Книга VI
Заключение

В конце 1540-х годов Европа была охвачена войной. Впервые в истории большая европейская война велась на территории Германии. На одной стороне выступал католический император, стоявший не только за объединение христианских земель, но за распространение христианства по всему миру; на другой были протестантские государства, занимавшие позицию ярко выраженного партикуляризма. Карл, теперь вдовец, в мирное время обычно предававшийся меланхолии, был рад снова оказаться на театре военных действий. «Я вижу перед собой счастливейшего человека в мире», – писал в 1536 году посланник его брата Фернандо, Мартин де Салинас, об императоре и войне в Провансе. (Именно благодаря Салинасу Фердинанд смог получать столь полную информацию об Индиях.)

Двадцать шестого июня 1546 года папа Павел III (Фарнезе) подписал договор, соглашаясь поддерживать Карла против протестантов. Однако 6 июня того же года Франция с Англией подписали свой договор в Гине, Па-де-Кале, который освобождал обе эти страны от каких-либо обязательств перед Карлом. Ровно через месяц, двадцать шестого июля, армия протестантских князей подошла к Дунаю, угрожая отрезать войска Карла, однако его пронесли в паланкине до реки Инн, где он 13 августа присоединился к папским войскам. На следующий день организованный протестантами Шмалькальденский союз формально бросил ему вызов, прислав в традиционной манере герольда. Карл собрал свою армию, состоявшую из 30 тысяч пехотинцев и 5 тысяч конницы, после чего объединил эти силы с пятью тысячами кавалеристов голландского графа Эгмонта ван Бюрена.

Первое сражение состоялось 31 августа при Ингольштадте. Карл принял в нем участие, выехав во главе своих войск, с ним были герцог Альба и Эгмонт. Благодаря победе в этом сражении Карл к концу 1546 года завоевал контроль над югом Германии. На самом деле это была победа Альбы, тогда находившегося на пике своих полководческих способностей.

К Рождеству 1546 года Карл дошел до Хайльбронна в Вюртемберге. Он был утомлен – с августа ему приходилось ночевать в сорока различных местах. Следующей весной, в апреле, при поддержке своего брата Фердинанда с его сыном Максимилианом и коварного Морица Саксонского он разгромил курфюрста Иоганна-Фредерика Саксонского при Мюльберге под Лейпцигом, на Эльбе. Иоганн-Фредерик не предполагал, что Карл способен перебраться вброд через Эльбу при Мюльберге. Карл заметил: «Vine, vi y Dios conquistу». Альба привел пленного курфюрста к Карлу, который обошелся с ним презрительно. Затем император продолжил наступление на север, к Виттенбергу – месту, где Лютер впервые бросил свой вызов и которое Иоганн-Фредерик сдал 4 июня, чтобы избежать осады. Это стало величайшим триумфом Карла и позволило ему созвать рейхстаг в Аугсбурге. Как известно, битва при Мюльберге послужила сюжетом знаменитой картины Тициана, это замечательный пример того, как великая победа вдохновляет художника на написание шедевра.

В начале 1548 года Карл написал своему сыну, принцу-регенту Филиппу, которому в то время был всего лишь двадцать один год:

«Видя, что все дела человеческие охвачены сомнениями, я не могу предложить вам никаких общих правил, кроме одного: доверяйте Господу. Вы должны показывать это, защищая веру… Я пришел к заключению, что общий [церковный] Собор является единственным путем вперед… Установление мира будет зависеть не столько от ваших действий, сколько от действий других. Для вас будет сложной задачей поддерживать его, учитывая, что Бог наделил вас столькими великими королевствами и владениями… Вы сами знаете, насколько ненадежен папа Павел III во всех своих указах, как, увы, не хватает ему всемерного радения о христианских народах, и прежде всего – насколько дурно он себя повел в отношении этого дела с Собором. И тем не менее, уважайте место, которое он занимает. Он уже стар. Поэтому внимательно прислушивайтесь к наставлениям, которые я дал моему посланнику на случай нового избрания [папы]… Франция никогда не держала своего слова и всегда искала случаев причинить мне вред… Никогда не поддавайтесь ей даже на дюйм… Защищайте Милан с хорошей артиллерией, Неаполь – с хорошим флотом. Помните, что французы всегда падают духом, когда им не удается немедленно выполнить любое предпринятое ими дело. Помните и о том, что неаполитанцы весьма склонны к мятежам. Не забывайте постоянно напоминать им о том, как французы однажды разграбили их город… Вам никогда не удастся обойтись в Италии без испанских отрядов… Для того, чтобы сохранить мир, я позволил себе отказаться от притязаний на наше древнее наследное владение, герцогство Бургундское. Однако не забывайте совсем о своих правах на него… И ни при каких обстоятельствах не поддавайтесь на уговоры отказаться от Пьемонта…»

Это писал император – и император, который не забывал даже о самых отдаленных своих владениях. Ибо дальше он переходил к советам Филиппу присматривать за флотом, напоминая, что это его лучшая защита против пиратов на Средиземноморье, а также против французов, которые не смогут вмешиваться в дела Индий. По той же причине Филиппу рекомендовалось не сводить глаз с Португалии. «Пускай вас непрестанно информируют о состоянии этих отдаленных земель, – продолжал Карл, – во славу Господа и ради любви к справедливости. Боритесь с любыми злоупотреблениями, возникающими в них». Также он побуждал Филиппа поскорее вновь жениться, поскольку ему потребуется много детей, и предлагал на выбор Елизавету Валуа, дочь нового французского короля Генриха, или Жанну д’Альбрэ, дочь Генриха Наваррского, «ибо она весьма привлекательна и умна». Первая из названных и оказалась той, которую избрал Филипп.

«…Что же до Индий, неустанно следите, не собирается ли Франция послать туда армаду, под каким-либо предлогом или иным образом, и позаботьтесь, чтобы губернаторы этих земель пребывали настороже, дабы, когда это будет необходимо, противостать рекомым французам… Также вы должны организовать хорошую разведку в Португалии… Что касается разногласий относительно индейцев, о чем было столь много разноречивых докладов и рекомендаций, мы проконсультировались даже с доном Антонио де Мендосой, вице-королем Новой Испании, чтобы получить достоверные сведения».

Это письмо застало своего адресата также в дороге. Хотя он вовсе не был убежден в необходимости постоянно путешествовать, как делал его отец, и тем более – в той же беспокойной манере, он все же решил навестить свои будущие владения на севере Европы. Филипп покинул Вальядолид 2 октября 1548 года, проигнорировав решительные возражения Кортеса против такой поездки. С ним отправились герцог Альба, военный советник его отца, равно как и его самого; Руи Гомес да Сильва, будущий правитель Эболи – португальский придворный, впоследствии ставший по сути премьер-министром; его давний секретарь Гонсало Перес; Онорат Хуан, который преподавал ему математику; умный и оригинально мыслящий фрай Константино Понсе де ла Фуэнте; а также Хуан Кристобаль Кальвете де Эстрелья, ученый, исполнявший при принце должность маэстре-де-пахес – впоследствии он напишет отчет об этом путешествии. Кроме него, свои мемуары также оставил управляющий Висенте Альварес.

Их сопровождали также музыкант Луис Нарваэс и слепой композитор Антонио де Кабесон. Это была странная компания: Альба выступал за наследственное дворянство, Сильва – за noblesse de robe; Онорат Хуан был ученым наставником принца родом из Хативы, города Борджиа; Понсе де ла Фуэнте проповедником эразмианства – «Христофорус Фонтанус», – и конверсо, в конечном счете он умер в тюрьме; Кальвете же учил Филиппа латыни и греческому и написал подробный отчет о победе Гаски над Гонсало Писарро.

Двор принца провел три ночи в Монтсеррате, затем остановился в Барселоне, в доме Эстефании де Рекуэсенс, вдовы Хуана де Суньига и кормилицы Филиппа. После этого он перебрался в Росас в Ампурдане, где 2 ноября 1548 года погрузился на судно, входившее в состав флотилии из пятидесяти восьми галер под командованием непревзойденного Андреа Дориа. Они поплыли в Геную, делая остановки в Кадакесе, Кольюре, Перпиньяне, Эг-Морте (где им пришлось шесть дней ждать попутного ветра), Йере и Савоне – родном городе Колумбова отца. Здесь регенту были представлены знаменитые банкиры Ломеллини, Паллавичино и Грилло – все они, сами или представители их семейств, впоследствии стали играть важную роль в Индиях.

В конце концов 25 ноября Филипп добрался до самой Генуи, где Дориа разместил его в своем дворце. Девятнадцатого декабря принц покинул Геную и отправился в Милан, герцогом которого он уже являлся. Время его пребывания там было занято балами, театрами, турнирами, банкетами и прогулками по окрестностям. Там он впервые встретил живописца Тициана. Затем он отправился на собор католической церкви в Трент, где его приветствовали курфюрст Мориц Саксонский (союзник его отца, хотя и лютеранин) и кардиналы Аугсбурга и Трента. Собственно церковный собор переместился в Болонью из-за свирепствовавшей в Тренте чумы. После еще пяти дней празднования Филипп и его придворные отбыли в Нидерланды через Больцано и Иннсбрук. Это путешествие длилось шесть месяцев. Для Филиппа оно было серьезной школой: впервые он посетил свои североевропейские владения.

К 13 февраля 1549 года принц и его свита были уже в Мюнхене, с его чистенькими улицами и маленькими домиками. Они много охотились, было множество обедов и пикников. В Аугсбурге они нанесли визит влиятельнейшим Фуггерам; затем, в Ульме, был устроен рыцарский турнир на берегу Дуная. В Файингене их приветствовал принц Альберт из династии Гогенцоллернов, сопроводивший их до Гейдельберга – островка католицизма в протестантской долине, – где принца ожидало четыре дня охоты, пикников, танцев и увеселений. Затем компания отправилась дальше, к Шпайеру, Люксембургу, Намюру и наконец Брюсселю, где принца радушно встретила его тетка, регентша Мария. За этим последовало официальное воссоединение принца с императором Карлом в королевском дворце.

Как обычно в те дни, Карл был нездоров, однако, несмотря на это, устроил в честь Филиппа множество празднований, балов, охотничьих выездов и турниров, где тот смог познакомиться со всеми высокопоставленными лицами Нидерландов – например с принцем Оранским и графом Эгмонтом, оба из которых оказались столь роковым образом связаны с его жизнью в дальнейшем. Двенадцатого июля Карл и его сын отправились в поездку по Нидерландам, которая продлилась до конца октября. По пути производилась формальная присяга Филиппу как наследнику престола; в конце августа 1549 года состоялось также празднование в восхитительном дворце в Бенше, между Шарлеруа и Монсом, где Филипп впервые увидел «Снятие с креста» Рогира ван дер Вейдена, копию которого он заказал Михилю Кокси – и которое, много лет спустя, он купит. Вероятно, в это время он купил также несколько других фламандских полотен, включая работы Босха, а также популярного пейзажиста Иоахима Патинира.

В 1540 году королева Мария Венгерская уже устраивала карнавал в честь испанского завоевания Перу. Однако теперь было устроено новое рыцарственное празднество, основанное на романе «Амадис Гальский» и включавшее в себя штурм зачарованных замков и освобождение пленных. На конечном этапе этой «галантной забавы» рыцари один за другим пытаются и не могут победить некоего «рыцаря Черного Орла». Они оказываются заточены в «Темном замке», пока неизвестный дворянин, называющий себя «Бельтенброс» (имя, взятое Амадисом во время его любовной епитимьи на Бедной Скале), не одерживает верх над своим противником и не открывает, что он – тот самый рыцарь, для которого было предназначено это приключение, вытащив из камня зачарованный меч. Этот неизвестный, разумеется, оказывается Филиппом.

В сентябре Филиппу устроили торжественный въезд в двух городах – сперва в Антверпене, а затем в Роттердаме.

Следующий год, на протяжении которого Филипп все еще пребывал в Нидерландах, принес дальнейшие празднования. В феврале, во время карнавала в Брюсселе, три знаменитых испанских проповедника – фрай Агустин де Касалья, фрай Бернардо де Фреснеда и фрай Константино Понсе де ла Фуэнте – покрыли себя славой, произнеся замечательные проповеди. Это произошло в последнюю ночь пребывания Филиппа в Брюсселе.

«Этой ночью Его Высочество не ложился спать. Он оставался на главной площади, беседуя с дамами, сидевшими возле своих окон. Его сопровождали несколько молодых дворян, и даже несколько пожилых. Разговор шел о любви, звучали истории, были слезы, вздохи, шутки и смех. Были и танцы при лунном свете, под звуки оркестров, которые играли всю ночь».

То были счастливые дни, которым больше никогда не суждено было вернуться к Филиппу в Нидерландах.

Затем увеличившаяся компания, теперь включавшая не только Филиппа, но и Карла, отправилась к Левену, Ахену, Кельну и Бонну. Они плыли на судне по Рейну, хотя и делая ночевки на берегу. Они посетили также Майнц, Вормс, Шпайер и Аугсбург, где в июле 1550 года собрался имперский рейхстаг. Здесь, или же неподалеку, в южной Германии, Филипп провел год. Он заказал Тициану знаменитые «Поэзии», а также свой портрет кисти итальянского мастера.

В Аугсбурге имели место дискуссии относительно будущего наследства Филиппа, которому Карл надеялся оставить все что имел – в последней попытке воплотить свою мечту о Габсбургской империи с единой конституцией, одним вероисповеданием и одним правителем. Однако его терпеливый брат Фердинанд, король Римский, тоже хотел получить имперский трон – так же как и его сын Максимилиан, явившийся из Испании, где он был вторым регентом, чтобы защитить свои интересы.

Фердинанд и Карл устроили публичный диспут. В конце концов в марте 1551 года было достигнуто формальное соглашение между Карлом и Фердинандом, записанное искусным Гранвелем, в котором оговаривалось, что в случае смерти первого второй будет императором, в то время как Филипп должен быть избран королем Римским и императором после Фердинанда. Ему должен был наследовать его кузен Максимилиан. Таким образом власть над Европой оставалась в руках Габсбургов – хотя и не было очевидно, какой именно ветви рода она будет принадлежать.

В июле Карл написал молодому Максимилиану и его жене Марии, обращаясь к ним как к регентам Испании, обрисовывая наиболее важные моменты, беспокоившие его:

«Флотилия, отправляющаяся в Перу за золотом и серебром, должна отплыть; мы не знаем, когда это случится, но знаем, что любое промедление в этом деле принесет большой вред… Нам пишут из Финансового совета об их проблемах и издержках и о том, сколько денег им необходимо предоставить в этот год – принимая во внимание, что, в дополнение к 200 тысяч дукатов, которые мы позволяем себе брать из перуанского золота и серебра, потребуется еще 500 тысяч для улаживания различных обязательств другого рода».

В другом письме высказывалась идея заключить контракт с великим испанским адмиралом Альваро де Базаном на охрану торговых флотилий, посылаемых в Новый Свет.

Еще до конца года Карл снова упоминает о золоте из Индий – 30 декабря он пишет из Аугсбурга:

Интерес Карла к деньгам был столь же неизменным, как и его неспособность с ними обращаться. Фактически, в период между 1551-м и 1555 годами испанская корона вывезла из Индий более трех с половиной миллионов песо, а частные лица – еще более шести миллионов. Карл, зерцало рыцарства и наследник благородных бургундских традиций, проводил часы, корпя над этими цифрами.

Двадцать пятого мая 1551 года принц Филипп наконец покинул Аугсбург и отбыл в Испанию. Его обратный путь лежал через Мантую, и там Гаска в подробностях рассказал ему обо всем, что случилось с ним в Перу, где он оставил 346 богатых энкомендерос и около 8 тысяч колонистов. Филипп двинулся дальше в Барселону, куда прибыл 12 июля и где, как обычно, остановился в доме Эстефании де Рекуэсенс. Оттуда он выехал только 31 июля, направившись в Сарагосу, Туделу, Сорию и Вальядолид, – свой родной город и де-факто столицу страны, куда он добрался 1 сентября.

Ни один испанский король не проводил столько времени за границей, ни один испанский монарх еще не знал так много об образе жизни в других странах, ни один правитель Испании не был настолько подготовлен к тому, чтобы стать повелителем интернациональной империи.

Двадцать третьего июня 1551 года император Карл прислал Филиппу общие рекомендации относительно управления владениями в Индиях. Например, там были такие строки:

Эти указания звучали как пункты из императорского завещания.

В следующем месяце Карл писал из Аугбсурга, уже с большим оптимизмом: «Из письма, полученного из Севильи 12 числа прошлого месяца, я заключил, что в Санлукар прибыла флотилия из Индий, с галеонами из всех [их] частей, и все, что было на борту, уже разгружено».

Филипп ответил ему 24 ноября:

«…И поскольку разговор зашел об Индиях, я слышал, что последние присланные оттуда отчеты удовлетворительны и что из сокровищ, привезенных из Перу епископом Паленсии [т. е. Гаской], осталось переправить в Барселону лишь 130 тысяч дукатов. Что же до других сумм, получаемых из Индий, а именно из тьерра-фирме [Венесуэлы и Колумбии], Новой Испании и Гондураса, говорят, что осталось доставить всего лишь 80765 дукатов».

Далее в письме в больших подробностях обсуждается, каким образом должны быть потрачены деньги из Индий.

В декабре Филипп снова написал отцу, уже из Мадрида:

«Что было бы поистине благоразумно, так это снарядить флотилию для охраны побережья Андалусии, от мыса Сент-Винсент до Гибралтарского пролива, чтобы обеспечить безопасность судов, отправляющихся в Индии и прибывающих оттуда, поскольку это теперь главный путь для севильских и андалусийских купцов, могущий понести урон от французов. Снаряжение этой флотилии может быть оплачено субсидией, пожалованной Вашим Величеством, а финансирование производиться из особого налога, возложенного на все товары, прибывающие из Индий».

Армада кораблей, номинально призванных охранять торговые флотилии, всегда подвергается искушению незаконной, а то и противозаконной деятельности. Так, почти четверть упомянутых галеонов были перегружены тайно провозимыми товарами. Капитаны этих кораблей получали порой до 100 тысяч песо от такого незаконного фрахта и еще больше – от продажи купцам должностей на своих кораблях. Им говорили, что они сами делают свои суда непригодными для боя, – но критикам отвечали, что пока пушечные палубы свободны, груз в трюмах только делает корабль устойчивее. Самое любопытное в этой истории то, что капитаны провозили свои нелегальные грузы прямо на верхней палубе, где их можно было легко увидеть.

Капитаны и адмиралы этих кораблей считались выше рангом, нежели командующие торговыми флотилиями, поскольку получали свои назначения непосредственно от монархов, в то время как адмиралы флотилий обычно отбирались чиновниками Совета Индий. Разумеется, на этот счет были дискуссии. К XVII столетию хунта де герра (военная комиссия) Совета Индий уже предоставляла свои списки лиц, пригодных на эти должности, из которых король – а точнее, его приближенные советники – отбирал подходящих кандидатов.

Было два типа капитан-генералов – те, кто назначался на эту должность пожизненно, и получившие ее на протяжении одного плавания. Как и все испанские чиновники, они должны были покупать свои посты – или по крайней мере предоставлять короне аванс в сумме 100 тысяч песо, с последующей доплатой в Индиях с восьмипроцентной надбавкой. Они принимали присягу на верность перед Советом Индий или перед председателем и чиновниками Каса-де-ла-Контратасьон. Капитан-генерал сам заботился о частных вопросах – проверке опытности своих офицеров, их снаряжении и обмундировании; назначение на некоторые должности далее возлагались на этих капитанов – например отбор капелланов, старших плотников, конопатчиков, врачей, цирюльников-хирургов, квартирмейстеров. Губернатор мог выбирать себе галеон третьим после генерала и адмирала; его корабль обычно носил название говьерно.

К мексиканским флотилиям обычно придавались два отряда пехоты, иногда переведенной из кадисского гарнизона. С каждой флотилией отправлялся инспектор (веедор), чьей задачей было следить, чтобы все основные законы соблюдались и каждый человек, начиная с капитан-генерала, выполнял свои обязанности. Он был королевским оком, имеющим силу во всех случаях и неприкосновенным для любых судебных преследований. Среди других корабельных чиновников в каждой армаде полагался счетовод, а на каждом судне – магистрат (альгвасил). Все эти установления были действительны в последние годы правления императора Карла.

В начале 1552 года Филипп был в Мадриде, а Гаска, покоритель Перу, постепенно становившийся императорским советником первого ранга, вместе с принцессой Марией находился в Линце, ведя от имени Фердинанда переговоры с Морицем Саксонским. Фердинанд продолжал выказывать озабоченность делами в Индиях и задавал Гаске множество вопросов; тот получил от Фердинанда в подарок восемь богато украшенных тарелок. Гаска купил триптих, чтобы передать его церкви Барко-де-Авила, расположенной неподалеку от места его рождения.

Триумфальная победа при Мюльберге вовсе не означала, что Карл избавился от дальнейших трудностей; совсем напротив. Он провел зиму 1551–1552 годов в Инсбруке – городе, связанном с именем его деда Максимилиана. Весной 1552 года до него дошли сведения, что протестантские князья, возмущенные тем, как император обошелся с их коллегами, заручились поддержкой нового французского короля Генриха, который вместе с Морицем Саксонским вновь переменил свою позицию и готовился напасть на крепости Мец, Туль и Верден. Еще немного – и Карл мог бы стать их пленником.

Третьего марта Карл послал своего управляющего Иоахима де Рея, сьера де Балансон, с распоряжениями к своему брату, умоляя его попытаться договориться с князьями о мире, поскольку турецкая угроза, несомненно, представляет собой гораздо большую опасность. Однако Мориц Саксонский (теперь известный в имперских кругах как «королек») тем не менее послал свою армию против Карла и 23 мая вступил в Инсбрук. Карлу и тем из придворных, что оставались при нем, удалось спастись лишь поспешным бегством к югу через перевал Бреннер, под проливным дождем. Следует отметить, что Гаска не покинул своего господина в минуту опасности.

Теперь Карл воевал с Францией на всех фронтах. В апреле Мец был захвачен коннетаблем Франции, блестящим и могущественным другом покойного короля Франциска I, Анном де Монморанси. Мец гордился своим званием «Свободного города» – однако это был имперский город. Франсуа, герцог Гиз (le Balafrй), исполнявший должность губернатора, безжалостно сровнял с землей предместья и даже распорядился перенести тело короля Людовика Благочестивого из церкви Святого Арнульфа, расположенной за городскими стенами, в собор Сен-Этьен внутри города. Лишь осенью из Испании прибыли войска, что позволило императору лично принять участие в осаде Меца, однако герцог блестяще держал оборону, и Карлу так и не удалось вновь отвоевать этот город.

Филипп хотел помочь своему отцу. В мае он написал из Мадрида: «У меня нет информации, подтверждающей известие, что из Перу в Панаму и Номбре-де-Диос было выслано более 335 тысяч песо». Он вновь написал в июне, сообщая, что старается обеспечить хороший прием испанцам, возвращающимся с Островов пряностей: «…будет хорошо, если они снабдят нас сведениями о состоянии этих островов». Затем, в июле, в отчете Каса-де-ла-Контратасьон сообщалось, что общая стоимость сокровищ, привезенных Гаской, составляет 1906082 эскудо. Из них 600 тысяч были отосланы в Германию, 400 тысяч – в Нидерланды, 200 тысяч – в Парму и лишь 200 тысяч – в Кастилию; и еще 100 тысяч были даны взаймы папе.

Ввиду возросшей зависимости испанской короны от доходов, прибывающих из Индий, для Каса-де-ла-Контратасьон были разработаны новые правила ведения дел по образцу подобной же реорганизации, какую мы наблюдали в Совете Индий. Штаб-квартира должна была остаться в Севилье, однако в ней вводились ежедневные мессы и фиксированные часы работы (с семи до десяти летом, с восьми до одиннадцати зимой, и после полудня по понедельникам, средам и пятницам с пяти, или же зимой с трех часов дня). Чиновники, не явившиеся на заседание, штрафовались. Они должны были жить в помещении Каса-де-ла-Контратасьон и принести вступительную присягу.

Вечерние обсуждения посвящались лицензиям, выдаваемым предпринимателям в Индиях. Голосование производилось простым большинством. Более серьезные вопросы переадресовывались Совету Индий. Разделы правил 27–30 запрещали чиновникам получать подарки за какие бы то ни было услуги и заниматься какой-либо коммерческой деятельностью в Индиях. В разделах 45–88 оговаривались конкретные функции каждого из чиновников. Так, например, казначей отвечал за все наличные деньги, фактор – за все товары. Разделы 121–126 перечисляли тех, кому запрещалось отправляться в Индии: это были мавры, новообращенные христиане (конверсо), а также потомки тех, кто был наказан инквизицией. В список запрещенных товаров входили «светские книги и истории; книги, содержание которых недостоверно». Существовал особый указ, повторявший запрет на ввоз романов в Новый Свет; тогда все еще считалось, что индейцы могут усомниться в Святом Писании, если поймут, что книги – это нечто выдуманное. Однако этот закон не имел эффекта. Единственными разрешенными книгами были те, где говорилось о христианстве и христианских добродетелях. Несмотря на то что научные книги не были запрещены, Совет Индий требовал строгой цензуры как исторических, так и географических трудов, где речь шла об Индиях.

Начиная со 144 раздела и до конца правил шли указания о том, каким образом корабли должны плавать в Индии. Две трети перевозимой воды должны были содержаться в специально подготовленных бочонках. Остальное разливалось по глиняным горшкам, чанам или кувшинам – что было не столь удобно, поскольку они иногда бились и вода пропадала.

Корабли водоизмещением в 100 тонн (минимальная величина) должны были иметь команду в тридцать два человека, в 250 тонн – шестьдесят четыре, включая офицеров. Инспекция судов должна была проводиться при постройке и затем при погрузке. В третий раз каждое из судов инспектировалось в присутствии судьи, непосредственно перед отплытием из Санлукара-де-Баррамеда к берегам Индий.

Эти правила (ordenanzas) были подписаны Филиппом в августе 1552 года и заверены подписями секретаря Самано, Луиса Уртадо де Мендосы, который по-прежнему был председателем Совета Индий, а также лиценциатами Грегорио Лопесом и Тельо де Сандовалем, Гонсало Пересом де Рибаденейра и Грасианом де Бривьеска. Все это были члены Совета Индий; Тельо, как мы видели, побывал в Новой Испании, остальные трое являлись юристами, поднявшимися по ступенькам государственной системы, каждый какое-то время обучался в Санта-Крус-де-Вальядолид. Копии этих правил были разосланы по всем кораблям и в большом количестве распределены среди колониальных чиновников.

Седьмого октября 1552 года Филипп написал своему отцу из Монсона, где он присутствовал на заседании арагонских кортесов, сообщая, что в отношении оплаты расходов, которые он перед этим перечислил, «главным прибежищем в этой нужде для нас являются Индии».

Карл ответил ему из Меца:

«Постольку поскольку здесь затронут вопрос о раздаче энкомьенд в вечное пользование, мы считаем, что сейчас не время говорить об этом… Тем не менее, мы считаем, что поступили правильно, заключив с Эрнаном Очоа контракт на продажу в Индии 23 тысяч африканских рабов».

Двенадцатого ноября 1553 года Филипп вновь написал императору Карлу о том, что с каждым годом все больше корсаров отплывают из Франции с намерением грабить порты Испанской империи; в прошлом июле они разрушили порт Пальма на Канарских островах. Однако если бы не суммы, которые теперь регулярно поступали в Кастилию из Индий, Испании скорее всего пришлось бы отказаться от Северной Европы.

Большая часть денег, легально отправляемых частными лицами из Нового Света в Испанию, по-прежнему обращалась в хурос — обещание периодических выплат по фиксированной процентной ставке, ответственность за которые возлагалась на определенные источники среди приближенных к короне банкиров. Другие деньги поступали в качестве прибылей от деловых предприятий, находящихся во владении или основанных предприимчивыми конкистадорами. Основная часть этих доходов была нелегальной, и этот метод обретал все большую привлекательность по мере того, как корона налагала все больше и больше ограничений на легальные пути поступлений. Лиценциат Хуан Вильялобос, занимавшийся в Совете Индий денежными вопросами, обвинил Эрнандо Писарро в том, что тот получил незарегистрированного золота, серебра и изумрудов на сумму в 500 тысяч дукатов, из которых не была выплачена королевская пятина. Незаконных способов поступлений было, увы, множество – например у Эрнандо Писарро в Панаме был агент Хуан де Савала, посвящавший все свое время уклонению от установленных законов.