источают то еще амбре. Но ничего, выдержал…
– Ну что, сердешный, помнишь ли, что вчера мне говорил? – с нескрываемой иронией поинтересовался Иван у лихого, когда грабитель наутро пришел в себя.
Тот лежал, привязанный к постели и практически неспособный пошевелиться. Оно и чтобы в бега не подался, и чтобы себе не навредил каким образом.
– П-пить, – с трудом разлепив пересохшие губы, едва выдавил из себя раненый.
– Нельзя тебе пить, лиходей ты наш, – покачав головой, отказал Иван. – Про кабатчика Добрыню вчера правду сказал? Ты не молчи. Я тебя к лучшему в Москве лекарю снес, он мертвых из могилы поднять способен.
– К чему?
– А к тому, что просто так помереть тебе я не дам. Правду скажешь – вот те крест, если выживешь, отпущу на все четыре стороны. Соврешь – тогда только для дыбы я тебя и сберегаю.
– Про Добрыню правда. Его наводка.
– А про дядю Яшу что скажешь?
– Ничего не скажу. Не знаю я ничего про него. Добрыня сказал, свечой в окне крест-накрест проведут, когда жирный бобр будет. Вот мы и ждали. Христом Богом прошу, добей. Сил нет.
– Не стони, – отмахнулся Иван. – Сейчас придет лекарь, легче станет.
– Ну что тут? – поинтересовался, входя в комнату, Павел.
– Да вот пришел в себя. Пока вроде бы нормально. А там кто его знает. Разбирайся сам.
– Иди уж, сиделка ты наша. Кстати, Фрол уже в столовой. Решил оставить тебя без завтрака.
– Этот может, – авторитетно согласился Иван.
Рудаков снимал просторную квартиру, за которой присматривали кухарка и дворецкий. Немолодая чета, находящаяся у него в услужении. Павел вполне мог себе позволить как прислугу, так и квартиру в доходном доме Белого города.
Его, конечно, предали анафеме, попросили из академии, выставили из дома профессора Рощина. Но больным зачастую плевать, есть ли ученая степень у лекаря или нет. Главное, чтобы его лечение было эффективным. И надо сказать, слава Рудакова крепла день ото дня. Не то чтобы он загребал огромные гонорары, но тем не менее считался довольно завидной партией.
Его заработков вполне хватило бы, чтобы содержать семью, но было откровенно мало для проведения масштабных и всесторонних исследований в интересующих его направлениях медицины. Последних стараниями Ивана у подлекаря сейчас предостаточно.
А еще, насколько знал Карпов, Рудакова также не отлучили и от сердца Дарьи Христофоровны. Дочь профессора пока не решалась открыто противостоять батюшке, хотя получить его согласие на брак с Рудаковым не составило бы труда. Великая княгиня в любой момент могла озаботиться счастьем своей фаворитки, и такой свахе Рощин не отказал бы. Но девушка все еще надеялась, что ей удастся смягчить сердце отца.
– Фрол, побойся Бога. У меня со вчерашнего дня во рту ни одной маковой росинки, – заметив расположившегося за столом казака, возмутился Иван.
Друг и подчиненный с непроницаемым видом поглощал расставленную перед ним хозяйкой еду. И судя по тому, сколь решительно он действует, очень скоро от завтрака ничего не останется. Оно, конечно, кухарка приготовит еще, чай, с припасами у Рудакова все в порядке, но когда это еще будет.
– А ты не зевай, присаживайся. Глядишь, и голодным не останешься.
Женщина, вертящаяся у плиты, не без удовольствия наблюдала за гостями. А то как же. Какой хозяйке не понравится, когда ее стряпней довольны, да еще и не могут меж собой поделить.
После завтрака переоделись в платье, предоставленное Павлом, и направились прямиком по адресу. В доме лекаря им пока делать нечего. Да и поговорить там не получится. На улице куда как вольготнее. И подслушать никто не подслушает, и движутся в правильном направлении.
– Чего звал-то, Ваня? – наконец обратился казак. – Да еще и переодевание это.
– Знаешь, Фрол, очень может статься, что нам шлют привет господа иезуиты, – как ни в чем не бывало ответил Карпов.
– Даже так?
– Не уверен. Но все может быть. Хотя с другой стороны, возможно, меня хотели просто ограбить. Эдак легонечко, сунув под ребра нож.
– Ну, дырок в тебе я не заметил. Помогла, выходит, кольчужка.
– А ты не ерничай. Двумя клинками били. В грудь и в бок. Знатный синяк подсадили, ироды.
Когда Иван загорелся идеей обзавестись кольчугой, Фрол его поддержал. Но когда выяснилось, что та будет спускаться только чуть ниже пояса, а рукавов и вовсе иметь не будет, то отмахнулся. Мол, броня не броня, ни рыба ни мясо. Не кольчуга, а кольчужка какая-то. Детская забава, одним словом. Но практика показала обратное.
– И как все было? – поинтересовался Копытов.
– Ну как. Хорошо хоть не разом навалились. Пострелял я четверых. Трое насмерть. Один цел остался. Его притащил к Павлу. Тот пулю вынул, подлатал. Бог даст, выживет. Не даст, туда ему и дорога.
– Коротенько. Ну да ладно, поговорим еще. Так куда мы сейчас идем-то?
– Лихой этот указал, что их навел некий кабатчик – Добрыня с Хохловки.
– Знаю тамошний кабак. Та еще дыра. И народец собирается такой, что клеймо негде ставить.
– Ну, сейчас-то там никого нет. Больно рано. Вот и наведаемся к нему, чтобы поспрошать кое о чем.
– Хм. Может, все же в Разбойный приказ? Чай, у нас там есть знакомец. Опять же нападение на тебя случилось.
– Ну, во-первых, с места я улизнул, да еще и пленника умыкнул. А во-вторых, если тут и впрямь иезуиты замешаны, то Разбойный приказ нам не помощник. От этих так просто не отделаться.
– А с этим раненым что будешь делать?
– Помрет, вынесу да в ров скину. Мало ли там покойников случается. А выживет… Не знаю пока. Потом решу.
– Да к чему он тебе вообще нужен-то?
– К тому, что, если с кабатчиком обманул, поспрошаю еще. А если нет… Если правду сказал, я обещал его в живых оставить. Словом, будет время, будет пища.
– Ну-ну. То решать тебе. Пока, – многозначительно закончил Фрол.
Кабак представлял собой двухэтажное бревенчатое здание. На первом располагалось само питейное заведение. На втором проживал хозяин с семейством. Поправочка. На поверку оказалось, что он там сожительствует с кабальной служанкой. Пусть и немолодой, но вполне миловидной особой. Здесь имелись еще вышибала и мальчишка, помогавший обслуживать посетителей. Но они приходящие и появятся только к обеду.
Не сказать, что в этом заведении не рады гостям. Всяк гость несет копейку в мошну хозяина. Вот только столь ранние гости здесь были нежелательны. Оно и понятно, заведение работает чуть не до рассвета, а тут еще и будят ни свет ни заря. Подумаешь, солнце уже высоко, это ни о чем не говорит. Для кабатчика, не имеющего ничего общего со своим тезкой богатырем, сейчас рань несусветная.
Правда, недовольство с него как ветром сдуло, едва он собрался выпроводить ранних посетителей. Вот так открыл дверь и тут же получил в свой двойной подбородок, улетев в обеденный зал и прихватив пару лавок. Иван даже забеспокоился, не сломал бы чего, рука у Фрола тяжелая.
Казак же как ни в чем не бывало прошел внутрь, подхватил кабатчика за рубаху, поставил на ноги. И пока тот еще ничего не осознал, врезал еще разок. Дабы довести клиента до нужной пластичности.
– Пасть захлопни, – стрельнув равнодушным взглядом убийцы на готовую заголосить кабальную бабу, велел Фрол.
И следом. Хрясь! Уже практически пришедший в себя и трясущийся как осиновый лист Добрыня вновь отправился в полет, опрокинув при этом стол. Серьезно так приложился казак, да и вес у толстяка-хозяина изрядный. Коли такую массивную конструкцию из толстых плах снес с места.
Копытов вновь схватил кабатчика за грудки и поставил на ноги. Глянул в глаза и произнес совершенно ровным тоном:
– Старшой, ты уверен, что хочешь с ним говорить? Может, просто пришибем да пойдем в другое место, опрокинем по кружечке?
– Все бы тебе резать, – тяжко вздохнул Иван, подыгрывая Фролу.
– В-вам эт-то так не ш-шойдет, – запинаясь, прошамкал разбитыми губами кабатчик.
– Брось, – отмахнулся Иван. – По нам уж давно плаха плачет. Так что одной душой больше, одной меньше, разницы никакой. Правда, и на тот свет мы как-то не торопимся. А тут вдруг кто-то решил нас порезать. Пришлось всех четверых отправить на тот свет. Слышал небось о побитых у Серпуховского перекрестка, а, Добрыня?
– Стрельцы заходили, говорили, что там троих побили, – проявил осведомленность кабатчик.
– Верно. На перекрестке нашли троих. Четвертого мы с собой унесли, поговорить. Интересные вещи он нам поведал, пока мы его в ров не сбросили. Знаешь какие? Вижу, что знаешь. Вот мне и любопытно, к чему это ты на нас навел ту ватагу.
– Я не…
– Кабатчик, ты сейчас с жизнью своей играешь, – покачав головой, оборвал его Иван.
Фрол без лишних разговоров извлек нож и приставил к горлу бедолаги. При этом вид у казака был совершенно безучастный и даже скучающий. Ни дать ни взять вот так походя полоснет и пойдет в другой кабак, где кровью не изгваздано.
– Погодите!
Добрыня испуганно задрал оба своих подбородка, отстраняясь от отточенного лезвия. А потом заговорил скороговоркой, словно боясь, что его прервут. Только и успевай разбирать, что он там лепечет своими разбитыми и кровоточащими губами.
– Ни при чем я. И никто не думал грабить именно вас. Просто случилось так. Кузьма сказал, что, как только появится гусь, при котором будет не меньше ста рублей, в окне второго этажа свечой проведут крест. Откуда же было знать, что там вы будете.
– Что еще за Кузьма? Ты толком сказывай, пока не порешили тебя, – потребовал Иван.
– Нищий. Он побирается у церкви Троицы, тут, на Хохловке. Он все про всех ведает, даже то, чего они сами о себе не знают. Но он с вашим братом никогда дел не имеет. Мне обсказывает в подробностях, а уж я с ними договариваюсь.
– И сколько ты ему платишь за наводку?
– По-разному бывает.
– За нас сколько взял?
– Десять рублей. Только я не ведал, что это именно вы, – поспешил заверить кабатчик.
– А сам-то сколько стряс с ватаги?
– Нисколько. Голые они были, все спустили. Потом должны были поднести пятьдесят рублей.
Ну и расценочки у местного преступного мира. Но с другой стороны, не нравится, иди грабь кого ни попадя. А тут, даже если отвалить полтинник, остается другая половина, а то и больше. Сигнал-то так просто не подали бы. Так что нормально, чего уж там.
Из сказанного Иван сделал два вывода. Первый – иезуиты тут никаким боком не причастны. Даже для них получается слишком мудрено. Такие комбинации только в книжках срабатывают. Иван, бывало, и месяц не появлялся у дяди Яши, и столько времени держать ватагу на адресе… Словом, нереально, и все тут.
Возможность исключить такую составляющую, как орден, дорогого стоит. Однако второй вывод ему понравился куда больше, и если Иван окажется прав, то трудно себе представить, скольких головных болей удастся избежать. Его очень заинтересовала личность этого самого нищего Кузьмы.
Они с отцом, конечно, предпринимают кое-какие меры безопасности. До чего-то додумался Архип, что-то подсказал сын. Но все это одно сплошное дилетантство. Современники Ивана могли с апломбом рассуждать об азах розыскной деятельности, вот только все эти рассуждения в реальности не стоили и ломаного гроша. В основе любой оперативной работы лежит сбор информации. И что ни говори, тут нужно иметь талант или, если хотите, призвание. И судя по тому, что они узнали, подобный талант сейчас промышлял под видом нищего у местной церквушки.
Признаться, Карпов подумал в эту сторону на основе все тех же прочитанных книг. У многих авторов главные герои неизменно обзаводились собственной службой безопасности. Довольно часто эта роль отводилась именно преступникам. Их неизменно перековывали, получая верных соратников, стоящих на страже секретов главгера.
Ерунда? Как сказать. Если столько людей твердит об одном и том же, знать, в этом все же что-то да есть. Чуть ли не основоположник сыскной полиции Франции, некто Видок, также был выходцем из преступной среды. Хм. Или только будет. Если будет. Все же история этого мира немного отличается.
Остается вопрос с преданностью этого персонажа. Тут Иван все же был склонен к наличию рычагов воздействия. Будут таковые, и можно думать о взаимовыгодном сотрудничестве. Нет? Ну что же, шагнувший на преступную стезю должен отдавать себе отчет, что сколько веревочке ни виться, а конец один.
Именно в надежде заполучить в свои руки этого самого Кузьму Иван и не стал трогать кабатчика. А что, очень даже можно привлечь Разбойный приказ. Как уже говорилось, был у него знакомый дьяк, обязанный Ирине. Так что все обставили бы в лучшем виде. Раньше-то он опасался ордена, теперь же… Теперь хотел получить куда больше, чем отправленный на каторгу кабатчик.
Кузьму искать не пришлось. Он сам нашелся. Добрыня вовсе не собирался покрывать того, через кого на его голову свалился целый ворох неприятностей. А потому сообщил, что искомое лицо должно будет появиться с открытием кабака.
Пьянствовать Кузьма не пьянствовал. Но кружечку-другую пива пропускал. Да и пообедать где-то нужно. Потом он исчезал на сутки, вновь появляясь на следующий день к открытию. Даже наводки свои приносил, когда приходил обедать.
Кузьма на вид оказался обычным нищим. Вот так пройдешь и не запомнишь. Тщедушное сложение, если не сказать болезненная худоба. Козлиная бородка, нечесаные всклокоченные волосы, торчащие, как пакля. Хитрый бегающий взгляд. Или он забегал только сейчас, потому как мужичок буквально нутром почуял опасность.
– Дернешься – пристрелю, – наведя на посетителя пистоль, пообещал Иван.
Тем временем Фрол преградил собой дверь, перекрыв пути отступления. Оно бы куда надежней приласкать его для начала. Но Иван велел мужичка не трогать. Не хотелось начинать знакомство с мордобоя. Ему ведь нужно заполучить этого кадра с потрохами.
– Чегойтость, господин хороший? – Кузьма даже подогнул ноги, изображая страх.
Ясное дело, и впрямь испугался, но по взгляду видно, что его мысль сейчас работает с неимоверной быстротой. Вот молодец. Ему прямо в глаза смотрят два черных провала стволов, позади стоит самый натуральный душегуб, в груди испуганной птицей бьется страх, а он ищет возможность вывернуться из безнадежной ситуации.
– Кузьма, ты лучше не дергайся. Вот ей-ей, так будет лучше. Хотели бы прибить, уже прибили бы. Арестовать – уже скрутили бы. Но я хочу с тобой поговорить. А потому просто присядь вон за тот столик в уголку. Заодно и пообедаем. Мы тоже уж проголодались. И хватит изображать из себя тварь дрожащую. Не то точно сочту тебя бесполезным и пристрелю.
– Да чего вам надо-то, господа хорошие? Я ить…
– Кузьма, – повысив голос, оборвал его Иван. – Чтобы ты знал, мы те, кого сегодня ночью пытались убить по твоей наводке. Будешь дальше изображать дурня, значит, пользы от тебя никакой. А тогда уж с чистой совестью на небеса. Выбирай, – изобразив самую добродушную улыбку, предложил парень.
– Добрыня, поснедать принеси. Как всегда, – вдруг преобразившись, попросил Кузьма.
О как. Выпрямился, приосанился, бородка торчком, голос звучит твердо. Эта метаморфоза удивила даже Добрыню, что было видно по его ошарашенному лицу. Ну ни дать ни взять агент под прикрытием, сбросивший с себя маску. Впрочем, только ассоциация, и не более. Этот субчик работает на себя, и никак иначе.
Устроились друг напротив друга. Копытов все так же стоит в сторонке, не вмешиваясь в разговор и приглядывая за тем, чтобы кабатчик и его прислуга держались подальше. Ну и кабак открывать не дает. Вышибала уже снаружи перед входом, заворачивает всех страждущих, ссылаясь на мифическую занятость хозяина.
– Значит, так, Кузьма. Выходов у тебя два. Первый – ты работаешь на меня, с платой не обижу. И второй – я тебя сведу на съезжую, и уже к завтрашнему утру ты будешь болтаться в петле.
– Не больно ли ты скор? – недоверчиво хмыкнул Кузьма.
– Добрыня тут сказывал, что ты все обо всех знаешь, даже то, чего они сами о себе не ведают.
– Ну, то он приукрасил.
– Карпов моя фамилия. Иван Архипович Карпов.
Едва это услышав, Кузьма даже поперхнулся от неожиданности и вперил в парня внимательный взгляд. Не испуганный, а именно внимательный и изучающий. Потом пришел к какому-то выводу и недовольно крякнул.
– Сотенный Измайловской сотни? – все же уточнил нищий.
– Он самый.
– Н-да. А ить и впрямь скоренько можешь отправить на виселицу. Небось еще и кабатчика видоком выставишь, – решительно отправляя в рот ложку с кашей, произнес Кузьма.
– Выставлю. До него мне дела никакого. Любого из их братии возьми, и грехи на всех будут одни и те же. А так, глядишь, еще и пригодится. Как думаешь, будет благодарен за то, что петли избежал?
– Аки верный пес. Правда, до поры. А как возможность сыщется, так и предаст без оглядки, – пренебрежительно махнув в сторону кабатчика, пояснил Кузьма.
Потом вновь решительно подхватил очередную порцию каши и усиленно заработал челюстями. Интересно, если он всегда так питается, а не баландой какой, то отчего такой худющий?
– Ну так и ты таков же будешь. Только обернусь к тебе спиной, как ты в нее ударишь.
– А может, и не ударю.
– Может, и не ударишь. Коли опаску иметь будешь.
– И в чем моя опаска?
– А то ты сам мне поведай. Ну, чего глядишь? Коли тебя прихватить не за что, так ты мне бесполезен.
– И тогда в петлю?
– Именно.
– А как служить тебе соглашусь?
– Поначалу стану платить тебе, как поручику, по пять рублей в месяц. А дальше будет видно. Станешь хорошо служить, и больше положу.
– Это что же мне делать придется?
– А то же, что и сейчас делаешь. Знать все о тех, о ком я скажу. Ну и мне докладывать, ясное дело. Семья есть? Да ты не молчи, мил человек. Говорю же, коли ухватить тебя будет не за что, то только на съезжую. И учти, клятвам да слову честному я не верю.
– И сам не держишь? – невесело ухмыльнулся мужичок.
– Сам держу. Всегда. Потому как добрую славу никакими деньгами не купить, а только прожитыми годами. Но тебе у меня веры нет. А потому повторяю вопрос. Семья есть?
– Ну, есть, – с кислой миной ответил Кузьма.
Оно, конечно, семья – это… Но выбор не особо велик. Пусть он этого парня видит впервые, но слышал о нем многое. И ночное происшествие, о котором нищий уже знал, тоже говорило в пользу сотенного. Ить не объявился, учинил тайный сыск и теперь сидит перед ним, условия ставит. И сомнений никаких: если Кузьма не согласится, повесят его, и вся недолга. А там, глядишь, еще и о семье выпытают да счет учинят.
– Где проживают? – продолжал расспрашивать Иван.
– Село Осиновка в десяти верстах от Москвы, – поведал мужик и добавил: – Овечкины мы.
– Село вольное?
– Вольное.
– И что же ты так-то? Чай, и земельный надел есть. Ты давай говори, Кузьма, мне тебя до себя допускать, а потому я знать должен.
– Да лет двадцать назад неурожай случился. Голод пришел в дом. Вот и подался я в Москву на паперть. А там завертелось, в привычку вошло.
– Семью-то поднял?
– Поднял. Надел брательник старший возделывает с сыновьями. А я так деньгу в дом несу. И получается поболее, чем с надела. Дом поставили – чисто хоромы.
– Сам-то что же, бездетный?
– Троих Господь прибрал. Трое живы-здоровы. Девки уж, почитай, невесты. Сын же в школе при академии учится. Я его на полный кошт определил.
– О как! И все на милостыню?
– Чего спрашиваешь, коли сам знаешь, что не только на нее, – обреченно проговорил мужик.
– Х-ха! Вот молодец. Ну а с дядей Яшей как же? Как он мог пойти на ограбление своего клиента? Решил прикарманить все оставшееся? – Иван смотрел на Кузьму требовательным взглядом.
Если это дядя Яша, то ему нужно знать. И тогда уж этому еврею-выкресту не жить. Без вариантов. Помнится, некоего Родиона, помощника новгородского купца, за подобную подставу Карпов-младший отправил к праотцам. И этот меняла ничем не лучше.
– Да чего теперь-то, – глянув на Ивана, снова вздохнул нищий. – Племянник у него есть, Изя, помогает в делах, ну и за наследника, значит.
– Видел такого, – подтвердил сотенный.
– Вызнал я, что он содомит.
– И что, дядя из-за этого открестится от него?
– Дядя нет. А вот коли Синод о том прознает, торчать пареньку на колу.
– И дядя, спасая своего племянника…
– Если бы прознал дядя Яша, я уже гнил бы у него в подвале и меня пытали бы каленым железом. Клиенты и авторитет для него священны, – покачал головой Кузьма.
– Так отчего же племяш не рассказал ему?
– Потому что с такой язвой меняла от парня не откажется, но и дело ему не передаст. Просто вышлет к дальней родне, чтобы грозу от дома отвести. А Изе очень уж хочется получить наследство.
– Вот так, разбрасывая авторитет? И какое тогда ему достанется наследство?
– Так я ведь наглеть не собирался. Один клиент в год, не более. Ну чего только не случается в Москве.
– Вот, получается, как. Н-да. Это я удачно поохотился. Если, конечно, ты не наврал тут с три короба. Ну да ничего. Мы это живо проверим. И для начала навестим твою родную Осиновку.
– Зачем это? – вскинулся Кузьма.
– А с родичами твоими познакомимся. А прежде сходим в университет. Чай, сыну-то на казенном коште не больно-то сладко живется. Ну а ты как думал?
– Угу. Ну да чего уж там. Ноготок увяз, всей птичке пропасть, – снова вздохнул Овечкин.
– Фрол, уходим. Этого забираем с собой. Не трясись, Добрыня, тебя не тронем. Кузьма, а ты чего расселся? Поднимайся, мил-человек. Пора ноженьки поразмять.
Назад: Глава 4 Союзник
Дальше: Глава 6 Дела сердечные