Глава 13
Стив часто лечил на дому, но еще никогда его гостиная не напоминала коридор переполненной клиники. Люди на диване, люди в креслах, на полу, коридоре, туалете и ванной. Кто-то мыл руки, кто-то попросил бинты, и теперь ими – влажными – протирал чей-то перепачканный лоб. Шумел на кухне чайник; бесконечно смывалась вода в бачке уборной; хлопали двери, бубнили голоса. Встревоженные, тихие, громкие, чрезмерны бравурные – Эльконто, блин…
Несмотря на царящий хаос, почти что бедлам, в воздухе разливалось ощущение эйфории. «Мы победили, – читалось на лицах. – Все закончилось хорошо, все закончилось…»
Он постоянно обнимал Тайру. Хотел ей сказать: «Я так тебя люблю,… так хорошо, что ты снова настоящая, что ты рядом, что ты – это ты…», – но не мог выбрать, что главнее, и потому молчал, утыкался ей в волосы, гладил затылок.
Ему постоянно говорили: «Это все она – Тайра! Это она придумала, как…» Лагерфельд верил: она умница, она могла придумать. И все же каждый из них внес свою лепту в победу, и все это знали.
«Тайра не загордится. Даже не вспомнит, что помогла. Потому что это Тайра…»
Лечить приходилось много: ассасину треснувшие от сильного удара ребра и кости лица, которые тот, несмотря на умения, уже не смог срастить самостоятельно, – до того устал; Аарону разодранное тесаком плечо, Халку глаза. Оказывается, для того, чтобы защититься от наваждений, сенсор направил разрушающий взор внутрь собственного черепа. Хорошо хоть мозги не повредил: лопнувшие сосуды Стив залечит. Мак истерзал собственное тело микроразрывами, Райну, как выяснилось, задело осколками треснувшего от криков Смешариков стекла.
Фурии беспечно катались по полу. Ловко уворачивались от ступней и от норовящих погладить рук, пугали запрыгнувшего на шкаф Пирата.
Полный бардак.
Но Стив был счастлив.
Эта победа не далась им легко, но она далась – вот что главное. Тела «пришелиц» забрали представители Комиссии; «свои» выжили, ранения есть, но не слишком тяжелые.
И рядом снова шуршит длинная юбка. В которую теперь одета ее настоящая хозяйка.
* * *
Стив приказал всем «отдыхать». Не попросил, а словом выписал рекомендацию, обязательную к исполнению, и никто не стал спорить. Разъехались, улеглись в постели, может быть… А, может, по третьему кругу гоняли чаи и тихо говорили о главном. Потому что все, потому что закончилось.
Я гуляла по городу одна, ждала Дрейка и наблюдала такой закат, который не видела никогда: теплый, ласковый, миролюбивый. И весь Нордейл в этот момент напоминал мне теплый уютный дом без крыши – дом со множеством комнат, – где под синеющим небом горят у обочин лимонные деревья-торшеры.
И впервые чистая от мыслей голова, которая этой ночью не лопнет от беспокойства, впервые обмякли струны нервов и сделалось пусто и спокойно внутри.
В какой-то момент позвонила Клэр, спросила, можно ли уже снимать ткань с телевизора? Я ответила ей, что можно, но она пробубнила, что подержит ее на месте еще сутки. На всякий случай.
– А Смешарики? Когда они вернутся?
– Сегодня. Стив их с минуты на минуту привезет на такси. Наверное, уже выехал.
И подруга заохала, что нужны ягоды, что, наконец-то, что «охладушкиздоровотокак…»
Да, Смешариков назад в Лабораторию не приняли. С каменным лицом пояснили, что прерванный по нашему требованию процесс в ближайшее время восстановить будет невозможно.
Да и черт с ним – с процессом. Пушистики будут дома, вот что главное.
И посетила меня вдруг мысль, которая всегда колола мне голову изнутри, как иголки Страшилу.
* * *
– Послушайте, я вас теряла… Сколько я потеряла, когда училась телепортировать?
Вновь корзинка у моей кровати, на дне оранжевое одеяло – все, как когда-то.
– Мне жаль, слышите? – я не кривила душой. – Я тогда думала, что вы просто… комки какие-то бездумные. Да, даже если бы просто комки…
Наверное, когда Дрейк мне впервые позволил взять в руки клетку с глазастиками, он блокировал Фуриям часть способностей. Потому что способности эти, как мы сегодня в очередной раз убедились, были сверхмощными.
– Мально…
Их золотистые глаза никогда не мигали, но, несмотря на отсутствие бровей, мимических мышц и системы жестикулирования, я всегда тонко чувствовала настроение питомцев. И сейчас оно не было ни удрученным, ни печальным.
– Нормально? Как это может быть нормально, если кто-то потерялся в пространстве и времени? Они… ведь…
«Умерли?»
И пока Клэр готовила ужин, мне объясняли, что на их родной планете имеются мастера, которые постоянно следят за «потеряшками», ибо Фурии, как выяснилось, часто теряются в пространстве и времени, если некачественно выстраивают временной тоннель. И мастера эти отыскивают пропавших, возвращают их домой.
Среди удивления и изумления, заполнивших мою голову до отказа, в очередной раз крутилась знакомая мысль: «Дрейк… знал?»
Конечно, знал. Наверняка знал.
И прочь камень с души, и обломился кончик коловшей мозг иголки. И еще теплее сделались за окном сумерки.
– Дина? Иди ужинать, готово! – донеслось снизу. – Смешарики-и-и-и?
Они выкатились из комнаты задолго до того, как я поднялась с пола.
* * *
(Ashram – All Imbrumire)
Он спешил назад, как возвращающийся из армии домой юнец, не видевший родителей долгие два года, как новоиспеченный отец к стенам роддома, как вырвавшийся на свободу ветер. Едва сумел выждать долгий перелет, во время которого отсидел себе пятую точку и растерял остатки терпения. И теперь, невидимый и неподвижный, смотрел на то, как в спальне обнимаются Мак и Лайза – их дом на его пути попался первым.
Переместился – телепортировался, хоть и не имел права на подобную роскошь в условиях истощенной батареи мира, – к чете Эльконто, чтобы удивиться тому, что они мирно ужинают на кухне. Пьют чай, гладят Барта.
Стив и Тайра спали, Дэлл и Меган, обнявшись, смотрели телевизор, Баал держал на коленях Луару, Алеста гладила дочь по волосам:
– Папа, ты поигаешь со мной в домик?
– Конечно.
Дрейк торопился домой, как никогда раньше: был готов действовать, биться, принимать сложные решения – жесткие решения, – а теперь вдруг понял, что либо опоздал, либо вернулся слишком рано… Но как? Прошли сутки. Неужели не «началось»?
И тогда он прыгнул в Реактор.
Где в Лаборатории ему показали изуродованные и безжизненные тела «вторженок».
Дина стояла в темной комнате у окна – не ложилась, ждала его, хоть и знала, что, скорее всего, ее любимый так скоро не появится: дела, важные дела. Он смотрел на ее силуэт на фоне окна и ощущал, как щемит сердце смешанная со светлой тоской любовь.
Его ждали. Его всегда ждали.
«Скажи, ты нашел ее?» – всплыл в голове отцовский голос, и Дрейк кивнул вновь.
Нашел, отец.
Я ее нашел.
Спустя секунду, когда он позволил половицам скрипнуть, Ди повернулась… и тут же кинулась навстречу, порывисто обняла.
– Ты пришел, Дрейк… Ты пришел.
Да, он пришел.
* * *
– Ты не хочешь знать все в подробностях… ведь не хочешь?
– Даже если не хочу – я должен.
Он выглядел усталым, измотанным и удивленным. Мы сидели в темном саду, и у входа терпко и сладко пахли розовые кусты.
– Как получилось, что уже «все»? И что случилось с женщинами Карны? Мне даже в Лаборатории толком не сумели объяснить, что вызвало такие повреждения.
– А-а-а, это все Тайра, – махнула я рукой, глядя на то, как по темному небу, перекрывая звезды вуалью, ползут тонкие облака. Холодный вечер, но внутри очень тепло.
– Тайра? Если Тайра умеет такое, я однозначно чего-то недосмотрел.
– Нет, Тайра сумела отыскать нужную частоту… какую-то вибрацию… И попросила Фурий воспроизвести ее. Но, знаешь, чему я по-настоящему рада?
– Чему?
– Что Ани-Ра не вырезала тому бедолаге глаз.
– Глаз?
– Да, чтобы завести «монстртрак».
Дрейк, по-моему, обалдел.
Я деланно вздохнула.
– По-видимому, надо начинать сначала?
В ответ прочистили горло.
– Будь так добра.
Мой рассказ занял почти час: детали, подробности, «а что делал Мак?», «а Халк?», а «Ани?». И так про всех… Дрейк впитывал, как губка. Не комментировал, не выражал эмоций, но он однозначно их испытывал, потому как исключительно напряженной чувствовалась вокруг нашего столика аура. Он боялся за нас, переживал и тогда, и теперь, задним числом, сделался тяжелым, когда понял, что Аарон вспорол себе плечо, а Халк едва не разнес талантом сенсора собственную голову.
– Стив вылечил? Всех?
– Да, всех.
– А ты?
– А что я?
И, правда – что, я? Я нормально. Не совсем, конечно – все-таки, я в этой истории через многое прошла: наблюдала парней в их родных мирах, вместе со всеми участвовала в «битве» и теперь, когда все закончилось, словно контуженная, видела даже в тенях листвы сложные и тонкие переплетения тканей событий и судеб. Но это пройдет.
– Со мной нормально все. Правда. Расскажи лучше, что случилось с Карной – ведь все?
Дрейк долго молчал, прежде чем ответить. Затем изрек «все», и в этом «всем» слышалась такая пустая обреченность, что мне сделалось зябко.
– Ты убил ее?
– Я ее не трогал.
– А… как тогда?
– Ее убил мой мир.
– Саатхе?
– Сатаахе. Не важно, – Дрейк имел в виду мое неверное произношение названия. – Он убил ее сам, на глазах у всех. Она попыталась остановить процесс восстановления, дала очередную команду, и Кристалл…
– Распылил ее? – у меня отчего-то гулко забилось сердце. – Сам?
– Не сам, я думаю. Помнишь, я когда-то объяснял тебе про Карму, про ее законы?
– Конечно.
– Так вот, когда человек ошибается, он платит за свою ошибку. Плохой встречей, событием, стечением обстоятельств. Получает в жизнь что-то, что заставляет его задуматься, а правильно ли он мыслит, поступает? С Карной вышло иначе – она обладала огромной мощью и интеллектом. И ошибки были для нее непростительны – я ее предупреждал…
«Как и для меня», – прозвучало от Дрейка неслышно.
– Когда она попыталась воспрепятствовать восстановления Сатаахе, Кристалл отправил очередное сообщение – запись – в Информационные Поля, и где-то перекопилось. Последняя капля, перебор и… бах.
Я молчала, ждала продолжения.
Человек в соседнем кресле созерцал листву темного сада, но видел не это – что-то из собственной памяти.
– Ее расформировали. Без права на исправление, на возрождение, на дальнейшую жизнь. В любом проявлении. Это страшно, Ди. Страшно, когда исчезает не только физическое тело, но также тонкие тела, а после душа. И все записи о ней. И Кристалл был ни при чем – он просто отправил запись. Никогда не знаешь, где перекопится… Никто этого не знает. Я раньше такого не видел.
Сверчки, редкое перешептывание листвы. Почти ночь. Я долго не решалась нарушить тишину – сложную, красноречивую, наполненную тревожным сожалением и чем-то еще. Облегчением?
– Значит, она все-таки попала «под колеса». Я тоже ее предупреждала.
– Правда?
Да. И есть ли теперь разница? Наверное, мне было не понять того, что понимал Дрейк: всей сложности устройства полотна мироздания, всей этой бесконечно невероятной в многогранности зависимости событий от поступков, до конца жизни не разобрать схему, состоящую из миллиарда слоев. Но он ее понимал – родился с этим пониманием.
– А ты?
– Что я? – мой мужчина смотрел на меня с улыбкой, и любовь его в этот момент казалась физически ощутимой, бархатистой на ощупь.
– Ты сделал все, что хотел?
– Сделал. И нашел больше, чем искал.
– Значит, ты счастлив?
– Я? – он долго смотрел на черное и далекое небо над головой. – Очень.
«Значит, все не зря».
Возможно, я произнесла это вслух, а может быть, просто подумала.
Нас обнимали сумерки мира, где все, наконец-то, встало на свои места.
