Книга: Сталин и его подручные
Назад: Конец Сталина
Дальше: Конец палачей

Сто дней Берия

Сбрехнул какой-то лиходей,
Как будто портит власть людей.
О том все умники твердят
С тех пор уж много лет подряд,
Не замечая (вот напасть!),
Что чаще люди портят власть.
Юрий Андропов (председатель КГБ в 1967–1982 гг.)
На смерть Сталина люди реагировали по-разному. Большая часть населения – рабочие, крестьяне, дети, студенты, женщины – находилась в состоянии почти истерического горя, люди чувствовали себя как жертвы кораблекрушения, покинутые на произвол врагов, тайных и явных, внутренних и внешних. Узники же ГУЛАГа радовались, смеялись, кидали шапки в воздух: в первый раз они видели луч надежды, видели, как смутилась охрана. Аппаратчики и палачи прикидывали, кому достанется власть, выжидая, пока руководство делало вид, что единство политбюро и Совета министров сохранилось и что вся машина будет работать нормально, даже когда вылетела главная ее шестерня.
Мерилом достижений Сталина может служить та легкость, с которой государство пережило его смерть. Прошло всего четыре дня после его смерти, и Берия, Маленков, Булганин и Хрущев, казалось, дружески перераспределили сферы влияния. Вожди восточноевропейских партий, приехавшие на похороны Сталина, почувствовали облегчение и уверенность в спокойном будущем. Маленков стал председателем Совета министров; Молотову вернули не только жену, но и Министерство иностранных дел; Берия взял себе Министерство внутренних дел (с которым он слил Министерство госбезопасности), а Булганин стал министром обороны (бывший министр маршал Василевский стал его заместителем). Хрущев руководил ЦК партии, Микоян и Каганович получили работу, удовлетворяющую их самолюбие, а Ворошилов наслаждался ничего не значащим назначением главой государства.
Берия с исключительной быстротой и бесстрашием взял в свои руки все главные рычаги власти. Как и восточноевропейские коммунисты, он понимал, что министерства внутренних дел и госбезопасности могут решать все политические вопросы. Создавая свое сверхминистерство, он сразу отстранил Семена Игнатьева от госбезопасности. Но Берия не пользовался ни доверием, ни популярностью у своих коллег (не говоря уж о партии, населении и армии). Молотов радовался возвращению жены, но не поблагодарил Берия за это. Берия реабилитировал посмертно брата Кагановича, Михаила, и дал его вдове пенсию. Но и Лазарь Каганович холодно принял этот жест (43).
Сразу после похорон Сталина Берия составил четыре комиссии, которые должны были через две недели представить доклады Круглову, Кобулову и Гоглидзе. Первая комиссия оправдала кремлевских врачей; вторая реабилитировала эмгэбэшников, которых оклеветал Рюмин; третья освободила артиллеристов, арестованных Сталиным; четвертая вернула в Грузию мингрелов, которых Рухадзе отправил в ГУЛАГ. Берия сам реабилитировал убитого Соломона Михоэлса. Ни следа бывшей злопамятности, казалось, не осталось в Берия: из убийц Михоэлса пострадали только Огольцов и Цанава. Рюмина нашли в сарае в Севастополе (по другим источникам, в Туле) и арестовали. Берия его допрашивал почти час и обещал ему жизнь в обмен на чистосердечное признание, а потом передал его Влодзимирскому и Хвату. 24 марта Рюмин написал Берия:
«Когда мне придется умирать, независимо в силу чего и при каких обстоятельствах, моими последними словами будут: Я предан партии и ее Центральному комитету!
В данный момент я верю в мудрость Л. П. Берия и нынешнего руководства МВД СССР и надеюсь, что мое дело будет иметь справедливый конец» (44).
При второй встрече с Рюминым Берия сказал ему: «Мы с вами больше не увидимся. Мы вас ликвидируем». Рюмин заболел от отчаяния, но Берия, казалось, забыл о нем.
Те, кто активно враждовал с Берия или кто был свергнут им, – например, Власик, Рухадзе (несмотря на преследование мингрелов), Абакумов и его зверские следователи, – остались в заключении, но их не трогали. В марте 1953 г. Берия вызвал Рухадзе к себе в кабинет, а потом Рухадзе пресмыкался перед бывшим шефом:
«Я плачу, мучаюсь, раскаиваюсь во всем случившемся. Мне очень и очень тяжело…
Прошу поверить, Лаврентий Павлович, что у меня не было вражеских намерений. Обстановка и обстоятельства, в которых я оказался, а также одиночество сыграли большую роль в моих грехах. […]
Обращаюсь к Вам с просьбой как к родному отцу и воспитателю моему и на коленях, со слезами на глазах прошу пощадить, простить и помиловать. Прошу ради детей своих дать мне возможность умереть на воле, повидав их в последний раз. Вы и только Вы, Лаврентий Павлович, можете спасти меня» (45).
В первые дни бериевских реформ нового вождя поддерживал Маленков, который сам в апреле набросал черновик речи, осуждающей «культ личности», но не называющей Сталина по имени. Но съезд партии отложили, и Маленков этой речи не произнес (46). 26 марта Берия ошеломил своих коллег, послав Маленкову записку, предлагающую самую большую амнистию в истории мира: из ГУЛАГа следовало выпустить около миллиона заключенных. Половина узников, как объяснял Берия, сидит из-за сталинского закона 1947 г., предписывающего долгие сроки за любое воровство. Все, у кого срок был меньше пяти лет, подлежали освобождению и полной реабилитации; сроки выше пяти лет сокращались наполовину. Беременные женщины, матери малолетних детей, мужчины старше пятидесяти и моложе восемнадцати тоже подлежали освобождению. К тому же Берия предлагал Министерству юстиции (которому он передавал администрацию ГУЛАГа) за месяц разработать систему иных, чем тюремное заключение, наказаний для большинства преступлений.
Мотивы Берия были скорее прагматичны, чем гуманны. Он сознавал, что каждый год суды наводняли ГУЛАГ огромным притоком – 650 тыс. новых узников. Совет министров не хотел применять амнистию к политическим заключенным: их было пол миллиона, и почти все (кроме тех, кому дали краткие сроки) должны были отсидеть весь срок (47).
Через два месяца Берия отменил ОСО, тройки из эмвэдэшника, прокурора и партийного секретаря, которые погубили миллионы людей, приговорив их к выселению, заточению или расстрелу. Затем Берия, передав часть МГБ в руки Министерства юстиции, избавился от всей карательной системы (кроме особых тюрем и лагерей, где содержалось четверть миллиона политических заключенных и военных преступников) (48). Впервые за 36 лет Берия ввел в СССР, хотя бы номинально, подобие правового порядка, но из соображений скромности или осторожности он позволил назвать эти меры «ворошиловской» амнистией. Той весной освободили 1200 000 заключенных и прекратили почти полмиллиона уголовных дел. К лету 1953 г. советские города наводнил приток амнистированных воров, грабителей, насильников, а политические узники и их семьи страдали по-прежнему.
3 апреля 1953 г. публично реабилитировали тридцать семь врачей; Семена Игнатьева уволили с позором, Лидию Тимашук лишили ордена. Берия послал в Президиум тайную папку с показаниями Абакумова, Огольцова и Цанавы, признавшихся, что по приказу Сталина они убили Соломона Михоэлса и его друга Голубова-Потапова. Чтобы машинистку не шокировало неуважение к памяти вождя, Берия от руки вписывал имя Сталина. Убийц лишили государственных наград. 4 апреля 1953 г. Берия запретил «физическое воздействие», то есть пытку. Особые камеры в Лефортове разобрали и уничтожили орудия пытки (осталась, однако, токсикологическая лаборатория).
Через четыре дня Президиум подучил еще одно сообщение от Берия: его волновала судьба Грузии. Таким образом, мингрелы, арестованные Рухадзе и Сталиным, были реабилитированы вместе с 11 тыс. других несчастных грузин, тоже выселенных и лишенных всего имущества. В этот документ имя Сталина тоже было вписано рукой Берия. Но Берия не мстил: Акакий Мгеладзе, которого Сталин назначил первым секретарем ЦК КП Грузинской ССР, ушел на свой новый пост в кахетинское лесничество, и его заменили реабилитированным мингрелом, Алексием Мирцхулавой.
И по экономическим вопросам Берия занял разумную, гуманную позицию: он предупредил генералов, что на военные силы расходуется слишком много денег; отменил гигантские проекты, такие как строительство каналов в пустынях Средней Азии, железные дороги в зоне вечной мерзлоты, – и тем самым сэкономил миллиарды рублей и сотни тысяч жизней. Государственные накопления он тратил на повышение зарплаты колхозников и снижение потребительских цен.
1 мая 1953 г. Берия ошеломил не только Совет министров, но и весь советский народ, организовав парад, где не было портретов вождей. Век идолопоклонничества, казалось, ушел. Берия высказывался все более либерально: о том, что у канадцев нет внутренних паспортов и что пора в СССР отменить ограничения на передвижение граждан. Все закрытые города, кроме трех военных портов, он открыл и дал всем, кто найдет работу, право жить в любом городе, даже в Москве и Ленинграде. Обитатели трехсот закрытых городов и огромных пограничных зон могли благодарить Берия за то, что соединились с остальной страной.
Берия гнал корабль с такой быстротой, что остальная команда начала бояться, что произойдет кораблекрушение. Берия как будто знал, что его время скоро истечет, и отдавал все больше рискованных распоряжений. В конце мая он предложил передать власть на Западной Украине и в Литве людям, родившимся там и владеющим языком. В результате украинцы заменили русских в партийных верхах Украины: Берия стал популярным среди украинских интеллигентов, но ненавистным для русифицированной партийной элиты. В Литве вся документация, по настоянию Берия, стала вестись по-литовски, и русскоязычные партийные секретари, не знавшие литовского языка, потеряли работу (49). То же произошло в Белоруссии и в Латвии.
Для Маленкова и Хрущева такие меры означали раскол СССР. Берия пошел еще дальше и этим взбесил Маленкова и Хрущева. 2 июня он предложил меры «создания здорового политического климата в Германской Демократической Республике». ГДР тогда находилась в кризисном состоянии. На улицах Берлина были беспорядки, так как рабочим было видно, как плохо им живется по сравнению с западногерманскими гражданами. За предыдущие два года полмиллиона людей – включая три тысячи партийцев и восемь тысяч полицейских – перебежали на Запад. Берия предложил переговоры между немецкими коммунистами и социал-демократами о воссоединении «демократической миролюбивой Германии». Также он хотел легализовать частный капитал, отменить кооперативы и суровые карательные меры и освободить заключенных. Берия провозгласил, что целью его является «мирное разрешение международных проблем». Это он продемонстрировал в Венгрии, заставив маньяка Матьяша Ракоши назначить премьер-министром либерального Имре Надя (раньше известного как агент Берия «Володя»), Берия аннулировал сталинские приказы об убийстве Тито и сделал попытку наладить отношения с Югославией. На востоке Берия уговаривал китайцев и северных корейцев начать переговоры, чтобы прекратить корейскую войну. Он отозвал всех иностранных агентов МВД в Москву на проверку знания ими языков, прежде чем отпустить их назад.
Берия подверг страшной опасности власть партии, преобладание русского влияния, цельность СССР и восточноевропейской империи. Всем его коллегам стало ясно, что надо срочно избавиться от него. Хрущев потом говорил, что была и чисто нравственная причина удаления Берия: тот был совершенно беспринципным и развращенным человеком. Это, несомненно, правда, хотя можно утверждать, что Молотов и Хрущев подписали большее число смертных приговоров, чем Берия. Существенная разница состояла в том, что Молотов, Маленков и Хрущев убивали росчерком пера или доносом, а у Берия в крови были руки. Что до легендарных сексуальных похождений Берия, не подлежит сомнению, что он иногда насиловал (чаще используя шантаж, чем физическое принуждение) и что совращал малолетних. С другой стороны, среди его многочисленных любовниц некоторые его уважали, даже любили. По меркам других советских вождей, пользовавшихся Большим театром как домом терпимости, или даже по сравнению с Джоном Кеннеди или Дэвидом Ллойд Джорджем, Берия не был сексуальным монстром, хотя в перерывах между заседаниями он заказывал женщин с доставкой на дом, как современные политики заказывают пиццу.
Назад: Конец Сталина
Дальше: Конец палачей