Глава 3
Московская Обитель, штаб-квартира семьи Эрли
Москва, Царицынский парк, за полвека до описываемых событий
Шаса скандалила. Громко и со вкусом.
Отчасти шасу можно было понять. Она собиралась разродиться первенцем и абсолютно серьезно считала предстоящий процесс главным событием Вселенной. Чудо деторождения ожидалось в ближайшие дни, шаса готовилась к нему почти год, измотала нервы мужу, родителям, консилиуму, наблюдавшему за ходом беременности, а теперь пришла пора страдать персоналу Московской Обители.
Гарита прикатила в Царицыно после обеда и заявила, что не покинет госпиталь до родов, но при этом не станет оплачивать свое пребывание в палате люкс. Нелепый аргумент брата Вынуса, главного акушера Обители, что рожать Гарите предстоит в лучшем случае через неделю, шаса сочла оскорбительным, а в ответ на последовавшее предложение ехать домой принялась рыдать. Теоретически рыдающая женщина могла растопить по-медицински холодные сердца эрлийцев – нужно было лишь добавить к слезам немного наличных, но стоило врачам заикнуться об оплате, прекрасные черные глаза будущей матери пересохли от обиды и гнева, и темные вассалы Темного Двора сошлись в безжалостной схватке за яркое золото.
– Вы видели, что здесь написано? – возмущенно спрашивала Гарита, тыча пальчиком в страховку. – Ведение беременности и родов! Родов! Я звоню мужу.
– Но, досточтимая шаса, роды еще не начались, – мягко возражал акушер.
– Это ничего не значит!
– Значит.
– Я звоню мужу.
– Если вы это сделаете, ему самому придется вынимать из вас первенца.
– Пошляк!
– В контракте указан перечень форс-мажорных обстоятельств, – едко сообщил брат Вынус. – Я лично придумал половину из них и с радостью применяю против вашей семейки при каждом удобном случае.
– А как же знаменитая солидарность вассалов Темного Двора? – удивилась Гарита.
– Сказать, какой процент ваши соплеменники содрали с меня за простенькую ипотеку?
Шаса насупилась, раскрыла контракт в разделе «Форс-мажор», быстро просмотрела длинный перечень событий, которые эрлийцы сочли достойными разрыва договора, и слегка присмирела.
– Вся врачебная наука говорит о том, что я не останусь беременной, будучи на последнем месяце, – сообщила она приободрившемуся акушеру. – У меня есть страховка, включающая роды. Так предоставьте мне услугу, за которую мой муж заплатил деньги, и я не стану ему звонить!
Некоторые аргументы высокопоставленных шасов, а особенно – их беременных жен, могли поставить в тупик даже самого опытного врача.
– Э-э… – промямлил брат Вынус.
– Исполняйте, – великодушно разрешила Гарита и отвернулась.
Однако проще масану избавиться от щелевидного подсвистывателя, чем пациенту от врача, считающего, что ему недоплатили.
– Видите ли, в чем дело, – продолжил эрлиец. – Беременной вы, конечно, не останетесь, не смею спорить, но без предусмотренных контрактом показаний я могу оформить вас только в платную палату. Отдельный выход в живописный уголок двора включен в стоимость. По статистике, младенцы в платных палатах рождаются спокойными и веселыми, быстро начинают говорить и не умеют водить машину, поскольку с рождения и до смерти их сопровождает личный водитель. Оплата вперед, услуги сиделки включены.
– Нет, вы оставите меня бесплатно!
– Бесплатно я могу вас еще разик осмотреть.
– И разумеется, мне нужна сиделка!
– Не будем забывать, что привычная домашняя обстановка тоже благотворно сказывается на характере ребенка…
– Я не поеду домой! У меня кольнуло здесь! – Шаса соорудила на лице тревожное выражение и указала пальцем на живот. – И вот здесь. Если вы откажете мне в экстренной помощи, которая внесена в страховку отдельным пунктом, вам это с рук не сойдет. Адвокат Банам Турчи – двоюродный племянник моего мужа, а мой муж, чтоб вы знали, – не последний человек в «Шась Принт»! И если вы не прекратите надо мной измываться, он подделает контракт, и выяснится, что Обитель должна мне крупную сумму, а вы вообще проданы в рабство!
– Сейчас вы договоритесь до того, что я откажусь принимать вашего первенца, – пригрозил Вынус.
– Это еще почему?
– Мне не понравилось замечание насчет рабства!
– Это была шутка!
– Мне не понравилась шутка насчет рабства!
Брат Вынус топнул ногой.
А шаса неожиданно умолкла, прекратила сыпать угрозами, и ее темные очи наполнились слезами. Гарита действительно боялась рожать, но воспитание и семейные традиции не позволяли ей переплачивать. Жадность шасов, слегка разбавленная таинством материнства, столкнулась с жадностью эрлийцев, слегка разбавленной врачебной этикой. Врач и пациентка с пониманием посмотрели друг на друга. Потом Гарита всхлипнула, и Вынус машинально предложил ей платок.
– Спасибо.
– Это бесплатно. – Эрлиец помолчал. – Но только это.
– Я никуда не уеду, – сообщила шаса, вытирая глаза.
– Где, вы говорите, у вас кольнуло? – поинтересовался акушер, понаблюдал, как пациентка пытается указать то ли на грудину, то ли на желудок, и, с облегчением вздохнув, вызвал брата Тинктуруса.
Если уж совсем нельзя избежать ненужных расходов, их всегда можно переложить на другое отделение.
К приходу Тинктуруса подоспел встревоженный муж, и события стали развиваться быстро и в правильном направлении. Муж узнал, что пребывание в терапевтическом отделении, если не брать люкс, обойдется почти вдвое дешевле, перечитал страховку, посмотрел на заплаканную жену, вздохнул и достал почти волшебную кредитную карточку.
Медицина в очередной раз справилась с острым приступом жадности. Не излечила совсем, но купировала.
Муж избавился от денег, эрлийцы избавили его от капризов беременной жены, Гарита оставалась в Обители, главному акушеру больше не грозили штрафами и претензиями со стороны многочисленных юридически подкованных родственников беременной скандалистки, а Тинктурус госпитализировал к себе платежеспособную пациентку, которой не требовалось никакого лечения. Не считать же серьезной терапией травяные настои, которые будут трижды в день подаваться ей под видом желудочных капель.
Что же касается капризов, их брат Тинктурус не боялся: в юности он мечтал о карьере психолога и поднаторел в общении с самыми неадекватными персонажами Тайного Города. И персонал своего отделения натренировал отлично. В общем, Тинктурус – сама галантность – лично вел по коридору пациентку, вполуха слушал вопросы, сыпавшиеся, словно из рога изобилия, и не забывал вовремя ронять:
– Да-да, конечно, обязательно, только самое лучшее. Очень тепло. Очень свежо. Прекрасная библиотека. Меню лучших ресторанов…
А на пороге отделения остановился, изумленно уставившись на распростертое на полу тело. И глупо спросил:
– Что происходит?
А через секунду понял, что видит брата Гематуса.
Он очнулся один. Во мраке. Странные видения ушли, зато озноб сотрясает тело и боль гуляет по организму, проверяя его на прочность. Мышцы, кости, связки… Каждое движение едва не лишает сознания, каждое движение убивает, а кровь разносит по жилам жидкий огонь. Хотелось выть, но спазмы не позволяли.
Очнувшись, Гематус несколько секунд корчился на кровати, потом попытался завыть, надеясь, что придет помощь, понял, что не может издать ни звука, сполз с кровати, выбрался из палаты, цепляясь скрюченными пальцами за пол и ножки больничной мебели, и распластался в коридоре.
– Что происходит?
В этот момент Гарита сообразила, что ее не слушают, умолкла, проследила за взглядом Тинктуруса, увидела тело и только приготовилась издать душераздирающий вопль, как ткань морока скрыла от нее ужасную картину. Брат Тинктурус передал будущую мать в заботливые руки сбежавшихся подчиненных, и наутро она не могла с уверенностью утверждать, что юноша с бледным, искаженным жуткой гримасой лицом не приснился ей на фоне треволнений, вызванных неподобающим поведением брата Вынуса.
А Гематус страдал.
Тело выгибало дугой, кости ломало, сухожилия перекручивались, мышцы с треском рвались, а кожа покрылась отвратительными струпьями. Внутренности выгорали. Говорить несчастный мог едва-едва, почти бессвязно, зато в полной мере осознавал, что умирает в самом сердце Московской Обители в лучшей клинике Тайного Города, а значит – всей Земли, там, где столько раз видел чудеса исцеления.
Время от времени над Гематусом склонялись изумленные корифеи, но юноша не тешил себя иллюзиями. Он уже понял, что помочь ему способен лишь тот, кто спит сейчас где-то между мирами.
– Прос-нись, – шептал Гематус непослушными губами. – Пож-жалуйста, прос-нись…
И вновь впадал в недолгое забытье.
В тело, разрывавшееся от бесчисленных кист, стремительно наполняющихся жидкостью, вгрызались иглы и безжалостно высасывали наружу естество, заставляя пустые оболочки рубцеваться, стягиваться, усыхать и скрючиваться вместе с подпаянными тканями. Мощнейшие заклятия прокатывались жаркими волнами. Он плавал в ванной из магических отваров…
Но продолжал умирать.
И Московская Обитель впала в мрачное оцепенение.
В истории эрлийцев случалось всякое, но такого, чтобы братья не могли помочь одному из своих, еще не было.
В Восточной башне ежедневно собирался консилиум из ведущих докторов Обители, однако научные споры и жаркие дискуссии не приносили результата. Единодушны братья были только в одном – дело нельзя предавать огласке. Сначала такое решение было принято потому, что никто не мог исключить инфекционный характер заболевания Гематуса, а затем светлые умы решили, что их профессиональное поражение плохо отразится на их профессиональной репутации, и взяли друг с друга слово молчать.
К тому же всех, кто мог бы помочь несчастному пациенту, Тинктурус ввел в курс дела в первую же ночь, а праздное любопытство с заглядыванием к пациентам в палату у эрлийцев не приветствовалось. Вот и получилось, что о происшествии знал лишь ограниченный круг лиц.
Изредка Гематуса навещали старые друзья, но состояние несчастного не улучшалось, он не приходил в себя, мучился, пребывая между жизнью и смертью, и постепенно коллеги стали заглядывать все реже. А брат Висцерус, который выделял Гематуса среди молодых врачей, и вовсе переселился в библиотеку, стал молчалив, рассеян и напоминал свою молчаливую тень. Почетная должность наставника, которой он так гордился, больше его не интересовала, и младое племя эрлийцев вздохнуло с облегчением.
Так продолжалось несколько месяцев.
И вот однажды брат Висцерус явился в кабинет отца настоятеля, выложил на стол толстую папку с собранными материалами, раскрыл, перебрал бумаги, словно выкладывая их на продажу, посмотрел на несколько удивленного Динамуса и сообщил:
– Генетическая память.
Настоятель важно кивнул, продемонстрировав, что ему это словосочетание относительно знакомо, но поднял брови, указывая, что сообщение должно быть полным.
– Не знаю, могли бы мы помочь несчастному Гематусу, даже если бы поняли это полгода назад, – продолжил старик. – Не знаю, поможет ли сейчас знание первопричины? Не знаю… Все зашло слишком далеко.
Сообщение стало полнее, но не яснее, поэтому Динамус кивнул:
– Садись, брат Висцерус, – и подпер голову рукой. – Расскажи о своей гипотезе.
– Земля не наш дом, отец Динамус.
– Я где-то об этом читал. – Настоятель позволил себе вежливую полуулыбку.
– И в этом кроется секрет бедственного состояния брата Гематуса, – со вздохом продолжил Висцерус. – Семья Эрли, так же, как все остальные разумные расы, зародилась не на Земле. Здесь мы гости. Мы оставили свои изначальные миры, а вместе с ними – самобытность, знания и… нечто большее. Нечто, заложенное в нас при создании.
– Какое отношение это имеет к генетической памяти? – мягко поинтересовался настоятель.
– Пожалуйста, дослушайте, – попросил старик. – Как вы помните, оказавшись на Земле, семья столкнулась с небывало высокой детской смертностью. Сначала предки решили, что так подействовало долгое путешествие по Большой дороге, но время шло, а дети продолжали умирать. Мы вырождались…
– То было страшное время, – угрюмо подтвердил Динамус.
– Но умирали не все, – продолжил Висцерус. – Челы, как вы знаете, обожают твердить про естественный отбор. Это наивная теория, но она достаточно наглядна. Наши дети умирали, а оставшиеся принимали Землю как свой мир. Теряли нечто, заложенное в нас при создании, но обретали другое. Не лучшее и не худшее – другое, позволяющее нам жить здесь, как дома. И я считаю, что Гематус – редкий пример опоздавшего естественного отбора. Кто-то из его далеких предков прошел сквозь ад бегства в материнской утробе, родился с врожденными уродствами, но выжил и оставил на Земле потомство. Дефектные гены дремали тысячи лет, рецессивный признак подавлялся от поколения к поколению, а сейчас вдруг проявился. Я не знаю, что стало причиной его активации, но это неважно. Важно то, что Гематус заново переходит на Землю из нашего мира, трансформируется, и на его примере мы наблюдаем процесс в миниатюре.
– Нашим предкам пришлось нелегко, – пробормотал Динамус.
– Совершенно согласен.
Настоятель помолчал, обдумывая услышанное, после чего покачал головой:
– Генетикой и естественным отбором увлекаются челы, это правда. Для них теория актуальна, если учесть короткие сроки жизни и хрупкость тел. Благодаря несовершенству челы обрели уникальную возможность проследить наследование признаков. Они заметили кое-какие закономерности и, естественно, бросились их изучать. Но не следует подходить с той же меркой к жителям Тайного Города, брат Висцерус. Согласно человской теории, мы, существуя в замкнутом социуме, давным-давно должны были выродиться, но основной фактор нашего выживания – магия…
– Вот именно – магия! – горячо подхватил старик. – На ней зиждется феномен брата Гематуса! Генетические изменения челов статичны на протяжении жизни отдельно взятой особи. А мы, под влиянием магии, получили, если так можно выразиться, динамический манифест заболевания, протекающий столь же бурно, как приступ выползня у ко́нца.
– Что могло спровоцировать кризис? – быстро спросил Динамус, сообразив, что страшный ген может оказаться и в нем.
– Да что угодно, – не стал скромничать Висцерус. – Переутомление. Переохлаждение. Волнение. Колебания энергии…
– Или сочетание факторов.
– Скорее всего. Я должен был обратить внимание, Динамус! Я единственный, кто видел преддверие приступа, его зловещую ауру.
– Не вини себя, брат Висцерус, – вздохнул настоятель и бросил быстрый взгляд в зеркало. – О каких признаках ты говоришь?
– Утром того дня Гематус невпопад ответил на простейший вопрос, я еще подумал, что ему стоит отдохнуть, и с той самой минуты не должен был упускать его из виду.
– Невпопад… – Динамус с трудом удержался от просьбы задать ему какой-нибудь вопрос. – Что ты предлагаешь, брат Висцерус?
– Соберите консилиум, отец Динамус, давайте обсудим эту теорию, и если «транзиторный феномен», как я его условно назвал, будет принят за основную гипотезу, нам останется лишь придумать, как с ним бороться.
– Ты хорошо потрудился, брат Висцерус.
– Вот список литературы. Здесь – ссылки на наши архивы, которые я использовал в работе. Если у того, кто будет тебе возражать на консилиуме, есть полгода свободного времени, он может перепроверить мои выводы.
Брат Висцерус извлек из вороха исписанных, заляпанных и разрезанных листов две машинописные распечатки в аккуратных картонных папках, вручил отцу настоятелю и шаркающей походкой вышел в коридор, на ходу одергивая давно не стиранную рясу.
* * *
«Баррага и К. Лаборатория функциональных скульптур»
Москва, Большой Овчинниковский переулок, 17 октября, понедельник, 20:00
– У меня конец рабочего дня, – желчно сообщил нав, едва увидев вошедших репортеров. – И я не намерен продлевать его ради вас ни на секунду!
– Почему?
– Потому что ленивый.
– Э-э… – Белосвет привык, что его подопечные попадают в нехитрые ловушки, и потому растерялся, услышав четкое, резкое и недвусмысленное заявление Барраги. – Как насчет небольшого интервью для «Тиградком»?
– Да никак.
Склочный нав попытался захлопнуть дверь, но люд, продолжая широко улыбаться, подставил ногу, вынудив хозяина общаться через широкую щель.
– А если подумать?
– Уходи и думай.
– О чем?
– О том, как легко у тебя получается наживать себе врагов.
– Я об этом часто думаю.
– Поздравляю.
– Но ведь на самом деле я милый. Просто непосредственный.
– Ах, вот в чем дело!
– Именно.
– Тогда входи.
Мастер големов неожиданно сделал шаг назад и распахнул дверь, приглашая настырного люда войти и… И испытать на себе весь комплекс охранных систем лаборатории. Но на такие уловки Белосвет перестал попадаться давно, после того, как перетянутый магический «батут» едва не отправил его на орбиту. Тогда молодой репортер на пару дней стал героем шуток, а выражение «отправить в космос с помощью батута» вошло в лексикон и даже проникло к челам.
– Чего стоишь?
– Мы теряем время.
– Тогда убирайся, – велел нав, поняв, что его ловушка не сработала.
– Мастер, пожалуйста…
– Хватит доставать! Когда я давал свое первое интервью, вашей съемочной группы и вашего телевидения еще на свете не было… Готов спорить, тебя тоже, ко́нец!
Лакриций, выглянувший было из-за плеча люда, вновь спрятался.
– Если мне вдруг понадобится реклама, я позвоню Кариму Томбе лично.
– Тогда позвольте говорить честно? – вздохнул Белосвет, убирая микрофон.
– С этого и надо было начинать.
– Нам нужна ваша помощь.
– В чем?
– Возникли проблемы с вашим големом.
Баррага был самым старым и самым уважаемым мастером големов Тайного Города, намеревался оставаться таковым еще неопределенное количество лет, а потому нервно реагировал на любые замечания в профессиональной несостоятельности.
И первая его реакция на подобные обвинения всегда была одинаковой:
– Врешь! Мои големы совершенны.
– Но с одним из них возникли проблемы, – продолжил Белосвет, сообразив, что нащупал слабое место нава.
– Ты его купил?
– Э-э… Ну да.
– Значит, возникла проблема с твоим големом? – уточнил Баррага.
– Верно.
– Тебе нужно обратиться в сервисную службу.
– Вот я и приехал!
– И где ты увидел табличку «Круглосуточно»?
– Мастер, это очень важно. – Люд соорудил на лице уныло-тревожно-печальное выражение, а ко́нец поддержал из-за спины. – Вы слышали о побоище в Петровском парке?
– О нем весь Город слышал.
– Мы можем узнать, кто его устроил, но для этого нужно выудить информацию из этого «Глаза», – сказал Белосвет, доставая изуродованное устройство. – Помогите, мастер. Там погибли мои братья, и я прошу вас не как репортер и не ради очередной сенсации. Я хочу отыскать преступника. В первую очередь – это.
Несколько секунд старый нав смотрел на закопченный, растрескавшийся «Глаз», опутанный горелой проволокой, в которую превратились легкие стрекозиные крылья, после чего осведомился:
– Ты это назвал проблемами с моим големом? Удар «Эльфийской стрелой»?
– Ну… – смутился люд. – Нужно было привлечь ваше внимание.
– Ты горазд врать.
– Я журналист.
– Надо меньше общаться с шасами, – наставительно произнес нав. – Они тебя дурному научат.
И, не дожидаясь ответа, беззвучно прошептал формулу снятия защиты, повернулся к гостям спиной и направился вглубь лаборатории.
– Входите, безопасно. Только резких движений не делайте.
Миновав застывшего справа от двери «Лунатика» – сообразив, какой беды избежал на этот раз, Белосвет поежился, – репортеры дошли до зала, увидели заинтересованно облизнувшуюся «Ищейку» и поняли, что резких движений действительно лучшее не делать.
– Камера выключена? – не оборачиваясь, поинтересовался нав.
– Конечно, – кивнул Лакриций.
– Очень хорошо. – Баррага помолчал. – Располагайтесь.
После чего склонился над «Глазом».
Где именно располагаться, было понятно: у журнального столика стояли два кресла и небольшой диван, но осмотрительные репортеры для начала дружно посмотрели на смирно лежащую «Ищейку», та ответила им не очень долгим и не очень дружелюбным взглядом, после чего коротко кивнула, подтвердив слова хозяина.
Друзья расселись. Самый маленький из них – Лакриций, оказался на диване, положил камеру справа от себя, извлек из кармана салфетку и принялся протирать многочисленные перстни – как все ко́нцы, он не выходил из дому без украшений. Пиф сложил все четыре руки и замер, словно заснул, глядя прямо перед собой. Моргал он редко и очень быстро, поэтому казалось, что его глаза постоянно открыты, и это обстоятельство нервировало тех, кто плохо знал хванов.
Что же касается Белосвета, то он задумался над тем, куда способны привести обида и амбиции.
Все началось с сущей ерунды: люду не позволили осветить королевский прием в родном Зеленом Доме. Зловредный Мавред Турчи, главный менеджер светского отдела «Тиградком», только посмеялся над просьбой Белосвета и отправил во дворец знаменитого Убация, нахально объяснив, что, мол: «Когда во дворце начнут кого-нибудь убивать, тогда и настанет твой час. А пока не мешай работать профессионалам». Дальше в дело вступили амбиции: люд возмутился и наговорил носатому светскому менеджеру немного лишнего, и тот, в отместку, отправил Белосвета на репортаж из Южного Форта, и вот эту пощечину люд не забыл до сих пор.
Белосвет решил при случае утереть нос Мавреду, а потому, прослышав об истории Марты де Рю и планируемой дуэли, не передал информацию светским хроникерам, а занялся ею сам. Однако скандал оказался совсем не того рода, на который рассчитывал люд, и вместо хорошенькой полуголой чуды и зрелищной дуэли получились свежие трупы и таинственный убийца.
Задумавшись, Белосвет совершенно «выпал» из реальности и очнулся, лишь почувствовав прикосновение к плечу. Вздрогнул, посмотрел на ко́нца – тот кивком указал на нава, поблагодарил, поднялся и подошел к мастеру големов. По всей видимости, Баррага позвал только его, потому что и хван, и Лакриций остались на своих местах, и их дисциплинированность очень понравилась зубастой «Ищейке».
– Управление осуществлялось с планшета, – произнес мастер с таким выражением лица, словно вынужденно объяснял взрослому собеседнику порядок букв в алфавите.
– Ах да! – Белосвет выложил устройство на стол.
Маги Тайного Города могли управлять «Глазом» и без техники, но давно перестали тратить время и собственные ресурсы на подобную ерунду, полностью переключившись на волшебно-технологические устройства. А Белосвет и вовсе был вынужден их использовать, поскольку магом не являлся.
– Старая программа, – проворчал нав, запустив на планшете нужное приложение. – Трудно было обновить?
– Времени мало.
– Много работы?
– Типа того.
– Разносишь сплетни?
– Обеспечиваю Тайный Город достоверной информацией.
– Угу.
Баррага точными, но скупыми, то есть продуманными, движениями освободил «Глаз» от паутины пережженных крыльев, накрыл закопченный шар ладонью, закрыл глаза, сосредотачиваясь на магическом сканировании, цокнул языком, давая понять, что все обстоит хуже, чем он надеялся, после чего щелчком пальцев приглушил верхний свет и негромко произнес:
– Смотрите.
Лакриций и Пиф подались вперед, но с мест не встали.
«Глаз» заискрился, отбрасывая на стены и потолок сетчатую тень, затем вокруг него сформировалась дрожащая сфера, похожая на тонкую пленку мыльного пузыря, а на ее поверхности появилось выгнутое изображение. Петровский парк, улыбающиеся и совершенно счастливые лица Марты и Данияра, отель, коридор, двери номера, двери закрываются… А затем – рябь.
– Это все? – тут же спросил Лакриций.
– «Глаз» не смог влететь в номер.
– Почему?
– Там стояла защита от проникновения.
– Проклятье!
– Правду говорят, что мозги ко́́нцов тоже ушли в семейную тайну.
– Что ты… – «Ищейка» подняла голову, Лакриций понял, что вежливость является в лаборатории фетишем, и сбавил обороты: – Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, что вложил в «Глаз» отличную программу автономного слежения, и сейчас он ищет способ продолжить работу.
И через секунду на сфере вновь появилось изображение. Маленький шпион не сдался, вылетел на улицу, обогнул здание, нашел нужное окно и принялся искать щелочку в плотно задернутых шторах. К сожалению, безуспешно.
– Похоже, мы напрасно приехали.
– Давай досмотрим кино.
– Да, запись идет еще некоторое время.
Программа в големе действительно оказалась качественной. Потерпев неудачу с окном, он вернулся к двери, некоторое время дежурил у номера в «спящем» режиме, и включился при появлении Евгения де Рю. Сам скандал «Глаз» не зафиксировал – чуд влетел внутрь, куда голему хода не было, – зато потом крылатый шпион последовал за буянами, сумел оказаться внутри зоны действия морока, зафиксировал первый этап разборки, а потом…
Потом сгорел.
– И вот на этом – все, – сообщил Баррага.
– Мы видим.
– Рад за вас.
Белосвет проверил планшет, убедился, что мастер сумел передать на него запись, и улыбнулся:
– Пожалуйста, не выбрасывайте пока «Глаз»…
– Я?! – Нав рассмеялся, сгреб остатки голема в пакет и небрежно бросил люду. – Все это – твоя собственность. Забирай и делай с ней что хочешь.
– Э-э… Да, конечно.
– Что-то еще?
– Маленькая услуга.
– Какая?
– Вы можете сохранить наш визит в тайне?
– Я не болтлив, – ответил Баррага. – Но если ко мне явятся дознаватели Великих Домов, я не стану тебя прикрывать.
– Это справедливо.
– Рад, что ты понимаешь. Счет я пришлю через десять минут.
– Счет за что?
– За ремонт.
– Вы же ничего не починили, – удивился люд.
– Но дал вам массу информации.
Это заявление мастера големов оспорить было невозможно – он действительно сделал все, что от него потребовалось.
– Это верно, – признал Белосвет. – Спасибо, мастер Баррага.
– В следующий раз звони перед тем, как явиться.
– Обязательно.
– Всего хорошего.
А чтобы незваные гости действительно ушли, до дверей их проводила улыбчивая «Ищейка». Ну, то есть это ей казалось, что она улыбается, а покидающие лабораторию друзья наблюдали оскаленную пасть с настолько серьезными клыками, что даже хван смотрел на них с уважением.
Покинув пристанище гостеприимного Барраги, репортеры остановились у «Кадиллака» и принялись обсуждать текущие дела.
– Что скажете? – Белосвет оглядел друзей.
– Надо сдаваться, – завел любимую песню ко́нец. – Мы много узнали и станем героями. Но ссориться с Великими Домами я не хочу.
– Никто не хочет, – не стал врать люд.
– Кому предлагаешь сдаваться? – полюбопытствовал Пиф.
– Давайте вернемся в Петровский парк, там наверняка продолжается расследование, отдадим запись, расскажем все как есть и поедем по своим делам, – прикинул план действий оператор. – Это самое умное, что мы можем сделать.
– Почему?
– Потому что там десять с лишним трупов, и я не хочу быть двадцатым.
– Тринадцатым.
– Тем более, – взвился Лакриций. – Я суеверен.
– Я тоже не хочу умирать… – мягко продолжил Пиф. – Но…
– Не заметно, – перебил хвана ко́нец.
– Это потому что ты не оглядываешься по сторонам.
– Я полностью погружен в свой богатый внутренний мир, – сообщил оператор. – Возможно, я с ним прощаюсь.
– Не говори глупости.
– Я еще раз предлагаю сдаться!
– А я хочу продолжить расследование, – заявил Пиф.
– Почему? – тут же спросил Белосвет.
– Мне интересно.
– Самоубийца, – не сдержался Лакриций.
– Будь мужчиной, – посоветовал хван.
И услышал в ответ ожидаемое:
– Ни одна женщина еще не пожаловалась!
– Я имел в виду – в бою.
– В бою ничего особо мужского нет, я видел, как в бой ходили и женщины, и големы, и даже собаки.
– Я то же самое видел в фильмах для взрослых, – рассмеялся четырехрукий.
– Пошляк.
– Ты первый начал.
Люд понял, что друзья могут спорить до бесконечности, и решил помочь им остановиться:
– Давайте перестанем резвиться и проголосуем.
– Я против расследования, – твердо заявил ко́нец. – И нас большинство.
– Кого «вас»? – не понял Белосвет.
– Тех, кто против!
– Я за расследование, – вставил свое слово хван. – Но все и так это поняли.
И они с Лакрицием вопросительно уставились на люда.
– А я… – Белосвет оглядел друзей. – Давайте попробуем?
– Купи мне «панцирь», – заявил оператор, сообразив, что остался в меньшинстве.
– Обязательно.
– Считай себя под моей защитой, – хмыкнул хван.
– Так я вообще спать перестану, – буркнул в ответ ко́нец. И вздохнул: – С чего начнем?
– Э-э…
– А главное: для чего мы это начнем?
– Врать не буду: профессиональное тоже присутствует, – честно признался Белосвет. – Я не против того, чтобы раскрыть дело и прославиться как репортер.
– Надоело быть на вторых ролях?
– И еще хочу утереть кое-кому нос.
– А я буду снимать, как ты это делаешь, – поддержал друга Лакриций. – До тех пор, пока мне не оторвут голову.
– Не оторвут, – пообещал Пиф.
– Откуда ты знаешь?
– Тебя начнут рвать с другой части тела.
– Завидно?
– Люблю точность. – Хван приятно улыбнулся оператору и перевел взгляд на люда: – Теперь серьезно: почему девчонка не ушла из номера? Что ее заставило остаться?
– А что ей было делать? – не понял Белосвет.
– Могла хотя бы позвонить.
– Кому? Отцу? Так он ведь и натравил на них Евгения… – Люд покачал головой: – Нет, она вела себя логично.
– Марта должна была отправиться к месту боя, – не согласился четырехрукий. – Во всяком случае, наша женщина поступила бы именно так.
– Ваша женщина еще и расшвыряла бы драчунов, – проворчал ко́нец.
– Ну, не расшвыряла бы, а велела расходиться, но в целом ты прав.
– Да уж, с вашими лучше не связываться.
– Ты пробовал?
– До сих пор вздрагиваю.
Хван приятно улыбнулся.
– Допустим, Марту заперли, – прищурился Белосвет. – Но что нам это дает?
– Пока это просто непонятный момент, – ответил хван. – Но ее поведение нужно держать в уме.
– Согласен.
– Что-нибудь еще?
– Сейчас… Когда мы смотрели запись, мне показалось… Сейчас. – Пиф взялся за планшет и вновь запустил файл. – В самом конце, когда началось мельтешение…
За несколько секунд до окончания записи «Глаз» словно почувствовал угрозу и завертел камерой, пытаясь понять, откуда она исходит. Затем его накрыло, и голем полетел вниз, продолжая снимать до тех пор, пока не сгорел. В поле его зрения несколько раз попал парк, автомобильные дорожки, кусты, здание отеля, и все – в дрожащей пелене.
– Вот здесь!
Пиф поставил запись на паузу, и друзья уставились на полуразмытое изображение белого фургона. Он подъезжал к поляне, и голем снял его с очень удачного ракурса: надпись на борту хорошо читалась.
– «PRODAM.RU». – Белосвет ухватил себя за подбородок. – Это наши.
– Служба утилизации, – подтвердил ко́нец. – И что?
– Как же они узнали? – коротко спросил Пиф.
– А как рыцари и дружинники Данияра узнали, что нужна их помощь? – подал голос Белосвет. – Службу вызвали дуэлянты. Наверное.
– Фургон Службы утилизации подъехал со стороны Ленинградского проспекта как раз тогда, когда вы разбирались с Мстиславой и Кристианом, – произнес Пиф. – А этот фургон появился со стороны Верхней Масловки.
– К чему ты ведешь?
– Это не тот фургон, который сейчас работает в парке.
– Интересно.
– Убийца работает в Службе утилизации? – поднял брови Белосвет.
– Или убийца пользуется фургоном Службы. Сделал липовый.
– Ты сам в это веришь?
– Нет. Но у нас появилась зацепка.
– Учитывая, как этот тип расправился с десятком бойцов, у нас не зацепка, а указатель на неприятности, – проныл ко́нец, которому вновь захотелось проинформировать обо всем Великие Дома и навсегда позабыть эту страшную историю.
– Едем в Службу утилизации? – У хвана загорелись глаза.
– Для начала давайте сделаем репортаж, на который нас посылали, – ответил Белосвет. – Снимем сюжет о ярмарке в супермаркете Гильдии, а заодно приведем мысли в порядок. Может, что и придумаем.
– Договорились.
* * *
Москва, Волгоградский проспект, 17 октября, понедельник, 23:06
– Машина какая-то левая, – осторожно произнес Тыква, не сводя глаз с уйбуя.
Боец пытался изобразить выражение почтения и почитания, но в действительности опасался, что Дрезина вспылит и врежет ему снова. Кастетом. А кастетом было больно и не очень полезно для головы.
Но на этот раз обошлось, по голове не прилетело, и уйбуй ограничился коротким:
– Нормальная машина… Только кабина маловата.
И поморщился.
Замечание было оправданным, поскольку никому из дикарей не хотелось ехать в кузове, едва прикрытом дырявым брезентовым пологом, и они набились внутрь. Сжались, как сумели, и старались дышать по очереди, чтобы хлипкая дверь случайно не открылась.
– И не налево машина едет, а направо, – влез в разговор Стамеска.
– Да, направо ведет, – не стал спорить вожак, которому приходилось то и дело выравнивать курс. – Приноровиться надо.
– А вообще она очень хорошая, – продолжил лебезить Стамеска. – Лучшая!
Тыква вздохнул и покосился на Четвертого. Четвертый, которому по голове прилетало чаще других, демонстративно отвернулся и уставился в окно, словно никогда в жизни не видел ночных московских улиц.
Вот и поговорили.
«Газель», которую украл для десятки Дрезина, оказалась настолько древней рухлядью, что даже «Черный квадрат» выглядел на ее фоне относительно молодым произведением искусства. В гараже ее оставили за ненадобностью, и именно поэтому «Газель» приглянулась бравому уйбую – он понял, что ее не будут искать. Машина еле завелась и пыхтела так, словно где-то внутри у нее пеклась пицца, но при этом ехала. Тряслась, пыхтела, воняла, но ехала.
– Ничего, вот финансирование получим, новую машину купим, – мечтательно произнес Четвертый. – Может, даже танк.
– Зачем нам танк? – удивился Дрезина.
– Денежную башню снесем.
– Зачем?
– Там, наверное, денег много.
Неожиданная, но такая очевидная мысль, поразила дикарей в самое сердце. Шапки задумались, после чего Тыква осторожно предположил:
– Может, и снесем.
И вновь задумался, представляя себя купающимся в крупных купюрах.
– Да, танк – это сила, – протянул Дрезина, представляя примерно то же, что и Тыква.
– На складе бабла в натуре возьмем много, – произнес Стамеска, обидевшись на то, что все задумались о штаб-квартире шасов. – Как в Денежной башне.
– Как мы его возьмем без оружия? – неожиданно спросил Четвертый.
– Что?
– Как без оружия возьмем? Кто даст?
Это действительно была проблема: оружия у изгоев не было и до сих пор не появилось. Но самое плохое заключалось в том, что они понятия не имели, где его взять.
– Склад и так подрежем, – с уверенностью, которой на самом деле не было, произнес уйбуй. – А после склада деньги заведутся – на них и купим оружие.
И почесал под банданой.
* * *
Супермаркет Торговой Гильдии
Москва, улица Большая Лубянка, 17 октября, понедельник, 23:12
Объявив распродажу, шасы распространили ее не только на товары Тайного Города, но вообще – на все товары. И потому в торговом зале самого большого супермаркета Гильдии царила суета, несмотря на довольно позднее время. Покупатели метались от полок с бытовой химией к колбасам, от них – к апельсинам, бутылкам, сметане, кашам быстрого приготовления и одноразовой посуде. Пестрели перечеркнутые ценники. К кассам выстраивались длинные очереди. Сотрудники не успевали подносить к полкам товар, а живые карпы неспокойно кружили по аквариуму, не понимая, с чего вдруг эти странные существа принялись вести себя так импульсивно.
Карпов вытаскивали из воды и бросали на весы.
Этого они тоже не понимали.
– До чего интересно! – Лакриций не удержался – остановился и снял общий план.
Белосвет обернулся на щелчок фотоаппарата.
– Зачем тебе эти кадры? Здесь только челы.
– Ты посмотри, какое шоу! – улыбнулся ко́нец и прицелился объективом в девчонку в мини-юбке, снимавшую с верхней полки белоснежный кремовый торт.
Тр-р-щелк!
– Какое шоу?
Лакриций взглянул в жидкокристаллический дисплей фотоаппарата, удовлетворенно хмыкнул и поднял глаза на люда.
– Ты не понимаешь?
– Нет.
– Тогда не важно! Лучше помоги придумать название.
– Для этой фотографии? – уточнил Белосвет.
– Для серии, – отозвался Лакриций. – «Праздник потребления»? Гм… По́шло. Может, «День удачи»?
– Мы ведь говорим о распродаже.
– Зато они счастливы!
– Разве? – Люд оглядел покупателей, на лицах которых постепенно проявлялось выражение сосредоточенного напряжения, и покачал головой:
– Вряд ли.
– Приглядись, – предложил ко́нец.
– Перестань маяться дурью. У нас заказ.
– Это стрит! Великое искусство репортажной съемки!
– Это потеря времени.
– Ладно. Когда смонтируем, увидим, кто был прав.
Обиженный оператор опустил фотоаппарат и заспешил к неприметной металлической двери с надписью «Служебный вход». Белосвет намеренно пропустил его вперед, ухмыльнулся и зашагал следом, готовый пресечь любые попытки ко́нца вновь увлечься искусством фотографии в рабочее время.
За табличкой скрывался небольшой холл, в который выходили двери лифтов. Прямо у двери расположился маленький столик, за которым скучал молодой чуд в форме службы безопасности.
– Служебный вход! – пробормотал он, среагировав на открывающуюся дверь. – Посторонним вход запрещен.
А сам продолжил переписываться с кем-то в мессенджере.
– «Тиградком», – сообщил Белосвет.
– За покупками?
– По работе.
– Репортаж, – добавил Лакриций, который уже нажал кнопку вызова лифта.
– Смотрите, чтобы вас там не затоптали.
– Зрители?
– Покупатели.
– Не в первый раз.
Поднявшись на второй этаж, посетители попадали под дизайнерские своды совсем другого супермаркета – в волшебное царство Биджара Хамзи. Клиентов встречали вышколенные девушки, об очередях здесь не слышали, в процессе изучения каталогов можно было побаловать себя чашечкой кофе, или бокалом коньяка, или просто посидеть в широком кресле – все зависело от суммы заказа.
На втором этаже правила бал сдержанная роскошь.
Но сегодня оживление, вызванное щедрой распродажей, проникло и сюда. Разумеется, стойки с персоналом не сменили жужжащие кассовые аппараты. И девушки на входе все так же приветливо улыбались, предлагая посетителям помощь. Но менеджеры передвигались между клиентами в два раза быстрее, все кресла были заняты, то здесь, то там, точно на великосветском приеме, виднелись кучки беседующих друг с другом нелюдей, порхали официанты, а у демонстрационного зала толпились покупатели.
Каким-то чудом шасы удерживали возбужденных клиентов на самой грани безумия, искусно лавировали между спросом и предложением, ценой и качеством, скидками и прибылью и не забывали успешно избавляться от лежалого товара, сбывая его представителям всех рас и семей.
– Мы по договоренности с Селиной Хамзи, – сообщил Белосвет девушке за стойкой и окинул взглядом тщательно срежессированный хаос.
– Оптовые закупки для «Тиградком»?
– Съемочная группа.
– Одну минутку… – Администратор взялась за телефон.
Племянница Биджара Хамзи, запыхавшаяся и ужасно озабоченная, появилась через несколько минут. Но оказалась не только симпатичной, но и деловой: Селина выстреливала требования короткими пулеметными очередями, успевала говорить по телефону, улыбаться знакомым и что-то отмечать в планшете, пока мчалась к нужному отделу, чудом удерживаясь на виражах на каблуках-шпильках.
Купить в супермаркетах Гильдии можно было все что угодно, от зубочисток до ядерного оружия, но в сезон распродаж хозяева делали ставку на ширпотреб, меха и ювелирные украшения.
Репортажи о счастливицах-чудах, которые щеголяли в норковых манто перед гвардейскими капитанами, самодовольно подкручивающими ус, о модельных ведьмах Зеленого Дома, наряженных в дизайнерские шмотки, и расфуфыренных ко́нцах, купавшихся в женском обожании, повторялись в том или ином варианте из года в год. Такие репортажи всем давно надоели, но консервативные шасы продолжали платить, а «Тиградком» – снимать.
Повинуясь указующему персту Селины, Белосвет и ко́нец свернули к отделам косметики, парфюмерии и женского белья. Несмотря на старания менеджеров, здесь скопилась небольшая очередь, было шумно и пестро. Такое количество прекрасных дам не снилось даже владельцам популярного женского клуба «Кастрюля».
Лакриций сделал такой глубокий вдох, точно собирался прыгнуть в воду с пятиметровой вышки, а через секунду – еще один, на сей раз – печальный, потому что услышал прохладное напоминание от Белосвета:
– Не накосячь, как в прошлый раз.
– Помню я, помню.
В прошлый раз ко́нец поддался царящему вокруг возбуждению и бросился в пучину любовных утех, едва не сорвав Белосвету репортаж, а шасам – распродажу. Тогда скандал удалось замять, но люд не хотел повторения.
– Все будет нормально, – пообещал Лакриций. И поднял камеру. – Поехали.
Белосвет отработал короткое вступление, взял несколько интервью, поулыбался дамам, постоял рядом с командором войны, выгуливающим на распродажу молодую подругу, затем велел Лакрицию «наснимать всякого», а сам отошел в сторону и открыл на смартфоне записную книжку.
Примерно полгода назад люд снимал репортаж о тяжелых буднях агентов Службы и почти неделю мотался с одним из них по Тайному Городу, отвечая на все приходящие вызовы, начиная с внезапного отключения артефакта морока, из-за чего перепуганные челы увидели пролетающего над Сити дракона, и заканчивая уборкой трупов. Сопровождающего звали Тахас Томба, и они с Белосветом, можно сказать, сдружились.
– Тахас, привет, можешь говорить?
– Бел, дружище, конечно, – жизнерадостно отозвался шас. – Чем дышит медийная составляющая Тайного Города?
– Скандалами и грязным бельем.
– Потерял розовые очки?
– В том числе и с твоей помощью.
– Обратись в нашу Службу, Бел, мы можем вернуть все, – Тахас усмехнулся и добавил: – Согласно действующим тарифам, разумеется.
– Вот я и звоню.
– Что случилось? – насторожился Томба.
– Нужна кое-какая информация.
– Ты ведь знаешь, что нам запрещено давать интервью, – тут же напомнил шас. – Корпоративные правила и все такое. Жизнь клиентов не обсуждается и не выставляется на всеобщее обозрение. Кто именно тебя интересует и сколько ты готов заплатить?
– У меня один маленький вопрос, который не приведет к скандалу и никак не отразится на твоей репутации, – мягко произнес люд. – Я мог бы позвонить оператору, но не хочу тратить время на бюрократические формальности.
– Похоже, ты решил сэкономить на старом друге, – протянул Тахас.
Однако отделаться от Белосвета было трудно – он хорошо продумал атаку и позвонил старому другу не просто так.
– Кстати, знаешь, где я сейчас нахожусь? Делаю репортаж о распродаже в супермаркете Биджара.
Шас засопел.
– И совершенно случайно увидел тут Клариссу с подругами…
Сопение стало сильнее.
– Хочешь, мы снимем твою подружку в рекламе нижнего белья? Вижу, там есть что снимать…
– Держись от Клариссы подальше, – нервно попросил Тахас.
Однако Белосвет сделал вид, что не услышал:
– Тут как раз Лакриций…
– Только не надо мне угрожать.
– А ему нравятся брюнетки… Ты помнишь Лаки?
Если даже Тахас и не помнил Лаки, он совершенно точно понимал, на что способен лысый оператор, и сдался:
– Свяжи своего ко́нца и не подпускай его к Клариссе на пушечный выстрел, – проворчал он. – За это я, так уж и быть, отвечу на твой вопрос, если он действительно окажется простым.
– Бесплатно ответишь, – уточнил Белосвет.
– Разумеется.
– Сегодня в Петровском парке была большая буза.
– Скорее, резня.
– Увы.
– И, кстати, ты там был, – припомнил шас.
– Мне до сих пор снятся кошмары.
– Ты еще не ложился спать, – поморщился Тахас.
– Неважно, – рассмеялся люд. И снова стал серьезным: – Я хочу повертеть эту историю. Она тянет на отличный репортаж.
– Она тянула бы на сногсшибательный репортаж, если бы не была засекречена Великими Домами, – отозвался Тахас. – Что тебя интересует?
– Кто из ваших там побывал?
– Погоди… – Белосвет услышал, как пальцы шаса забегали по клавишам. – Седьмая оперативная группа. Они прибыли грузовым порталом вскоре после дознавателей Великих Домов.
– Их я видел.
– А чего не подошел?
– Кто приехал первым?
– Ты с приятелями.
– А после нас?
– Дознаватели.
– А из ваших?
– Я же сказал: седьмая группа, – в голосе Тахаса послышались раздраженные нотки. – Ты что, надышался распродажей?
– Я видел там еще один фургон, – твердо ответил Белосвет. – Он стоял на аллее до того, как появились дознаватели.
– Подожди… – Клавиши вновь застучали. – Ты ошибаешься.
– У меня есть фото.
– А у меня нет записи о выезде, – огрызнулся шас. – В Петровском парке была только седьмая группа.
– Кто ее вызвал?
– Эрлийцы. Сразу после того, как ты отправил к ним молодого де Рю.
– Я отправил тебе фото фургона.
– Вижу… – Снова стук клавиш. – Это «Газель», «ГАЗ 27–05», старая модель, мы обновили парк, и теперь их донашивают индивидуалы.
– Внештатные сотрудники?
– Контрактники, – подтвердил Тахас. – Это ребята с опытом работы, которые не желают работать в команде.
– Сколько их?
– Десятка два.
– Я имел в виду фургонов.
– Я понял, что ты имел в виду.
– Скинешь список контрактников?
– Без бюрократической процедуры – никак, – тут же ответил Тахас. – Это правило нерушимо.
– Я без претензий.
– А что случилось? – перешел в атаку шас. – Утечка информации?
– Нет, с этим все нормально, – медленно ответил люд. – Я просто увидел на записи вторую машину и решил проверить, откуда она взялась.
– Может, случайно мимо проезжала, – предположил Тахас. – Контрактник решил подзаработать, позвонил нам, но в парк уже отправилась «семерка», и ему отказали.
– Возможно.
– Ага.
– Ты на дежурстве?
– Да.
– Позвонишь, если появится что-нибудь интересное?
– Ты очень много от меня хочешь, – проворчал шас. – Да к тому же – бесплатно.
– Тебе все равно скучно, – усмехнулся Белосвет.
– С деньгами мне будет веселее.
– Хочешь, вставим Клариссу в репортаж?
– Мы, кажется, договорились! – вмиг разъярился Тахас. – Не смей к ней приближаться!
– Я лично прослежу за тем, чтобы Лакриций не натворил глупостей, – твердо пообещал люд. – Клянусь: все пройдет без каких-либо эксцессов. А твоя подруга появится на экранах «Тиградком» и наверняка отблагодарит тебя за это чем-то особенным.
Шас вновь засопел.
– Бесплатно появится, – уточнил Белосвет.
И это решило все:
– Точно без эксцессов?
– Мое слово.
– Ладно.
– Тебе понравится, – пообещал люд. – Ей – тем более.
– Этого я и боюсь…
* * *
Муниципальный жилой дом
Москва, Большая Филевская улица, 17 октября, понедельник, 23:59
Еще в детстве Надя узнала от мамы о семейном проклятии, но, конечно же, не поверила. Потом и вовсе забыла – было не до того: школа, учеба в институте, вышла замуж, работа, забеременела, сделала УЗИ, услышала, что будут мальчишки-близнецы, и поспешила к матери – обрадовать. Но когда увидела ее моментально побелевшее лицо, остановившийся взгляд и страх… Даже не страх – ужас, предшествующий горю. Вот тогда вспомнила, а главное – поверила.
«Так ты не шутила?»
«Нет, родная, ни в коем случае. Такими вещами не шутят».
«Да, пожалуй… Но что нам делать теперь?»
«Сражаться».
«Как?»
«Я не знаю, – расплакалась мать. – Не знаю, доченька, прости…»
И пока будущие мамочки ходили по детским отделам, трепетно разглядывая чепчики, ползунки и пеленки, Надя ездила по знахаркам и церквям, пытаясь отыскать того, кто снимет порчу. Подружки на сносях – румяные, полненькие и счастливые, – увлеченно вязали пинетки, а Надя приглядела в антикварной лавке нож из чистого серебра.
Знала – ведьма придет. Чувствовала обостренным до предела инстинктом беременной женщины и готовилась драться до последнего вздоха. Она ничего не знала о Тайном Городе, не владела магией, у нее не было даже элементарного «различителя» – только слепая материнская любовь.
Но иногда эта любовь творит чудеса.
Тем или иным способом.
Кому-то материнская любовь позволяет сдвигать с дороги громоздкие, неподъемные шкафы, другие прыгают с пятого этажа и остаются невредимыми, а у врагов третьих появляются честолюбивые внучки, незаинтересованные в совершении очередного преступления. И эти внучки нанимают профессиональных ведьм для решения проблемы.
«Ну, Федосея, посмотрим, как далеко ты рискнешь зайти…»
Разумеется, Тина не сообщила молодому семейству о своем прибытии. Вошла в квартиру, набросив плотный морок, огляделась и тяжело вздохнула, подумав, что в царящем бедламе ее визит остался бы незамеченным и без отвода глаз. Младенцы, чувствуя нервозность мамочки, орали то в унисон, то по очереди. Отец бегал по квартире то с одним, то с другим на руках, а Надя «принимала меры»: для чего-то сыпала соль вокруг детской кроватки, шептала идиотские четверостишия, которые считала «защитными» заклинаниями, и развешивала по углам пучки трав разной степени вонючести. Горели свечи, полочки ломились от икон и «амулетов», а на поясе молодой мамаши висел нож.
– Обалдеть! – не сдержалась Тина. – Ну ты даешь!
Девушка, конечно, ожидала, что молодая женщина примет меры, но не такой же степени дремучести! Зачем соль? Зачем бормотать чушь? От отчаяния? Наверное…
«А вот серебряный нож – это хорошо. Такой клинок способен пройти через слабую защиту, а значит, ты, Наденька, запросто могла бы разделаться со старой ведьмой…»
Тина улыбнулась, прошла в детскую и уселась на широкий подоконник, продолжая обдумывать возникшую идею.
Нож – это хорошо, но как заставить Протопопову его применить? И сможет ли она совершить подобное? Сдюжит ли? Не каждый способен вонзить клинок в человека… Ну, в данном случае, не в человека, но ведь Надя об этом не знает.
«Допустим, я сниму морок, который наведет Федосея, и Надя увидит перед собой старуху. Что дальше? Хватит ли у нее решимости убить?»
В кармане завибрировал телефон. Морок, разумеется, скрывал от молодой семьи и звуки, поэтому ведьма просто достала его, посмотрела на экран и ответила:
– Привет, Даниил!
– Привет! Что делаешь?
– Как раз подумала, что давно с тобой не виделись, – соврала ведьма. Просто для того, чтобы сделать другу приятное. И по голосу поняла, что не ошиблась.
– Врешь, – протянул Даниил с явным удовольствием.
– Зачем мне врать?
– Не знаю.
– Значит, не вру.
– Женщины врут только в двух случаях: по необходимости и просто так.
– Все ты знаешь.
– Приходится.
Даниил нравился Тине. Тина очень-очень нравилась Даниилу. Пока отношения парочки не достигли «серьезной» стадии, но уверенно к ней приближались, поскольку их связывало не только деловое партнерство, но и несколько совместных и весьма приятных путешествий на отдых. А самое главное заключалось в том, что мужчина знал о Тайном Городе, и их отношениям не грозили недомолвки, секреты и порожденные ими подозрения.
Способностей к магии у Даниила не было, работал он психотерапевтом, а в Тайный Город попал случайно, благодаря раздолбайству школьного друга, оказавшегося человским колдуном. Друг получил нагоняй от Службы утилизации, а Даниил – доступ к секретам нелюдей, некоторые из которых разрешалось применять и на обычных челах.
До сих пор проблем у него не возникало, однако сейчас, как поняла девушка, случилась неприятная накладка.
– Мне нужна помощь!
– Что-то серьезное? – насторожилась ведьма.
– Еще не знаю.
Однако печальный тон не оставлял сомнений в том, что произошедшее не тянет на пустячок.
– Рассказывай!
И Даниил не заставил себя упрашивать:
– Ты ведь знаешь, что я использую «Кольцо сна»?
– Конечно.
Это был простенький, если не сказать – примитивный, артефакт, с помощью которого Даниил погружал в транс стойких к гипнозу клиентов. Особой мощности в «кольце» не было, и оно лишь усиливало воздействие, которое оказывал сам психотерапевт.
– Я не могу вывести клиента из транса, – расстроенно сообщил Даниил. – Приезжай, а?
– Прямо сейчас не могу, Дань.
– Работа?
– Работа.
– Ч-черт. Хреново…
– Ты торопишься?
– Не особенно, – тут же ответил психотерапевт.
– Пару часов подождешь?
– В принципе, да.
– Тогда жди. – Тина уже хотела отключиться, но неожиданно подумала, что любовник позвонил на удивление вовремя, словно специально подгадал, и продолжила разговор: – Мне тоже нужен совет.
– От меня? – удивился Даниил.
– Ага, – подтвердила ведьма. – У меня на руках зеленая бабушка, спятившая от несчастной любви…
– Давно?
– Что давно?
– Бабушка давно рехнулась?
– Прилично. – Тина припомнила детали рассказа и хмыкнула: – Еще до войны.
– Ведьма?
– Травница.
– Не принципиально. Что делает?
– Мы ведь говорим профессионально? – замялась Тина.
Отношения отношениями, но нужно сразу показать, что рассказ конфиденциальный. К счастью, Даниил прекрасно знал правила:
– Мы с тобой сейчас говорим предельно профессионально, – подтвердил он. – Ты выступаешь в качестве опекуна рехнувшейся бабушки, а я – консультант. То есть все, что я услышу, попадает под определение врачебной тайны.
– Бабушка убивает, – сообщила Тина. – И это хотелось бы прекратить. По возможности, не убивая бабушку.
– Гм… – Чувствовалось, что врач оказался в некотором затруднении. – Великие Дома знают?
– Знали бы – давно прекратили.
– Но ты не можешь им рассказать, – догадался Даниил.
– У меня тоже есть тайны.
– Профессиональные?
– Клиент настоял на полной секретности.
– Гм… – Было видно, что Даниилу очень хотелось высказать свое мнение о подобных клиентах, но воспитание не позволило. – Итак, мы имеем зеленую бабушку-травницу, рехнувшуюся лет семьдесят назад и с тех пор периодически убивающую. Готова услышать профессиональный совет?
– Похоже, он мне не понравится.
– Бабушку надо усыпить.
– Уверен? – тихо спросила Тина, глядя на то, как измученная усталостью Надя закутывается в плед. Молодая мама подтащила к кроваткам кресло и, судя по всему, намеревалась провести в нем всю ночь.
– Сто сорок шесть процентов. Мне очень жаль, Тинка, но такое не лечится.
– Действительно, жаль.
– Приехать к тебе?
Толку от мирного психотерапевта, да к тому же не мага, в предстоящей операции было бы немного, поэтому девушка отказалась:
– Спасибо, Дань, я справлюсь. – И свернула разговор: – Позвоню, как только смогу.
Потому что «Крылатый глаз», который она повесила у подъезда, доложил о приближении подозрительной женщины. Слабенький артефакт не мог определить расу приближающегося объекта и его магический статус, но возраст и внешность более-менее подходили под описание и потому последовал доклад.
Тина зябко передернула плечами.
Старуха вот-вот появится, а она до сих пор не решила, что будет делать.
Продолжая размышлять, ведьма почистила следы ауры: хоть она и договорилась с Младой, но если можно не оставлять лишних улик, то лучше их не оставлять, затем легко просканировала подъезд, почувствовала сотворенный морок и чуть задрожала в предвкушении схватки.
Еще через пару секунд дверь детской распахнулась, и на пороге возникла бабушка Зло, принявшая облик высокой, статной женщины в красивом зеленом платье. В платиновых волосах, уложенных в гладкую прическу, пробивалась благородная седина. На бледном лице, едва подернутом сеточкой морщин, ярко горели зеленые глаза, будто изнутри их кто-то подсвечивал. И запах! По комнате поплыл тот самый страшный горьковатый запах скошенных трав с примесью горелой мяты, о котором Тина столько слышала.
– Нет! Пожалуйста… – жалобно пролепетала вскочившая на ноги Надя. – Не трогайте их!
Поскольку ничего более умного Тина не придумала, она развеяла наведенный травницей морок, но при этом замаскировала всю комнату, не позволяя дремлющему у телевизора мужу услышать происходящее в детской.
– Ты кто такая? – резко и в то же время чуть растерянно спросила ведьма, посмотрев за плечо Надежды.
– Кто? – растерялась молодая женщина.
– Что ты здесь делаешь?
– Я их мать!
– Заткнись! – Травница прошипела грубое ругательство и злобно посмотрела на Тину. – Ведьма!
– Кто? – окончательно растерялась Надя.
Изумление матери близнецов было тем более полным из-за того, что наложенный на себя морок Тина не сняла, и молодая женщина ее по-прежнему не видела и не слышала.
– Здравствуйте, Федосея, – произнесла Тина. – Я к вам.
– Кто тебя послал?
– Да с кем вы говорите?! – воскликнула Надя.
– Отойди и заткнись! – распорядилась травница. – Или я убью еще и тебя.
– Лучше убейте меня!
– Какая патетика!
– Она от души.
– Знаю.
Тина поняла, что игра в прятки затянулась, сменила морок с невидимости на заранее подготовленный образ приятной молодой брюнетки в платье положительного белого цвета, и мягко улыбнулась молодой женщине:
– Милая Надя, пожалуйста, дай мне возможность поговорить с этой дамой.
– О чем?
– О том, как снять наведенную на твой род порчу.
В глазах Надежды засветилась надежда.
– Вы спасете моих детей?
– Я постараюсь.
– Придется убить вас всех, – пообещала Федосея.
Надя всхлипнула и крепко сжала серебряный нож.
– Бабушка у нас мечтательница, – попробовала успокоить молодую женщину Тина.
– А ты – дура! – рявкнула старуха так, что Надежда вздрогнула. – Кто тебя нанял?
– Я живу неподалеку, – без запинки соврала ведьма. – Узнала о наведенной порче и решила проверить.
– Проверила?
– Да.
– Теперь убирайся!
– Теперь как раз не могу, – твердо произнесла Тина. – Не люблю, когда убивают детей.
– Она тебе не заплатит.
– Плевать.
– Решила заняться благотворительностью?
– Вроде того.
Тем не менее старуха остановилась – ей требовалось время просчитать свои действия, – и завела разговор:
– Почему не донесла Великим Домам?
– Была бы уверена, что ее рассказ – правда, донесла бы, – спокойно ответила Тина.
– Челам надо верить, – осклабилась травница.
– Учту на будущее.
– Будущего у тебя нет, – брякнула Федосея. – Я – старая женщина, но проживу дольше тебя.
– Для этого тебе придется сильно постараться.
– Неужели?
– Ты и сама это знаешь, иначе бы не болтала так долго.
Травница заткнулась.
Разумеется, глупую курицу, сжимающую в руке жалкий ножичек, Федосея ничуть не опасалась. А вот вторая челка – молодая ведьма, держащая наготове парочку «подогретых» артефактов, была серьезным противником. И даже обезумевшая от досады травница это поняла.
– Для чего все это? – поинтересовалась Тина, стараясь вызвать убийцу на разговор. – Почему мстишь?
– Тебе не понять.
– Считаешь, что никого, кроме тебя, не бросали?
– Откуда ты знаешь? – прищурилась старуха.
– Она рассказала. – Тина кивнула на Надежду, молясь про себя, чтобы молодая женщина не подвела. И та, к счастью, промолчала. – Старинное семейное предание о ведьме, которая прокляла ушедшего мужа.
– Я сказала: тебе не понять.
– Я росла без отца, если тебе интересно. – Тина сделала еще одну попытку «разговорить» травницу, но напрасно.
– Неинтересно, – отрезала старуха.
Пришлось ответить в ее тоне – агрессивно:
– Или слушай, или убирайся, – предложила ведьма.
– Третий вариант есть?
– Я тебя убью.
Старуха засопела.
Надя смотрела на Тину широко раскрытыми глазами, но по-прежнему молчала.
– Итак: для чего все это? – повторила ведьма, тяжело глядя на травницу.
– Ты знаешь, для чего, – буркнула Федосея.
– Твой муж умер и похоронен, – жестко напомнила ведьма. – Его внук умер и похоронен. И его правнук. Ты счастлива?
– При чем тут счастье? – не поняла люда.
– А для чего ты это делаешь? – притворно удивилась Тина.
– Я поклялась.
– Перед кем?
– Ты все мне испортила, все испортила! – прошептала Федосея и закрыла лицо руками. – Дрянная девчонка.
– Кому ты поклялась? – продолжила давить ведьма.
– Себе!
– Сколько крови тебе нужно, чтобы насытиться?
– Они должны платить!
– За то, что ты сочла себя оскорбленной?
– Я не сочла! Я была оскорблена! – взвилась старуха и нацелила на отшатнувшуюся Надежду указательный палец. – Он променял меня на сопливую челку! На смазливую тварь, которой отмерено меньше сотни лет! На глупую…
– Что ты испытываешь, убивая беззащитных детей? – оборвала безумную старуху Тина. – Радость?
– Зачем тебе?
– Хочу понять, больна ты или просто дура?
– Какая тебе разница?
– У дуры хватит мозгов убраться отсюда, а вот больную волчицу придется усыпить, – честно ответила ведьма. – Лично я думаю, ты дура. Больная сука уже пошла бы в атаку, но тебе, гадине, хватило ума понять, что связываться со мной не то же самое, что с беззащитными детьми. Сработал инстинкт самосохранения, а значит, ты не больна. Ты – убийца детей.
– Мы говорим всего лишь о челах, – хрипло напомнила старуха.
– За убийства детей, пусть даже челов, тебя любой Великий Дом в порошок сотрет, – мрачно отчеканила Тина. – И твой, Зеленый, постарается стать первым – чтобы смыть позор.
Федосея опустила голову. Она знала, что ведьма права.
– Ты заигралась со своей местью.
– Что ты в этом понимаешь?
– Я понимаю, что ты должна остановиться.
– Донесешь на меня?
Тонкий вопрос, поскольку именно так должна была поступить любая законопослушная ведьма в данном случае. Но Тина донести не могла. И промолчать не могла.
– Я тебе не судья, – отчеканила она, глядя в ярко-зеленые глаза старухи. – Но им – я покровительница. Так понятно?
– Понятно. – Федосея, пятясь, шагнула к дверям. Остановилась. Перевела взгляд на Надежду и скривилась: – Повезло тебе, челка.
Следующий взгляд – полный злобы, – на детей. Все-таки она была больна и едва сдерживалась… Но сдержалась. Однако Тина не испытывала никаких иллюзий насчет того, что кто-то сможет справиться с ее недугом.
– Уходи, Федосея.
Старуха ощерилась, но промолчала. Пятясь, вышла из комнаты, там развернулась и исчезла в коридоре. Хлопнула входная дверь.
Надя, продолжая держать бесполезный серебряный нож, растерянно посмотрела на Тину.
– А… Как вы здесь оказались?
– Вошла через дверь, – ответила ведьма, отметив, что молодая женщина на удивление быстро пришла в себя.
– Почему я вас не видела?
– Потому что я этого не хотела.
– Вы… кто? – прищурилась Надежда.
– Ведьма, – не стала скрывать Тина.
– Белая?
– Угу, – подтвердила Тина, а про себя добавила: «Как невеста».
– Вы говорили, что знаете меня, но это не так.
– Хорошо, что ты не полезла с уточнениями.
– Я ничего не понимаю в происходящем, но я не дура.
– Так я и сказала, – кивнула Тина. – На самом деле ты молодчина. Вряд ли кто-нибудь смог бы продержаться лучше.
– Тогда скажите, почему вы здесь оказались? – продолжила Надежда.
– Скажем так: то, что делала эта старуха…
– Вы назвали ее Федосеей.
Нет, ТАКОЕ внимание к деталям Тину категорически не устраивало: если в результате ее действий Надежда узнает о Тайном Городе, тайна Млады будет раскрыта. Чего никак нельзя допустить.
– Забудь это имя, – попросила ведьма.
И что-то в ее тоне подсказало Надежде, что спорить не следует.
– Хорошо, – кивнула молодая женщина. – Но объясните, пожалуйста, хоть что-нибудь.
– То, что творила эта старуха – тягчайшее преступление, – твердо произнесла Тина, глядя Надежде в глаза. – Долгое время об убийствах никто не знал, поскольку она принимала меры предосторожности, но теперь ее шалостям пришел конец.
– Вы ее отпустили, – заметила Надя.
– Я не хотела затевать драку здесь, рядом с детьми, – ответила Тина настолько искренне, что сама себе поверила. – Внизу ее ждут.
– Спасибо.
– Не за что.
– Спасибо… – Надю наконец прорвало. Она выронила дурацкую серебряную заточку и разрыдалась в голос. – Получается, если бы не вы… Если бы… Только вы спасли, а я… Значит, все это зря! Все зря… Я все равно не смогла бы их защитить. Все зря!
– Что зря? – не поняла Тина.
Надя вытерла нос и обвела рукой комнату с расставленными подставками для ароматических палочек, пучками сушеной травы, развешенными по гардинам, по церковным свечкам, ладанкам и нарисованным значкам, как ей казалось, – энергетической защиты. В каждом углу комнаты лежал такой лист, изрисованный черными и красными символами, похожими на китайские иероглифы или какие-то марсианские руны.
Тина уже набрала в легкие воздух, чтобы презрительно фыркнуть в сторону человской женщины и с высоты своей чудской половины объявить: «Конечно, дорогуша! Ты не представляешь, какая это на самом деле чушь и дребедень», но сдулась.
Не смогла.
Потому что невозможно честно ответить, по какой причине она оказалась в детской комнате в роли победительницы темных сил. Почему именно сейчас жрица Снежана договорилась о солидной должности для своей протеже? И не получилось ли так, что именно жалкие усилия Надежды запустили ту цепочку событий, которая связала обычную человскую семью и Тайный Город?
– Я не знаю, Надюша. Никто из моих учителей так и не объяснил мне, что такое магия. Может быть, твоя фанатичная борьба за близняшек и стала тем маленьким камешком, незаметной взгляду вибрацией, которая обрушила лавину и заставила двух ведьм не на жизнь, а на смерть схлестнуться. Хотя то, что магии в тебе ноль, также как в твоих безделушках, – это факт.
Тина поднялась.
– Вы уходите?! – ахнула хозяйка, и кто-то из мальчишек жалобно захныкал во сне. – А как же мы?.. Что мне делать, если она вернется?
И столько ужаса было в ее взгляде, что Тина поняла: «Я это сделаю. Обязательно сделаю. Сегодня же».
– Не волнуйся, не вернется.
Ведьма вышла из подъезда, постояла, с наслаждением втягивая ноздрями холодный воздух, и негромко произнесла:
– Ну и куда ты отправилась, травница?
Если села в машину и поехала домой – это плохо. К счастью, аура показала, что Федосея перешла дорогу – Тина последовала за ней – и двинулась по пешеходной дорожке вдоль Филевского парка. В воздухе пахло влажной осенью, мокрые листья блестели в свете фонарей и фар. Мимо промчался припозднившийся велосипедист. Тина повернулась спиной к шумной улице и быстро зашагала вглубь парка, подальше от городского шума.
Здесь было прохладно и относительно тихо. В воздухе висела мелкая водяная пыль. Навстречу прошла под ручку пожилая пара, укутанная в разноцветные полиэтиленовые дождевики. Тина сбавила шаг, оглянулась на всепогодного бегуна, ритмично прошлепавшего кроссовками по мокрому асфальту, и в изумлении уставилась на часы. Ей казалось, что с момента, когда она проникла в дом Надежды Протопоповой, прошла целая вечность, но в действительности даже не было часа ночи.
Ведьма заставила себя остановиться, оценить ситуацию и шансы на повторную встречу с травницей. Вывод обескуражил: вероятность оказалась нулевой. И это при том, что отпечаток ауры на дорожке был настолько отчетливым, будто Федосея специально распыляла частички себя.
«Что происходит?»
Следы отчетливые, а вероятность встречи нулевая. Почему? Травница собирается убраться из парка порталом и ищет безлюдную площадку? Возможно, но с тем же успехом Федосея могла накинуть морок и под его прикрытием построить магический переход. Нет! Старуха отправилась вглубь парка в надежде, что Тина последует за ней. Старуха искала боя, готовилась к нему, но тогда…
«Почему встречи не будет?»
Ведьма вновь подготовила артефакт и двинулась дальше.
Вечерний парк затихал. Припозднившиеся любители прогулок спешили домой. С деревьев с ленивым шепотом осыпались жухлые листья. Со стороны Москвы-реки потянуло промозглой сыростью. Где-то неподалеку истошно залаяла собака, и в следующий миг прямо перед занятой невеселыми мыслями Тиной на дорожку с треском выломилось нечто страшное, черное и глухо ворчащее.
Выбравшись на дорожку задом, существо выволокло из мокрых кустов безжизненное тело, разомкнуло челюсти и хищно уставилось на ведьму рыжими глазами. Странно, но оторопевшей Тине показалось, что они разной величины и немного косят, а правый ярче левого и отливает красным. От этой несоразмерности ей стало еще страшнее, от взгляда существа ее обдало не жаром, а леденящим холодом.
«Какой прекрасный вечер для охоты на все, что движется», – сказал ей обжигающий взгляд.
Может, тварь и не умела выражать свои намерения так, как подсказывала Тине разыгравшаяся фантазия, но то, что одним трупом вечер в парке не завершится, не вызывало сомнений. Сердце застучало часто-часто. Этот дурацкий день начался с черной собаки, ею и закончится, если Тина поддастся панике и будет вспоминать испуганную девочку Алису вместо того, чтобы действовать.
В неверном электрическом свете фонаря, точно облитая лунным сиянием, блеснула черная шкура чудовища, клочковатая грива, мощные суставчатые лапы и пасть…
«Эльфийская стрела»!
У Тины было чем защищаться, и едва она подумала об оружии, как «Стрела», упакованная в тонкий серебряный браслет, соскользнула с запястья и молнией прошила темноту, едва разбавленную электрическим светом. Вспыхнула малиновым, забурлила и погасла полоса расплавленного асфальта. Обожженное чудище оттолкнулось от земли всеми четырьмя лапами. Оно прыгнуло вбок, точно персонаж компьютерной игры, послушный движению джойстика. Неестественно быстро и невероятно высоко для своих размеров. А в следующий миг растворилось в темноте, исчезло, приглушив глухое хриплое урчание. Растаяли кровавые сполохи. Слева от дорожки качнулась молодая рябинка. Стало тихо, и лишь собака где-то неподалеку по-прежнему заходилась истошным лаем.
Прямо перед Тиной, распространяя восхитительный горьковатый аромат костра, дымилась проплешина. В воздухе повисла такая смесь запахов, словно возле костерка туристического лагеря каким-то гастарбайтерам приспичило топить углем паровоз или заниматься сложным ремонтом.
А Тина, все еще ослепленная собственным выстрелом, подскочила к телу, валявшемуся поперек парковой дорожки, подскочила, хотя неестественная поза ясно указывала на то, что жертве не поможет ни эрлийская медицина, ни тем более человская. Что же касается личности несчастной, то Тина определила ее по старомодной юбке и, переворачивая жертву на спину, уже знала, кого увидит. Федосея посмотрела на нее широко открытыми глазищами. От нижнего угла рта до самой груди шею распороли острые клыки. Левая рука от плеча висела на кожном лоскуте. В скудном искусственном освещении кровь, заполнявшая страшные раны, казалась черной, как стоячая вода.
Тина рефлекторно отдернула руку и перевернула ладонь. Нет, красная кровь людов, еще теплая. Никаких чудес, за исключением того, что неведомое «нечто», не похожее ни на одну из тварей, которых Тина видела в Тайном Городе или хотя бы в книгах о Тайном Городе, убило подданную Великого Дома Людь. Просто убило. Не съело, не выпило кровь, не вырвало сердце. Такое впечатление, что тварь не знала, что делать со своей добычей, не собиралась ее сожрать, не умела с ней играть и вряд ли собиралась утащить в логово своим детям.
Левой рукой Тина достала из кармана салфетку со словами «Такси у входа», тщательно вытерла об нее испачканные пальцы, скомкала и сунула обратно.
«Интересно, я убила тварь?»
Нет. Это очевидно. И даже ранила слабо. А значит, нужно убираться, и как можно быстрее. Страх перед зверем объяснит любые глупости, которые она сейчас натворит, и главную из них – бегство с места преступления. А бежать надо, чтобы спокойно обдумать случившееся.
В общем, решено.
Она торопливо покинула парк, выскочила на дорогу, увидела медленно движущееся такси – «Спящий любит меня!» – тормознула его и плюхнулась на задний диванчик.
«Домой? Нет, там быстро найдут. А куда?»
– Девушка, вам куда?
– Давайте пока на Маяковскую.
– Хорошо.
В салоне застучал счетчик.
Куда податься, в самом деле? К Младе? Глупо. В гостиницу? А смысл? К Даниилу?
«Точно!»
Во-первых, у него проблемы, а значит, он не удивится ее появлению. Во-вторых, в квартире любовника Тина держала небольшой аварийный запас, который сейчас ей здорово пригодится.
«Решено!»
Тина набрала телефонный номер:
– Даня! Я освободилась и еду к тебе. Нет, не благодари… – Навстречу такси неспешно проехал фургон Службы утилизации с логотипом «PRODAM.RU» во весь борт.
«Быстро же они работают!»
– Да, буду минут через двадцать. – Девушка убрала телефон и улыбнулась водителю: – Я передумала. Едем по другому адресу…