24 апреля 1505 года, будучи в Торо, через несколько месяцев после смерти королевы Изабеллы, король Фердинанд согласился назначить старого соратника Колумба, Висенте Ианеса Пинсона из Палоса, коррехидором и капитаном острова Сан-Хуан.

Пуэрто-Рико, как вскоре стали его называть, или Борикен, как его называли индейцы, был ближайшим к Эспаньоле островом, который мог бы стать новой колонией, – если достаточное количество кастильцев проявит к ней интерес и решится туда отправиться. Он имел около 150 миль в длину и 75 в ширину. Как и на Эспаньоле, земля здесь будет поделена между новыми поселенцами, которые решатся там остаться как минимум на пять лет. Ианес должен был построить там крепость, в которой сядет губернатором. До 1492 года таино с восточного берега Эспаньолы ежедневно ходили на Борикен через глубокий узкий пролив.

Висенте Ианес посетил остров (высадившись, вероятно, на его южном берегу), построил здесь форт и перевез туда домашний скот. Но более ничего долговременного он не построил. Он даже не смог увидеть центральный горный хребет, который так отличается от прочих карибских пейзажей. Пока никто не выказал желания поселиться здесь – Эспаньола казалась достаточно большой.

Ианес, как и Колумб, был великим мореходом, а не колониальным администратором – хотя он, опять же, как и Колумб, соблазнился землей: для искателя приключений земля всегда привлекательна. И все же была поставлена важная веха: Эспаньола станет центром экспансии.

На Борикене ничего не происходило вплоть до 12 августа 1508 года, когда Хуан Понсе де Леон, приплывший из Игуэя на востоке Эспаньолы, которую помог завоевать и где он сам жил, высадился в прелестном заливе Гуаника на юго-западном побережье Пуэрто-Рико вместе с сорока двумя потенциальными поселенцами и восемью моряками.

Понсе де Леон, как уже говорилось выше, приходился кузеном Родриго Понсе де Леону, герцогу Аркос – но Понсе де Леоном он был по обеим линиям. Он сражался с маврами в Гранаде и служил пажом при дворе. Предположительно он ходил добровольцем с Бартоломео Колоном в 1494 году, а также, вероятно, был среди энтузиастов-эмигрантов во время второго плавания Колумба в 1493 году. Он приходился другом епископу Фонсеке. Он помогал севильцу Эскивелю во время завоевания Игуэя. Поселившись там, он получи энкомьенду и некоторое время зарабатывал продажей хлеба из маниоки проходящим испанским кораблям – вероятно, ведя свое дело в доме, который до сих пор существует и считается принадлежавшим ему. Сам Понсе де Леон владел (вместе с Альфонсо Самьенто), как минимум, одним кораблем – «Санта-Мария де Регла». Он заставил Овандо дать ему разрешение на завоевание Пуэрто-Рико.

Мы не можем ничего определенного сказать о личности Понсе де Леона. Лас Касас позволяет себе сказать лишь, что «он был весьма умен и прошел много войн». Овьедо был более красноречив, говоря, что он был «горяч, благоразумен и усерден во всех делах, касающихся войны», и являлся «идальго и мужчиной щеголеватым, с возвышенными чувствами». Морской историк Сэмюэль Элиот Морисон, гордость Гарварда, отметил, что Понсе де Леон был типичным андалузцем – но не дал никаких обоснований этому невинному замечанию. Судя по его делам, он был энергичным, сильным, отважным, но не обладал сильным воображением.

Среди сопровождавших его конкистадоров присутствовал его собственный сын, Хуан Гонсалес Понсе де Леон, который уже усвоил язык таино и был при нем переводчиком, и еще несколько капитанов, таких как Мигель де Торо, побывавший с Колумбом на Эспаньоле, или Мартин де Исасага, баск. Также при нем были несколько севильцев – слуг семьи Понсе де Леон. Еще одним искателем приключений, сопровождавшим Понсе де Леона, был чернокожий вольноотпущенник португальского происхождения, Хуан Гарридо.

Король назначил Понсе временным губернатором острова. Он получил старинный титул аделантадо – такое назначение Колумб пожаловал своему брату Бартоломео. Этот титул давал носителю как политическую, так и военную власть. Длинный список других обязанностей, подразумевавшихся за этим титулом, в данном случае значения не имеет.

Похоже, другого обоснования для вторжения, кроме завоевания, не имелось. Однако возможно, что Овандо предвидел необходимость устранить потенциальную базу карибов так близко к Эспаньоле. Конечно, он надеялся обратить индейцев в христианство. Но амбиции Хуана Понсе де Леона заполучить собственную колонию, вероятно, тоже сыграли свою роль. Возможно, Овандо желал убрать этого искателя приключений на другой остров. Условия соглашения, заключенного с Понсе де Леоном, похоже, ничего определенного не говорили о сохранении местных княжеств.

Лучшее описание завоевания Пуэрто-Рико мы находим в сообщении сына Понсе де Леона, Хуана Гонсалеса. В нем откровенно говорится, что целью экспедиции его отца с самого начала было «завоевание и заселение» острова. После высадки в Гуанике отряд снова вернулся на борт и направился в Агуадилью на самой западной оконечности острова, близ реки, которую туземцы называли Гуарабо, и где Колумб побывал во время своего второго плавания в 1493 году, – вероятно, действительно в сопровождении Понсе де Леона. Там Хуан Гонсалес общался с некоторыми индейцами, вооруженными луками и стрелами. Вероятно, переговоры были успешны. Двоих он взял на корабль, чтобы они поговорили с его отцом, который подарил им гребни, рубахи, бусины и зеркала. (Андрес Лопес, слуга в доме Понсе де Леона, позднее говорил, что среди этих подарков были алмазы, но это вряд ли; скорее всего, если бы ему показали алмаз, он даже не понял бы, что это такое.)

На другой день Хуан Гонсалес вернулся в Агуадилью вместе с отцом и большинством его спутников. Свидетель, Франсиско Родригес, вспоминает, что все они плыли «весьма счастливо и удачно, и выпрыгнули на берег» вместе с Хуаном Гонсалесом: «они пошли к касикам индейцев и говорили с ними до заката солнца, когда надо было вернуться на борт. Многие индейцы сопровождали их вплоть до корабля. Хуан Гонсалес сказал отцу, что говорил со многими касиками и вождями и что они были рады нашему прибытию».

Это была территория касика Агуэйбаны – индейского вождя, который поначалу показался всем видевшим его испанцам «человечным и добродетельным». Он приветствовал Понсе, предложил обменяться с ним именами, и они достигли определенных территориальных договоренностей. Он даже рассказал, где можно найти золото. И опять же, согласно Андресу Лопесу, индейцы делали из этого золота «серьги для ушей и кольца для носа».

Переводчик Хуан Гонсалес и двадцать испанцев отплыли на поиски лучшего порта – и они нашли его в ста милях к востоку, в заливе, который в будущем назовут заливом Сан-Хуан. Там они перенесли на сушу при помощи индейцев свое снаряжение и багаж. В нескольких ручьях по соседству они нашли золото. Но тут на них напали индейцы.

Историк Овьедо рассказывает, что туземцы считали, будто белый человек не может умереть. Маленькая группа индейцев убедила некоего Сальседо отправиться с ними в некое прекрасное место верхом на лошади. Затем они схватили его, сунули под воду и держали там. Они обнаружили, что испанец быстро умер и через три дня начал смердеть. Это убедило индейцев в том, что их прежняя информация была неверна. И тогда они стали готовиться к войне с испанцами.

Хуан Гонсалес Понсе де Леон, согласно собственному сообщению, успешно замаскировался под туземца, раскрасив лицо и выкрасив волосы, и, таким образом, сумел подслушать планы индейцев. Он также прошел на каноэ дальше на восток, прошел Кулебру и Вьекес, вошел в прекрасный архипелаг Виргинских островов (как их назвал Колумб) и захватил нескольких карибов, которых потом увез рабами в Санто-Доминго. Он доложил, что слышал, как индейцы говорят, что хотят вырезать всех испанцев.

Индейцы вскоре разрушили маленькое испанское поселение в Агуадилье, перебив большинство колонистов. Хуан Гонсалес спасся, получив тридцать шесть ран от стрел. Это событие стало переломным, поскольку испанцы никогда не прощали такой жестокой реакции. Это стало началом жестокой войны.

Около года тянулись нападения из засад и походы, в ходе которых, согласно собственному сообщению, всегда участвовал хитроумный Хуан Гонсалес, проникая и выходя из индейских поселений, маскируясь там тем или иным образом. Новое поселение было основано в Сан-Хермане, на юго-западе острова. Названо оно было в честь новой супруги Фердинанда, королевы Жермен де Фуа. Хуан Гонсалес также захватил семнадцать касиков, которых его отец отослал в Санто-Доминго. Это, похоже, стало концом сопротивления индейцев. Понсе де Леон обосновался неподалеку от нынешнего Сан-Хуана, в Капарре, которая называется так до сих пор и где до сих пор можно увидеть изразцы из Трианы, порта напротив Севильи на реке Гвадалквивир, привезенные сюда в ранние дни империи.

Дальнейшие официальные объявления закрепили положение Понсе де Леона на острове – хотя Корона особенно подчеркивала, что ему запрещается использовать труд индейцев на копях. Он основал свою асьенду в Тоа, близ Сан-Хуана, где посадил множество сельскохозяйственных культур.

Прибытие Диего Колона в Санто-Доминго изменило ситуацию в Сан-Хуане. Новый губернатор Эспаньолы, похоже, не знал о назначении королем Понсе де Леона губернатором Пуэрто-Рико (или делал вид, что не знает) и пожелал поставить там своего человека. Итак, новый адмирал назначил на этот пост своего товарища, Хулио Серона, а главным судьей поставил старого друга своего отца – Мигеля Диаса де Аукса, одного из немногих арагонцев, интересовавшихся Индиями.

Серон изгнал Понсе де Леона из Пуэрто-Рико и даже из Тоа, его нового имения. Но у Понсе на острове был документ, которым он назначался на должность, и в возникшей сумятице он схватил обоих – и Серона, и Аукса, обвинив их в «превышениях полномочий», а затем отправил домой в Испанию пленниками на корабле, принадлежащем Хуану Боно де Кехо, капитану-баску, который был его другом. Сделав умный политический ход, Понсе де Леон назначил собственным главным судьей одного из друзей Диего Колона, Кристобаля де Сотомайора. Аристократ португальского происхождения (он был братом графа Каминья и родственником первого губернатора португальской колонии Сен-Томас, Алвару ду Каминья), Сотомайор был секретарем покойного короля Филиппа и стал эффективным помощником Понсе. Он отплыл в Индии с собственным маленьким флотом в 1509 году.

Понсе де Леон сделал что мог, чтобы получить подтверждение своих полномочий в колонии. Например, он дал золотодобытчику Херонимо де Бруселасу – вероятно, фламандцу, протеже Кончильоса – разрешение ввозить индейцев с других островов. Такая же лицензия была дана Сотомайору. Но самым крупным поставщиком индейцев в колонию был трианский конверсо, начавший торговлю жемчугом, – Родриго де Бастидас, ныне поселившийся в Санто-Доминго и заложивший фундамент для огромного состояния. Понсе де Леон сделал все, что мог, чтобы окончательно завершить завоевание острова.

Ссоры и нерешительность среди испанцев провоцировали индейцев Пуэрто-Рико на протест, и в начале 1511 года касик Агуэйбана, прежде казавшийся благожелательным, податливым и дружелюбным, поднял мятеж. У него было около трех тысяч человек, – в число которых, вероятно, входили и карибы из Санта-Круса, которых привез на Пуэрто-Рико Сотомайор после смертоносной зачистки Малых Антильских островов. Они сожгли асьенду Сотомайора и убили его вместе с его племянником Диего, что привело к жестокому «умиротворению», выполненному капитаном Хуаном Хилем из Коруньи по приказу Понсе.

Испанцы были втянуты в войну с туземцами и карибами в первую очередь потому, что поселенцы хотели получать рабов с Малых Антильских островов. Пуэрто-Рико таким образом был поставлен под удар.

Совет Кастилии тем временем принял решение в пользу Серона – он стал губернатором, а Диас де Аукс – главным судьей. Понсе де Леон был отстранен. Его заменил вице-губернатор Родриго де Москоско, а затем Кристобаль де Мендоса – другой аристократ, которого высоко ценил Овьедо: «Человек хорошего рода и высоких доблестей, годный для этого места и даже более важного». Но Мендосу вскоре заменил Педро Морено из Севильи, который сумел установить спокойствие на острове, – индейцы были устрашены, их вожди убиты или попали в рабство. Местный судья и член большой семьи Веласкесов, Санчо Веласкес в 1512 году занял на острове пост главного судьи.

В 1514 году Понсе де Леон, вернувшись после других приключений, в основном во Флориде, снова формально был назначен вице-губернатором – а по сути дела губернатором – Пуэрто-Рико.

В конце 1515 года два последних уцелевших касика Сан-Хуана – Хумако и Дагуао, снова восстали против испанцев. Причиной стала попытка Иньиго де Суньиги рекрутировать десять индейцев, чтобы те помогли ему против карибов. Некий амбициозный интриган, Франсиско Лисаур, бывший протеже Овандо, был назначен главным ревизором на Сан-Хуане. Эти сражения с карибами были самыми серьезными до сих пор войнами с индейцами на островах Карибского моря, в которых знаменитую роль сыграл рыжий пес губернатора, Бесеррильо. Он получал жалованье арбалетчика. К концу 1516 года прекрасный остров Пуэрто-Рико (некогда называвшийся Борикен) окончательно оказался в руках испанцев.

Колумб открыл и почти обошел Ямайку в мае 1494 года. Ему пришлось пережить там самое тяжелое время в 1503–1504 годах в нынешнем заливе Святой Анны. Поэтому его сын Диего Колон тем более был раздражен, узнав, что в 1508 года король пожаловал этот остров в качестве базы Алонсо де Охеде и Диего де Никуэсе, двум искателям приключений, с которыми он не ладил. Он считал, что все, открытое его отцом, принадлежит ему. Разве адмирал не называл Ямайку «прекраснейшим из множества островов, которые мне довелось увидеть в Индиях»? (Хотя точно так же он говорил и о Кубе.) Это заставило Диего Колона решиться завоевать Ямайку для собственного управления. И он поручил это умелому Хуану де Эскивелю.

Эскивель еще более обезличен в историческом смысле, чем Понсе де Леон. У нас нет его портретов, мало что известно о его жизни. Как уже говорилось, он был конверсо из Севильи, из семьи, которая обратилась в христианство в конце XIV столетия. Вероятно, он прибыл в Новый Свет во время второго плавания Колумба. И он отвечал за покорение востока Эспаньолы, причем Понсе де Леон был его заместителем.

С другой стороны, Панфило де Нарваэс, правая рука Эскивеля, был фигурой исполинской. Выходец из Старой Кастилии, он родился в городке Навальмансано между Куэльяром и Сеговией. Похоже, он прибыл в Новый Свет с одной из малых экспедиций 1498 года – возможно, с Пералонсо Ниньо. Берналь Диас описывает его как человека, от природы властного, высокого, светловолосого, с рыжеватой бородой, благородного, порой мудрого, но чаще безрассудного, интересного собеседника, обладателя глубокого голоса, хорошего, хотя зачастую беспечного бойца. Он, как показал потом инцидент во время завоевания Кубы, в трудной ситуации всегда сохранял ясную голову.

По просьбе Диего Колона – снова, видимо, без указаний от короля – Эскивель и Нарваэс заложили на севере Ямайки, возле залива Славы (la Bahнa de Santa Gloria), поселение Севилья-ла-Нуэва – неподалеку от того места, где Колумб потерпел кораблекрушение в 1503 году.

Донесения о покорении острова различаются. Лас Касас писал, что конкистадоры обращались с индейцами жестоко, основываясь на надуманных обвинениях, и немедленно отправляли их в свои имения работать на маниоковых плантациях, кукурузных и хлопковых полях, чтобы поставлять продукцию на другие острова. Овьедо, напротив, считал, что Эскивель вел себя во время своей миссии как «добрый рыцарь», поставив остров под испанский стяг не только силой, но и убеждением, без излишнего кровопролития.

В 1510-м король Фердинанд получил сообщение, что нецелесообразно разрешать испанцам с других островов захватывать индейцев Ямайки, поскольку, в отличие от Багам (Лукайские острова), этот остров не был «бесполезным» – он был относительно крупным и, следовательно, многообещающим в смысле сельского хозяйства.

Эскивель оставался на острове после его завоевания еще примерно три года, пока не лишился благосклонности как Короны, так и Диего Колона. Его сменили один за другим двое идальго, приятели Диего Колона, некие капитан Переа, а затем бургосец, капитан Камарго. Но продержался каждый из них недолго, поскольку богатый главный судебный пристав Санто-Доминго, Франсиско де Гара, имел другие замыслы. Честолюбивый и компетентный, он женился на тетке Диего Колона, Ане Муньис де Перестрело, сестре португальской супруги Колумба, Фелипе. Он, как Эскивель, вероятно, прибыл в Новый Свет в 1493-м во время второго путешествия Колумба. Он нашел золото и прославился тем, что построил один из первых частных каменных домов в Санто-Доминго. Теперь он вернулся в Испанию и убедил короля назначить его губернатором Ямайки.

Гара, который неудачно попытался основать поселение в Гуадалупе, был баском. Он основал еще два поселения на Ямайке – Мелилью и Ористан; позже он привез туда скот, свиней и лошадей, многие из которых разбежались и одичали. Петер Мартир, который вскоре будет поставлен аббатом Новой Севильи близ залива Святой Анны, описывал остров с чужих слов как сад Эдема.

Тем временем возвратившийся из Старого Света Хуан Понсе де Леон попытался захватить Гуадалупе. Это был крупнейший из Малых Антильских островов, и, конечно, название ему дал Колумб в 1493 году. Но тут Понсе де Леон столкнулся с серьезным препятствием. Петер Мартир писал:

«Когда [карибы] узрели испанские корабли, они спрятались в месте, откуда могли тайно следить за всеми перемещениями людей, которые высадились бы на берег. Понсе послал на берег женщин мыть рубахи и белье, а также нескольких пехотинцев на поиски пресной воды, поскольку он не видел земли с тех пор, как покинул Иерро на Канарах… Эти каннибалы (sic) внезапно напали на женщин и захватили их, разогнали мужчин, из которых спаслись только единицы. Понсе не осмелился напасть на карибов, опасаясь отравленных стрел, которыми эти дикие людоеды пользовались чрезвычайно искусно. Блистательный Понсе, который, будучи в безопасности, похвалялся, что изведет карибов под корень, был вынужден бросить своих портомоек и отступить перед островитянами…»

Среди этих конкистадоров был и ветеран, чернокожий португалец Хуан Гарридо, который уже бывал с Понсе де Леоном на Пуэрто-Рико и во Флориде, а также на Кубе. Женщины были скорее всего с Канарских островов.

Но не только Западные Индии привлекали внимание нового поколения конкистадоров-землепроходцев. Ведь была и tierra firme, та таинственная земля, материк, который, как все уже осознали, кроме Колумба, не был ни Индией, ни Азией. Потому Хуан де ла Коса вместе с Педро Ледесмой в качестве главного судебного пристава вышел в 1505 году с четырьмя каравеллами к северному побережью Южной Америки, где уже бывал прежде, – в 1499 году, с Охедой и Веспуччи. Это было четвертое плавание де ла Косы через Атлантику, поскольку еще до 1499 года он дважды ходил с Колумбом. Ледесма и Мартин де лос Рейес, оба севильцы, были финансистами.

Экспедиция остановилась, что было уже в порядке вещей, на Канарах, затем отправилась к Гуадалупе и стала на якорь у жемчужного острова Ла-Маргарита. Там испанцы, как всегда, преподнесли в подарок различным индейским касикам бусы и зеркала, а в ответ получили попугаев, кошениль, жемчуг и новую роскошь – картофель, чей потенциал был не сразу оценен. Они пошли к соседнему острову Кубагуа, а затем в залив Кумана, нашли мало жемчуга, зато много дерева бразил. Они захватили в рабство нескольких индейцев, а затем пошли к тому месту, которое позже стало называться Картахена-де-лас-Индиас, где во вместительном заливе встретили, к своему удивлению, флотилию из четырех кораблей под командованием Луиса Герры из Трианы. Его старший брат, торговец Кристобаль, только что был убит индейцами, и Луис жаждал вернуться домой. Их экспедиция вышла за год до того к Жемчужному Берегу. Ла Коса отдал ему две трети своего дерева бразил, чтобы тот отвез его в Испанию, а также перегрузил Луису Герре половину захваченных им рабов.

Ла Коса и Ледесма шли, покуда не достигли залива Ураба – нездорового места, по которому сейчас проходит граница между Колумбией и Панамой. Один услужливый индеец показал им город, недавно покинутый местным касиком, который оставил там в корзине несколько дисков из чистого золота и шесть золотых масок.

Вернувшись в Картахену, они обнаружили, что один из кораблей Луиса Герры, на котором капитаном был некто Монрой – несомненно, из побочной ветви этой необузданной эстремадурской семьи, – разбился. Луис Герра давно уже уплыл в Испанию. Ла Коса с друзьями пришли на помощь Монрою, но и у них вскоре начались неприятности, и собственный корабль ла Косы налетел на берег. Командир приказал вытащить на берег все, что можно было еще спасти. Так здесь возникло временное поселение для двух сотен кастильцев. Им пришлось добывать средства к существованию, но даже при этом они не забывали о поисках золота: как сказал Овьедо, «его нельзя есть, но оно приносит удовольствие и надежду на последующий отдых».

Но, как бы то ни было, эти ранние невольные испанские поселенцы на будущем краю Колумбии страдали от жуткой нехватки продовольствия. Месяц тянулся за месяцем, а легче не становилось. В конце концов Хуан де ла Коса и Хуан Ледесма отправились на восток на двух бригантинах, взяв на борт все население колонии, а больные и страждущие шли на маленьких лодках под командованием Мартина де лос Рейес. Перед тем как покинуть залив Ураба, испанцы закопали свое тяжелое снаряжение – якоря, копья, несколько ломбард и арбалетов.

Ветра были неблагоприятны, продвижение шло медленно, моральный дух был низок, еды по-прежнему не хватало, смертность была высокой. Овьедо рассказывает, что трое испанцев поймали индейца, убили и съели его, за что ла Коса их выбранил, но наказывать не стал. Свежий ветер разбросал маленький флот. Одно маленькое суденышко унесло к Кубе, в то время как бригантины оказались у берегов Ямайки. Ла Коса отправил один из своих кораблей с больными под командованием капитана Хуана де Кеседо с лоцманом Андресом де Моралесом в Санто-Доминго, в то время как двадцать пять более-менее здоровых испанцев остались на Ямайке. Их спасли позже, хотя не без происшествий. Например, чтобы напугать индейцев, которые наседали на них, ла Коса согласился поджечь дом в туземном городке – но огонь раздуло ветром, и все поселение сгорело.