Если Сталин в середине 1938 г. размышлял о стране, где большинство было парализовано террором, а меньшинство – мнительностью и фанатизмом, где проявляли инициативу только в писании доносов, где были вынуждены обходиться без лучших специалистов – офицеров, физиков, переводчиков, инженеров, агрономов, – возможно, он терялся в раздумьях. Был разрушен и личный мир Сталина: жена предпочла жизни с ним смерть; оба сына чувствовали к отцу только страх и отвращение; своих ближайших грузинских друзей, Авеля Енукидзе и Серго Орджоникидзе, он умертвил. Остались услужливые роботы Каганович, Молотов, Ворошилов, Андреев и Жданов, с которыми можно было развлекаться только пением, но не беседами: даже из записок Сталина к Молотову совсем исчезает бывшая нотка товарищеской привязанности.

Выдвинув Ежова, Сталин сместил центр власти и сделал НКВД не просто главной исполнительной силой партии, но и внутренней мощью, способной свергнуть любого хозяина. Поэтому было логично поручить Лаврентию Берия сначала надзирать за Ежовым, а потом сменить его. В личном плане Берия годился идеально, так как Сталин за пятнадцать лет изучил все его недостатки – лживость и похотливость, как и достоинства – умную, гибкую и бессердечную целеустремленность. В отличие от Ежова Берия знал, когда нужно отступать, сдерживаться. Он был не только злопамятным садистом, но и догадливым прагматиком, способным быстро овладеть целой сферой знаний и распутать сложный узел спорных вопросов. В истории СССР Берия оказался вторым после Сталина мастером расстановки кадров. Как станет ясно в конце его карьеры, Берия мог бы приспособиться к другому политическому режиму и стать ведущим политиком в любой стране мира.

На Кавказе Берия проявил себя, как Сталин в миниатюре, убивая и терроризируя, и как гибрид Ежова и Сталина, управляя хозяйством более ловко, чем Каганович, а интеллигенцией – более мастерски, чем Андрей Жданов. Энергия и бессовестность Ежова слились у Берия с тонким умом и изощренностью Менжинского; вдобавок он любил, как ни один другой шеф ЧК – ОГПУ – НКВД, лично принимать участие в побоях и заплечных делах. Он с равным рвением поддерживал атмосферу общего террора и в то же время чинил испорченные террором механизмы в хозяйстве и Вооруженных силах СССР. Единственной помехой выдвижению Берия являлось почти неодолимое отвращение, которое он внушал многим знавшим его на Кавказе большевикам, и только после истребления большей части этих ненавистников Сталин сумел перевести Берия с Кавказа в Москву. После смерти Кирова, Енукидзе и Орджоникидзе в окружении Сталина никто уже не смел брезговать таким кровавым, лживым, честолюбивым и беспринципным коллегой-развратником. Пройдет пятнадцать лет, прежде чем он напугает Кагановича, Молотова и Ворошилова до такой степени, что покажется им страшнее и опаснее, чем Ежов.