Глава 6
В которой Стежнев запрыгивает в поезд, а Карина беспокоится о пропавшем Еремееве
В Новочеркасске, в конце Баклановского проспекта, Стежнев свернул на Первомайскую улицу и вскоре выехал к станции. Оставив машину на парковке у вокзала, он направился к платформам. Нужный ему поезд 202А, судя по данным с вокзала, являлся дополнительным и двигался вне расписания, подолгу зависая на некоторых станциях. До его отправления оставалось еще больше пятнадцати минут, и Стежнев спешил, чтобы успеть сразу зайти в нужный вагон, показать Еремеенко удостоверение, взять вещички и вывести сержанта под белы рученьки, без шума и пыли. Но когда Стежнев выскочил на платформу возле последнего вагона, диктор по громкой связи передал, что «поезд 202А Москва — Адлер отправляется!». Видимо, сместилось расписание.
Чертыхнувшись, Стежнев понял, что планы придется менять. Он даже пожалел, что пристрелил Сеню, тот мог бы сейчас рвануть в Ростов и уже там подобрать его вместе с тепленьким Еремеенко. А так придется бросать машину и думать, как добираться до нее со следующей станции. А следующая — Ростов.
Но делать было нечего. Стежнев порадовался лишь тому, что прихватил с собой пластырь-кляп, хомут-стяжку для сковывания рук и некоторые другие нехитрые приспособления для пленения и пыток. Пока трудно было понять, как и где придется выбивать информацию из Еремеенко, где он держит секретные данные.
Садиться пришлось в последний вагон. В ответ на вопросительный взгляд парня-проводника Стежнев показал удостоверение ФСБ.
— Никому не говорите о присутствии офицера ФСБ, — приказным тоном велел он. — Проводим секретную операцию.
Поезд тронулся и начал разгоняться, грохоча колесами на стрелках.
— Начальнику я же должен доложить, — промямлил проводник.
— Не имеете права, — отрезал Стежнев. — Предоставьте мне место в вашем купе. Нужно подготовиться.
Спорить проводник не стал.
— Звать как? — спросил Стежнев.
— Семен.
— Сеня, что ли?
— Ну, можно и Сеня… — проводник пожал плечами.
«Еще один», — подумал Стежнев, перешагивая порог купе.
Он уселся и принялся обдумывать, как поступить. Спешить в вагон к Еремеенко глупо. Ну, посмотрит он на удостоверение, ну, испугается, а дальше что? Вязать его и пытать прямо там? Не выйдет, людно очень в плацкартном вагоне. Нужно дождаться Ростова и уже на остановке оперативненько сунуть солдатику ксиву в нос, вытащить под белы рученьки из вагона вместе с вещами, а там посмотреть. Или заручиться поддержкой местной полиции, чтобы помогли добраться до Новочеркасска, или такси взять. К счастью, отправляясь в поездку, Стежнев, как человек опытный, прихватил не только то, что может понадобиться для пленения и пыток, но и приличную сумму денег наличными.
С другой стороны, надо было глянуть на этого Еремеенко, чтобы потом уже действовать с пониманием ситуации. Парень мог оказаться здоровяком, которого не утащишь, если упрется, он мог уже напиться до свинского состояния, мог засесть в ресторане, и его придется оттуда вынимать тепленького. До Ростова не так уж далеко, чуть больше часа по расписанию, а потому следовало получить полную информацию о Еремеенко, чтобы сам захват прошел без сучка и без задоринки.
Предупредив Сеню-проводника, что вернется, Стежнев направился через грохочущие тамбуры и вагонные коридоры в начало состава. Он давно уже не ездил в поездах, не было на это ни желания, ни какой-то необходимости. Но пробудились воспоминания детства, когда они с отцом, видным майором госбезопасности, ездили в отпуск в Сочи. Люди тогда были совсем другими, ходили в гости из одного купе в другое, балагурили в коридоре у окон, флиртовали с девушками. Теперь же коридоры купейных вагонов выглядели как галереи колумбариев.
В плацкартных вагонах, как водится, кипела жизнь. И если раньше в них ездили только те, кому на купе не хватало, то теперь пассажиры в плацкартах ехали самого разного достатка, видимо, всех их объединяло нежелание путешествовать в похожем на гроб купе, а до туалета ходить через галерею колумбария. Визжали дети и прыгали перед сном, как мартышки, с полки на полку. Девушки-подружки хихикали, просматривая на смартфоне окошко чата. Дамы разгадывали кроссворды, старушки читали душеспасительную литературу, кто-то ужинал вареной курицей, кто-то, в качестве снотворного, допивал банку пива. Стежнев продирался через сплетения чужих судеб, как первооткрыватель через заросли лиан в джунглях. Только, в отличие от первооткрывателя, одет он был в дорогой костюм, и мысль у него была только одна — не запачкаться. Как в прямом, так и в переносном смысле.
Добравшись до вагона-ресторана, Стежнев чуть перевел дух. Народу за столиками сидело немного, несмотря на то что время было самым подходящим для ужина. Видимо, меню и цены ресторана устраивали далеко не всех пассажиров, а многие просто боялись оставлять вещи без присмотра. Стежнев, на всякий случай, поискал глазами людей в военной форме, но с удовлетворением отметил, что таковых среди посетителей не наблюдалось. И это было хорошо. Так повышалась вероятность, что Еремеенко не придется выволакивать из поезда пьяным в стельку. Скандал Стежневу был совсем не нужен. Чем тише пройдет захват, тем выше вероятность, что никто в вагоне потом о дембеле и не вспомнит.
Наконец Стежнев оказался в пятом вагоне, где, согласно данным военных касс, должен был ехать сержант Еремеенко, возвращаясь домой после срочной службы. Но и тут солдатика в форме он не обнаружил. Конечно, Еремеенко мог запросто переодеться, но вообще это было странно. Для курьера дембельская форма — отличное прикрытие. И если бы сам Стежнев перевозил ценные данные, он бы точно переодеваться в гражданскую одежду не стал. Впрочем, Бражников мог мыслить иначе и дал Еремеенко другие инструкции.
Хуже было, что на нижней боковой полке, где Стежнев ожидал увидеть солдата, сидела старушка, пытаясь набрать СМС на кнопочной клавиатуре старенькой «Нокии». Стежнев озадачился. Поменялись местами? Но в вагоне вообще не видно было никого, кто мог бы хоть как-то напоминать дембеля. Там ехали экстремалы, двое кавказцев, дородные украинцы, а остальные либо подростки, либо мужчины, давно вышедшие из призывного возраста.
— Простите, — Стежнев обратился к старушке, занимавшей место по билету Еремеенко. — А где солдатик? Он же должен был ехать на этом месте?
— Солдатик? Не знаю я никакого солдатика, — ответила старушка. — Тут парень ехал тощий, с зеленым червяком таким на футболке. Так он, кажется, вышел в Воронеже.
«Твою ж мать! — подумал Стежнев, стараясь не выдать эмоции. — Ни хрена себе замес! Неужели Бражников меня провел, подлюка?»
Такое вполне могло быть. Еремеенко мог купить билет до дома, чтобы не вызывать подозрений, но вышел там, где велел ему Бражников. И в настоящее время вполне уже мог сливать данные агенту ЦРУ в одном из воронежских кафе. То, что он переоделся в гражданку, говорило о многом. Это мог быть один из элементов общей маскировки.
«Твою мать!» — повторил про себя Стежнев.
Он прекрасно владел собой, но ощутил, как пульс, помимо воли, учащается и начинает отдавать в голову. Что делать? Выходить в Ростове и возвращаться к Ковалеву ни с чем? Так позорно проигрывать Стежнев не привык, поэтому его мозг начал судорожно искать выход из безвыходной, казалось бы, ситуации. Если бы не эта работа мозга, Стежнев бы вряд ли обратил внимание на толстую девушку, глядящую на него из соседнего отсека плацкарта. Взгляд у нее был информативный, выражал не любопытство, не скуку, им девушка явно пыталась привлечь внимание Стежнева.
«Что-то не так! — решил он. — Нужно больше информации».
Он ответил взглядом на взгляд толстушки, и та легким движением глаз намекнула, что, мол, надо выйти и поговорить. Стежнев извинился перед старушкой и направился в нерабочий тамбур, дальний от купе проводницы. Ему пришлось прождать минуты три, прежде чем дверь тамбура отворилась и в нее протиснулась толстушка.
— Простите, мне очень надо с вами поговорить, — сообщила она. — Только без лишних ушей. Меня зовут Карина. А вы друг Алексея?
Стежнев чуть было не спросил, о каком Алексее речь, но вовремя вспомнил, что это имя сержанта Еремеенко. Ответ следовало обдумать и сделать это молниеносно. Прикинуться другом? А смысл в чем? Смысл только один, заручиться поддержкой толстухи, которая что-то знает и чего-то явно боится, иначе бы не выжидала три минуты, прежде чем направиться следом за ним в тамбур. Но на друга Стежнев не тянул, он слишком мало знал о Еремеенко. К тому же доверие к гражданскому — это одно. Доверие к представителю власти — другое. Оно всегда чуть замешано на страхе, а потому толку от него больше.
В общем, лучше было сразу показать удостоверение ФСБ. Но под каким соусом подать интерес госбезопасности к демобилизованному солдату? Интуиция, которой Стежнев не был обделен, подсказывала ему, что толстушка воспринимает Еремеенко как положительного персонажа. В этом случае объявить его шпионом и предателем Родины означает прервать с девушкой эмоциональную связь. А делать этого нельзя. И получалось, что выход есть только один — соврать, что Еремеенко сотрудничает с ФСБ.
— Нет, не друг, — ответил Стежнев, доставая и раскрывая удостоверение.
Карина даже ойкнула, когда разглядела документ.
— ФСБ? — удивилась она. — Стежнев Кирилл Витальевич. Ничего не понимаю. Алексей… Им интересуется ФСБ?
— Алексей Еремеенко работает на нас, — не моргнув глазом, соврал Стежнев. — Он должен был ехать на том месте, где сейчас сидит старушка, выполнял функции курьера, перевозил сверхсекретные данные.
— Он с ней поменялся, да. — Карина кивнула. — Ей уступил нижнюю, сам забрался наверх. Вы знаете, а мне кажется, что он попал в беду.
«Опа-па… — подумал Стежнев. — Не подвела меня интуиция».
— В беду?
— Ну да. У меня концы с концами не складывались, я не была уверена… Но если вы говорите, что он курьер… На него ведь могли напасть?
— Теоретически могли. Например, если на него вышли агенты иностранной разведки. Но это маловероятно. Операция носила секретный характер. Однако есть один момент, который меня тревожит. По заданию он должен был изображать уволившегося со срочной службы солдата. Точнее, сержанта. Но эта старушка сказала, что он был в футболке с каким-то червяком. Непонятно…
— С удавом, да. Я ведь ощутила, что он что-то скрывает! Он мне сказал, что ездил в Москву на заработки, но это как-то не очень убедительно звучало, хотя он и показал мне такой крутой смартфон.
«Ничего себе! — подумал Стежнев. — Это уж точно неспроста! Зачем дембелю скрывать, что он дембель? Только если этого требует задание. И крутой смартфон — тоже интересно. Откуда? Наверняка от Бражникова. В нем, наверное, и записаны данные. А может быть, под смартфон замаскирован жесткий диск или что-то такое? Бражников в своем НИИ наверняка мог иметь подобные прототипы большой емкости».
— Ты сказала, что Еремеенко попал в беду, — произнес он вслух. — Что тебя навело на эту мысль?
— Ну, он же пропал!
— А он не мог сойти в Воронеже?
— А он разве должен был? Какое вы ему дали задание?
Стежнев осекся. Он понял, что толстуха заметила несоответствие в его легенде. Нужно было срочно выкручиваться, придумывать достоверную отмазку.
— Я как раз и боюсь, что случилось нечто неординарное, — ответил Стежнев. — Он мог заметить за собой слежку и сойти на первой удобной станции, например, решил обратиться в местное управление ФСБ, чтобы не стать жертвой нападения иностранных агентов.
По глазам Карины он понял, что попал в цель. Она проглотила его объяснение, видимо, оно совпадало с какими-то ее личными наблюдениями.
— Он не сошел, думаю. — Карина понизила голос. — Его сбросили. Возможно, убили. И в этом точно замешана проводница.
— С чего ты взяла?
— У нее нос разбит. Вечером, когда мы вернулись из вагона-ресторана, нос был в порядке. А утром на переносице пластырь. Понимаете? И Алексея на месте нет. Просто пропал, и все. Я к проводнице, она мне ответила, что Еремеенко сошел в Воронеже.
«Вот это уже зацепка, — подумал Стежнев. — Если проводница замешана, можно будет всю ниточку размотать».
— Так вы знакомы с Еремеенко? — уточнил он.
— Да, познакомились. Посидели в ресторане, поболтали, пофоткались.
— На его смартфон?
— Нет, на мой. — Карина поспешила достать смартфон из кармана штанов, но вытянула вместе с ним упаковку из трех презервативов.
Смутившись, она торопливо сунула их обратно. Стежнев сделал вид, что не обратил внимания, а сам подумал:
«Какая беспросветная дура! Она себя в зеркало видела? Кто с ней ляжет? А презервативы, дура, таскает. Да если бы кто-то согласился, ей на радостях должно быть не до презервативов».
Сам он презервативами не пользовался никогда в жизни, считая это унизительным. По его мнению, секс — это удовольствие, и никакие приспособления не должны его уменьшать. Использование латекса — это какая-то ущербность. Мужчина не должен приносить свое удовольствие в жертву страху женщины перед беременностью. Если боится, нечего соглашаться, а если без согласия, то какое ему дело до чьей-то беременности? Болезни? Да, но Стежнев брезглив и абы с кем в отношения не вступал. Предпочитал девочек, чистеньких и невинных. И никогда никаких презервативов! Одна мысль о том, что его «священного лингама» коснется вонючая резина, приводила Стежнева в омерзение. А насчет аборта пусть думают бабы. Это сугубо их проблемы. Чего еще ненавидел Стежнев в женщинах — это болтовня и месячные. Обе эти особенности в его сознании объединялись как неотъемлемая часть женской сущности. Поэтому он никогда не вступал в половые отношения в «эти дни» и с патологическими болтушками. Толстых девок он не любил не за толстоту, а за нежелание заниматься собой. В сексе ему как раз толстозадые нравились больше «гимнасток», жилистых, выносливых и фригидных, воспринимающих секс как спорт и желающих поставить рекорды длительности и количества оргазмов. Если б не срочное дело с Еремеенко, Стежнев уделил бы некоторое время этой пухляшке. При условии, что она еще девочка. А вот это уже вряд ли. Презервативы в кармане? Шалава. Слабый интерес к Карине растаял мгновенно.
Между тем, все еще находясь в смущении и пытаясь саму себя отвлечь от инцидента, девушка вывела на экран снимки с Еремеенко и показала их Стежневу. Тот просмотрел не без интереса — теперь он узнал, как клиент выглядит, а это уже неплохо.
— Мне кажется, что проводница как-то связана с иностранными шпионами, — заявила Карина. — Она заманила Алешу, его избили, забрали то, что он вез, и выкинули из вагона. Может быть, он еще жив и его надо искать?
— Хорошо. Я сейчас же сообщу руководству по секретному каналу связи, — с серьезным видом пообещал Стежнев. — А вы должны пообещать, что никому не скажете о нашем разговоре. Это секретная операция. Вы кому-то уже сообщали о пропаже Еремеенко?
— Да. Сначала я у проводницы пыталась узнать. Но та сказала, что Алексей сошел в Воронеже. На время я ей поверила, но потом по вагонам начали ходить полицейские, выспрашивать про отставших пассажиров. И я слышала, когда они спросили у проводницы, то та ответила, что отставших нет. А ведь это вранье.
— Что же вы сразу не сообщили полицейским об этом?
— Побоялась, — призналась Карина. — Но потом я ушла в тамбур и позвонила в полицию, попросила связать меня с начальством в Воронеже и уже им все рассказала. Может, он жив, и они его найдут.
«Ну и дела… — подумал Стежнев. — Да тут какая-то серьезная игра идет, о которой я ничего не знаю».
— Ладно. — Стежнев прикинул, что фото Еремеенко ему пригодится. — По блютусу можно у вас фотки курьера скачать?
— А у вас что, разве их нет? — Карина снова насторожилась.
«Вот же тварь недоверчивая», — подумал Стежнев, соображая, что на это ответить.
— Мне нужны доказательства его пребывания в поезде, — быстро сориентировавшись, соврал он. — Для начальства.
Карина перелила ему на смартфон самую удачную, на ее взгляд, фотографию.
Еще раз взяв с нее слово обо всем молчать, Стежнев попрощался и велел Карине вернуться на место. Сам же остался в тамбуре, чтобы не мельтешить в вагоне и не встревожить проводницу, которая теперь попала под подозрение к нему.