Книга: Подъем Испанской империи. Реки золота
Назад: Книга восьмая Новая Испания
Дальше: Глава 34 «Эта страна – богатейшая в мире»

Глава 33
«Я сгину, как увянувший цветок»

Я сгину, как увянувший цветок,
Моя слава станет ничем,
Моя слава на земле будет забыта.
Древнемексиканский стих, переведенный отцом Гарибаем
Вто время как Испанская империя в начале XVI века вела свою экспансию в Карибском бассейне, на материке процветали две крупные цивилизации – мексиканская (ацтеки) и инкская. По своему развитию и сложности они в чем-то походили на цивилизации восточного Средиземноморья античных времен, а не на общества Карибского бассейна. Никто о них ничего не знал до 1518 года.
Примерно в 1950 году немецкий ученый Рихард Конецке ввел новый термин для обозначения Мексики и Центральной Америки доколумбовой эпохи: «Месоамерика». Это довольно громоздкое слово не вошло в обычный лексикон образованного человека. Однако оно полезно, поскольку объединяет множество разных народов, говоривших на более чем пяти сотнях различных языков, которые населяли эти земли примерно 1500 тысячи лет. На территории, ныне известной как Мексика, в 1519 году предположительно проживали восемь миллионов человек.
История древней Месоамерики делится на две эры: эпоха, о которой можно узнать лишь по археологическим находкам или другим артефактам, включая фрески среди руин, как, например, в Бонампаке или Каксале; и эпоха Мексики, продолжавшаяся до XVI века, о которой многое можно узнать традиционными историческими методами – например из хроник, составленных людьми с примесью туземной крови в XVI веке.
Множество характерных элементов древней Мексики зародились на берегах нынешнего Мексиканского залива в провинциях Табаско и Вера-Крус – например пирамиды в церемониальных центрах; человеческие жертвоприношения на вершинах этих пирамид; игры в мяч; глиняные фигурки; иероглифы; арифметика, построенная на двадцатеричной системе счисления; солнечный календарь; любовь к нефриту, а также развитая торговля и рынки. Позднее сообщества развивались и в более умеренных широтах, однако там всегда требовались вещи, добываемые лишь в тропиках: например шкуры ягуаров, а также перья красивых птиц и хлопок. Но можно сказать, что все эти люди, как в прибрежных, так и в умеренных зонах, составляли единую историческую общность.
Рассмотрим в первую очередь ольмекскую цивилизацию, процветавшую примерно между 1200 и 600 годами до н. э. Огромные каменные головы, которые можно увидеть во многих музеях Мексики, в первую очередь в Садовом музее в Коацакоалькосе, большое количество резного нефрита, а также каменные алтари являются доказательствами того, что эта цивилизация зародилась именно здесь. У ольмеков также были познания в астрономии, они искусно резали по дереву, а также изготавливали изящную, богато расписанную керамику. К 650 году до н. э. у них, похоже, появилась примитивная письменность в виде простых иероглифов на цилиндрических печатках. Они использовали в качестве музыкальных инструментов барабаны, примитивные флейты, а также раковины. У них имелись шила, крючки, иголки и лопаты. Ольмеки жили в прибрежном районе, который в XX веке стал зоной добычи нефти и славится каучуком. Интересно, что слово «ольмек» действительно означает каучук на языке науатль, который в Центральной Мексике в начале XVI века использовался как язык межнационального общения.
Ольмеки укрыты завесой тайны во многих аспектах. Мы не знаем, например, была ли у них какая-то империя, или были ли они как-то похожи на те головы, изваяниями которых прославились. Они во многом были хорошо развиты, но у них не было двух важных вещей: одомашненных животных и колеса.
Причины «рывка» ольмеков, сопоставимого с тем, который имел место в Старом Свете в Египте или Вавилоне, до сих пор являются предметом спора. Возможно, важную роль сыграли доступные воды рек, лагун и изобилие дождей. Реки и озера означали наличие путей сообщения, сама вода была источником пищи. Малярии здесь не было, как и желтухи и других тропических болезней – их занесли европейцы, и позже они распространились в этих болотистых краях.
Вторым важным обществом старой Месоамерики были майя, чей золотой век пришелся на период примерно между 250 и 900 годами н. э. Большая часть типичных для майя творений, возможно, была создана задолго до них – некоторые уверены, что они, «возможно, могли повлиять на возникновение ольмекской культуры». Когда бы майя ни появились на огромной карте Мексики, они выглядят самыми высокоразвитыми предшественниками европейцев. Гипсовые барельефы Паленке, фрески Бонампака и их расписная керамика напоминают греческие. Майя строили дворцы из известняка, со сводчатыми потолками и декоративными арками, а также вырезали стелы с надписями, которые устанавливали перед своими зданиями.
Майя были математиками, способными делать столь же точные вычисления, как и вавилоняне. У них был солнечный календарь, начинавшийся с 3133 года до н. э. и имевший погрешность всего в 0,0003 суток в год. Писцы майя создавали великолепные иллюстрированные книги, из которых до наших дней дошло пять. Они использовали для этого индюшачьи перья, которые обмакивали в красную или черную краску. Они искусно резали по камню и создавали великолепные церемониальные комплексы, из которых было найдено 230. Самый большой из них, Тикаль, находится в Гватемале. Он имеет площадь в шесть квадратных миль и состоит из 3000 зданий. Жили там примерно от 10 до 40 тысяч жителей. Земледелие майя было основано на подсечно-огневом методе, однако они также, возможно, пользовались чинампами — скоплениями плавучих островов-огородов. Возможно, именно поэтому они использовали водяную лилию в качестве герба.
На пике своего развития цивилизация майя насчитывала примерно миллион человек. Они поклонялись 160 божествам и любили торговлю. Великолепнейшим их творением является Храм Солнца в Паленке. Храм надписей в этом же чудесном городе может гордиться единственной гробницей в пирамиде в Месоамерике: она принадлежала правителю Пакалю, чей труп был покрыт прекраснейшим нефритом.
Гибель цивилизации майя остается загадкой. Однако мы знаем, что эти одаренные люди часто сражались друг с другом. Фрески в Бонампаке изображают битвы, а анналы малых племен майя почти только о битвах и рассказывают. Однако не воинственность стала причиной катастрофы – во всяком случае, она была не большей, чем в Европе. Майя скорее всего были завоеваны людьми с севера, из Теотиуакана. Ближе к концу VII века н. э. к тому же имел место ряд природных катастроф – засух, ураганов, приведших к смуте. Церемониальные города были покинуты. Когда с побережья Юкатана стали прибывать испанцы, государство майя представляло собой горстку разрозненных городов, их уровень развития был гораздо ниже, чем у их предков пятьсот лет назад. Как современные ученые в Европе часто не знают латыни, также нельзя быть уверенными в том, что жрецы майя могли прочесть надписи их собственного Золотого века.
Еще до падения майя (и совершенно безотносительно к ним) в плодородной долине к северо-западу от нынешней столицы Мексики возник огромный город Теотиуакан. Будучи основан примерно во времена Христа, Теотиуакан в 600 году имел площадь в 2000 акров и население в 200 000 человек. Он был центром торговли – с площадками для игры в мяч, дворцами, несколькими рынками и хорошей канализацией. Искусные ремесленники обрабатывали перья и обсидиан, расписывали керамику, в то время, как торговцы организовывали торговлю по всем направлениям на далекие расстояния. В самом Теотиуакане длинная Дорога Мертвых с пирамидами, посвященными солнцу и луне (посвященная солнцу была столь же большой, хоть и не столь высокой, как Большая пирамида в Гизе в Египте), была прекрасней многих дорог Европы того времени. Любая улица поменьше впечатлила бы римского архитектора Витрувия.
В отличие от майя, жители Теотиуакана не ценили скульптуру, а вот фрески были у них в почете. Городом управляла теократия, а пернатый змей Кетцалькоатль занимал почетное место в пантеоне, включавшем других богов, узнаваемых, пусть и под иными именами, когда прибыли испанцы, например Тлалок, бог дождя. Опорой Теотиуакана было земледелие, которое, как и ольмекское, держалось на чудесных плавучих садах, а также террасах и орошаемых полях.
Как и у ольмеков, политическая сторона жизни Теотиуакана остается загадкой, несмотря на его величину и развитую культуру. Никто не знает, кем были жившие здесь люди и имели ли они какое-либо отношение к майя. Говоря о последних, никто не знает, была ли у них империя. Но все равно, величие этого города будоражило воображение культур-преемников, пришедших следом, и вдохновляло их так же, как античный Рим – средневековую Европу и эпоху Ренессанса. Его влияние простиралось вплоть до Гондураса на юге и Колорадо на севере. Большие пирамиды Чолулы на востоке от Мексико и Тахина на побережье были скорее всего построены колонистами, пришедшими из Теотиуакана.
Еще одной загадкой, подобной причине заката майя, является окончательная судьба города. Одно предание говорит, что люди потеряли веру, когда несколько лет не было дождя. Возможно, тогда утративший единство город пал перед натиском варваров с севера.
Теотиуакан стал архетипом последующих культур в этой стране, даже для современной Мексики. Город явно был духовным прародителем Толлана, воинственного города-государства, возникшего на его руинах, а через Толлан он напрямую повлиял на Мехико – Теночтитлан.
Тольтеки были менее изобретательны, чем люди Теотиуакана и майя. До 1940 года считалось, что их столицей был Теотиуакан – но ныне более вероятным кандидатом является Тула, унылый и продуваемый ветрами город к западу от Теотиуакана. В любом случае тольтеки правили долиной Мехико во время европейского Высокого Средневековья, примерно от 1000 до 1200 года н. э. Их наследие состоит из четырех важных моментов: во-первых, их язык, науатль, стал основным в регионе. Во-вторых, они были очень воинственными и в X веке захватили большую часть Юкатана. Там они основали новую версию цивилизации майя, породившую такие великолепные города, как Чичен-Ица. Экспедиция туда часто ассоциируется с бегством бога Кетцалькоатля, который, как предполагается, бежал из Толлана, поскольку ему не нравились человеческие жертвоприношения. В-третьих, тольтеки передали свои знания обо всех древних культурах Месоамерики Мексике. В-четвертых, у них был культ смерти, требовавший все большего количества человеческих жертвоприношений. Именно они стали строить культовые стены из черепов.
В Толлане в XII веке, видимо, случилась засуха, которая привела к политическим переворотам, что уже в который раз сыграло на руку северным варварам. Говорят, что город пал примерно в 1175 году н. э. Еще один город тольтеков, Куальхуакан, также находившийся в долине Мехико, продержался дольше.
К тому времени с севера пришел кочевой народ, доживший до исторических времен. Он достиг великого озера в центре долины, которое сейчас давно уже высохло. В начале жившие вокруг озера люди считали их варварами. В легендах времени испанской конкисты 1521 года говорится, что эти люди пришли из легендарного места под названием Ацтлан, или «место журавлей».
Эти мешика отправились на юг, побуждаемые сопровождавшими их жрецами. Скорее всего они делились на кланы (кальпулли) и потратили примерно сотню лет, чтобы достичь долины Мехико, которая к тому времени была покрыта поселениями и зависела от тольтеков, а до этого – от Теотиуакана. Предыстория этих людей не слишком ясна, поскольку ее переписывали под требования политики в XV веке. Но, видимо, когда мешика прибыли к озеру, там доминировали тепанеки, которые проявляли свою власть традиционным способом, – требовали дани и грозили войной. Они заняли лучшие места, так что новоприбывшим было тяжко найти место для поселения. Мешика отправились сначала, как говорится в легенде, на холм Чапультепек, «холм саранчи», ныне находящийся в центре города Мехико, но тогда располагавшийся на краю озера. Их изгнали оттуда, и они переселились на каменистый остров на самом озере, известный как Теночтитлан. Жрецы сказали мешика, что им судьбой начертано поселиться здесь, поскольку они увидели здесь орла, сидевшего на кактусе и пожиравшего змею, что являлось (по легендам) явным признаком нужного места.
Мешика оставались вассалами тепанеков сотню лет. Благодаря им они переняли многое из того, что ныне считается типично «ацтекским» – например культ Кетцалькоатля и Тлалока, бога дождя, использование пирамид для жертвоприношений, возвышение жреческой касты, торговля обсидианом и перьями, ремесло выделки нефрита и календари. Мешика, как позднее выяснили испанцы, хорошо умели копировать изобретения других народов. Однако у них сохранялись и свои традиции, как, например, поклонение их жестокому богу войны и охоты Уицилопочтли, который стал одним из верховных богов вместе с Тлалоком, – крайне необычное сочетание.
Почти так же, как в свое время готы захватили политическую власть над своими господами, римлянами, точно так же мешика отобрали ее у тепанеков. Решительный переворот случился в конце 1420-х. Ицкоатль, вождь мешика, в чьих жилах текла и кровь тольтеков, сначала убил своего миролюбивого предшественника, а затем и последнего правителя тепанеков. Он и шестеро его потомков – между ним и Монтесумой II, правившим в 1519 году, сменились шесть императоров – сумели создать в Центральной Мексике империю, в разы превосходящую те, что существовали здесь ранее. Она простиралась от линии Гуанахуато – Керетаро на севере до полуострова Техуантепек на юге. На этой территории жили около тридцати различных народов, плативших мешика дань, дабы их защищали – если не от врагов, то от самих мешика.
Как и Рим, Теночтитлан был огромным городом-государством, центр власти которого находился в столице – изумительном образце городской архитектуры. Его центральная площадь, по словам Кортеса, была в два раза больше той, что в Саламанке, – в то время как каналы, рынки и дворцы напоминали впечатлительным конкистадорам Венецию. Но Теночтитлан в 1519 году был больше, чем Венеция или любой европейский город того времени – за исключением, возможно, Константинополя.
Испанцы называли правителя-мешика «императором». Несмотря на некоторое критическое отношение к употреблению именно этого термина, он сохранился до нашего времени. Этот термин имел смысл, поскольку правитель Мексики властвовал над множеством других монархов, которых обычно называли «королями». Посему его положение можно было сравнить с положением императора Священной Римской империи и его подданными – электорами и герцогами Германии. Но дословный перевод слова, которым древние мексиканцы называли императора, уэйтлатоани, означал «главный оратор». Подвластными землями правили тлатоани – «те, кто хорошо говорит». Эти слова напоминают нам о том, что от правителей Мексики, в первую очередь, требовалось умение хорошо говорить. В фундаментальной работе по антропологии, известной как «Флорентийский кодекс», составленной неутомимым францисканцем Бернардино де Саагуном в середине XVI века, есть множество примеров ораторского искусства, которое демонстрировал император или другие правители при мексиканском дворе.
Науатль, язык мешика, был языком богатым, и в свой золотой век он использовался не только для высокопарных проповедей, но и для трогательной поэзии, которая в переводе похожа на французские стихи XV века или же испанские им подражания – как, например, стихи Хорхе Манрике: полные печали о том, что красота умирает, что молодость проходит, что воины слабеют. Например:
Я сгину, как увянувший цветок,
Моя слава станет ничем,
Моя слава на земле будет забыта.

Подумайте над этим, воины ордена Орла и Ягуара,
Пусть вы и вырезаны из нефрита – вы сломаетесь;
Пусть вы и сделаны из золота – вы расколетесь;

Пусть вы и перо кецаля – вы состаритесь.
Мы не вечны на этой земле,
Лишь на время мы здесь.

Сравните со стихами Хорхе Манрике:
Драгоценных подарков горы, королевские зданья,
Покои и залы, на тонкой посуде узоры,
Сундуки с казной золотою, подвалы,
И свита, и гордая стать коней, что так горячились,
Узда в жемчугах, —
Куда мы пойдем их искать,
Не навек ли они испарились
Росой на лугах?

Подобное сходство, естественно, вызывает предположения, что те ученые мужи, которые пытались записать поэзию мешика, просто находились под влиянием европейской поэзии. Возможно и так – однако мешика в самом деле чувствовали так же, как их современники с другой стороны Атлантики. В конце концов, многое в политике и экономике мешика напоминало конкистадорам то, что они уже видели или представляли. Например, Мексиканская империя опиралась на армии, предки которых захватили ныне подчиненные империи города. Под угрозой насилия данники были вынуждены два раза в год доставлять дань своим повелителям. Данникам не нравилось такое положение – и конкистадорам это оказалось на руку. Однако до прибытия испанцев мешика регулярно получали огромные богатства. Лучший анализ их системы податей можно увидеть в Кодексе Мендосы, составленном примерно в 1540 году для первого испанского наместника в Мексике, Антонио де Мендосы, сына графа Тендильи, который был первым губернатором Гранады после ее завоевания.
В этом кодексе перечисляется большинство вещей, необходимых Теночтитлану: ткань для платьев и одежды – сырье для которой нельзя было вырастить в Мексиканской долине, но которую там ткали (преимущественно женщины) особо искусным образом; перья для церемониальных украшений; тропические культуры; в огромном количестве маис, являвшийся основным продуктом, – хотя возле столицы были поля, на которых он произрастал, но его все равно не хватало. Другими мексиканскими товарами, отправляемыми в столицу, были шоколад, который вскоре стал чудесным открытием для европейцев; кошениль (красный краситель, также широко используемый в Европе); томаты, ставшие великолепным дополнением к меню Старого Света; индейка, названная так англичанами, поскольку слово это казалось экзотичным, несмотря на то что оно пришло с запада, а не с востока. Европейцы в Средневековье не привыкли к такой масштабной дани – но она была сравнима с тем, что практиковалось в восточных деспотиях, как, например, у монголов или татар, и некоторым испанским конкистадорам об этом было известно.
Императоров в Мексике избирали из небольшой группы знатных людей, принадлежавших к одной семье. Это было похоже на шотландскую систему наследования до Макбета, так называемый «закон выборной системы наследования». Некоторые сравнивают смену императоров на престоле с современной преемственностью президентов Мексики в пределах одной «революционной семьи» – Институционно-Революционной партии.
Император, как и современный президент Мексики (впрочем, не стоит так долго задерживать внимание на столь удачном анахронизме), был деспотом. Однако его власть ограничивалась некоторым количеством тщательно разработанных законов или правил, которые связывали всех остальных. Он также был текущим олицетворением цивилизации, в которой религия играла ведущую роль.
В Мексике существовала социальная система, вовсе не чуждая конкистадорам. Здесь была каста вельмож, связанных с императором, которые первые несколько поколений до 1500-х годов купались в неописуемой роскоши – благодаря системе податей. Существовала каста ремесленников, работников по камню или с краской – возможно, наследственная, как и в Древнем Египте. Были земледельцы, которых каждый год все чаще привлекали к выполнению некоторых общественных работ в городе и которые к тому же выращивали маис на своих участках. Были рабочие – возможно, некий эквивалент прислуги. Наконец, были настоящие рабы – мужчины и женщины, они либо были захвачены во время войны, либо стали рабами, совершив какое-то преступление. Жрецы и военачальники также были отдельной кастой. Но все свободные мешика, не являвшиеся ни рабами, ни слугами, должны были идти на войну, когда император посчитает нужным.
Мешика не являлись единственными властителями Месоамерики. Недалеко от них, на востоке, находилась небольшая, еще не завоеванная ими территория Тласкалы, которую к началу XVI века мешика окружили, но пока Тлаcкала оставалась независимой. Общество, проживавшее там, было бледной копией строя его могущественного соседа, и свобода тласкаланцев сильно ограничивалась их соседством с мешика. На севере находилась монархия тарасков – это имя дали им испанцы. Они обосновались в месте, ныне известном как Мичоакан, и перед их копьями с медными наконечниками мешика бежали в 1470 году. Далеко на юго-востоке жили майя, которые ранее были самым развитым обществом, но в XVI веке, как упоминалось ранее, превратились лишь в тень своего великого прошлого. Мешика торговали с ними и, похоже, даже не пытались их захватить. Стоит напомнить, что во время своего первого путешествия Колумб и его спутники повстречались с торговцами, которые, возможно, были из майя, – и остались под впечатлением от них.
Множество фактов, касающихся древней Мексики, до сих пор поражает исследователей. Но более всего впечатляют великолепные культурные достижения ее обитателей. Мешика, например, в скульптурах больше ценили (и выделяли) рельеф, красивые головы и орнаменты. Они также любили возводить памятники. Они создавали изящные украшения из золота, порой вставляя в них различные камни, прекрасные образцы которых все еще можно найти в Мексике (некоторые из них были найдены в знаменитой гробнице № 7 в Оаксака). Они делали великолепные мозаики из перьев, несколько экземпляров которых дожили до наших дней (лучше всего посмотреть их в Венском этнографическом музее). Подобную работу с перьями мешика можно счесть не меньшим достижением, чем поэзия Англии.
Делались и мозаики из полудрагоценных камней, из которых выше всего ценилась бирюза. Мешика также были искусными обработчиками дерева, что можно понять по их барабанам и копьям. Они пользовались краской – как для украшения каменных скульптур, так и просто для рисунка на камне без всяких скульптурных украшений. Древние мешика также использовали краску для написания своих книг или кодексов, в которых с помощью различных символов и рисунков (а не алфавита!) они записывали свои генеалогии, хронику завоеваний и размер дани. Мешика играли на инструментах, которые испанцы назвали флейтами, но скорее они были блок-флейтами, на раковинах и как минимум на двух различных разновидностях барабанов. Они часто и довольно экстравагантно танцевали. Похоже, что, как и повсюду в Новом Свете, не было такого события в старой Мексике, которое не отмечалось бы музыкой и танцами. У мешика были игры, в которых они использовали мячи из каучука – гораздо лучшие, чем те, что использовались на огороженных площадках для игры в мяч на Карибских островах.
Цивилизация древней Мексики была упорядоченной: улицы регулярно убирали и подметали. Это было символом общества, замечательного тем, что оно обеспечивало некоторое образование всем своим членам, – за исключением рабов и слуг, и в котором у каждого было свое конкретное место, почти так же, как и в Древнем Египте.
Сложную религию мешика нельзя изложить вкратце. Для обычного человека религия оборачивалась огромным количеством праздников: как минимум, раз в месяц чествовалось определенное божество, по случаю чего устраивались шествия с песнями и танцами. Он также должен был присутствовать на церемониях подношения даров и жертвоприношений. Порой в жертву приносили птиц, таких, как перепелки, но все чаще – рабов и пленников. Как и у других, более ранних цивилизаций, человеческие жертвоприношения свершались на вершинах пирамид на алтарях различных богов. Жрецы, монархи и вельможи должны были приносить свою кровь иначе: из уха, запястья или даже пениса. Человеческие жертвоприношения повергли испанцев в шок. Однако они были неотъемлемой частью целой серии церемоний, проводимых в регионе.
Кроме поклонения обычным богам, среди знати, особенно проживавшей к востоку от озера Тескоко, были и те, кто постепенно приходил к идее безличного божества, чья божественность не поддавалась описанию:
Везде твой дом,
Даритель Жизни.
Цветочный ковер сплетаю я из цветов.
На нем владыки поклоняются тебе.

Жизнь большинства мешика была трудной. Однако верхушка общества, как и везде, баловала себя алкоголем – например пульке, напитком, сделанном из сока агавы; также они употребляли галлюциногенные грибы, цветы и кактусы. Возможно, эти вещества употребляли для одурманивания жертв перед жертвоприношением, и так же, как алкоголь в Европе, для придания воинам храбрости перед боем.
История Мексики до прихода испанцев вызывает интересное ощущение дежа-вю – не в последнюю очередь связанное со схожестью с процессами, имевшими место в Старом Свете. В Мексике, как и в Старом Свете, история говорит о возвышении и падении городов, о том, как энергичные кочевники богатели за счет оседлых народов; о традициях украшения себя, о праздниках и церемониях. Но различия все же были немалыми: отсутствие одомашненных животных, применяемых как в земледелии, так и на войне; использование мужчин и женщин в качестве вьючных животных; отсутствие колеса и использование металла только для украшений. Та же пиктографическая письменность могла использоваться для записи истории, но была намного менее эффективной, чем европейский алфавит. Некоторое сходство развития индейцев Мексики (а также Перу) с тем, что происходило в Азии, подтолкнуло многих к мысли о том, что, возможно, между двумя культурами некогда был контакт. От китайцев жители Америк научились плетению, от японцев – гончарному мастерству. Была даже гипотеза, что пристрастие к закону мешика привили потерянные колена Израиля. Считалось даже, что святой Фома принес в Америку крест как символ религии.
Все эти идеи безосновательны. Китайцы во времена династии Цинь могли бы достигнуть Америк на своих больших кораблях еще в III веке до н. э. – но они не сочли нужным идти в ту сторону. Все доказывает, что цивилизации американских индейцев развивались в изоляции.
Мешика считали себя, по словам их императора Монтесумы, «хозяевами мира». Но их не интересовало, что находится за землями диких северных племен, которых они называли чичимеками, и за землями майя на юге – хотя торговцы знали, что за землями чичимеков можно было найти бирюзу. На юг от майя жил народ, торговавший нефритом, а позднее изумрудами и золотом, которое некоторые из данников мешика научились обрабатывать с неподражаемым искусством. Как с юга, так и с севера владыки Теночтитлана получали рабов.
Мешика не интересовались, что находится за Восточным морем (которое мы ныне называем Мексиканским заливом), хотя в их легендах говорится, что мудрый преобразователь бог Кетцалькоатль много лет назад ушел туда на плоту из змей и пропал. Отсутствие любопытства было еще одной чертой, отличавшей старую Мексику от Европы.
Однако примерно с 1500 года до Мексики с востока стали доходить любопытные слухи. В 1502-м некоторые из торговцев, возможно хикаке или пайя, являющиеся, как мы помним, подгруппой майя, повстречались с Колумбом во время его четвертого путешествия неподалеку от Ислас-де-ла-Баия в Гондурасском заливе. Возможно, рассказы о хорошо одетых бородатых европейцах вельможи майя донесли до императора мешика в Теночтитлане – точно так же, как Колумб рассказал в Испании о торговцах, которых встретил.
Затем, как мы знаем, в 1508 году двое опытных мореходов из Севильи, Висенте Ианьес Пинсон, который был капитаном каравеллы «Пинта» во времена первого плавания Колумба, и Хуан Диас де Солис, который позднее открыл Ла-Плату, высадились на Юкатане. Они искали пролив, который, как они думали, приведет их к Тихому океану, – а значит, к Островам Пряностей и Китаю. Вероятно, они прошли вдоль побережья Мексики до Вера-Крус или даже Тампико. Возможно, именно их поход был описан мешикским торговцем того времени: три храма, плывущие по морю на огромных каноэ. Рисунок был послан в Теночтитлан, где Монтесума обсудил его как с советниками, так и со жрецами.
Затем где-то в 1512 году неподалеку от Косумеля рядом с Юкатаном выбросило на берег каноэ таино, жителей Ямайки. Выжившие, возможно, рассказали посредством жестов о том, что делали европейцы в Карибском заливе. Чуть позже в Мексиканском заливе, неподалеку от Ксикаланко, торгового аванпоста мешика возле Кампече, выбросило на берег сундук. Там лежали несколько смен европейской одежды, драгоценные камни и меч. Никто никогда не видел подобных вещей раньше. Что это такое? Кому это принадлежит? Говорят, Монтесума поделился найденным в сундуке со своими братьями, царями Тескоко и Такубы. Однако тайна так и осталась не раскрыта.
Как мы знаем, в 1510 году испанское поселение было основано в Дарьене, в Панаме. Вначале им правил Васко Нуньес де Бальбоа, первый испанец, увидевший Тихий океан, а затем Педрариас де Авила. Вести о жестокостях, творимых испанскими конкистадорами под командованием последнего, наверняка достигли мешика. Дарьен находился в 1800 милях птичьего полета от Теночтитлана, однако торговцы так далеко не заходили.
В 1511 году Диего де Никуэса, торговец-исследователь, плывший из Дарьена в Санто-Доминго, потерпел крушение неподалеку от Юкатана. Несколько испанских моряков выжили, а двое из них, Гонсало Герреро и Иеронимо де Агилар, в течение нескольких лет были пленниками майя. Второй даже встал на сторону своих пленителей. Поэтому неудивительно, что колдун из Теночтитлана, позднее известный испанцам как Мартин Оцелотль, предсказал «пришествие бородатых людей на эту землю».
Еще одна испанская высадка произошла в Юкатане в 1513 году, когда Хуан Понсе де Леон сделал там остановку, возвращаясь из своего неудачного путешествия во Флориду, где он хотел найти источник вечной молодости. В 1515 году также произошла еще одна интересная встреча между испанцами и Месоамерикой: испанский судья Корралес в Дарьене доложил, что встретил «беглеца из внутренних провинций на западе». Этот человек наблюдал за тем, как судья читал документ, и задал прекрасный вопрос: «У вас тоже есть книги? Вы тоже понимаете знаки, с помощью которых вы говорите с отсутствующими?» И хотя рисованные книги мешика были хуже своих европейских аналогов, предназначение у них было то же.
Последние годы старой Мексики полны предсказаний, легенд о кометах и рассказов о странных видениях. Но важнее были свидетельства наступления испанцев.
В 1518 году ко двору Монтесумы прибыл один работник. Говорят, у него не было больших пальцев, ушей и пальцев ног – их все отрезали в наказание за какое-то преступление. Он сказал, что видел «цепь гор или больших холмов, плывших по морю». Монтесума заключил этого человека под стражу – возможно, чтобы предотвратить распространение столь тревожных вестей. Но он послал нескольких доверенных советников на берег, дабы они выяснили, что происходит. Они вернулись, дабы рассказать своему владыке следующее:
«Правда, что на берег пришли какие-то непонятные люди; на волнах были горы, и люди снизошли с них на берег. Некоторые из них имели при себе удочки, другие – сети. Они ловили рыбу с маленькой лодки. Затем они сели в каноэ и поплыли обратно к некоему сооружению на море с двумя башнями и забрались на него. Их было около пятнадцати… у некоторых на голове были зеленые платки, у других – красные шляпы, некоторые из которых были большими и круглыми, похожими на маленькие сковородки, дабы защититься от солнца. Эти люди очень бледные, гораздо бледнее нас. У них у всех длинные бороды и волосы ниже ушей».
Эти новые люди прибыли в 1518 году с испанского острова Куба на флотилии из четырех кораблей под предводительством племянника губернатора – Хуана де Грихальвы, «очаровательного молодого человека, на которого было приятно смотреть и который был обучен хорошим манерам», как считал Лас Касас. Он также был «человеком, склонным к добродетели, покорности и… очень послушным по отношению к своему начальству».
Один англичанин некогда написал пару строк об этих путешествиях открытиях и завоеваниях. Начинались стихи так:
Колумба роковые каравеллы
Коснулись неизведанной земли,
И мореходы на берег сошли.

Близилось самое потрясающее событие в истории Америки.
Назад: Книга восьмая Новая Испания
Дальше: Глава 34 «Эта страна – богатейшая в мире»