Глава седьмая

— Ты о чем? — спросил я капитана ответно. — Я не совсем тебя понимаю.

— О том, что я сегодня напрасно терял время, обучая твой взвод, потому что они все это уже знают лучше меня, мне самому стоит кое-чему у них поучиться. Ты же сам просил провести занятия по минам-ловушкам…

— Да, просил. Обучение они проходили больше полугода назад у тебя же. И больше с этой темой мы не работали. Разве что когда я в отпуске был. Но я прочитал расписание занятий сразу, как только вернулся. И даже, помню, отчитал своего замкомвзвода за лишние занятия по «рукопашке». Старший сержант поддался на уговоры бойцов и увеличил количество занятий, которые солдаты любят, поскольку считают их прикладными. Годными для гражданской жизни после окончания службы.

— Я не учил их так работать. — Валера продолжал возмущаться. — Я сегодня дал им только начальные сведения по этим самым «ловушкам». А потом устроил практическое занятие. Они у меня не только все «ловушки» нашли, но и сняли их, хотя половина относится к разряду неизвлекаемых. Для этого следует быть специалистом сверхвысокого класса. Саперов, которые бы все эти мины сняли, я могу во всей Российской армии по пальцам пересчитать.

— А чем ты недоволен? — не понял начальник штаба. — Все прошло, как я понимаю, отлично. Если бы солдаты были ни на что не пригодны, твое поведение было бы понятно…

— Ты на прошлом курсе так хорошо моих мальчишек обучил, что они стали поголовно работать как саперы высокой квалификации, — с усмешкой в голосе перевел я разговор в нужное русло, опасаясь, что майор начнет говорить о стимуляторе, чем вызовет нездоровый интерес к препарату.

Как-никак, а об испытаниях «стимулятора Горохова» нам всем было предложено не распространяться, хотя отдельной подписки мы не давали, как бывает при испытании, скажем, новых видов оружия. Но незатребованная расписка говорит только о том, что производители оружия имеют опыт, а производители стимулятора такого опыта не имеют. И не знают, что расписка в какой-то мере служит иголкой даже для самого болтливого языка.

Однако майор Жандармов и без моей подсказки хорошо чувствовал ситуацию. И ничего о стимуляторе не сказал, хотя, как я догадался, все понял.

— Я не против того, чтобы кто-то хорошо обучался, — продолжал высказывать недовольство капитан, — я только против того, чтобы меня дураком считали. Они все поголовно понимают не меньше меня в минах. Какой смысл мне еще их обучать! Они даже с ходу предложили мне несколько улучшений в привычной методологии установки «ловушек».

— Прикажут, будешь слонов в цирке обучать! — неожиданно резко высказался начальник штаба. — Все, капитан, ты свободен.

— Понял, товарищ майор, — легко согласился Стрелков, развернулся и вышел. Он, видимо, рассчитывал надавить на меня своей лишней звездочкой на погоне. И не рассчитывал застать в кубрике майора Жандармова, у которого на погоне всего одна звездочка, но более значимая, чем четыре капитанские. И майор быстро указал инструктору на его место.

Едва дверь за капитаном закрылась, начальник штаба посмотрел на меня:

— Значит, солдаты стимулятор уже опробовали? Правильно я понимаю ситуацию? — спросил строго, словно осудил моих бойцов за торопливость или испугался, что препарата не хватит на всю краткосрочную подземную операцию. А туда, в тоннель, доставить новую порцию будет некому. Но стимулятор — это не патроны, не расходный материал. Его хватит надолго. Но и без стимулятора мои бойцы «обречены» быть победителями, поскольку так бывает всегда.

— Им сам профессор Горохов предложил опробовать перед занятиями по минному делу. Они только вняли рекомендациям… — Я, как и положено любому командиру взвода, заступился за своих солдат. Тем более вины их не видел. Они восприняли рекомендацию как приказ. И выполнили его.

— А хватит стимулятора на операцию? — спросил начальник штаба.

— Я интересовался у Георгия Георгиевича. Даже если флакон нюхать беспрерывно, вреда это не принесет, а препарата хватит на полгода. Через полгода он просто сам по себе разложится и перестанет выделять нужные активаторы. Честно говоря, я не знаю, что такое активаторы, но я поверил профессору на слово.

— Ну, хорошо, принимай у меня технику по описи. На складе оприходуем все задним числом. Когда вернешься, распишешься в получении.

Кто будет за меня расписываться в получении, если я не вернусь с боевой операции, поскольку она все же боевая, я спрашивать не стал. Примета нехорошая — заводить об этом разговор. А вот откладывать важные вопросы до возвращения — примета хорошая…

Я позвал взвод к себе в офицерский кубрик сразу после того, как ушел начальник штаба. И с какой-то даже радостью принялся рассказывать солдатам, как они вывели из себя инструктора по минному делу.

Для взвода такое было в диковинку. Солдаты не видели в своем поведении ничего странного, им казалось, что они все делали правильно, как обычно. То есть они даже друг у друга не замечали никаких особенных изменений.

Из этого я сделал вывод, что если я воспользуюсь стимулятором во время операции, то не буду замечать за своими солдатами никаких особенностей поведения. И решил провести опыт. То есть не прикасаться к своему флакончику без крайней необходимости. И было бы просто здорово, если бы такая необходимость не возникла. Но я тут же вспомнил марш-бросок и рядового Максимова и понял, что в таком эксперименте буду плохо выглядеть перед солдатами. И решил обойтись без него.

В то время, когда я разговаривал с бойцами взвода, позвонил майор Жандармов и пригласил меня срочно к себе в кабинет. Голос начальника штаба был суров и сосредоточен, и я сразу понял, что в планах произошли какие-то изменения и мне сейчас предстоит выслушать их. Оставив солдат в казарме, я поспешил в штабной корпус.

— Да-да, старлей, Максим Алексеевич тебя дожидается, — сообщил мне дежурный, когда я после короткого приветственного кивка прошел мимо его стойки прямиком к лестнице. Это значило, что и дежурный что-то знает. А что может знать дежурный, я просчитал легко. Обычно через дежурного по штабу заказывается автотранспорт или вертолеты для отбытия подразделения к месту командировки. И потому, только войдя в кабинет начальника штаба, я сразу спросил:

— Во сколько вылет, товарищ майор?

— Сам догадался или сказал кто? — В глазах Жандармова появилось естественное любопытство.

— Просчитал, товарищ майор. Вы позвонили, мрачным голосом вызвали. Почему мрачным? Потому что какие-то планы меняются. Потому что оперативный отдел не успел приготовить все материалы. Все просто. А когда я вошел в штабной корпус, дежурный по штабу подсказал, что вы меня дожидаетесь. Это уже автоматически значило, что он только что общался с вами. По какому поводу? Через дежурного обычно заказывают автотранспорт и вертолеты. Опять все просто. Сопоставление фактов — естественный вывод…

— И Шерлок Холмс нервно разгрызает в стороне свою вишневую трубку… Вдрызг разгрызает. До зубовного скрежета. Из зависти. Дедуктивный метод в действии. Мне лично это нравится.

— Тем не менее, товарищ майор, во сколько вылет?

— Сейчас светает во сколько?

— В половине восьмого утра уже почти светло. По крайней мере, все видно.

— Сейчас оперативники просчитывают время полета, чтобы к горам вертолет приблизился в светлое время. Это в Афгане, говорят, вертолетчики в основном ночами летали, когда караваны шли. Современные пилоты ночных гор опасаются. Если и летают, то только над ними. Короче говоря, взвод поднимут ночью по тревоге в нужное время, чтобы вы успели на грузовике добраться до бригадного аэродрома. Там на вертолет, и вперед… С Богом…

— На чем летим?

— Как обычно, МИ-8 АМТ. Весь взвод поместится…

— Вопрос разрешите, товарищ майор?

— Если по существу, валяй…

— По существу. Чем вызвана срочность вылета? Вроде бы у нас еще пара дней на подготовку была…

— Не могу сказать точно. Как обычно, приказ пришел не в батальон, а в штаб бригады. Мне только позвонили по телефону ЗАС. Я тоже спросил, как и ты, чем вызван перенос. Но в бригаде сами не знают конкретики. Вроде бы разведка донесла, что банда намеревается напасть на то же самое село, на которое уже нападала. В первый раз они кого-то там не застали на месте, какого-то имама, который против них ведет пропаганду, и сейчас надеются застать. Но это не точно. Хотя нам с тобой до этого дела нет. Главное, ты успел подготовиться и оснастился под заказ. Вроде бы я все необходимое тебе доставил. А подробности на месте узнаешь. Высадят тебя прямо у скал, где скрывается вход в подземную галерею. Там тебя встретит взвод Простолюдинова. Старлей тебе все и объяснит. Будь готов. Дай взводу отбой до часа «икс». Сам пока зайди к оперативникам, узнай, что они успеют до твоего вылета подготовить и когда, хотя бы приблизительно, будут поданы машины. И можешь идти спать. Тебя поднимут вовремя.

— Я всегда хорошо в вертолете сплю, товарищ майор.

— Под шум винтов? Разве это сон? Только усталость накопится. Рекомендую в кровать лечь. Впрочем, это дело хозяйское… Иди.

Я вышел из кабинета, еще с лестницы позвонил старшему сержанту Лохметьеву и приказал объявить во взводе «отбой». На час раньше, чем будет объявлен во всей роте. Старший сержант все понял.

— Сегодня ночью, товарищ старший лейтенант?

— Да. Взвод готов?

— Мы всегда готовы…

После этого разговора, убрав трубку, я зашел в оперативный отдел, офицеры которого потратили столько сил, чтобы просчитать для меня один из вариантов проведения операции, но обстоятельства не дают им просчеты завершить. Конечно, оперативникам обидно.

Я рассчитывал встретить угрюмые недобрые взгляды. Но все обошлось. Более того, сам Алексей Васильевич встретил меня приветливо и, как мне показалось, смотрел на меня почти с жалостью. Только капитан Терентьев был привычно добродушен и улыбчив, словно только что пообедал. Два других офицера казались мне почти равнодушными. С ними я был знаком мало и в друзья к ним не набивался. Оба они прибыли из других батальонов с командных должностей командиров взводов, следовательно, знали службу, что вызывало во мне уважение. Но, поскольку оба держались достаточно закрыто, я с ними почти не общался.

— Поспать мне, Алексей Васильевич, время выделишь? Или предложишь совсем не ложиться? Сколько до выезда остается?

— Сможешь отоспаться. По нашим расчетам, чуть меньше четырех часов.

— А по операции? Что просчитать успели?

— Как я думаю, нам не хватило пяти-шести часов. Так что, пока ты отсыпаться будешь, пока будешь ехать, пока будешь лететь, мы все завершим, и я тебе на планшетник материалы отправлю. А там уж сам смотри, чем воспользуешься, что по-своему решишь сделать. Мы, чем могли, постарались быть полезными…

— Добро. Буду ждать…

С тем я и ушел…

Советы старших по званию, тем более непосредственно моих командиров, я привык воспринимать как однозначный приказ. И потому отправился в казарму и лег спать в своем кубрике. Уснул сразу, как привык, по приказу, данному самому себе. И легко проснулся, когда до моего плеча дотронулся дневальный по роте.

— Уже? — спросил я, сразу вспомнив ситуацию и проснувшись с ясной головой, помня и полностью понимая, что мне предстоит.

— Тревога для вашего взвода, товарищ старший лейтенант.

— Понял. Встаю. Старшего сержанта Лохметьева подними, он остальных сам потихоньку поднимет. Пусть солдаты умоются и в полной выкладке при оружии и с боезапасом строятся на улице.

В роте такой порядок. Если тревога объявляется какому-то одному взводу, то всю роту стараются не беспокоить, понимая, что при напряженном ритме подготовки солдатам требуется полноценный отдых. И сами солдаты тревожного взвода стремятся вести себя тихо, понимая, что сегодня подняли по тревоге их, а завтра поднимут другой взвод.

Это раньше, когда казарма была общая — одно громадное помещение на всю роту, невозможно было поднять один отдельный взвод, не разбудив остальных. Сейчас, когда каждое отделение каждого взвода занимает свой собственный кубрик, тревожный взвод остальным спать не мешает. А уж соблюдать тишину бойцы спецназа ГРУ обучены в любой обстановке.

Мне, как командиру взвода, можно было торопиться меньше других. Командир всегда выходит, когда взвод уже построится. А в данном случае, зная, что предстоит дальняя дорога, я разрешил бойцам еще и умыться. И сам, набросив на плечи полотенце, вышел в общий умывальник. Но умывался я недолго. А когда оделся по полной командировочной норме и вышел из кубрика, дневальный показал мне на входную дверь с лестницы:

— Там…

Проверка готовности была традиционной. Пройти перед строем, посмотреть, как бойцы выглядят, как держат оружие; потом дать команду «кругом» и выборочно проверить рюкзаки, не бренчит ли что, и малые саперные лопатки, тоже выборочно, на предмет заточки. После чего следовала команда «попрыгали»: надо было прислушаться, отделить стук обуви от звуков, издаваемых экипировкой.

Все было в порядке, в чем я в общем-то и не сомневался, потому что за этим всегда тщательно следили старший сержант Лохметьев и командиры отделений. В общем строю позволял себе не прыгать только сапер младший сержант Шарифисламов, в рюкзаке которого всегда были взрыватели, не любящие сотрясения.

Закончил я проверку как раз к моменту, когда к казарме подали грузовик. Мне оставалось только дать команду на загрузку:

— К машине!

В современном кино продюсеры всегда экономят деньги на военных консультантах. И потому я сам много раз видел и слышал, как с экрана звучит команда «по машинам». Но такой команды в Российской армии не существует. Режиссерам давно пора бы это усвоить.

Кузов грузовика, даже покрытый тентом, в зимнее время года — не самое лучшее средство для перевозки пассажиров. Но и зимой и летом в кузове помещается ровно взвод. И потому для перевозки солдат обычно используются грузовики.

Нам предстоял путь не слишком далекий. Да и мороз был не кусачий. Потому я был уверен, что доедем мы без обморожений. А что касается общего состояния, то солдаты спецназа умеют греться и в дороге, и в засаде. Методика здесь одна и та же. Следует время от времени предельно сильно напрягать все тело и тут же резко расслабляться. Это простое упражнение позволяет крови бежать по венам и капиллярам значительно интенсивнее и согревает мышцы.

За сорок расчетных минут пути никто замерзнуть, думаю, не успел бы. Мы и в более сильные морозы выезжали таким же образом, и я лично помню только один случай обморожения, когда солдат обморозил себе щеку. Случай, кстати, не клинический и не характерный даже при перевозке людей в кузове грузовика.

Я, как командир, ехал, естественно, в кабине, где было вообще жарко, и водитель даже снял бушлат. Я же свой бушлат только расстегнул. Что вовсе не мешало мне и на дорогу посматривать, и бросать взгляд на часы, прикидывая по заметным ориентирам, укладываемся мы в отведенное время или нет.

Уложились, даже с запасом. Вся дорога заняла тридцать две минуты. На аэродроме ворота КПП при нашем приближении распахнулись, пропуская грузовик. Ворота были каркасные, обтянутые колючей проволокой, сквозь которую фары автомобиля хорошо просвечивали.

Грузовик остановился на площадке за воротами, которые закрывать не стали. Солдат с флажком показал нам место, где следовало остановиться на выгрузку. Ею командовал Лохметьев, и, пока я выяснял у солдата с флажком, где находится поджидающий нас вертолет, взвод уже построился, а грузовик стал задним ходом выезжать на площадку для разворота. Ждать нас он, естественно, не намеревался. Долго пришлось бы ждать. И даже неизвестно, сколько ждать…

Я вошел в вертолет, поскольку фонарь кабины светился, значит, экипаж был уже на месте. Поздоровался с экипажем, представился.

«Бортач» сразу вышел, чтобы провести посадку взвода. Сам салон я уже оценил. Ми-8АМТ бывает двух вариантов: с мягкими креслами на двадцать шесть пассажиров или с откидными боковыми сиденьями на тридцать восемь пассажиров. Нам попался второй вариант, слегка совмещенный с первым, то есть имелось и четыре мягких пассажирских кресла.

Пока шла посадка, я обговорил с пилотами условия высадки. Обычно мы предпочитаем прямое десантирование с относительно небольшой высоты — около двух метров, когда первый спрыгивает и сразу отскакивает в сторону, чтобы не принять себе на плечи второго, и так далее, пока не выпрыгнут все.

Но в данном случае у нас с собой был рюкзак сапера со взрывателями и две светошумовые мины, которые, конечно, без взрывателя не взорвутся, даже если их просто так сбросить с вертолета, но я отдельно эти мины упомянул, чтобы вертолетчики, которым минное дело было не знакомо, прониклись пониманием и совершили полную посадку.

А основная причина необходимости полной посадки — электроника в георадаре. Я не был уверен, что она выдержит сильную встряску при падении. Но вертолетчики моими уверениями впечатлились, в основном, как я думаю, наличием двух мин и взрывателей в рюкзаке у младшего сержанта Шарифисламова, и против полной посадки возражать не стали. Представили, должно быть, что станет с вертолетом, если в рюкзаке у сапера, прямо под вертолетным брюхом, произойдет взрыв. На полной посадке и договорились. Я согласился с тем, что они не будут останавливать основной винт, имеющий диаметр больше двадцати одного метра. Нам выйти из-под него не сложно. Ветер, поднимаемый винтом, не может сорвать с головы шлем, укрепленный ремнями.

Посадка закончилась, а мы все не взлетали. Я спросил у «бортача», чего ждем, он молча, но красноречиво постучал по циферблату. Оказывается, военная авиация тоже придерживается временных графиков и не летает, когда захочет и куда захочет. Впрочем, пилотам, видимо, было важно не прилететь раньше времени, чтобы в темноте не зацепить винтом подвернувшуюся некстати скалу. Следовательно, задержка была вполне обоснованной.

Я посмотрел на свои часы. По графику, просчитанному и выписанному в оперативном отделе батальона, оставалось ждать еще семь минут. Ждать спецназ ГРУ умеет — зря, что ли, мы считаемся специалистами по засадным действиям, и мы терпеливо ждали. Тем более прогрев двигателя начался уже через две минуты, которые у солдат ушли на устраивание рюкзаков.

Пока двигатель не прогреется, вертолет не взлетит. Мне, как командиру взвода, «бортач», как самый большой начальник при высадке десанта, выделил одно из четырех мягких кресел, установленных сразу за кабиной пилотов. Солдаты разместились на неудобных и коротких боковых откидных сиденьях. Выделять кого-то из них и звать в мягкие кресла я не стал. Одно дело — так разместился командир, совсем другое — кто-то из солдат. У командира не должно быть любимчиков.

Наконец, вертолетный двигатель загудел интенсивнее. Мы взлетали. Мое кресло было рядом с проходом, смотреть в иллюминатор было неудобно. Я и не смотрел. И без того было ясно, что мы набираем высоту. Осталось только добраться до места, на месте встретиться с пятым взводом нашей роты, обсудить со старшим лейтенантом Простолюдиновым ситуацию и сразу, без задержки, приступить к работе.

Я закрыл глаза. Но не потому, что хотел спать, а потому, что так привык. С закрытыми глазами полет всегда кажется более коротким…