Книга третья
Бобадилья и Овандо

Франсиско де Бобадилья был опытным государственным деятелем. У него были великолепные связи. Он хорошо себя проявил как лидер во время войны с Гранадой, а затем – как алькальд Санта-Фе во время сдачи этого мусульманского города. Его отец и дед оба служили королям Кастилии. Сам он занимал несколько государственных должностей. Так что его назначение на Индийские острова было вполне оправданным. Для двора это было ознаменованием того, что новые завоевания должны приравниваться к старым. Для друзей Колумба это назначение подтверждало важность достижений адмирала.

Условия назначения Бобадильи не предвещали ничего дурного. В королевском указе говорилось:

«Знайте же, что дон Кристобаль Колон, наш адмирал Океана, прислал нам донесение о том, что пока он находился вдали от вышеупомянутых островов, при нашем дворе некоторые из находившихся там, в том числе и судья, восстали против вышеупомянутого адмирала и наших представителей, которые находятся там, и несмотря на то, что их попросили сдержаться, они не только не послушали, но и продолжили свой мятеж, грабя, разрушая и творя иные преступления на острове, что противны Господу нашему, подавая таким образом дурной пример и становясь достойными порицания и наказания. Поэтому мы приказываем Вам направиться на Индийские острова и материк. Там Вы должны найти тех людей, кто восстал против адмирала и наших судей. Вы должны их схватить и конфисковать их имущество и, когда они будут заключены под стражу, продолжайте выполнять свои обязанности».

Это было достаточно понятно. Колумба действительно не называли вице-королем или губернатором – только «адмиралом»; но в приказе признавалось, что он открыл именно Индийские острова, и данный термин использовался как официально, так и неофициально. Также в сознании владык прочно укрепилась мысль, что преступниками были Рольдан и его друзья, а не Бартоломео Колон со своими людьми.

Но в позднейших документах приказы Бобадилье несколько менялись. Например, 21 мая 1499 года был издан новый указ, в котором Колумб не упоминался, но в котором говорилось, что Бобадилья будет управлять Новым Светом. Все крепости, все оружие, лошади, корабли и даже дома должны были быть переданы новому губернатору. В письме от 26 мая 1499 года католические владыки писали Колумбу, что Бобадилья проинструктирован лично ими и они просят Колумба прислушаться к нему.

Итак, время Колумба действительно миновало. Петер Мартир предположил, что устав от столь многих жалоб, в то время как золота до сих пор было найдено немного, монархи решили поставить губернатором кого-нибудь другого, дабы восстановить порядок. Возможно, тот факт, что Колумб продолжал присылать местных рабов против желания королевы, тоже было причиной его смещения: пять кораблей, везших очередную партию из шести сотен рабов, достигли Севильи в мае того же года. Частично это может быть объяснено тем, что среди членов королевского двора прокатилась волна ксенофобии и большая часть невзгод была приписана иностранцам. Подобные настроения были особенно сильны на Канарах, где было постановлено, что ни один иностранец не имеет права покупать собственность стоимостью больше 500 000 мараведи. Генуэзцы вели переговоры, добиваясь, чтобы для них сделали исключение, но их положение все равно оставалось под угрозой.

Отец Бернальдес доложил о слухах (ходивших в Севилье), что Колумб присвоил себе все найденное золото; также вновь поползли слухи, что он собирается отдать Эспаньолу своим друзьям-генуэзцам.

Правда, между получением приказа и отплытием Бобадильи, как всегда, произошла задержка, поскольку еще более властный архиепископ Толедо, Хименес де Сиснерос, по-прежнему остававшийся духовником королевы, пожелал укрепить евангелическую роль Испании на Индийских островах. Поэтому он искал священников, которые сопроводили бы Бобадилью, и в конечном счете договорился о путешествии одного бенедиктинца (фрая Алонсо де Висо) и пяти францисканцев. Целью этих людей было обращение язычников и постройка церквей, однако они также должны были быть официальными представителями Бобадильи.

Самой любопытной личностью из всей этой группы был «El Abulense», фрай Франсиско Руис, будущий епископ Авилы, которому в то время было 23 года. Его отцом был продавец оливкового масла из Толедо, ранее бывший хористом в городе, а затем ставший секретарем Сиснероса, а также профессором францисканского монастыря в Алькала. По рекомендации Сиснероса королева Изабелла попросила его выяснить, что на самом деле происходит в Новом Свете под властью Колумба.

Другой причиной задержки Бобадильи в Севилье было то, что король был занят в горах к югу от Гранады, в Альпухаррах, руководя операциями против мусульманских повстанцев, отказавшихся сделать предлагаемый им выбор – принять христианство или покинуть страну. Ни Хименес де Сиснерос, который ранее заявлял, что обратил не менее четырех тысяч мусульман в Гранаде в 1499 году, ни король не имели достаточно времени на проблемы Индий.

Сиснерос теперь был самым влиятельным человеком в колониальных делах. Мартир снова замечает:

«Этот человек [Сиснерос] – тот, без чьего совета в Испании ничего не делается. Благодаря своей деятельности, таланту, притягательности, мудрости, святости, в которой он выше всех монахов, отшельников и скитников, в глазах монархов он приобрел репутацию куда более высокую, чем кто-либо иной. Они считают грехом действовать против его совета, поскольку верят, что все, что он говорит, исходит из уст не просто человека…»

К тому же он «казался королеве столь чудесно решительным во всем, что он делал, никогда не предаваясь сомнению. Он всех впечатлял тем, что мог совмещать медитативную духовность с высокой способностью к управлению – сочетание качеств, которые так впечатлили кардинала Мендосу, когда он был молод». Королева продолжала во всем полагаться на Сиснероса. Его влияние просматривалось во всех ее действиях. По словам историка XVI века Херонимо Суриты, неудивительно, что Сиснерос не был популярен при дворе – вне круга монархов, – поскольку у него был разум, «паривший на крыльях великих идей, более подобающих королю, нежели святому отцу». Его массовые обращения были лишь малой толикой тех деяний, которые позднее были совершены с тем же пылом, частично под его влиянием, другими францисканцами в Новом Свете. Они действительно контрастировали со средневековой практикой Кастилии, где три «человека Писания» часто жили бок о бок в различных, но соседствующих регионах.

Франсиско де Бобадилья летом 1500 года все еще был в Севилье. Прямо перед его отбытием в Санто-Доминго, 20 июня, монархи решили освободить некоторых выживших в Испании рабов, что были присланы Колумбом. Бобадилью попросили отвезти этих людей обратно на Эспаньолу. Один из придворных, Педро де Торрес, был назначен ответственным за доставку как можно большего числа из них коррехидору Эль-Пуэрто-де-Санта-Мария, Гомесу де Сервантесу, который организовывал флотилию Бобадильи. Торрес смог найти для Сервантеса 21 индейца. Один из них был слишком болен, чтобы путешествовать. Еще одна девочка настаивала на том, что хочет не только продолжить свое обучение в доме Диего де Эскобара, севильца, бывшего во втором путешествии Колумба, но и остаться в Испании по окончании обучения. Возможно, путешествие пугало ее. Оставшиеся 19 индейцев, среди которых были три женщины, были переданы для сохранности и безопасного путешествия фраю Франсиско Руису.

Двадцать один человек были лишь малой частью выживших в Испании карибских рабов. После отплытия Бобадильи их осталось там еще как минимум пять сотен. Возможно, королева, Сиснерос и Фонсека считали правильным то, что они находились в рабстве, поскольку было заявлено, что они – каннибалы (или были таковыми), либо по крайней мере имели каннибальские наклонности, или же были захвачены по справедливой причине. Также в 1501 году в Гранаде все еще были таино и рабы-карибы. Их продавали генуэзские торговцы. Но все таино, возвращенные искателями приключений в Новый Свет, были освобождены.

Пока Бобадилья задерживался, в Новый Свет отправлялись новые экспедиции. Колумба подобный ход событий сбил с толку, он не был к такому подготовлен. Первой экспедицией командовал Пералонсо Ниньо из Могера, отправившийся с Пало на Жемчужный Берег – северный берег Южной Америки, в начале мая 1499 года. Вторая экспедиция покинула Кадис чуть позже в том же месяце, и командовал ею Алонсо де Охеда вместе с кантабрийцем Хуаном де ла Коса и Америго Веспуччи – флорентийцем, жившим в Севилье. Третьей была экспедиция Винсента Яньеса де Пинсона и Хуана Диаса де Солиса, которая покинула Палос в ноябре. Четвертой была экспедиция Диего де Лепе, которая покинула Севилью в следующем месяце.

Затем Родриго де Бастидас, молодой конверсо, торговец из Трианы, находившийся в одной из экспедиций 1499 года (возможно, вместе с Охедой), получил разрешение идти к северному побережью Южной Америки. Наконец, в июле 1500 года Алонсо Велес де Мендоса также получил разрешение отплыть в Бразилию, находившуюся в португальской зоне Америки. Однако всем командующим экспедициями было приказано во время своих путешествий избегать земель, которые уже открыты Колумбом, и учитывать Тордесильясский договор; так что Мендосе пришлось вернуться, не завладев тем, что он видел.

Нам, без сомнения, стоит упомянуть и седьмое путешествие – блистательного португальца, в марте 1500 года вышедшего из Белена, что близ Лисабона. Эскадра, управляемая Педру Алварешем Кабралом, отправилась к настоящей Индии – но, сделав крюк на запад, положила начало португальскому освоение Бразилии.

Похоже, найти моряков для данных путешествий не представляло труда. Все такие путешествия имели первостепенную значимость. Люди, которые иначе всю жизнь прозябали бы на Канарах или на войне против мусульман, теперь благодаря деяниям Колумба получили шанс сделать что-то великое. Так Пералонсо Ниньо из Могера, сопровождавший адмирала в его первом путешествии как капитан «Санта-Марии», ходивший во вторую экспедицию матросом, увидел во время третьего плавания возможность найти жемчуг неподалеку от острова Маргарита. Вернувшись в Испанию, Ниньо пытался добиться разрешения на личное путешествие туда, получив финансовую поддержку от Луиса Гуэрры, банкира из Трианы. Он отплыл из Палоса на одном-единственном корабле с тридцатью людьми вместе с младшим братом Луиса Гуэрры, Кристобалем, и Хуаном де Верагуа, доверенным лицом Кристобаля.

Позже, как уже вскользь упоминалось, возник спор о том, какая часть территории уже была известна Колумбу и мог ли Пералонсо Ниньо и его соратники первыми открыть Южную Америку. Они побывали во многих местах, где Колумб был в 1498 году, но зашли на несколько сотен миль дальше на запад. От Кубагу или Курианы, что находились на полуострове Парагуана, где ныне располагается Венесуэла, к югу от острова Аруба, они нашли довольно много жемчуга. Они посетили несколько рынков на северном побережье Южной Америки, где и узнали, что золотом в том месте, что ныне известно как Колумбия, торговали свободно: Петер Мартир позднее упомянул, что Пералонсо Ниньо вспоминал о том, что «своей манерой вести торговлю, спорить и что-то предлагать аборигены вели себя так же, как наши женщины, когда они пытаются спорить с разносчиками».

Пералонсо вернулся, правильно предположив, что «эта земля – континент». Он также привез с собой «столько жемчуга, сколько иные возили с собой сена». Испанцы также выменяли на бубенцы, стеклянные бусины и красную ткань различные фрукты, маниоку, маис и немного золота. Это путешествие оказалось по-настоящему прибыльным. Пералонсо, похоже, не хотел отдавать Короне ее часть, вернувшись в Кастилию через Байону, устье Миньо в Галисии, как это сделал Мартин Пинсон в 1493 году. Естественно, его там арестовал Эрнандо де Вега, вице-король, родственник короля по жене, выполнявший в тех краях множество различных административных задач. Гуэрра, предавший Пералонсо и сообщивший Короне о его замыслах, привез с собой и продал в нескольких городах Андалусии некоторое количество рабов-индейцев – чего католические владыки не одобряли, говоря, что «они наши подданные». Монархи вновь попытались обеспечить освобождение этих рабов и их возвращение на Эспаньолу со следующей экспедицией. В то же время доказательств против Пералонсо Ниньо не нашли и его освободили.

Второе независимое путешествие, командовали в котором Охеда, ла Коса и Веспуччи, было самым интересным, хотя его детали неясны. Охеда был самым известным капитаном экспедиций в Новый Свет после Колумба. Хотя он был порывист и беспечно относился к человеческой жизни, он ныне считался самым опытным из тех, кто мог вести дела с индейцами Карибов. Хуан де ла Коса из Сантоньи также был ветераном первого и второго путешествий Колумба. Во время второго путешествия Колумб просил его делать карты. Однако Веспуччи на Индийских островах не бывал – хотя ходило множество слухов о том, что он туда ходил в 1497 году и даже открыл Мексику.

Этому флорентийцу было в то время примерно 45 лет, и он жил в Севилье с 1494 года. Он, Охеда и Хуан де ла Коса отправились на четырех каравеллах из Кадиса 18 мая 1499 года и, как обычно, пересекли Атлантическое море от Канарских островов. Не похоже, чтобы Веспуччи хоть когда-то командовал каким бы то ни было судном. Предводители этой экспедиции шли искать жемчуг на Маргарите, но, кроме этого, они прошли еще дальше на запад, чем Пералонсо Ниньо, и пристали на островах, которые в то время были известны как Фрайлес, или «Гиганты», остановившись на Кокубакоа (ныне полуостров Гуахиро). Они достигли современной границы Колумбии и Венесуэлы. Охеда заявлял, что он открыл Маракайбо, так называемый Венесуэльский залив. Они нашли как золото, так и жемчуг.

Веспуччи послал своему нанимателю во Флоренции, Лоренцо ди Пьерфранческо де Медичи, доклад о своем путешествии. Похоже, он несколько отстал или на некоторое время отбился от основной экспедиции с двумя кораблями и пошел не на запад, а на юг, от окрестностей острова Тринидад к Демераре, Бербису и другим рекам Гвианы. Здесь он нашел необыкновенно ароматные деревья и леса, а также пресное озеро. Он также увидел великолепных птиц и деревья. Как и Колумб, он посчитал это место раем земным. Он поднялся по одной из рек, по сравнению с которой «Гибралтар или Мессинский пролив не более чем аквариум». Возможно, это была Корантейн или Мароуини. Глядя на звезды и пытаясь понять изменившиеся конфигурации созвездий, Веспуччи с чувством вспоминает строфу из «Чистилища» Данте, которая фигурирует в названии этой главы.

Наконец, повернув на север, Веспуччи прибыл на Тринидад, где он нашел голых безбородых аборигенов: это были каннибалы. Они, однако, ели не друг друга, а отправлялись за своими жертвами в длительные путешествия.

«Они не едят женщин, за исключением рабынь. У них есть луки и стрелы, и они прекрасные лучники. Они привели нас в деревушку, дали нам еды, по большей части от страха, а не по доброй воле и, проведя с ними день, мы ушли. Мы продолжили путь и увидели залив Парии и Ориноко, где увидели то, что посчитали прекрасным городом и где нас приняли с радушием. Там мы пили фруктовое вино, и оно было очень хорошим. Они дали нам немного маленьких жемчужин и одиннадцать больших».

Веспуччи, как и Колумб, все еще считал, что Южная Америка находится «на краю Азии». С особым энтузиазмом он писал о женщинах, встреченных им, из-за чего его письмо, опубликованное в 1502 году, пользовалось очень большим успехом. Он продолжал:

«Пройдя 400 лиг, мы начали встречать людей, которые не хотели нашей дружбы. Они ждали нас с оружием, не давая нам высадиться, так что приходилось с ними сражаться. Часто нам вшестнадцатером приходилось сражаться с двумя тысячами их. Однажды португальский моряк, которому было 55 лет, подбодрил нас, когда мы уже хотели бежать, сказав: „Мальчики мои, повернитесь лицом к врагу, дабы Господь даровал нам победу”».

Подобный призыв повернул ход дела в пользу путешественников, и «вскоре враги бежали, а мы убили полторы их сотни и сожгли 180 домов».

Вскоре после этого Веспуччи, похоже, воссоединился с Охедой и Хуаном де ла Коса. Они продолжили путешествие и привезли с собой несколько изумрудов, которыми и поныне знаменита Колумбия. Они также высадились на островах Кюрасао (где нашли необычайно высоких людей) и Аруба, где множество аборигенов жили в домах, которые стояли в море, «как в Венеции». Поэтому они и назвали материк «маленькой Венецией» – «Венесуэлой». Название прижилось. Лишь Веспуччи из всех капитанов мог бывать в Венеции, но даже это точно не установлено. Однако лавры за название получил Охеда.

Затем они направились домой, поскольку экипажи кораблей устали «искушать море и удачу». Они вернулись через Эспаньолу, хотя им и было приказано избегать ее, поскольку она находилась под контролем Колумба. В 1499 году Охеда высадился у Якимо, что неподалеку от Харагуа, и немедленно заявил, что он представитель Фонсеки на Индийских островах. По приказу Колумба Рольдан выступил против него. Однако после некоторого спора Охеда отговорил его от каких-либо действий – как-никак они были старыми друзьями. Но де ла Коса и Веспуччи, захватившие 232 местных жителя в качестве рабов в различных местах, дабы продать их в Кадисе, вернулись домой через Азорские острова. Веспуччи написал своему покровителю, Медичи, что обратное путешествие заняло 13 месяцев – предположение, которое, естественно, оспаривается. Некоторые говорят, что они вернулись в конце ноября или в начале декабря, а другие – что возвращение должно было состояться в июле. Неопределенность добавила карьере Веспуччи таинственности, что мы обсудим позднее. Когда бы он ни вернулся, жемчуг, что он привез, он отдал королеве. Он потерял лишь двух человек (убиты индейцами) за все свое путешествие.

Веспуччи закончил свой отчет Лоренцо ди Пьерфранческо де Медичи о том, что он видел, сказав, что надеется вскоре отправиться в следующее путешествие, дабы найти остров Цейлон (Тапробану). Он добавил, что отправил карту и глобус в Тоскану с флорентинцем Франческо Лотти, который был с ним в Севилье. Он также написал Лоренцо ди Пьерфранческо о недавнем путешествии Васко да Гамы в Индию и объяснил, что, когда он был на островах Кабо-Верде, он также слышал о путешествии Кабрала.

Высадившись в Лисабоне, Веспуччи вновь написал Лоренцо, сообщив: «Мы прибыли на новую землю, которая по многим причинам, изложенным ниже, оказалась материком». Тот факт, что он посчитал описанное «новой землей», а не просто восточным краем Азии, позволяет признать Веспуччи первооткрывателем Америки. Хуан де ла Коса по своем возвращении сделал навигационную карту, которая потом высоко ценилась.

Третье путешествие того времени проходило под командованием Хуана Диаса де Солиса вместе с Винсенте Яньесом де Пинсоном и его племянником Ариасом. Первый из вышеназванных был родом из древней, но обедневшей астурийской семьи. Он родился в Лебрихе, неподалеку от Санлукар-де-Баррамеда и служил Португалии. Говорят, он покинул Португалию, дабы избежать обвинений в убийстве своей жены, однако подобные слухи часто ходят в портах.

Яньес Пинсон, конечно же, был в первых двух путешествиях Колумба. Он происходил из семьи из Палоса, которая была достаточно сильно связана с морем. Эти два капитана построили в вышеупомянутом городе четыре каравеллы, откуда они и отплыли 18 ноября 1499 года вместе с Перо де Ледесма в качестве главного кормчего.

Они пошли к Канарским островам, потом к Кабо-Верде и, наконец, к концу января 1500 года приплыли в Бразилию. Они достигли устья Амазонки (Кабо-Сан-Августин) на самом востоке Южной Америки, который они окрестили Санта-Мария-де-ла-Консоласьон.

Там Пинсон и Солис объявили эту землю собственностью католических владык – хотя они знали, что это была зона португальского влияния. Аборигены убили восьмерых из них, включая кормчего, и испанцы заметили на земле отпечатки ног, «в два раза больше, чем у среднего мужчины». Они думали, что находились «на другой стороне Китая, на берегу Индии, недалеко от реки Ганг». Они нашли много дерева бразил и коричного дерева («столь же действенно для борьбы с жаром, как и корица, продаваемая аптекарями…») и такие большие деревья, что шестнадцать человек не могли обхватить ствол, держась за руки. Большую реку они назвали Мараньон – вероятно, исходя из каких-то личных соображений, ныне давно забытых. Пережив ужасные шторма, они повернули на север, к Эспаньоле, которой они, наконец, достигли 23 июня 1500 года. Вернувшись в Испанию, они достигли Палоса 30 сентября с грузом из двадцати рабов и кампешевого дерева. Путешествие было важным, поскольку сотрудничество между двумя столь умелыми капитанами оказалось успешным и наверняка будет продолжено. Однако экспедиция потеряла много людей.

Четвертое путешествие, в которое отправился Диего де Лепе (похоже, он имел родственные связи с Пинсонами и родился в Палосе), не кажется столь важным, как путешествия его предшественников. Лепе отплыл в декабре 1499 года с двумя кораблями, доплыл до Кабо-Верде и потом прошел 1500 миль на юго-запад, пока не достиг залива в нынешней Бразилии, которому дал имя Сан-Хулиан. Там Лепе не нашел никого, с кем мог бы иметь дело или хотя бы поговорить. Он прошел сотню миль по изумительной реке Амазонке, которую назвал Санта-Мария-де-ла-Мар-Дульсе. Вернувшись к морю, он двинулся на север к реке Мараньон; после этого он все время плыл на север до нынешней Парии, где захватил нескольких индейцев, которых повез домой в качестве подарка епископу Фонсеке.

Родриго де Бастидасу из Трианы было 25 лет, когда он отправился в Южную Америку с двумя кораблями – каравеллами «Санта-Мария-де-Грасия» и «Сан-Антон». Половина его моряков были из Севильи, половина – баски. Экспедицию финансировали 19 человек, почти все из Севильи, за исключением Альфонсо де Виллафранка из Вальядолида. С ним был Хуан де ла Коса, который шел почти тем же маршрутом с Алонсо де Охедой, а также искатель приключений Васко Нуньес де Бальбоа, который позднее сыграет большую роль в будущем Испанской империи. Неясно, где они действительно высадились – возможно, они поплыли к острову Маргарита, а потом в Рио-де-ла-Хача, приятную бухту, которая ныне известна как «Картахена-де-Индиас», а потом в бухту Ураба, которая оказалась центром торговли индейцев. Возможно, Бастидас и Хуан де ла Коса и окрестили Картахену. Они остановились там на пару недель, нашли золото и некоторое количество изумрудов – эти прекрасные самоцветы в Америке были найдены впервые. Возможно, они достигли Номбре-де-Диос на Панамском перешейке, где Нуньес де Бальбоа провозгласит себя «первым каудильо Америки».

Затем, направившись к Эспаньоле, поскольку их корабли были повреждены термитами и потерпели крушение неподалеку от Харагуа, Бастидас и его компаньоны (включая ла Косу и Нуньеса де Бальбоа) прошли двести миль вдоль берега Эспаньолы до Санто-Доминго; предположительно их добычу несли индейцы. Он (и Ла Коса) вернулись в Испанию в 1501-м на корабле «Игла» (Aguja), пережившем ураган в 1502 году. Хотя свои деньги он потерял, Бастидас отдал пятую часть того, что у него было (включая изумруды, жемчуг и золото), монархам в Алькала. Эта добыча привлекла много внимания. Наконец-то Индийские острова начали приносить добычу. Открытия казались уже не такими важными. Но Бастидас прошел вдоль всего северного побережья Южной Америки и, наверное, открыл перешейки Центральной Америки. В любой другой момент истории его отчет об этом путешествии казался бы эпохальным.

Последним из этой серии ранних независимых испанских путешествий было плавание командора Алонсо Велеса де Мендосы, идальго из Могера, что покинул Испанию 20 июля 1500 года. При нем было два корабля, одним владел другой трианский горожанин, Луис Родригес де ла Мескита, второй принадлежал к семье Рамирес. Мендосе пришлось добавить к стоимости организации своего путешествия сумму жалованья инспекторов, на присутствии которых настояли монархи. Инструкции, что он получил, были аналогичны тем, что были даны Бастидасу, – за исключением того, что ему запретили путешествовать не только в тех краях, которые были открыты Колумбом, королем Португалии и Кристобалем Гуэррой, но также Охедой. Монархи вновь должны были получить пятую часть всей добычи. Луис Гуэрра сопровождал Мендосу. Во время путешествия он достаточно сильно расширил познания европейцев о побережье Бразилии. Там он высадился возле Кабо-Санто-Агостино, а потом, возможно, забрался на юг так далеко, что к Рождеству дошел до современного устья Сан-Франсиско.

Португальский флот Педру Алвареша Кабрала, вышедший из Белена 9 марта 1500 года, не должен был никоим образом связываться с Испанской империей. Однако этот поход оказал на нее огромное влияние. Экспедиция была очень большой: тринадцать кораблей – самый большой флот, собранный Португалией в Атлантике. Он должен был идти в Индию, повторив удачное путешествие Васко да Гамы двухлетней давности. На борту этих кораблей было полторы тысячи человек, включая фрая Энрике Суариша де Коимбра, бывшего епископом Сеуты, девять священников и восемь францисканцев.

Сначала они подошли к Канарским островам (14 марта), но не приставали к берегу, поскольку острова принадлежали испанцам. Потом корабли направились к островам Кабо-Верде, которые они покинули 22 марта. Затем, 2 мая, они направились к Индии, сделав большой крюк, но взяли курс скорее на юго-запад, а не на юго-восток. 22 апреля они оказались у побережья современной Бразилии. Николас де Коэльо, который плавал с да Гамой в 1498 году, высадился перед крутой горой, которую они назвали Монте-Паскуаль. Кабрал занял эту территорию именем короля Португалии; он назвал ее Терра-Санта-Крусис. Он оставался там десять дней, а потом отослал один корабль обратно в Португалию, дабы оповестить о своем открытии. (Это была «Анунсьяда», принадлежавшая флорентийскому торговцу Бартоломео Маркьонни, – неудивительно, что в то время его влияние прослеживалось в каждом деле.)

По сравнению с этими путешествиями плавание Бобадильи для того, чтобы принять бразды правления над единственным местом, где в Новом Свете поселились европейцы, над Эспаньолой, казалось довольно спокойным. Однако лишение власти Колумба было делом громким. Бобадилья отплыл из Севильи в июле 1500 года с четырьмя кораблями. На борту были его священники и освобожденные рабы-индейцы. Он достиг Санто-Доминго примерно через месяц, 25 августа 1500 года, и нашел здесь Диего Колона, управлявшего этим небольшим поселением. Тело Адриана де Мухика раскачивал бриз на виселице справа от реки Осамы, а тело другого беззвестного испанца висело слева. В общем, за предыдущую неделю были повешены семеро испанцев, поддерживавших Рольдана, а еще двое, Педро Рикельме и Эрнандо де Гевара, ожидали своей смерти в крепости Санто-Доминго. Сам Колумб и его брат Бартоломео охотились на повстанцев на территории острова, адмирал находился неподалеку от Консепсьона, губернатор – на западе от Харагуа.

За последний год после возвращения Колумба на Эспаньолу и установления относительного спокойствия после переговоров с Рольданом он и его семья, управляя колонией, постоянно слышали в свой адрес критику, хотя мятежей не было. Проблемы с Рольданом так до конца и не были разрешены. За время переписки между ними Колумб не только разрешил пятнадцати друзьям бывших повстанцев вернуться в Кастилию, но назначил Рольдана, которого так и не наказали, пожизненным судьей Харагуа. Колумб также согласился с идеей Рольдана о том, что земля Эспаньолы, и не только ее, должна быть разделена между поселенцами. Поселенец должен был не только защищать индейцев от карибов, но и наставлять их в христианской вере. За это касики будут служить ему и давать дань в определенной форме.

К тому времени Рольдана, похоже, поддерживали около сотни поселенцев, заселявших более богатую западную часть острова, нынешнее Гаити. Слово, обозначавшее подобный раздел земли, repartimiento, было хорошо известно в Старой Кастилии. Например, завоевание Андалузии было характеризовано именно этим словом. А вот прогресс в обращении индейцев в христианство кроме как позором назвать было нельзя. Действительно, бельгийский францисканский отец Хуан де Деуле, приплывший с Колумбом в 1493 году, заявлял, что к 1500 году на Эспаньоле были крещены 2000 индейцев. Однако это была лишь малая часть всех таино.

Адмирал недавно послал несколько кораблей домой (одним командовал Мигель Баллестер), отправив с ними рабов, письма и некоторые другие вещи. Колумб все еще надеялся развить работорговлю. Он также подумывал подзаработать на раздаче монополий: например он дал севильцу Педро де Сальседо разрешение торговать на острове мылом.

Колумб позднее утверждал, что те годы, с 1498-го по 1500-й, были решающими для развития колонии. Он завершил строительство линии фортов, начатое его братом Бартоломео. Линия проходила через остров Эспаньола, от Изабеллы на севере до Санто-Доминго на юге. В центре этой линии, в Сибао, окрещенном Ла-Вега-Реал, было найдено золото. Колумб создал ферму для разведения лошадей, скота и свиней; он согласился с Рольданом, что для разведения там всегда будут содержаться две телки, два жеребца и двадцать свиней. Разве это не важные достижения? – заявлял он. В письме от мая 1499 года Колумб докладывал королю о том, что колония не смогла давать больше золота из-за жадности тех, кто прибыл на Индийские острова лишь для того, чтобы быстро сколотить себе состояние: они считали, что золото и пряности тут можно грести лопатами, не подумав, что золото еще надо добыть на рудниках. Некоторые также считали, что пряности растут на деревьях.

Колумб верил, что система управления функционировала бы лучше, не задержись он так долго в Испании. Подыскивая козла отпущения, он винил в подрыве своего авторитета конверсо – хотя нигде нет доказательств того, что Рольдан, Маргарит и Бойль были таковыми. Но вот некоторые королевские секретари действительно являлись конверсо. Колумб добавил, что не особо волновался, поскольку никто из его недоброжелателей не избежал Господней кары. Потом, в феврале 1500 года, адмирал написал монархам другое, более горькое письмо. «Похоже, что мои слова, – писал он, – не доходят до Вас, Ваши высочества». Он как одержимый твердил о желательности восстановления Иерусалимского храма с помощью офирского золота. Он вспоминал усилия своего сторонника, фрая Хуана Переса из Ла-Рабиды, к тому времени уже усопшего, который помогал католическим монархам не только в отношении Нового Света, но и в завоевании Гранады и изгнании евреев.

Но Колумбу казалось, что монархи пренебрегают его делами. На самом деле это было объяснимо – они не только планировали войну с Францией в Неаполе, но они также все еще пытались разобраться с мусульманами из старых городов. Мусульманские восстания вспыхнули не только в Альбайсине, что в Гранаде, но и в Альпухарре (октябрь 1500 года), а также в Ронде (январь 1501 года). Все они были спровоцированы принудительным обращением в христианство. Король был занят войной, которая завершилась в 1502 году указом о том, что мусульманам Кастилии дается два месяца, чтобы принять христианство. Те, кто отказывался, должны были отправиться в Африку со всем своим имуществом. Королева находилась в Севилье, – но даже ее мысли были заняты мусульманскими мятежниками, а не делами адмирала на Эспаньоле.

После того как Бобадилья высадился в Санто-Доминго, он и его свита сразу же направились к дому, где находился Диего Колон. Бобадилья предъявил ему королевское письмо с предписанием о назначении. Секретарь Колумба, Диего де Альварадо, похоже, был готов, как и командир крепости, Родриго Перес, сражаться с новоприбывшими – но оба были взяты под стражу. Диего Колон сдал должность и послал гонца к своим братьям. Во время церемонии 15 сентября Бобадилья вновь представил свою верительную грамоту, на сей раз адмиралу. При этом присутствовали множество поселенцев. Колумб заявил, что у него есть королевское письмо, в котором указывается противоположное письму Бобадильи. Возможно, он надеялся на долгий спор, в итоге которого он выйдет победителем. Но, похоже, он к тому же сказал Бобадилье, что считает его очередным андалузским искателем приключений. Что бы он ни сказал, Бобадилья тут же посадил его и его братьев в импровизированную тюрьму и заковал их в кандалы. С братьями Колумбами был Мигель Диас де Аукс, арагонец, ставший комендантом крепости Санто-Доминго.

Затем Бобадилья провел следствие касательно деятельности Колумба и его братьев и выслушал множество жалоб. Главной претензией было то, что они казнили испанцев без всякого на то разрешения Совета Кастилии. Возможно, некоторые из убитых были друзьями Бобадильи. Если бы не верность кока Колумба (его звали Эспиноса), адмиралу пришлось бы туго. Через пару недель Бобадилья отправил своих прославленных заключенных домой на судне, на котором он сам прибыл, в Испанию. Он попросил капитана, Андре Мартинеса де ла Горда, доставить братьев Колумбов «в цепях» к епископу Фонсеке. Они отправились в Испанию в октябре.

Затем Бобадилья принял несколько более радикальных решений. Во-первых, он возобновил добычу золота в центре острова, разрешив доступ туда всем, при скромном условии – одиннадцатая часть добычи отходит Короне. Рудники Сан-Кристобаля были расширены, и только в 1501 году там было добыто почти 300 килограммов золота. Затем губернатор издал указ, в котором говорилось, что индейцы Эспаньолы – свободные вассалы королевы. Это означало, что любой конкистадор мог использовать труд таино только за плату и только если уговорит их работать на себя. Мятежники, которых Колумб приговорил к смерти, получили отсрочку. С Рольданом обращались жестко, но с почтением.

Этими и другими мерами он возродил веру в успех дел на острове, которая практически угасла из-за почти что гражданской войны между Рольданом и братьями Колумбами. Бобадилья действовал эффективно, хотя и безжалостно. Колония, которая теперь действительно стала таковой, развивалась при нем гораздо лучше, чем при Колумбах, достоинства которых были в другом. Утечка поселенцев обратно в Испанию прекратилась. Захват индейцев в рабство также прекратился, хотя индейцы работали до седьмого пота в рудниках и мало что за это получали. Считая осмотрительность лучшей доблестью, Бобадилья не вмешивался в репартимьенто Рольдана в Харагуа. Он даже поощрял поселенцев найти себе касика, которым можно было бы управлять, основывая свою власть на факте захвата и угрозе наказания; но он также принимал во внимание и то, сколько испанцев жили с дочерьми местных вождей.

Лас Касас писал, что «три сотни испанцев, которые здесь жили [в 1502 году]… соблазном или силой брали себе высокородных женщин из деревень, или же их дочерей в качестве любовниц или служанок, как они их называли, и жили с ними в грехе. Родственники или вассалы этих женщин считали, что их взяли в законные жены, и поэтому очень тянулись душой к испанцам, которые стали объектами общего обожания». Так началась традиция смешения крови, которая позднее стала характерной для Испанской империи, – по контрасту с позднейшей ситуацией в англосаксонском Новом Свете. Возможно, причиной тому было общее влечение испанцев к индейским женщинам.

Тем временем Колумб достиг Испании. Он и его братья оставались в цепях все время плавания. Их сопровождал отец Франсиско Руис, умный секретарь Сиснероса, который не переносил карибского климата. Высадившись в Кадисе 20 ноября 1500 года, адмирал написал монархам жалобную записку – что понятно, – сообщая о своем прибытии домой. Он объяснил: «Бобадилья отправил меня сюда в цепях. Я клянусь, что не знаю и подумать не могу почему, ведь я делаю то, что Господь наш Бог хочет, чтобы я сделал для Вас, Ваши высочества… Я сделал лишь то, что Авраам сделал для Исаака и Моисей для людей Израиля и Египта».

Монархи в Гранаде, похоже, пришли в ужас от того, что Бобадилья зашел так далеко. Несмотря на их занятость мусульманской проблемой, они 17 декабря написали Колумбу ответ, одновременно потребовав немедленно освободить адмирала, и велели ему прибыть в Гранаду. Обиженный Колумб оставался в цепях, в каком виде и явился перед монархами в Альгамбре. Католические монархи настаивали на том, что у них и в мыслях не было, чтобы с ним так обращались и брали его под стражу.

Колумб также написал своему старому другу, Хуане де ла Торре, бывшей воспитательнице инфанты Хуаны и сестре Антонио де Торреса. «Уж если жалобы мои по поводу этого света новы, то уж его обычай дурного обращения все так же стар», – начал он. Затем он описал то, как скептически к нему относились все, кого он встречал: «Но Господь дал королеве способность понять меня… Семь лет прошло в разговорах, и еще девять лет я провел, занимаясь самим делом… Потом я вернулся, и ни один мерзавец не преминул меня обвинить». Он говорил, что часто «молил их высочеств послать кого-нибудь за мой счет, чтобы они взяли на себя управление или правосудие; и когда я узнал, что главный судья [Рольдан] взбунтовался, я молил их вновь, чтобы они послали людей хотя бы с тем слугой, что вез их письма».

Монархи провели в Гранаде большую часть 1500 года и довольно долго пробыли там в 1501 году. Заняты они были мусульманской проблемой. Старое правительство Гранады было расформировано в 1501 году, взамен было создано новое единое правительство с небольшими уступками мусульманам. Верховный суд, учрежденный в Сьюдад-Реале, вскоре также был переведен в Гранаду. Большинство мусульман приняли крещение – хотя некоторые бежали на запад, в горы или же вообще покинули страну, убежденные в том, что монархи отказались от условий Capitulacмones 1491 года. Незначительная партизанская война все еще продолжалась в сьерре на юге. Ее поддерживали мусульмане из-за Средиземного моря, и в этой войне страдали как христиане, так и обращенные мусульмане (мориски), а производство шелка в Гранаде пошло на спад. Мусульмане Испании в общем перестали верить в свои силы, как было до недавнего времени. Также в Гранаде начала действовать инквизиция Кордовы, провоцируя недовольство и вызывая враждебность к себе милостивого губернатора города, графа Тендильи.

Именно на фоне этих событий католические монархи вновь обратили свое внимание на Индийские острова. С Колумбом дурно обошлись, а Бобадилья показал себя несдержанным. Но при этом прибытие новых грузов золота показало, что «индийское предприятие» наконец-то начало окупаться. Монархам в конце концов нужны были деньги – в первую очередь для войны с турками в Средиземноморье. Для этого требовался флот, а для флота – финансы. Индийские острова могли поставить какое-то количество золота, пусть и не столько, сколько обещал адмирал. Угроза христианству со стороны Оттоманской империи не исчезла с падением Гранады. Средиземноморье, как и Балканы, оставалось театром военных действий. Эти соображения были на уме у всех европейских дворов, включая папский.

В результате монархи решили, что необходимо назначить нового, серьезного, лояльного и эффективного проконсула, который мог бы смягчить разногласия на Эспаньоле, которые, казалось, лишь разгорелись сильнее после прибытия Бобадильи. Возможно, они решили, что легче всего будет прийти к решению именно в то время, когда летом 1501 года их наиболее опытный советник по делам Индийских островов, епископ Фонсека, который был в ответе за назначение Бобадильи, отправился во Фландрию, дабы помочь принцу Филиппу, мужу инфанты Хуаны.

Наверное, данное назначение было для Фонсеки трудным, поскольку он привык к суровости испанского двора. Теперь же он находился при дворе, где любовь и брак не всегда были спутниками, где любовницы играли важную роль в жизни как знатных мужей, так и королевской семьи. Вместо Фонсеки в то время в Испании остался менее амбициозный Диего Гомес де Сервантес, коррехидор Кадиса, у которого с Колумбом были хорошие отношения через Алонсо де Вальехо, который сопровождал его из Санто-Доминго. К тому же Петер Мартир, итальянский придворный, которому всегда были интересны дела Индийских островов, отправился в Египет в качестве испанского посла.

Так что Фердинанд и Изабелла решили назначить своего кандидата: это был фрай Николас де Овандо, командор Лареса из ордена Алькантара. Хотя Бобадилья считал, что он хорошо справляется с делом и добывает капитал для Короны, его с этого поста сняли. Возможно, бывший тогда председателем Совета королевства Альваро де Португаль сыграл свою роль в этом назначении, как и Сиснерос. За этим назначением в ноябре последовала по королевской просьбе папская булла, в которой говорилось, что Корона будет получать все церковные подати в Новом Свете при условии, что губернаторы будут наставлять и обращать индейцев, а также поддерживать благосостояние церквей.

Но до того как Бобадилья узнал о своем смещении, состоялись еще одно-два одобренных плавания. Таким образом, в феврале 1501 года в Санто-Доминго без лишнего шума были отправлены два корабля с припасами. Отправили их Франческо Рибероль из Генуи и Хуан Санчес де Тесорейя, арагонский торговец с хорошими связями, конверсо по происхождению: его дядьями были Габриэль Санчес, казначей Арагона после 1479 года, и Алонсо Санчес, казначей Валенсии. Часть в этом предприятии имели также Франсиско де Барди из Флоренции (он женился на Бриоланье, сестре жены Колумба, Фелипы) и трое других предпринимателей. Это была чисто торговая экспедиция на Индийские острова, и ее прибыль исчислялась примерно от трех и четырех сотен процентов. Груз, по большей части, состоял из одежды, но там также были лошади, овцы и скот. Также были плавания в Новый Свет и из Лисабона. Самым интересным было путешествие Гашпара Кортириала со своим братом, Мигелом. Два корабля отплыли либо из Лисабона, либо с Азорских островов летом 1500 года. Гашпар Кортириал ходил на поиски новых островов, возможно, даже нового материка, еще до 1500 года. Он был сыном Жуана Ваш Кортириала, главнокомандующего Южной Терсейры на Азорских островах, и девушки из Галисии, которую его отец похитил. Жуан, как говорят, был «прославленным землекрадом». Его сын, похоже, достиг Лабрадора, затем Ньюфаундленда, очень «близко к Англии», по любопытному замечанию Лас Касаса. В 1501 году он направился в другую экспедицию с тремя кораблями – вероятно, достиг Гренландии, затем вернулся на Лабрадор и, скорее всего, погиб в Гудзонском проливе. Его брат Мигел отправился на его поиски, но также сгинул в арктической части Канады. Интересным в этих путешествиях является то, что они показывают, что португальские капитаны хотели найти новые земли – но в то же время не желали вторгаться на территорию, считающуюся испанской. Ни у Кортириала, ни у Кабота не возникло мысли, что они оказались не в Азии. Другие путешествия, предпринятые или финансируемые членами семьи Кортириал, продолжались вплоть до 1580-х.

Несомненно, в те годы состоялись и другие экспедиции в Новый Свет, без одобрения правительства. Некоторые выходили из испанских портов, некоторые – из португальских, а иные отплывали из Англии или Франции. В письменном показании от 19 июня 1505 года, данном в Руане неким Бино Польмье де Гонневиллем, мы узнаем о «моряках из Дьеппа и Сен-Мало, а также о других нормандцах и бретонцах, которые многие годы отправлялись в Западные Индии в поисках красильного дерева, хлопка, обезьян, попугаев и других ценностей». Он не был первым французским пиратом, который оспаривал Тордесильясский договор. Современному миру, наверное, показалось бы любопытным то, что ни один капитан, направлявшийся в Америку, не мог по закону сняться с якоря в любом из европейских портов без разрешения. Но так оно и было, поскольку все правительства стремились обложить корабли налогами как по прибытии, так и при отплытии. Последствия были неминуемы – нелегальные путешествия множились.