Книга II
Перу

Подобно Мексике, старое королевство Перу наследовало множество древних традиций и являлось результатом слияния множества маленьких государств. В эпоху классической Греции в центральном Перу доминировала чавинская культура. На севере была распространена культура моче, от которой осталось немало гончарных изделий с изображениями множества сцен из жизни, включая любовь и войну. На юге, на территории засушливого полуострова Паракас, жили наиболее цивилизованные предшественники инков – племя наска; именно они были изготовителями тканей с разнообразным, интересным и замысловатым рисунком, во множестве сохранившихся в захоронениях тамошних пустынь.

Около 1000 года н. э. была основана империя, известная под названием Тиауанако, зародившаяся на берегах высокогорного внутреннего озера Титикака. Она развалилась, поскольку не было выработано механизма, который поддерживал бы ее единство. Короткое мгновение славы ждало и несколько других развитых городских сообществ – Вари (или Уари) в районе современного города Аякучо, а также Тиванаку южнее озера Титикака. Был известен и Чан-Чан, город племени чиму, знаменитый своими кузнецами.

Инки впервые появились в долине Куско приблизительно в то же время, когда была основана империя Тиауанако, – хотя поначалу идея о том, что вскоре они будут владеть всем Эквадором, Перу и половиной Чили в придачу, могла показаться не менее абсурдной, чем если бы кто-либо в те же времена предположил, что кастильцы собираются завоевать Америку. Их потомки считали, что инки появились из «Дома окон» в «Жилище рассвета».

Инки постепенно продвигались вверх по долине реки Урубамба, добавляя к списку своих вассалов одно племя за другим, порой прибегая к оружию, порой к дипломатии. Легендарный третий Инка – так назывались их правители – около 1400 года н. э. распространил влияние племени за пределы озера Титикака, снарядив экспедиции к восточным лесам, к Тихому океану и дальше нынешнего Ла-Паса, включая территорию современной Боливии. В XV веке государства Наска и Арекипа оказались под контролем инков, а на протяжении следующего столетия седьмой Инка, взявший себе дополнительное имя бога Виракочи, разбил и ассимилировал могущественное до этого момента племя чанка в битве при Хакихауане, ставшей поворотным пунктом в истории страны.

После этого Пачакути, «самый разносторониий из гениев, рожденных туземными народами Америки», по выражению археолога сэра Клементса Маркхэма, основал в начале XV столетия нечто, во всей видимости заслуживавшее названия империи. Она занимала немалую часть прибрежной равнины и стратегически значимую часть Анд. Четверо сыновей Пачакути управляли широкими полосами возделанных прибрежных долин и закладывали города, подобных которым во владениях инков еще не бывало (поэтому государство было широко известно под названием «Тавантинсуйу», т. е. «Четыре части, собранные воедино»). Империя включала в себя около восьмидесяти провинций. Пачакути был императором Цинь Ши-хуанди Нового Света. Его сын Тупак Юпанки во второй половине XV столетия присоединил к империи инков большую часть Эквадора и покорил половину Чили.

Последним независимым правителем Перу был Уайна Капак, правивший с 1498-го по 1527 год – но, по всей видимости, бездействовавший (возможно, из-за того, что был болен сифилисом). Он осуществлял свою власть благодаря превосходному владению кечуа – языком, на котором говорили все северные Анды перед началом экспансии инков, перенявших его. Уайна Капак умер скорее всего от оспы – заболевания, завезенного из Старого Света, которое также почти наверняка убило его старшего сына.

Главной ошибкой Уайна Капака было то, что он оставил после себя двух сыновей: Уаскара, сына от первой жены, и Атауальпу, рожденного от его второй жены, принцессы северного племени караб-сапри, завоеванного предшествующим Инкой. По всей видимости, Уайна собирался разделить свои обширные владения надвое, оставив северную часть Атауальпе, а южную Уаскару – что может показаться вполне благоразумным решением. Однако оба сына захотели заполучить царство целиком. Так началась гражданская война, разделившая и правящее семейство, и инкскую аристократию. Впрочем, ко времени прибытия испанцев Атауальпа уже победил, и его главные военачальники Кискис и Руминьяви в Кито старались упрочить свои позиции. Семья потерпевшего поражение Уаскара была жестоко перебита, причем сам Уаскар был вынужден смотреть на это. Когда прибыли испанцы, Атауальпа как раз направлялся на юг по главной инкской дороге на свою коронацию в Куско.

Перу и старая империя мешиков были могущественными державами, ничего не знавшими друг о друге. Обе монархии сравнительно недавно пришли к власти, утвердившись на своей позиции в XV столетии. Правители обеих принадлежали к королевским династиям, правившим на протяжении всей их истории. В обеих доминировали религии с могущественной жреческой кастой. Инки поклонялись как луне, так и солнцу. В некоторых прибрежных перуанских племенах (например, чиму) считалось, что луна более важна, нежели солнце.

В ритуалах и обычаях как мешиков, так и инков сочетались дикость и высокий уровень культуры, однако в Перу никогда не бывало такой жестокости, как в Мексике. Ни в том, ни в другом обществе не известно никаких признаков наличия чувства юмора, в то время как испанцы постоянно смеялись. Обе империи к тому времени имели четко выраженную столицу – Теночтитлан и Куско; в то время как в Испании на этом этапе ничего подобного не было. В обоих государствах была развита сложная система землевладения.

И мешики, и инки были народами, преуспевшими в обретении превосходства над соседними племенами, у которых сами некогда были в подчинении, поэтому война и сражения были неотъемлемой частью обеих культур. Как инки, так и мешики использовали в сражении камни, а также применяли пращи, из которых могли метнуть в цель камень величиной с яблоко с расстояния в сотню ярдов. Также и те, и другие пользовались боевыми топорами с бронзовыми или каменными лезвиями, – которые порой были эффективны в войне против испанцев, хотя обладали далеко не такой разрушительной силой, как испанские стальные мечи. Некоторые перуанцы прибегали к метательным дротикам наподобие мексиканских атлатлей, а также в обеих культурах имелись луки и стрелы. Все эти виды оружия применялись в кампаниях, в результате которых были созданы инкская и ацтекская империи. Под Тумбесом испанцы восхищались перуанскими «длинными стрелами, копьями и палицами».

Возрастание могущества Перу происходило медленнее, чем в Мексике, но тем не менее великие завоеватели из двух династий были современниками – и те, и другие жили в XV веке. Правящие дома как в Мексике, так и в Перу представляли собой крупные семейные автократии, весьма напоминающие нынешнюю королевскую семью в Саудовской Аравии. Ни в той, ни в другой стране право первородства не играло роли: предполагалось, что власть переходит к более достойному (шотландский закон о танстве в десятом веке и раньше устанавливал подобный же порядок). В Мексике переход власти к следующему правителю представлял собой меньший кризис, нежели в Перу, поскольку правящий император (уэй тлатоани) избирал своего преемника вскорости после восхождения на престол. Все важные посты были заняты членами королевского дома.

И мешики, и инки считали себя «избранным народом». В одном отношении и инкских, и мексиканских правителей можно было сравнить с английскими монархами после Генриха VIII: они одновременно являлись и высшими религиозными авторитетами нации, хотя «король» здесь и не являлся верховным жрецом. Оба государства были абсолютными монархиями: власть правителя не подвергалась сомнению. Оба правителя, по представлению людей, находились в непосредственной связи с солнцем. Раболепие народа перед монархом было непомерным; любой протест или несогласие – немыслимыми.

И перуанцы, и мешики выделывали тонкие хлопчатобумажные ткани, из которых шили одежду – туники и плащи; также по особым случаям и те и другие носили одеяния из перьев либо украшали ими плащи и головные уборы. Инки ценили свои ткани настолько высоко, что предпочитали сжечь их, чем допустить, чтобы они попали в руки испанцев.

В обеих империях говорили на языках (науатль в Мексике, кечуа у инков), которые, по всей видимости, играли роль лингва франка на соответствующей территории, хотя у инков был также свой особый язык, использовавшийся внутри королевской фамилии. И в той, и в другой культуре любили алкоголь и некоторые наркотические вещества: у перуанцев была распространена чича – легкое пиво, приготовляемое из маиса, у мешиков – пульке, делавшееся из агавы; инки предпочитали коку, мешики изготовляли целый спектр разнообразных галлюциногенных снадобий из грибов.

Основным продуктом питания для мешиков являлся маис, у перуанцев же это был картофель, оба народа дополняли свою диету рыбой (анчоус, сардины, тунец, морской окунь, у берегов Перу – лосось) и птицей; в Перу также ели сушеное мясо лам и морских свинок. Перуанцы организовывали масштабные охоты на викунью, гуанако, косулю, горную лису, зайцев и пуму – Инка Манко продемонстрировал такие охоты Франсиско Писарро в 1534 году. Хотя обе культуры изготовляли искусные гончарные изделия, ни та ни другая не знали гончарного круга – хотя, возможно, в случае мексиканцев это открытие было не так уж далеко. Также ни тот, ни другой народ не имели никаких способов письма, хотя перуанцы использовали так называемые «кипу» – ряды цветных нитей с завязанными на них узелками, которые представляли единицы математических подсчетов.

Испанские завоеватели записывали все, что они наблюдали в древних культурах, с большим вниманием к деталям. Наиболее знаменитым из таких писателей был францисканец фрай Бернардино де Саагун из Мехико, который сумел донести до нас отголоски уже исчезнувшего старого мира, записывая по памяти рассказы самих индейцев о том, что происходило в их время. Родственники Монтесумы, такие как Иштлильшочитль, также оставили чрезвычайно интересные воспоминания. В Перу таким историком был Титу Куси Юпанки – второй сын Манко Инки, с энтузиазмом исполнявший роль управляющего его резервом, который составил историческое описание подобного же рода для миссионеров-августинцев.

Более того, и в Перу и в Новой Испании перед прибытием Кортеса в Веракрус и Писарро в Тумбес имели место похожие выражения обеспокоенности относительно будущего. Говорили, что перуанцы будто бы слышали пророчество своего предыдущего правителя, предрекшего, что империя будет побеждена бородатыми людьми, которые станут проповедовать превосходство новой религии, но это больше похоже на легенду, придуманную в церковных кругах уже в конце XVI столетия. Возможно, какие-то вести об участи Центральной Америки под жестоким правлением Педрариаса просочились в Перу до 1530 года, так же как некая информация о действиях испанцев в Вест-Индии успела достигнуть Мексики до 1519 года. Перуанцы еще до 1530 года страдали от пары западных болезней, оспы и бубонной чумы, хотя и не имели представления об их источнике. Кроме этого, у них имелась легенда, предвещавшая мировой катаклизм, – пачакути, переворот времени и пространства, подобный тем, которые, согласно соответствующему мифу, до 1530-х годов происходили уже четыре раза.

Разумеется, между двумя туземными культурами существовали и различия. Наиболее значительным из них было то, что в древнем Перу совершенно не было торговли, в то время как в Мехико она процветала. Помимо прочего, мексиканские купцы играли важную роль тем, что снабжали правителей – «императоров» – информацией о других землях, как если бы они были их тайными агентами. С этим было непосредственно связано еще одно отличие: в Перу не было частного землевладения. Тамошние крестьяне возделывали кропотливо сооруженные, плодородные и даже красивые террасы, но эти земли находились в общем пользовании.

Нигде не бывало настолько всепроникающего правительства, как у инков. Личная свобода практически отсутствовала; от всех членов общества постоянно ожидалось слепое повиновение и абсолютное самоотречение. Однако если от подданных много требовали, то им много и давали. Марксисты говорили об «инкском коммунизме», и возможно, они были совершенно правы, давая такое наименование перуанской социальной структуре, в которой почти все действия происходили под надзором чиновников. Ацтекское общество контролировалось в значительно меньшей степени – хорошо известно замечание последнего императора, Монтесумы, насчет необходимости обращаться с народом жестко, для того чтобы им можно было эффективно управлять.

В империи мешиков не было домашних животных; в Перу, напротив, имелись альпаки, морские свинки и ламы, которых испанцы принимали за крупных овец. Инки использовали их для перевозки небольших тяжестей – до пятидесяти-шестидесяти фунтов; но также разводили их ради шерсти и мяса. Ламы могли по нескольку дней оставаться без воды; эти животные находились в самом сердце инкской экономики, за их стадами тщательно ухаживали, чтобы обеспечить сохранение их поголовья. Шерсть альпаки была бесценна. Помимо этого, в обоих обществах бегунами и носильщиками служили люди. И там, и там применялись деревянные катки для облегчения передвижения больших камней или тесаных глыб – в особенности это относилось к Перу.

Еще одним различием было то, что перуанцы ставили паруса на свои плоты и каноэ, в то время как у мешиков и народов Месоамерики, таких как майя, ничего подобного, по-видимому, не было. Перуанцы больше, нежели мешики, использовали море как средство для торговых сообщений. Тем не менее, большой процент жителей Анд (возможно, две трети всего населения) жили на высоте свыше 9000 футов, и в основном сообщение осуществлялось по суше.

Отдавая должное мешикам, нужно отметить их выдающиеся художественные достижения, например их рисунки, поэзию и скульптуру – монументальную и миниатюру, рельефы и изображения в полном объеме. В этом отношении перуанцы были более ограниченны; насколько известно, до прихода испанцев в Перу не было поэзии. В обоих обществах ценились золотые и серебряные украшения, однако в Перу их было больше. И там и там был известен процесс выплавки из руды качественных металлов, но перуанцы производили более изысканные золотые украшения, чем мешики.

Инки строили великолепные дороги и подвесные мосты, значительно превосходившие все, что впоследствии было найдено в древней Мексике – и даже, по мнению севильского летописца Педро Сьеса де Леона, в старой Европе. Вдоль дорог располагалась обширная сеть складов, в которых хранились провизия, оружие и одежда; а по самим дорогам непрестанно передвигались казенные ламы и носильщики.

Перуанцы изобрели десятичную систему счисления, чтобы осуществлять точный учет податей. Ко времени прибытия испанцев инкские управляющие как раз мучительно переходили на новый способ сбора дани со старых вождей, привыкших производить вычисления более традиционными методами.

Инкская столица Куско была гораздо меньше, не так тщательно отделана и пышно украшена, как Теночтитлан в Мексике, однако оба города могли похвастаться каменными домами, или по крайней мере каменной облицовкой фасадов, а также чистыми улицами, благодаря дождям и сточным канавам. Главная площадь в Куско несколько напоминала Сокало в центре Теночтитлана, хотя была меньше по размеру. Впрочем, в том, что касается архитектурного применения камня, инки были искуснее мешиков. У инков не было арок, однако они обращали большое внимание на точность прилегания поверхностей на стыках крупных глыб. Эти важнейшие элементы конструкции устанавливались на нужное место командами рабочих, манипулировавших деревянными рычагами. На протяжении всей эпохи правления Инков люди пользовались самодельными каменными орудиями для всех видов работ – скобления, рубки, разрезания и даже сверления.

Религия инков была проще, чем у мешиков. Человеческие жертвоприношения случались, но в меньшем масштабе, нежели в древней Мексике – в Перу жертвами, как правило, становились красивые юноши и девушки, часто это были военнопленные. Тем не менее, смерть или воцарение правителя могли привести к принесению в жертву сотен людей. Местные божества пережили инкское завоевание – так же, как и в империи Монтесумы, изображения богов покоренных племен были перенесены в столицу, как бы в качестве заложников за поклоняющиеся им народы.

Мертвые в Перу не оставлялись в покое, но продолжали играть роль в общественной жизни. Педро Писарро, кузен эстремадурской группы братьев-конкистадоров, воспитывавшийся в Толедо, вспоминал, как после его прибытия в Куско горожане вынесли гробы с покойниками на главную площадь и расставили их в ряд в соответствии с возрастом. Затем люди уселись и принялись есть и пить чичу. Они разожгли перед усопшими костры из сухого дерева, в которых сожгли все то, что в прошлом давали мертвым. Они расставили перед гробами большие кувшины из золота, серебра и глины, в которые стали лить чичу. Когда сосуды наполнились, они опустошили их в большую круглую каменную чашу, стоявшую посередине площади.

Перуанские жрецы под предводительством верховного жреца – вильяка ума, часто предъявляли людям небольшой закрытый покрывалом узел, который, как они заверяли собравшихся, представлял собой само Солнце. Его охраняла стража с украшенными золотом пиками – «оружием Солнца». Драгоценный объект помещался на скамью на площади, после чего ему предлагались перья или плащи, а также пища, которую впоследствии сжигали. Пепел от солнечной трапезы ссыпали в круглый каменный желоб в форме женской груди.

Верховное божество инков носило имя Виракоча – буквально это слово означало «морская пена». Сьеса де Леон, один из наиболее дотошных испанских хронистов, писал, что, насколько ему известно, этот Виракоча выглядит как высокий светлокожий человек, крупного телосложения, в белых, ниспадающих до земли одеждах, подпоясанный ремнем. У него короткие волосы, в руках он держит нечто напоминающее требник, а на голове у него венец. Однако Хуан де Бетансос пишет просто, что это высокий человек в одеянии с поясом. Индейцы рассказывали, что он непрестанно путешествовал, пока не добрался до моря, где расстелил свой плащ поверх волн, взошел на него и уплыл, и больше его никогда не видели. Племянник Атауальпы указывал, что испанцы явились из того же самого моря, в котором исчез их бог-творец. Возможно, это было то же море, в котором исчез также и мешикский бог Кецалькоатль.

У Солнца в древнем Перу имелся дворец с золотой крышей, который охраняли двести женщин, – предполагалось, что они должны были блюсти целомудрие, однако, как сообщает Педро Писарро, они нередко «связывались с мужчинами – слугами и стражами Солнца». Неподалеку располагался сад, наполенный золотыми изображениями маисовых стеблей, деревьев, фруктов и овощей.

Такова была земля, ставшая теперь предметом пристального, даже настойчивого, внимания Испании. В особенности это внимание касалось Панамско-Дарьенского перешейка, который на первый взгляд казался столь похожим на территории, завоеванные Кортесом в Новой Испании.