Фрай Висенте Вальверде, доминиканский монах, обучавшийся в Вальядолиде и Саламанке, единственное духовное лицо, сопровождавшее Писарро на всем протяжении его экспедиций и в 1534 году отправленный в Испанию, теперь возвратился в статусе первого епископа Перу. Его сопровождал эскорт из пятидесяти солдат и сотни аркебузиров и арбалетчиков, возглавляемых Андресом Хименесом. В Испании Вальверде получил все необходимые указания, чтобы стать образцовым епископом: следить, чтобы репартимьентос (земельные наделы) были умеренными, спрашивать с чиновников отчеты о расходах, обеспечивать честную выплату королевской пятины и церковной десятины. Испанская корона надеялась установить в Перу совершенно автономную власть.

В 1539 году Вальверде отправил королю пространный доклад, в котором умолял королевское величество защитить индейцев от своих испанских друзей, которых характеризовал словами «волки премногие». А ведь туземцы, заверял он (мнение, высказывавшееся им и по другим поводам), совершенно готовы «принять учения святого Евангелия». Братья Писарро всегда относились с дружелюбием по отношению к доминиканцам и мерседариям.

Это был не самый удачный момент для подобных заявлений, поскольку именно теперь, когда Альмагро был мертв, Манко Капак начал планировать новое восстание. Своим главнокомандующим он назначил Илья Тупака, того самого военачальника, который сражался с де Альварадо в 1537 году. В их планы входило организовать множество небольших восстаний местного масштаба, приносящих серьезный ущерб. Основным моментом этого сопротивления, по-видимому, было нападение индейского племени кончуко на прибрежный Трухильо, вылившееся в многочисленные пытки и убийства путешественников. Самого Манко начал преследовать один из командиров Писарро – Ильян Суарес де Карвахаль, принадлежавший к высокопоставленному семейству, из которого вышло много известных людей (его брат, Хуан Суарес де Карвахаль, был членом Совета Индий). Однако Манко Капак обратился на своего врага, и вскорости двадцать четыре из тридцати его солдат были убиты.

Франсиско Писарро сам принял командование контрнаступлением. Однако больше всего его по-прежнему интересовало основание новых поселений. Так, например, посередине кампании он основал город Сан-Хуан-де-ла-Фронтера в Уаманге, отданный под начало Франсиско де Карденасу. Также Писарро посетил Чаркас и знаменитое внутреннее озеро Титикаку. Там он узнал, что мятежные индейцы пытаются уничтожить понтонный мост из лодок, наведенный им через озеро к южному берегу.

И именно там к Писарро обратился с просьбой один из его самых блестящих сподвижников, Педро де Вальдивия, «безупречный капитан», как его называли за его превосходные качества. Вальдивия просил у Писарро разрешения отправиться в земли, покинутые Альмагро, чтобы их разведать, а затем и завоевать. «Видя мое устремление, – писал позже Вальдивия королю, – он великодушно раскрыл передо мной двери. Однако подобные милости имели свою цену: выдав Вальдивии carte blanche относительно Чили, Писарро одновременно отозвал пожалованное ему ранее разрешение на владение долиной Канела с ее серебряным рудником.

Семья Писарро была занята установлением своего контроля над центральными районами Перу, к востоку от покоренных земель. Так, Эрнандо обнаружил и отобрал у индейцев рудники, которые они разрабатывали в Порко, а Гонсало забрал себе всю долину Кочабамба. Франсиско обеспечил себе и всем членам своей семьи одинаково великолепные имения.

Чувствуя, что его завоевания подходят к концу, Эрнандо Писарро вновь попросил у братьев разрешения удалиться. В письме к Франсиско он объявлял:

«Итак, ваша светлость, ныне я [вновь] отправляюсь в Испанию, мысля, что безопасность [нашего дела] зависит прежде всего от Господа, а затем от благополучия вашей светлости… Не позволяйте тем, кто захочет этого, собираться числом более десяти человек на расстоянии ближе пятидесяти лиг от того места, где будет находиться ваша светлость, ибо если вы позволите им сплотиться, они наверняка убьют вас. А если они убьют вашу светлость, я наверняка не смогу хорошо распорядиться нашим делом, и по вашей светлости не останется никакой памяти».

Сделав это неожиданно скромное заявление, он отплыл в Испанию с намерением оправдать перед Советом Индий совершенную им казнь Альмагро, уже подвергшуюся многочисленным нареканиям. Он держал путь через Новую Испанию, избегая Панамы, поскольку боялся, что там его могут схватить и убить его тамошние враги.

За время, пока длился конфликт с Альмагро, Франсиско Писарро сильно постарел. Император даровал ему титул маркиза, так же как и Кортесу, – однако позволил Писарро самому выбрать, маркизом каких именно земель ему предстоит именоваться.

Писарро отправил своего брата Гонсало в сопровождении их кузена, хрониста Педро Писарро, а также Паулью Инки, на поиски Манко в его новом убежище по ту сторону Вилькабамбы. Они продвигались, покуда могли пройти их лошади, после чего продолжили путь пешком. В тот момент, когда командование экспедиции временно перешло к Педро дель Барко, испанцы попали в индейскую засаду, и пятеро из них были убиты. Гонсало пришлось отступить, и его брат Франсиско выслал ему на помощь дополнительные силы.

На следующий день они достигли секретного укрепления Манко, в то время как другая часть их отряда тайно от индейцев укрылась в близлежащем лесу. Гонсало хотел вести переговоры, но его эмиссарами были Уаспар и Инкиль, двое братьев жены Манко, Куры Окльо. Затем индейцы совершили безуспешную попытку поэкспериментировать с аркебузами.

Манко Капак с тремя сподвижниками сумел убежать вниз по течению. Тогда испанцы перешли к карательным мерам. Так, например, сама Кура Окльо попала в плен; она пыталась избежать изнасилования, перепачкав тело нечистотами. Манко послал к Франсиско Писарро гонца, предлагая ему с тремя-четырьмя соратниками прийти на встречу в долине реки Юкай. Писарро прислал ему пони, черного раба и несколько других подарков, однако Манко Капак убил их всех. Ответом Писарро стало распоряжение о жестоком убийстве Куры Окльо: ее расстреляли из луков. С ее уст не слетело ни одной жалобы на испытываемую боль. Ее тело положили в корзину и пустили вниз по реке Юкай, так чтобы его нашли люди Манко. После этого Писарро казнил еще нескольких из важных людей, которых держал в заложниках. Среди них был военачальник Тисо, а также Вильяк Уму, верховный жрец, не меньше восьми месяцев сражавшийся с Педро де лос Риосом в Кондесуйо. Все эти враги Испании были казнены путем сожжения.

После этого крупномасштабных индейских восстаний больше не было. Алонсо де Альварадо вернулся к завоеванию Чачапояса к северу от Кахамарки, где его относительно гуманное обращение с индейцами обеспечило ему благоприятный прием, и основал город Рабанту. А вот в Уануко недавно прибывший и еще неопытный отряд испанцев под командованием Алонсо Меркадильо терроризировал туземцев в надежде отыскать золото. На него было множество жалоб, в результате которых Писарро был вынужден приказать своему брату Гонсало остановиться там по пути в Кито, где он должен был занять место губернатора.

Еще одно восстание, которое пришлось утихомиривать, произошло на дороге в Чинчайсуйо – за эту территорию отвечал Алонсо де Ориуэла. В июле 1539 года в Кальехон-де-Уайлас были убиты двое энкомендерос. В ответ на это Франсиско де Чавес, один из наиболее удачливых, но и самых жестоких капитанов Писарро, обрушился на долины с ужасными репрессиями, убивая не только мужчин, но также женщин и детей.

Тем временем Франсиско Писарро был занят основанием двух новых городов – Ла-Платы и Арекипы. Здесь он и его секретарь, весьма непопулярный Антонио Пикадо (он приехал с Педро де Альварадо в Перу в 1534 году), заслужили всеобщую неприязнь тем, что отбирали обратно уже розданные репартимьентос. Пикадо также ненавидели из-за того, что он требовал, чтобы все оказывали ему незаслуженные знаки почтения. Кроме того, Писарро был занят энкомьендами, которые он отвел самому себе, – помимо всех тех, что располагались в долине Юкая, где выращивалась кока.

Летом 1541 года Франсиско Писарро доложили о нескольких заговорах против него; очевидно, один из священников выдал чью-то тайну исповеди. Кроме того, пришли известия о том, что Эрнандо Писарро в Испании было предъявлено обвинение по иску Диего де Альварадо касательно казни Альмагро. Диего вскоре скончался – либо он был отравлен, либо потраченные усилия истощили его, – однако Эрнандо все равно схватили и арестовали. Несмотря на то что к этому времени он был невероятно богат, следующую четверть столетия ему предстояло провести в тюрьме, хотя и привилегированной: сперва в мадридском Алькасаре, а затем в Кастильо-де-ла-Мота неподалеку от Медины-дель-Кампо. Ему было позволено принимать гостей, видеться с детьми, встречаться с любовницами, получать из города еду; он мог покупать дома и имения (и пользовался этой возможностью) – однако все же такое окончание жизни казалось невероятным для великого конкистадора, вместе со своими братьями завоевавшего для испанской короны столь значительную часть Южной Америки.

Ла-Мота представляла собой внушительный кирпичный замок возле южной границы Медины – города, который всегда был королевской резиденцией. Медина, знаменитая в конце XV и начале XVI столетий своими многолюдными ежегодными ярмарками, была любимым городом королевы Изабеллы Католички, которая тут и умерла. Она однажды сказала, что, если бы у нее было трое сыновей, она бы хотела, чтобы один из них был королем Кастилии, другой архиепископом Толедо, а третий – нотариусом в Медине-дель-Кампо. Ла-Мота служила тюрьмой для многих опасных исторических фигур, например для Чезаре Борджиа, итальянского авантюриста, который совершил из нее дерзкий побег в 1506 году.

Тем временем Франсиско Писарро продолжал маневры вокруг Лимы – своего нового города, который он создал в Перу на океанском побережье. Партия альмагристов была занята отправкой протестов и заговорами против него, несмотря на то что это не он, а его брат Эрнандо казнил старшего Альмагро. Манко Капак по-прежнему скрывался в своем убежище в Вилькабамбе, хотя Гонсало Писарро и сделал попытку уничтожить этого претендента на индейский трон.

Мэр Лимы, доктор Веласкес, сообщил Писарро, что «чилийцы», т. е. друзья Альмагро, решились напасть на «маркиза» (как теперь все называли губернатора) на воскресной мессе 26 июня 1541 года. По-видимому, эти альмагристы чувствовали свое превосходство и тревогу Писарро. Они вышли из дома сына Альмагро, местисо (метиса), с яростными требованиями: «Долой предателя и тирана, который убил судью, посланного императором, чтобы наказать его злодеяния!» И действительно, это официальное лицо так и не прибыло в Перу. Молодой Альмагро до этого момента не выказывал большого интереса к тому, чтобы отомстить за своего отца. Он был сыном Альмагро от панамской индеанки. Писарро посоветовался со своими друзьями – Франсиско де Чавесом и Хуаном Бласкесом, исполнявшим роль его заместителя на губернаторской должности, и последний сказал: «Не беспокойтесь, пока я держу этот жезл в своей руке, никто не посмеет напасть на вас». Трое друзей выработали план: Писарро должен был притвориться, что он болен, ввиду чего не может пойти на мессу, а вечером отдаст приказ своим кавалеристам схватить молодого Диего Альмагро и некоторых из его сообщников.

Когда настало время мессы, альмагристы собрались, чтобы убить Писарро на пути в церковь. Когда он не появился, они послали священника, баска Доминго Руиса де Дураму, в дом Писарро, чтобы выяснить, что произошло. Писарро пригласил священника в дом и попросил отслужить мессу. Он слушал мессу вместе с мэром доктором Веласкесом, своим заместителем Франсиско де Чавесом и своим единоутробным братом Франсиско Мартином де Алькантара, который обычно ему прислуживал. Услышав какой-то шум и крики на площади снаружи, Писарро попросил Чавеса пойти посмотреть, что там происходит. Чавес, не подозревая худого, вышел наружу и начал выяснять у собравшейся толпы, чего им надо. Перед дверью Писарро собрались сорок человек, включая некоторых из тех, кого называли «чилийцами». Индейские слуги разбежались, их примеру последовал и доктор Веласкес. У Писарро не было доспехов, только меч и щит. Вместе со своим единоутробным братом и двумя пажами он принялся, как мог, защищать дверь, однако в скором времени Мартин де Алькантара, Чавес и пажи были убиты. Писарро остался один; его окружили и нанесли рану в горло. По рассказам, перед смертью он сложил знак креста из большого и указательного пальцев своей руки и умер, целуя этот крест. На тот момент ему было около шестидесяти пяти лет.

Хуан де Рада, наиболее выдающийся из врагов Писарро, настоял, чтобы молодой Альмагро сел на коня и объехал Лиму, провозглашая, что у этого города больше нет другого губернатора, кроме него. Резиденции Писарро и его соратников, включая дом ненавидимого всеми секретаря Антонио Пикадо, а также жилище Мартина де Алькантара, были разграблены. Пикадо вскоре схватили и также убили, предварительно подвергнув мучительным пыткам.

Один из друзей Писарро, Хуан де Барбаран из Трухильо, вместе со своей женой и несколькими черными рабами, набравшись храбрости, перенесли тело Писарро в построенный покойным губернатором собор, где его и похоронили с разрешения Диего Альмагро. Впоследствии Барбаран также взял на себя заботу о детях Писарро и проследил за распределением его многочисленного имущества. «Чилийцы», выйдя на площадь, прокричали о том, что Диего Альмагро-ихо (сын), возрастом двадцать один год, является ныне королем Перу. Сам местисо принес присягу в более скромном ключе – как губернатор – и назвал де Раду своим капитан-генералом. Несколько других его сподвижников заняли опасно ненадежные должности судей и военных командиров. Оставались еще и «монархисты», и вскорости они объединились. Их главнокомандующим был Педро Альварес де Ольгуин, а главными военачальниками при нем – Алонсо де Альварадо, Гарсиласо де ла Вега и Педро Ансунес. Новая междоусобная война была неизбежна.

Писарро умер богатым человеком. В его многочисленных энкомьендах на него работали 30 тысяч индейцев, которых он сам себе назначил, а также около 400 испанцев и большой штат «криадос» – термин, включающий в себя многие разновидности подчиненного положения, но по существу означающий «иждивенцев». Большинство из них были выходцами из Эстремадуры, и роль, которую сыграли в его жизни уроженцы Трухильо, всегда была значительной.

В Перу особый интерес Писарро вызывали его энкомьенды в долине Юкай, включая Сеха-де-Сельву с ее плантациями коки, – раньше эти земли всегда оставлялись для личного пользования инкских правителей. Писарро также имел энкомьенды в Чукияго, Пуне, Уайласе (где были очень богатые сельскохозяйственные угодья), Чиму, Кончукосе, Лиме и Чукитанасе. Он разрабатывал рудники Порко вместе со своим партнером Гарсией де Сальседо, который стал компаньоном его дочери Франсиски. Кроме того, у него был рудник в Кольяо, управителю которого в 1535 году он платил 5 тысяч песо в год.

Эрнандо и Гонсало Писарро имели энкомьенды в соседней долине Тампу. Епископ Берланга, который был известен тем, что насадил банановые плантации в колонии Санто-Доминго, замечал: «Общеизвестно, что ваша светлость, а также ваши братья и чиновники имеют не меньше индейцев, нежели Его Величество и все остальные испанские конкистадоры, вместе взятые». Удержать их, впрочем, было не так-то просто.