Глава 7

Плохого в своем желании я ничего не увидел, а зрение у меня было стопроцентное даже без бинокля. Я прекрасно понимал, что Лариса стремилась воспользоваться моим положением, желанием иметь такую машину. Она хотела заполучить большие деньги, хотя и ничуть не сомневалась в том, что мы будем не просто ограблены, но и убиты. Так погибли два человека совсем недавно, видимо, по дороге в тот же бокс номер 2017. Прикончить нас бандиты в данном случае были просто обязаны. Иначе мы смогли бы показать на продавца. Тогда дело закрутится, появится след, ведущий к ним.

Да, не понимать этого Лариса никак не могла. Эта алчная особа желала мне и моему спутнику смерти, но получила свое. Думаю, на допросах раненые бандиты все равно на нее покажут. Да и наши слова выведут ментов на эту даму.

Тогда уже и сам «Мустанг» будет конфискован. Мой план проведения операции окажется под прямой угрозой. Потому что время идет, а найти другую такую машину даже в Москве не так-то и просто.

Я нашел в Интернете всего три подходящих объявления. В одном случае машину уже продали. Второй вариант – Лариса. Третий человек, как он сам мне сообщил, пока находился в отъезде. Он вернется только через неделю.

Торгуясь с Ларисой, я блефовал, когда говорил ей о другом продавце. В действительности такого человека у меня пока не было. Или же люди продавали машины старые, на которые рассчитывать не приходилось.

– Там?.. – переспросил я, кивая в сторону перехода из одного ряда в другой. – Да, именно там сейчас менты повязали трех твоих друзей. Одного из них уже увезли в наручниках в операционную. Это Камал Шарабутдинов. Я ему хозяйство отстрелил. Бабой сделал. Но, думаю, выживет. Сильное кровотечение врачи остановят, а вот пришить гениталии, пожалуй, не смогут. Это нереально. Но ему они уже и не понадобятся. На зоне из него сразу петуха сделают. Это сто процентов.

– Камальчик!.. – Лариса так испугалась, что даже забыла про необходимость отрицать знакомство с бандитами.

Женские эмоции оказались сильнее ра-зума. Лариса сразу готова была, как я понял, явку с повинной написать. Из ее глаз потекли слезы.

– Он у тебя жил? – продолжил я жестким тоном.

– У меня. О дочке моей всегда заботился. Камальчик, бедненький!.. Он так хотел послезавтра в Дагестан поехать. На свадьбу к родственнице его пригласили. Меня с собой хотел взять.

Он о ее дочке заботился. Она тоже о ней беспокоилась, когда хотела жить на деньги ограбленных и убитых людей. Эта особа думала, что ее любимый Камальчик меня прикончит, а она с дочкой вместе будет жить и посвистывать. Машину продавать Лариса и не планировала, если ехать с Камалом собралась. Не на поезде же добираться.

А вот хрен тебе, дура набитая! Не согласен я. Хотя деньги и не мои, но жизнь-то моя собственная.

У меня тоже дочь есть. Чтобы она спокойно и нормально, без излишеств, кстати, но в естественном достатке жила, я должен оставаться целым и невредимым. Мои действия против бандитов – это тоже часть заботы о дочери, о ее будущей спокойной жизни.

– Сдулся твой Камальчик. Не скоро теперь выйдет, если вообще когда-нибудь умудрится. Ему пожизненное грозит. Тебе тоже немалый срок мотать придется. С ним больше никогда не увидишься, будь к этому готова. Разве что в клетке для заключенных в зале суда. Судить вас, думаю, будут вместе.

– А меня-то за что? – с искренним удивлением осведомилась она. – Я же никого не убивала. Мне даже мух бить всегда было жалко.

– Тебе лень было этим заниматься, – заявил старший лейтенант Аграриев, рассматривая излишне округлую фигуру Ларисы.

Но я продолжил разговор с ней:

– Тебя будут судить как активного члена банды, который лично заманивал в гаражный кооператив людей с деньгами.

– Боже!.. – Она стала истово креститься. – А как же дочь? С ней-то что теперь будет?

– Однозначно – в детдом, – сурово проговорил старший лейтенант Аграриев.

Я сильнее приоткрыл тяжелую металлическую дверь, заглянул в гараж и сразу увидел, что «Мустанг»-то с дагестанским номером. Теперь мне стало еще кое-что понятно.

Именно так и работали бандиты из горных республик Кавказа. Они приезжали в Москву, находили себе какую-то дуру, страдающую от недостатка мужского внимания, оформляли на нее машину, которой пользовались сами, и делали свои дела. В случае чего авто принадлежало постороннему лицу и не конфисковалось как орудие преступления. Всегда можно было сказать, что машину взял без разрешения, а то и просто угнал.

– Машина чья?

– Моя.

– Чья, я спрашиваю, – прикрикнул я. – Камала?

– Ездил он, а оформлена на меня.

– Надо было на дочь оформлять, – заявил Зной.

– Почему? – не поняла она, но злой сарказм в голосе уловила и слегка испугалась.

Саня вообще казался ей страшным человеком. По крайней мере, говорил он весьма пугающим тоном.

– Потому что у тебя машину уже сегодня конфискуют. Сразу после твоего ареста. По одним только моим показаниям. – Тут последовал кивок в мою сторону. – Капитан еще ничего ментам не сказал, но после его слов на тебя вообще сразу наручники нацепят и черный колпак на голову, как особо опасному преступнику, чтобы ты не видела даже, куда тебя ведут и кто тебя за какое место держит при этом. Вот и все. Ты уже не продашь «Мустанг» никогда и никому. Если до вечера только успеешь. Потом поздно будет. Завтра государство машину в салон пристроит. Ее за двадцать тысяч какой-нибудь ментовский подполковник себе купит. Конфискат всегда так продают, если он чего-то стоит и кого-то интересует. Сама знаешь, наверное, как подобные дела делаются.

Зной ухитрился прочитать мои мысли. Он откровенно помогал мне, давил на эту особу психологически.

– Кому ж я до вечера-то ее продам? – Лариса даже обиделась на такое предложение и капризно надула толстые губы, которыми можно было засоры в раковинах чистить.

– Мне, – сказал я. – За пятьсот тысяч я бы взял сразу, без всяких разговоров.

По дороге к боксу я планировал настаивать на четырех миллионах, чтобы сэкономить своему ведомству пятьсот тысяч. Я собирался действовать теми же самыми методами, которые сейчас использовали мы с Аграриевым, но теперь дал ей возможность поторговаться.

– Пятьсот тысяч!.. – Она сначала фыркнула по-кошачьи, потом задумалась.

Видимо, мозги у этой дамочки еще не совсем атрофировались, как я сначала о ней подумал. Я просчитал, о чем она сейчас размышляла. Со своей судьбой Лариса уже готова была смириться. Но это только теперь. Потом она поговорит с адвокатом и начнет трясти всем своим жирным телом, по-змеиному извиваться, чтобы хотя бы частично выкрутиться. Конечно, ничего у нее не получится. Но пытаться она будет. А пока Лариса думала, как эти деньги оставить дочери или себе. Они ой как пригодятся ей, когда она выйдет из-за колючей проволоки.

– До вечера у тебя есть возможность открыть счет в любом банке на имя дочери и положить на него хотя бы пятьсот тысяч. Больше ты за машину сегодня нигде получить не сможешь.

– А как оформлять? – спросила она.

Я снова посмотрел на дагестанский номер. Его следовало сохранить. Я даже увидел, в какой ситуации он сможет сработать. Тем более что генерал наверняка знал, что его племянник поедет на свадьбу.

– Едем в ближайшую нотариальную контору. Оформляем генеральную доверенность. Вот и все. После этого я на глазах нотариуса выплачиваю тебе пятьсот тысяч, ты пишешь расписку, нотариус заверяет ее. На этом мы расстаемся. Или же я просто по доброте сердечной подвезу тебя до ближайшего банка, где ты откроешь счет на дочь и положишь на него деньги. На этом все. Я еду общаться с полицией, буду давать против тебя показания. Будь готова, что вечером к тебе домой приедут менты и сразу наденут на тебя наручники. Довольна? А то ведь я могу просто довезти тебя до места, где полиция допрашивает двух парней из вашей банды. Они тебя сдадут сразу, можешь не сомневаться. А могу и сюда ментов пригласить. Просто позвоню сейчас, сообщу номер бокса. Они бегом прибегут. Что выбираешь? Едем к нотариусу или к ментам? Мне это безразлично, поскольку машину я покупаю не ради личных нужд, а для службы и на казенные деньги. Для тебя вопрос состоит в том, будут у твоей дочери пятьсот тысяч или нет. Это большие деньги!

Лариса брезгливо передернула плечами, показывая, что довольной ей быть не от чего, но с моей логикой она вынуждена согласиться. Беречь деньги и машину человека, которому грозит пожизненное заключение, она не намеревалась и очень хотела хоть что-то урвать для дочери. Может быть, и не только. Не исключено, что эта особа надеялась вскоре обрести свободу. Тогда деньги ей сильно понадобятся для устройства собственной жизни.

– Откуда у Камала такая машина? Давно купил?

– Не знаю. Он на ней в Москву приехал. Говорил, дядя подарил. Он у него генерал. Камал оформил продажу машины мне, а ездил на ней сам. У меня и прав-то нет.

Значит, я правильно просчитал несовместимость этой женщины и машины.

Ворота гаражного бокса нам пришлось распахнуть, чтобы было больше света. Потом мы с Аграриевым забрались под капот, проверили состояние двигателя и систем. Это много времени не заняло. Осмотром я остался доволен. Можно было ехать к нотариусу.

За руль «Мустанга» сел я, чтобы побыстрее привыкнуть к новой машине. Конечно, Зной рвался занять это место, но я не уступил, высадил его около «Ниссана» и приказал ехать за нами следом.

До этого я на хорошей скорости прокатил мимо машин полиции и следственного комитета. Не знаю, успели или нет эти ребята разобрать, кто управлял машиной.

Полковник Самокатова все увидела и приветственно подняла руку, словно удачи нам пожелала. Если бы что-то пошло не так и потребовалось бы мое присутствие на месте происшествия, то она просто позвонила бы мне и вернула.

Но Алевтина Борисовна всегда имела возможность заставить полицию и следственный комитет подождать. Для этого ей достаточно было сказать только одну волшебную фразу. Мол, капитан такой-то в силу оперативной необходимости пока занят.

Короче говоря, нас не остановили. Все остальное было делом техники.

Нотариальная контора оказалась рядом, через два квартала. Я не успел даже разогнаться на «Мустанге». Лариса показала, где лучше припарковаться.

В конторе работала ее знакомая. Об этом Лариса говорила мне еще по телефону. Оформление машины велось на мой второй паспорт, то есть на имя Виктора Федоровича Граматейкина.

Немолодая и, похоже, опытная, дотошная женщина долго пугала Ларису разными ужасами вроде того, что я вдруг не захочу платить дорожный налог за такую мощную машину и тогда отстегивать деньги придется ей, прежней владелице. В другой обстановке такие страшилки Ларису, возможно, и остановили бы, но пока ей было не до этого. Она плевать хотела на все налоги, которые в тюрьму, скорее всего, за ней не придут.

Но когда дело дошло до оплаты, нотариус пожелала понять, за что я плачу деньги. Она, видимо, догадывалась, что «Мустанг» никак не может оцениваться в пятьсот тысяч рублей. Одни запчасти, если его разобрать, будут стоить дороже.

Но Лариса движением руки остановила ее вопросы, а потом сказала просто и сдержанно:

– Мне так надо.

При этом она смотрела не на нотариуса, а на деньги. Да так неотрывно и напряженно, что я понял самую суть этой женщины. Лариса просто обожала эти бумажки. Она уже жалела, что так продешевила с продажей «Мустанга». Тем более что я доставал из рюкзака значительно больше денег, чем ей заплатил.

Но мой строгий взгляд ничего хорошего ей не обещал. Она вынуждена была собственноручно написать расписку в получении пятисот тысяч и попросила нотариуса заверить ее. Это было сделано, хотя и сопровождалось глубоким вздохом.

Опыта нотариусу хватало. Она посчитала, что Лариса не хочет платить большие налоги, поэтому и оформляет продажу машины по такой цене. Остальные деньги эта дама просто положила себе в карман.

Сама же Лариса помнила, видимо, мою не в шутку сказанную угрозу сразу отвезти ее к ментам. Она желала повременить, оттянуть арест на как можно более долгий срок. Я предполагал, что она попытается скрыться от ментов, где-то спрятаться.

Но эти проблемы касались только ее и стражей порядка. Я не являлся носителем следственных функций. Это воинским уставом не предусмотрено. Обязательств по задержанию последнего члена банды я на себя не брал.

Перед прощанием нотариус предложила мне свои услуги.

– Заходите к нам, – заявила она. – Может, завещание понадобится составить или еще что сделать.

– Спасибо, – поблагодарил я сдержанно и даже не икнул от слова «завещание». – Моя последняя воля может быть сведена всего-навсего к одному пожеланию. Чисто армейскому. Чтобы никто не захотел сплясать на моей могиле, я прошу развеять мой прах по минному полю. Вы завещания с таким текстом, думаю, не принимаете.

– Не принимаем, – поджав тонкие губы, сказала нотариус.

Мне показалось, что она даже слегка обиделась. Но это ее проблемы.

Когда мы вышли из нотариальной конторы, я попросил старшего лейтенанта Саню Аграриева отвезти Ларису в банк, который она покажет, а сам поехал в гаражный кооператив, чтобы дать показания следователю. Меня там ждали.

«Мустанг» я, естественно, показывать ментам не намеревался, поэтому поставил его на парковке перед гаражным кооперативом. Хотел было на ремонтную эстакаду заехать, но передумал. Пока меня не будет, она может кому-то понадобиться.

Перед допросом я успел поговорить с полковником Самокатовой и предложил ей вариант дальнейших действий. Если с меня и Аграриева будет взята подписка о невыезде, то мы после этого официально укладываемся в госпиталь. Причину найти всегда можно. Самая простая – попали в автомобильную аварию. С танком на «Мустанге» столкнулись, потому что ехали на предельной скорости. После такой катастрофы людей обычно долго по кусочкам собирают. Иногда их пришивают один к другому, но чаще просто в гроб кучей складывают.

Одновременно я высказал мысль, что поеду в Дагестан под видом племянника генерала Шарабутдинова. Значит, гримеру Грицаеву предстоит основательно поработать над моей внешностью. Для этого полковнику Самокатовой необходимо будет позаботиться о цветном фотопортрете Камала Шарабутдинова, чтобы сверяться с ним.

Конечно, генерал увидит меня только на одно мгновение, когда я пронесусь мимо него на большой скорости. Но тут уж, как говорится, лучше перебдеть. Пусть он будет уверен в том, что это его племянник.

Идею свою я не развивал. Все дальнейшее, как мне подумалось, понятно и без объяснений.

Дядя знает о приглашении племянника на свадьбу. Он наверняка помнит и его машину, которую сам же и подарил. Скорее всего ему известен и ее номер. Когда я обгоню кортеж генерала на горной дороге и перевернусь у всех на глазах, Шарабутдинов обязательно пожелает остановиться. Для пущей уверенности в этом я еще придумаю несколько штучек, которые необходимо будет выполнить, чтобы поторопить его.

Главное было в том, чтобы не дать возможности настоящему племяннику в ближайшие дни связаться с генералом, сообщить ему о своем задержании и обязательном аресте, который без разговоров оформит любой суд Москвы. Это значило, что Камала следует держать в тюремной лазаретной камере-одиночке, строго без всяких контактов, в том числе и с вертухаями, контролировать все его разговоры, даже с врачами. Ментов из охраны надо будет тщательно проинструктировать. Если они окажутся совершенно тупыми, придется заменить их солдатами, а то и офицерами спецназа ГРУ.

Если я оставлю себе те документы, по которым оформлял на себя машину, то мне придется вклеить в паспорт другую фотографию. Там должна светиться физиономия того человека, которого сотворит из капитана Овсова гример Грицаев.

Алевтина Борисовна выслушала мои просьбы и замыслы, кивнула и показала свой смартфон с включенным диктофоном. Она записывала мои слова, чтобы не забыть их.

Конечно, не мне учить командира соблюдению правил безопасности, даже если это касается моей жизни и здоровья. Но все мы, как говорится, под богом ходим. Помню, читал в Интернете про случай, когда от сердечного приступа при ДТП умер следователь полиции. Его диктофон с важным разговором попал в руки того типа, с которым он столкнулся. Это был человек, связанный с преступным миром. Он кому-то передал диктофон, что вызвало целую серию убийств людей, работающих на следственные органы.

Я надеялся, что Самокатова будет стирать разговор частями, по мере выполнения моих просьб. Мне очень не хотелось бы, чтобы она угодила в какое-то ДТП. Все-таки у меня начали налаживаться деловые контакты с командиром. Их следовало ценить.

Она, в свою очередь, должна была бы поддерживать мои идеи. Скромно скажу, что они обычно носят нестандартный вид, бывают не только эффектны, но и эффективны.

Самокатова тем временем молча показала мне на микроавтобус, из которого выглядывал следователь, но не звал меня, а просто смотрел в мою сторону, не решаясь прервать разговор с полковником военной разведки.

Я согласно опустил голову и пошел «сдаваться». К моему удивлению, Алевтина Борисовна пожелала присутствовать на допросе вместе с адвокатом, которого привезла с собой.

Он тут же дал мне профессиональный совет:

– Постарайтесь на все вопросы отвечать предельно коротко. Если будет возможность, обходитесь словами «да» и «нет». Задержание по подозрению в превышении мер самозащиты вам в любом случае не грозит. Будет, естественно, возбуждена доследственная проверка по правомерности применения огнестрельного оружия, но она окажется чистой формальностью. Старший лейтенант Аграриев был на допросе предельно лаконичным. Постарайтесь и вы держаться так же.

В салоне микроавтобуса сидел еще и полицейский следователь. Этот улыбчивый старший лейтенант вел свой протокол и только изредка задавал отдельные уточняющие вопросы.

Как меня и попросил адвокат, я на все вопросы старался отвечать с армейской лаконичностью. Опыта по этой части мне хватало. После каждой операции я вынужден был писать рапорт о том, как и что происходило. Армейское командование от следователей отличается тем, что не любит долго читать, особенно бумаги, написанные не всегда разборчивым почерком. В результате у того человека, который рапорты пишет, вырабатывается привычка излагать свои соображения предельно коротко. Именно так я и поступил.

Во время допроса увидел, как появился старший лейтенант Аграриев. Свой «Ниссан» он, видимо, оставил на той же парковке. В микроавтобус Саня не вошел, остался в стороне и беседовал о чем-то с ментами. Они измеряли расстояние от моей стреляной гильзы до того места, где стоял преступник, когда я пальнул в него.

Суетливый ментовский подполковник тоже еще не уехал.

Он подошел к микроавтобусу, сунулся в дверь, оставленную открытой, посмотрел на меня и проговорил:

– Извините, что вмешиваюсь и перебиваю. Когда бандит с черенком от лопаты попытался броситься на вашего товарища, вы умышленно стреляли ему в локоть?

– Я стрелял в руку, – ответил я. – Попал в локоть.

– С трех метров в движущуюся руку? Вы неплохо стреляете, капитан.

– Да, я неплохо стреляю, – согласился я. – Работа у меня такая.

– Я бы так попасть не сумел, – признался подполковник, хитро глянув на следователя. – А я лучше всех стреляю из пистолета в своем отделении. Тренируюсь много.

– Если бы я стрелял плохо, то был бы убит в первой же командировке на Северный Кавказ, – не замедлил я с ответом.

– А много у вас было таких командировок? – спросил ментовский следователь, поддерживая своего начальника.

– А это уже не касается ни вас, ни существа дела, произошедшего сегодня.

– Напрямую касается, – не согласился со мной следователь. – Вопрос касается вашей боевой подготовки, способности оказать сопротивление.

– Боевая подготовка офицера спецназа ГРУ оценивается его командованием, – сурово пресекла его полковник Самокатова. – Эти вопросы никак не могут касаться следственных органов.

Она даже не стала объяснять стражам порядка, что приключилось бы с бандитами, прояви мы со старшим лейтенантом свою боевую подготовку в полном объеме. Решила, видимо, не пугать ментов, которым иногда все же приходится сталкиваться с бывшими спецназовцами.

– Я почему вопросы задаю, товарищ полковник, – виновато произнес мент. – Меня интересует выстрел точно в локоть и последующий, когда дистанция была только на полтора, от силы два метра больше. Ваш офицер изувечил человека на всю оставшуюся жизнь. Мог ли товарищ капитан и с пяти метров попасть в руку с ножом? Вот что меня интересует.

– Он мог бы попасть даже в нож, который в него бросили. Но тогда пуля могла бы срикошетить и угодить в самого товарища капитана. Тут снова сказалась его боевая подготовка. Редко кто в состоянии за доли секунды просчитать такой вариант. Кстати, попробуйте-ка сами сделать прицельный выстрел, когда в вас нож летит. Одно дело – рука с черенком лопаты, направленная не в вашу сторону, совсем другое – нож, летящий в вас. А если бы он попал в грудь не плашмя, а лезвием? Тогда товарищ капитан получил бы рану, которая помешала бы ему защитить свою жизнь. Он поторопился, выстрелил от пояса, где в это время находился пистолет. – Внезапно в глазах полковника Самокатовой проскользнул смешок.

Я понял, что она нашла новый аргумент, причем весьма весомый.

– А вы что, товарищ подполковник, жалеете, что мой офицер не застрелил бандита сразу наповал? – спросила Алевтина Борисовна. – Если бы он поднял ствол выше, как вам того, наверное, хотелось бы, то пуля могла бы пройти навылет. Входное отверстие у нее обычное, девять миллиметров, а вот выходное на спине уже было бы с чайное блюдечко. После этого человек в живых не остается. Вам не с кого было бы спросить. Я, конечно, понимаю, что на убитого бандита проще свалить кучу висяков. Но если уж капитан не убил его, то работайте с тем, что у вас есть. Таковы обстоятельства.

Адвокат удовлетворенно хмыкнул. Ему понравился ход мыслей Алевтины Борисовны. Не зря она была родной сестрой известного военного адвоката.

– Значит, товарищ капитан дрался не с полной отдачей. Вы это хотите сказать? – не отставал мент.

– С полной отдачей у нас дерется только автомат Калашникова.

Потом вопрос все же коснулся автомобиля «Мустанг». Избежать этого нам не удалось. Иначе невозможно было объяснить наше появление в гаражном кооперативе с такими большими деньгами в рюкзаке. Они и стали причиной нападения на нас.

– Бокс номер две тысячи семнадцать, говорите? – повторил подполковник и кивнул сержанту полиции, стоявшему недалеко.

Тот закосолапил в сторону, рассматривая нумерацию боксов.

– Купить машину желаете, товарищ подполковник? – спросил я.

– Нет, просто необходимо задержать продавщицу. Она тут несомненно сообщница. Наводчица, как это называется на воровском жаргоне.

– Ее нет на месте. А машину я уже купил.

– Как? – растерялся мент. – После всего этого?..

– Так точно, – сказала полковник Самокатова. – Капитан действовал по моему приказу. Нам эта машина необходима для проведения оперативных мероприятий закрытого типа. Понимаете, что это такое?

– А продавец?

– Саня!.. – позвал я старшего лейтенанта, высунувшись из дверцы.

Аграриев подошел.

– Куда ты женщину отвез?

– Домой поехала. Я только до банка ее доставил. Она зашла туда и быстро вышла. Деньги как карман оттопыривали, так там и остались. Не стала на счет класть. Я ждал, предложил доставить ее по адресу. Она отказалась, поехала на троллейбусе.

– Ладно, адрес мы выясним. – Подполковник что-то записал в блокноте, который вытащил из кармана. – Подскажите телефон, по которому вы с ней связывались.

Я продиктовал номер, он записал его.

– Часто ей звонили? Так хорошо номер помните. – В голосе мента сквозила профессиональная подозрительность.

– У меня память военного разведчика. Я сразу запоминаю не только номера телефонов. Можете проверить, если не верите.

– Верю, – заявил подполковник. – Но как вы успели все так быстро оформить? Обычно на это целый день уходит. Иногда и не один.

– Генеральная доверенность, – отделался я отговоркой. – Это недолго. С правом продажи.

– Доверенности отменены законом, – сказал подполковник, не зная всех нотариальных тонкостей.

– Отменены доверенности на право управления автомобилем без присутствия владельца транспортного средства. А генеральная доверенность с правом продажи никуда не делась, товарищ подполковник. Адрес этой женщины есть в тексте доверенности. – Я назвал его, не заглядывая в документ, сообщил и данные ее паспорта.

– Ну и память!.. – Следователь покачал головой. – Мне бы такую! Хотя бы на месяц.

– И сразу вас отправить в горячую точку, – заявила Алевтина Борисовна. – Хотя бы на месяц.

– По вокзалам и аэропортам передайте данные этой Ларисы. Она точно сбежать пожелала, – посоветовал я подполковнику. – Телефон домашний на прослушку возьмите. Если у знакомых спрячется, будет дочери звонить. Постарайтесь ее сотовый номер узнать. Тут не мне вас учить.

– Да, наши сотрудники хорошо обучены выполнять такие дела, – самодовольно сказал подполковник.

Я подумал, что если бы эти его слова являлись правдой, то в стране давно было бы покончено с преступностью.