Глава двадцать первая
Сентябрь 1945 года
I
После свадьбы Володя и Зоя переехали в собственную квартиру. Немногим молодоженам в России выпадало такое счастье. На протяжении четырех лет вся промышленная мощь Советского Союза была направлена на изготовление оружия. Едва ли строились дома хоть в каком-то количестве, а разрушено их было много. Но Володя был майором разведки Красной Армии, да к тому же и сыном генерала и был в состоянии использовать связи.
Квартирка была компактная: гостиная с обеденным столом, спальня чуть больше стоящей там кровати и кухня, в которой было негде повернуться, если в нее заходили двое; тесный туалет с душем и раковиной и крошечная прихожая со шкафом для одежды. Когда в гостиной работало радио, его было слышно во всей квартире.
Они быстро обжились. Зоя купила ярко-желтое покрывало на кровать. Володина мать достала коробку столовых приборов, которую купила еще в 1940 году в ожидании его свадьбы и хранила всю войну. Володя повесил на стену фотографию в рамке – его выпускной класс в Академии военной разведки.
Они теперь больше занимались любовью. Володя и не задумывался, насколько будет все иначе, когда они будут одни. Он никогда не чувствовал себя особенно скованно, когда спал с Зоей в квартире родителей или в ее квартире с соседями; однако теперь он понял, что разница была. Надо было говорить тихо, прислушиваться, не скрипнет ли кровать, и всегда была вероятность, хотя и небольшая, что кто-нибудь войдет. В чужом доме никогда не чувствуешь себя достаточно непринужденно.
Они часто просыпались рано, занимались любовью, а потом около часа лежали, целуясь и болтая, прежде чем приходила пора вставать и идти на работу. В одно такое утро, положив голову ей на бедро, вдыхая запах секса, Володя спросил:
– Сделать чаю?
– Да, пожалуйста… – Она с наслаждением потянулась, раскинувшись на подушках.
Володя надел халат и прошел через крошечную прихожую в маленькую кухню, где зажег газ под чайником. Он недовольно оглядел кастрюли и тарелки, оставшиеся после вчерашнего ужина, сгруженные в раковину.
– Зоя! – сказал он. – Ну и разгром у нас на кухне!
В маленькой квартирке ей было хорошо его слышно.
– Я знаю, – сказала Зоя.
Он вернулся в спальню.
– Почему ты вечером не вымыла посуду?
– А ты?
Ему не приходило в голову, что это может оказаться его обязанностью. Но он сказал:
– Мне нужно было работать.
– А я устала.
От намека, что он сам виноват, он почувствовал раздражение.
– Ненавижу, когда на кухне грязь!
– Я тоже.
Ну что ж она не желает понимать?
– А раз тоже, приберись!
– Давай сделаем это вместе, прямо сейчас.
Она выскочила из кровати и с соблазнительной улыбкой прошла мимо него на кухню.
Володя последовал за ней.
Она сказала:
– Ты мой, а я буду вытирать.
И вынула из шкафа чистое полотенце.
Она все еще была голая. Володя не мог сдержать улыбки. Она была высокая, стройная, с белой кожей, плоской грудью и острыми сосками, а волосы на лобке – тонкие и светлые. Одной из радостей семейной жизни с ней была ее привычка ходить по квартире нагишом. Он мог глазеть на ее тело сколько угодно. Казалось, ей это доставляет удовольствие. Если она ловила его за разглядыванием, то не проявляла ни малейшего смущения, лишь улыбалась.
Он закатал рукава халата и начал мыть посуду, передавая потом Зое, чтобы она вытирала. Мытье посуды было не вполне подходящее для мужчины дело – Володя никогда не видел, чтобы этим занимался его отец, но Зоя, по-видимому, считала, что такие обязанности следует делить. Какая странная мысль. У Зои что же, высоко развитое стремление к справедливости в браке? Или она делает из него подкаблучника?
Ему показалось, что он услышал снаружи какой-то шум. Он выглянул в прихожую: дверь в квартиру была в трех-четырех футах от кухонной раковины. Ничего необычного он не увидел.
Дверь с грохотом распахнулась.
Зоя завизжала.
Володя схватил только что вымытый разделочный нож. Он шагнул в дверной проем, заслонив собой Зою. Прямо за выбитой дверью стоял человек в милицейской форме, с кувалдой в руках.
Володя почувствовал одновременно страх и ярость.
– Что за чертовщина? – сказал он.
Милиционер отступил, и в квартиру вошел маленький, хлипкий человечек с лицом, похожим на крысиную морду. Это был шурин Володи, Илья Дворкин, работавший в НКВД. На руках у него были кожаные перчатки.
– Илья! – воскликнул Володя. – Ах ты хорек безмозглый!
– Я требую уважения, – заявил Илья.
Володя был не только в ярости, но и в смятении. Обычно НКВД не арестовывал гэрэушников, и наоборот. Иначе началась бы война ведомств.
– Какого черта вы выламываете дверь? Я бы открыл!
В прихожую вошли еще двое энкавэдэшников и встали рядом с Ильей. Они были в своих традиционных кожаных куртках, несмотря на теплую летнюю погоду.
Кроме ярости, Володя почувствовал страх. Что происходит?
– Володя, положи нож, – дрожащим голосом сказал Илья.
– Вам нечего бояться, – сказал Володя. – Я просто мыл посуду, – и он передал нож стоявшей за ним Зое. – Пожалуйста, пройдите в гостиную. Мы можем поговорить там, пока Зоя одевается.
– Ты что же, воображаешь, что это дружеский визит?
– Да какой бы ни был, вам вряд ли нужно чувствовать себя неловко оттого, что моя жена не одета.
– Я здесь при исполнении служебных обязанностей.
– Тогда почему послали тебя, моего родственника?
– Ты что, не понимаешь, – сказал Илья, понизив голос, – что, если бы пришел кто-то другой, было бы намного хуже?
Похоже, беда серьезная. Володя постарался не терять показной храбрости.
– Так что конкретно нужно тебе и твоим придуркам?
– Проект по ядерной физике теперь возглавляет товарищ Берия.
Володя это знал. Сталин создал новый комитет для управления работой ядерщиков и председателем сделал Берию. В физике Берия ничего не понимал и совершенно не годился на роль руководителя научного проекта. Но Сталин ему доверял. Это была обычная проблема советского правительства: некомпетентные, но верные люди получали посты, которые были им не по силам.
– И товарищу Берии нужно, чтобы моя жена была в своей лаборатории и работала над бомбой. Вы что, приехали, чтобы отвезти ее на работу?
– Американцы сделали бомбу раньше Советского Союза.
– Правда. Может, они считали эти исследования более важными, чем мы?
– Невозможно, чтобы наука капиталистов превосходила коммунистическую!
– Это банальность, – сказал Володя. Он был озадачен. К чему Илья клонит? – И какой вывод?
– Имел место саботаж.
НКВД все время придумывала подобные абсурдные измышления.
– Саботаж какого рода?
– Некоторые ученые намеренно замедляли работу над советской бомбой.
Володя начал понимать и почувствовал страх. Но он продолжал держаться воинственно: проявлять слабость с этими людьми было бы ошибкой.
– На кой черт стали бы они это делать?
– Да потому, что они предатели! В том числе и твоя жена!
– Лучше сделай вид, что пошутил, ты, кусок дерьма!
– Я пришел ее арестовать.
– Что? – потрясенно воскликнул Володя. – Это идиотизм!
– Это мнение моего начальства.
– Никаких доказательств нет!
– За доказательствами отправляйся в Хиросиму!
Заговорила Зоя – впервые с того момента, когда она закричала:
– Володя, мне придется пойти с ними. Смотри, чтобы и тебя не арестовали.
– У тебя, – Володя наставил палец на Илью, – будут огромные проблемы.
– Я выполняю приказ.
– С дороги! Моя жена пойдет в спальню и оденется.
– На это нет времени, – сказал Илья. – Ей придется пойти как есть.
– Но это же абсурд!
– Приличные советские граждане без одежды по квартире не ходят, – заявил Илья, задрав нос.
Володя мимоходом подумал, каково его сестре замужем за этим ублюдком.
– А что, НКВД осуждает наготу?
– Ее нагота – свидетельство ее морального разложения. Мы поведем ее так.
– Хрен вы ее так поведете!
– Отойди!
– Сам отойди. Она пойдет и оденется.
Володя шагнул в прихожую и встал перед тремя энкавэдэшниками, поставив перед собой руки, чтобы Зоя могла за ним пройти.
Когда она двинулась с места, Илья, дотянувшись мимо Володи, схватил ее за руку.
Володя ударил его в лицо, дважды. Илья вскрикнул и отшатнулся. На Володю надвинулись двое в кожанках. Одному Володя хотел тоже вмазать, но тот уклонился. Потом они заломили ему руки. Он вырывался, но они были крепкие, и, похоже, им это было не впервой. Они с размаху ударили его о стену.
Потом, пока они держали его, Илья кулаком в кожаной перчатке ударил его в лицо – и второй раз, третий и четвертый, потом в живот, и еще, и еще, пока у Володи не пошла горлом кровь. Зоя попыталась вмешаться, но Илья ударил и ее тоже, и она с воплем отлетела назад.
Володин банный халат распахнулся. Илья ударил ему по яйцам, потом по коленям. Володя, не в силах стоять, осел, но двое в кожанках удержали его, и Илья продолжил работать кулаками.
Наконец, потирая костяшки, он отошел. Двое отпустили Володю, и он свалился на пол. Он едва дышал и не мог пошевелиться, но был в сознании. Краем глаза он увидел, как два бугая схватили Зою и обнаженной вывели ее из квартиры. Илья вышел следом.
Через некоторое время пронзительная боль сменилась глубокой тупой ломотой, и Володя почувствовал, что дыхание приходит в норму.
Постепенно ему удалось восстановить контроль над своим телом, и он с трудом поднялся на ноги. Доковыляв до телефона, он набрал номер отца, надеясь, что тот еще не отправился на работу. И с облегчением услышал отцовский голос.
– Зою арестовали, – сказал он.
– Чертовы сволочи, – сказал Григорий. – Кто это был?
– За ней пришел Илья.
– Что?
– Позвони кому-нибудь, – сказал Володя. – Попробуй выяснить, что за чертовщина творится. А мне надо кровь смыть.
– Какую кровь?
Володя повесил трубку.
До ванной было всего пара шагов. Он скинул на пол халат в пятнах крови и встал под душ. Теплая вода давала хоть какое-то облегчение покрытому синяками телу. Илья был подлым, но сильным не был и ни одной кости не сломал.
Володя выключил воду. Он взглянул в зеркало. Лицо было все в синяках и кровоподтеках.
Он не дал себе труда вытереться. Одеться в красноармейскую форму стоило ему значительных усилий. Но ему нужен был символ власти.
Отец приехал, когда Володя пытался завязать шнурки ботинок.
– Что, черт побери, здесь произошло? – взревел Григорий.
– Они искали повод подраться, – сказал Володя, – и я оказался таким дураком, что дал им этот повод.
Поначалу отец сочувствия не выражал.
– Я думал, ты уже понимаешь такие вещи.
– Им обязательно надо было вести ее голой.
– Чертовы ублюдки!
– Ты что-нибудь узнал?
– Нет пока. Я говорил пока всего с парой человек, никто ничего не знает, – сказал Григорий обеспокоенно. – Либо кто-то допустил совершенно идиотскую ошибку, либо… либо они почему-то очень в себе уверены.
– Подвези меня до моей работы. Лемитов будет в ярости. Он этого так не оставит. Если так можно со мной, значит, это может случиться с любым из военной разведки.
Григория возле дома ждал автомобиль с шофером. Они доехали до Ходынского аэродрома. Григорий остался в машине, а Володя, хромая, направился в штаб-квартиру ГРУ. Он пошел прямо в кабинет своего начальника, полковника Лемитова.
Он постучал в дверь, вошел и сказал:
– Эти сволочи из НКВД арестовали мою жену.
– Знаю, – сказал Лемитов.
– Знаете?!
– Я дал добро.
Володя раскрыл рот от изумления.
– Какого черта?
– Сядь.
– Что происходит?
– Сядь и заткнись – и я тебе скажу.
Володя, превозмогая боль, опустился на стул.
Лемитов сказал:
– Мы должны создать атомную бомбу, и быстро. На данном этапе Сталин проводит с американцами жесткую политику, потому что мы совершенно уверены, что у них нет достаточно большого количества атомных бомб, чтобы стереть нас с лица земли. Но они создают запас и в какой-то момент применят его – если мы окажемся не в состоянии нанести ответный удар.
Это был абсурд.
– Моя жена не может работать над бомбой, когда ее избивают энкавэдэшники. Это идиотизм.
– Закрой рот. Беда в том, что вариантов создания бомбы несколько. Американцы потратили пять лет на выяснение, какой из них окажется удачным. У нас на это времени нет. Мы должны украсть разработку у них.
– Но нам все равно понадобятся советские физики, чтобы с ней работать, а для этого они должны быть у себя в лабораториях, а не под замком в подвалах Лубянки.
– Ты знаешь человека по имени Вильгельм Фрунзе.
– Я с ним учился в одной школе. В Берлинской мужской академии.
– Он снабжал нас ценной информацией о работе над атомной бомбой в Англии. Потом он переехал в Штаты, где работал в проекте, занимающемся атомной бомбой. Сотрудники НКВД в Вашингтоне вошли с ним в контакт, напугали его своей неадекватностью и завалили все дело. Нам нужно его вернуть.
– Какое отношение все это имеет ко мне?
– Он тебе доверяет.
– У меня в этом уверенности нет. Я его двенадцать лет не видел.
– Мы хотим, чтобы ты поехал в Америку и поговорил с ним.
– Но зачем было арестовывать Зою?
– Чтобы знать наверняка, что ты вернешься.
II
Володя говорил себе, что умеет это. В Берлине, перед войной, он избавлялся от хвостов гестапо, встречался с потенциальными шпионами, вербовал их и превращал в надежный источник секретных сведений. Это всегда было нелегко – особенно когда ему нужно было уговорить кого-то стать предателем; но в этом он был специалистом.
Однако здесь была Америка.
Она ничуть не походила на западные страны, где он бывал, – Германию и Испанию 30–40-х годов.
Он был потрясен. Всю жизнь ему говорили, что голливудские фильмы дают преувеличенное впечатление процветания Америки и что на самом деле большинство американцев живет бедно. Но с того самого дня, когда он приехал в США, Володе стало понятно, что вряд ли фильмы хоть сколько-то приукрашивали жизнь. А бедняков найти было нелегко.
Нью-Йорк был забит автомобилями, многие сидевшие за рулем вовсе не выглядели важными правительственными чиновниками: молодежь, люди в рабочей одежде, даже домохозяйки, отправившиеся за покупками. И все были так хорошо одеты! Было такое впечатление, что все мужчины надели свои лучшие костюмы. На ногах у всех женщин были тончайшие чулки. И казалось, у всех – новая обувь.
Володя продолжал напоминать себе об изнанке Америки. Была же и бедность – где-то. Подвергались преследованиям негры, а на юге им нельзя было голосовать. Была высокая преступность, сами американцы говорили о ней – «безудержная», – хотя, как ни странно, Володя никаких ее признаков не видел и считал, что ходить по улицам города – вполне безопасно.
Он провел несколько дней, изучая Нью-Йорк. Он работал над своим английским языком, который был так себе, но это вряд ли имело значение: в городе было полно народу, говорившего на ломаном английском с сильным акцентом. Он запомнил лица нескольких агентов ЦРУ, приставленных следить за ним, и присмотрел несколько мест, где должно быть удобно от них отрываться.
Однажды солнечным утром он вышел из советского консульства в Нью-Йорке с непокрытой головой, в брюках и голубой рубашке, словно по делам в два-три места неподалеку. За ним последовал молодой человек в темном костюме и галстуке.
Он пошел в универмаг «Сакс» на Пятой авеню и купил нижнее белье и рубашку в мелкую коричневую клетку. Любой, кто бы его ни «вел», должен был подумать, что он просто вышел за покупками.
В консульстве начальник НКВД заявил, что советская группа будет за ним следить в продолжение всего его пребывания в Америке, чтобы удостовериться в его правильном поведении. Володя едва сдерживал гнев на организацию, бросившую в тюрьму Зою, и ему приходилось подавить желание схватить энкавэдэшника за горло и задушить. Но внешне он остался спокоен. Он саркастически заметил, что для выполнения своего задания ему придется избавляться от слежки ФБР и заодно он может нечаянно оторваться от «хвоста» НКВД; но он желает им удачи. Обычно он уходил от них за пять минут.
Поэтому следивший за ним молодой человек был, скорее всего, из ФБР. Это подтверждала его чопорно-консервативная одежда.
Положив покупки в бумажный пакет, Володя вышел из магазина через боковой вход и остановил такси. Выскочивший за ним фэбээровец остался на обочине махать проезжающим машинам. Через два поворота Володя бросил водителю купюру и выскочил вон. Он метнулся в переход станции метро, выскочил через другой вход и подождал минут пять в вестибюле какого-то учреждения.
Молодого человека в темном костюме нигде не было видно.
Володя пошел на Пенсильванский вокзал.
Там он еще раз проверил, нет ли за ним слежки, и купил билет. С одним лишь бумажным пакетом он сел в поезд.
Путь в Альбукерке занял три дня.
Поезд оставлял позади одну за другой бесконечные мили плодородных земель, громадные заводы, извергающие дым, и большие города с небоскребами, дерзко возносящимися в небеса. Советский Союз был больше, но в основном там были сосновые леса и замерзшие степи – если не считать Украину. А таких масштабов изобилия он никогда себе не представлял.
Но изобилие – это было еще не все. Уже несколько дней Володю беспокоило нечто странное, связанное с жизнью в Америке. И наконец он понял, в чем дело: у него никто не спрашивал документов. После того как в Нью-Йорке он прошел иммиграционный контроль, больше он свой паспорт никому не показывал. Казалось, в этой стране любой мог прийти на железнодорожный вокзал или автостанцию и купить билет куда угодно, и ему не надо было доставать разрешение или сообщать чиновникам цель своей поездки. Это давало опасное, головокружительное чувство свободы. Он мог уехать куда угодно!
От благосостояния Америки у Володи обострилось чувство угрозы, нависшей над его родиной. Немцы едва не разрушили Советский Союз, а ведь в этой стране народу было в три раза больше, и Америка была в десять раз богаче. Мысль, что русские могут стать людьми второго сорта, что, запугав, их можно будет подчинить, отогнала Володины сомнения насчет коммунизма, несмотря на то как обращались энкавэдэшники с ним и его женой. Если бы у него были дети, ему бы не хотелось, чтобы они жили в мире американской тирании.
Он ехал через Питсбург и Чикаго, по пути не привлекая к себе внимания. Одежда на нем была американская, а акцент не заметен, потому что он ни с кем не разговаривал. Покупая бутерброды и кофе, просто указывал на них и давал деньги. Он пролистывал газеты и журналы, оставленные другими пассажирами, смотрел на картинки и пытался понять значение заголовков.
Последнюю часть пути Володя ехал среди суровой красоты пустынных ландшафтов с далекими снежными пиками, обагренными закатом, – чем, наверное, и объяснялось их название «Горы Крови Христовой».
Он пошел в туалет, где надел новое белье и рубашку, купленные в «Саксе».
Володя ждал, что за вокзалом в Альбукерке будут вести наблюдение ФБР или армейская служба безопасности, – и, что было достаточно предсказуемо, заметил молодого человека в клетчатом пиджаке – слишком теплом для климата Нью-Мексико в сентябре и плохо скрывающем выпирающий пистолет в наплечной кобуре. Однако агента, несомненно, интересовали пассажиры, которые прибывали из Нью-Йорка или Вашингтона. А Володя – без шляпы, пиджака и багажа – был похож на местного, вернувшегося из близкой поездки. За ним никто не следил, и он пешком дошел до автовокзала и сел в междугородный автобус фирмы «Грейхаунд», идущий до Санта-Фе.
Цели своего путешествия он достиг под вечер. На автовокзале в Санта-Фе он увидел двух фэбээровцев, и они внимательно оглядели его. Однако они не могли пустить слежку за всеми, кто выходил из автобуса, и снова благодаря своей повседневной одежде он остался незамеченным.
Изо всех сил стараясь выглядеть так, будто знает, куда идти, он брел по улицам. Низкие дома в стиле пуэбло, с плоскими крышами, и приземистые церкви, купающиеся в лучах солнца, напомнили ему Испанию. Рекламы магазинов нависали над тротуарами, создавая заманчиво тенистые аркады.
Он не пошел в «Ла Фонду», большой отель на городской площади, а поселился в «Сент-Фрэнсисе», заплатил наличными и зарегистрировался как Роберт Пендер – человек с таким именем мог быть американцем, а мог оказаться и представителем какой-нибудь европейской национальности.
– Мой чемодан доставят позже, – сказал он хорошенькой девушке за стойкой регистрации. – Если меня не будет, когда его привезут, вы сможете проследить, чтобы его отправили ко мне в номер?
– Ну конечно, никаких проблем! – ответила она.
– Спасибо, – сказал он и добавил фразу, которую несколько раз слышал в поезде: – Я буду очень признателен.
– Если не будет меня, за этим проследит кто-нибудь другой, главное – чтобы там было ваше имя.
– Конечно, есть. – У него не было багажа, но она об этом никогда не узнает.
Она посмотрела на запись в журнале.
– Так значит, мистер Пендер, вы из Нью-Йорка?
В ее голосе прозвучала нотка недоверия – говорил он, разумеется, не как житель Нью-Йорка.
– Вообще я из Швейцарии, – пояснил он, выбрав нейтральную страну.
– Тогда понятно, почему у вас такой акцент. Я еще не встречала никого из Швейцарии. Как там?
Володя никогда не был в Швейцарии, но фотографии видел.
– Там бывает много снега, – сказал он.
– Ну что же, тогда наша погода доставит вам удовольствие.
– Конечно.
Через пять минут он снова вышел.
Некоторые ученые жили прямо при лабораториях Лос-Аламоса, как он узнал от своих коллег в советском посольстве, – но это был научный городок, мало приспособленный для проживания, и персонал предпочитал, если была возможность, снимать дома и квартиры поблизости. Уилл Фрунзе вполне мог себе это позволить: он был женат на успешной художнице, издавшей серию мультфильмов «Небрежная Элис». Его жена – ее тоже звали Элис – могла работать где угодно, так что они поселились поблизости, в историческом центре города.
Эту информацию предоставил Нью-йоркский отдел НКВД. Они скрупулезно собрали информацию о Фрунзе, и у Володи были и его адрес, и телефон, и описание машины – довоенного «плимута» с откидным верхом и уайтволловскими шинами.
На первом этаже дома, где жили Фрунзе, была художественная галерея. В их квартире наверху было большое, выходящее на север окно, которое должно было привлечь художницу. У дома был припаркован «плимут» с откидным верхом.
Володя предпочел в квартиру не заходить: там могли стоять «жучки».
Фрунзе были преуспевающей бездетной парой, и он предполагал, что они не станут проводить весь вечер пятницы дома, слушая радио. Он решил подождать поблизости и посмотреть, не выйдут ли они.
Некоторое время он провел в галерее, рассматривая выставленные на продажу картины. Ему нравились четкие, живые изображения, и стать владельцем какого-нибудь из этих аляповатых полотен ему бы не хотелось. В соседнем доме он нашел небольшое кафе и сел у окна, откуда как раз было видно дверь, из-за которой должны были появиться Фрунзе. Через час он покинул кафе, купил газету и, стоя на автобусной остановке, притворился, что читает.
Долгое ожидание позволило ему установить, что за квартирой Фрунзе никто не следил. Это значило, что ФБР и армейская служба безопасности не относили Фрунзе к группе риска. Он был иностранцем, но среди ученых таких было много, а кроме этого, ничего против него у них не было.
Это был не спальный район, а коммерческий квартал в центре города, и на улицах было много народа; но все равно через пару часов Володя начал беспокоиться: кто-нибудь мог заметить, что он здесь околачивается.
Но тут Фрунзе вышли.
Уилл Фрунзе выглядел посолиднее, чем двадцать лет назад, – в Америке проблем с продуктами не было. Он начал лысеть, хотя ему было всего за тридцать. У него был все такой же серьезный вид. Он был в спортивной рубашке и брюках цвета хаки – обычное для Америки сочетание.
Его жена была одета не так консервативно. Ее светлые волосы были убраны под берет, и на ней было свободное хлопковое платье приглушенного коричневого цвета, но на обеих руках у нее было множество браслетов, а пальцы – все в кольцах. Володя вспом- нил, что так одевались художники в Берлине до прихода к власти Гитлера.
Супруги пошли по улице, Володя последовал за ними.
Интересно, думал он, каких взглядов придерживается жена Фрунзе и как может повлиять ее присутствие на ход сложного разговора, который ему предстояло провести. Раньше, в Германии, Фрунзе был непреклонным социал-демократом, поэтому вряд ли его жена могла поддерживать консерваторов – это предположение подтверждала и ее внешность. С другой стороны, она наверняка не знала, что в Лондоне ее муж передавал Советам секретные данные. Неизвестно было, чего от нее ждать.
Володя предпочел бы пообщаться с Фрунзе наедине и задумался, не оставить ли их и не попробовать ли снова встретиться с Фрунзе завтра. Но регистратор в отеле заметила его иностранный акцент, и утром он может обнаружить за собой слежку ФБР. С этим он мог справиться, подумал Володя, хотя в маленьком городке, пожалуй, это будет не так легко, как в Нью-Йорке или Берлине. А завтра – суббота, и чета Фрунзе, наверное, проведет день вместе. Сколько Володе придется ждать, прежде чем удастся поймать Фрунзе одного?
Но это всегда было нелегко сделать. Все взвесив, он решил пойти напролом сегодня же.
Фрунзе вошли в ресторанчик.
Володя прошел мимо и через окно заглянул внутрь. Это было недорогое заведение с кабинками. Володя подумал, что можно было бы войти и сесть к ним за столик, но решил дать им сначала поесть. Когда они будут сыты, у них будет хорошее настроение.
Он подождал с полчаса, на расстоянии следя за дверью. Потом, волнуясь, вошел.
Они заканчивали обед. Проходя через зал ресторана, Володя заметил, что Фрунзе взглянул на него и отвернулся, не узнав.
Он скользнул в кабинку и, сев рядом с Элис, тихо сказал по-немецки:
– Привет, Уилли, неужели ты не помнишь, как мы вместе учились в школе?
Фрунзе несколько секунд пристально вглядывался, а потом его лицо озарила улыбка.
– Пешков? Володя Пешков? Неужели действительно ты?
Володя почувствовал волну радостного облегчения. Фрунзе и сейчас относился к нему как к другу. Ему не понадобится преодолевать барьер враждебности.
– Действительно я, – сказал Володя, протянул руку, и они обменялись рукопожатием. Обернувшись к Элис, он сказал по-английски:
– Извините, я очень плохой говорить ваш язык.
– Ну и не старайтесь, – ответила она на беглом немецком. – Моя семья переехала сюда одновременно с Уилли.
– А ведь я недавно вспоминал тебя, – изумленно сказал Фрунзе. – Потому что познакомился с еще одним человеком с такой же фамилией – Грег Пешков.
– Правда? У моего отца был брат по имени Лев, он приехал в Америку где-то в 1915 году.
– Нет, лейтенант Пешков намного моложе… Однако что ты здесь делаешь?
Володя улыбнулся.
– Я приехал повидаться с тобой. – И, не давая Фрунзе времени спросить зачем, он продолжал: – Когда мы в последний раз виделись, ты был секретарем социал-демократической партии района Ньюкельн. – Это был второй шаг. Восстановив дружеские отношения, он напомнил Фрунзе о его юношеских идеалах.
– И убедился на собственном опыте, что социал-демократия не годится, – сказал Фрунзе. – Перед нацистами мы оказались совершенно бессильны. Только Советский Союз смог их остановить.
Это была правда, и Володя был рад, что Фрунзе это понимает. Но, что важнее, эта фраза показывала, что от жизни в благополучной Америке политические убеждения Фрунзе не стали мягче.
Элис сказала:
– Мы собирались зайти на пару бокалов в бар за углом. В пятницу вечером там собирается много ученых. Не хотите составить нам компанию?
Меньше всего Володе хотелось, чтобы его видели с Фрунзе в публичном месте.
– Честно говоря, не знаю, – сказал он. На самом деле он уже и в ресторане просидел с ними довольно долго. Пришло время для третьего шага: напомнить Фрунзе о его ужасной вине. Он наклонился вперед и понизил голос:
– Вилли, ты знал, что американцы собирались сбросить на Японию атомные бомбы?
Возникло долгое молчание. Володя затаил дыхание. Он делал ставку на то, что Фрунзе мучает раскаяние.
Секунду ему казалось, что он зашел слишком далеко. У Фрунзе был такой вид, словно он сейчас заплачет.
Потом ученый глубоко вздохнул и взял себя в руки.
– Нет, не знал, – сказал он. – Никто не знал.
– Мы допускали, что американские военные устроят какую-нибудь демонстрацию силы атомной бомбы, – зло вставила Элис. – В качестве угрозы, чтобы заставить японцев раньше сдаться. – Значит, она знала о бомбе заранее, заключил Володя. Его это не удивило. Ученым было трудно скрывать от жен такие вещи. – Так что мы ожидали, что в какой-то момент где-то взрыв будет, – продолжала она. – Но мы представляли себе это так, что они уничтожат какой-нибудь необитаемый остров или, может быть, военный объект, где много техники и почти нет людей.
– Это можно было бы оправдать, – сказал Фрунзе, – но… – Его голос перешел в шепот. – Никто не думал, что они сбросят ее на город и убьют восемьдесят тысяч людей – и женщин, и детей.
Володя кивнул.
– Я знал, что ты к этому так относишься. – Он надеялся на это всем сердцем.
– Кто мог бы относиться к этому иначе? – сказал Фрунзе.
– Позволь мне задать тебе еще более важный вопрос. – Это был четвертый шаг. – Они это сделают снова?
– Не знаю, – сказал Фрунзе. – Они могут. Господи, прости всех нас, они могут!
Володя был доволен, но скрыл это. Он заставил Фрунзе почувствовать свою ответственность за использование атомной бомбы не только в прошлом, но и в будущем.
– Мы тоже так думаем, – кивнул он.
– Кто это «мы»? – резко спросила Элис.
Она была более проницательная и наверняка более искушенная, чем ее муж. Обмануть ее было бы трудно, и Володя решил даже не пытаться. Придется рискнуть говорить с ней откровенно.
– Справедливый вопрос, – сказал он. – И я проделал весь этот путь не для того, чтобы обманывать старого друга. Я – майор разведки Красной Армии.
Они смотрели на него во все глаза. Должно быть, у них уже мелькала эта догадка, но откровенное признание их удивило.
– Я должен тебе кое-что сказать, – продолжал Володя. – Кое-что чрезвычайно важное. Мы можем пойти куда-нибудь, где можно поговорить без посторонних?
Они нерешительно помолчали.
– Может, у нас дома? – предложил Фрунзе.
– Там наверняка стоит прослушка ФБР.
У Фрунзе был некоторый опыт нелегальной работы, но Элис была потрясена.
– Вы думаете? – изумленно воскликнула она.
– Да. Может, мы могли бы выехать за город?
Фрунзе сказал:
– У нас есть место, куда мы иногда выезжаем, как раз в это время дня, смотреть закат.
– Отлично. Идите к машине, садитесь и ждите меня. Я приду через минуту.
Фрунзе заплатил по счету, и они с Элис ушли. Володя последовал за ними. В течение этого короткого пути он убедился, что за ними никто не следит. Он дошел до «плимута» и сел в машину. Они все втроем разместились на передних сиденьях, в американском стиле. Машина тронулась, и Фрунзе повез их за город.
По грунтовой дороге они поднялись на вершину невысокого холма. Фрунзе остановил автомобиль. Володя сделал им знак выйти и отвел на сотню ярдов в сторону – просто на случай, если машина тоже прослушивается.
Они смотрели на заходящее солнце, заливающее светом каменистую землю с низкорослым кустарником, и Володя сделал пятый шаг.
– Мы полагаем, что следующая бомба взорвется где-нибудь в Советском Союзе.
– Боже сохрани! Но ты, наверное, прав.
– И мы абсолютно ничего не можем с этим поделать, – продолжал Володя, неуклонно продвигаясь в нужном направлении. – Нет ничего, что мы могли бы предпринять, нет барьеров, что мы могли бы возвести, – у нас нет способа защитить свой народ. Не существует защиты от атомной бомбы – от бомбы, которую сделал ты, Уилли.
– Я знаю, – с отчаянием сказал Фрунзе. Было ясно, что он считает: если против СССР применят атомное оружие, это будет его виной.
Шаг шестой.
– Единственной защитой для нас стала бы собственная атомная бомба.
Фрунзе был с этим не согласен.
– Это не защита.
– Но это сдерживающий фактор.
– Возможно, – признал он.
– Мы не хотим, чтобы эти бомбы распространялись, – сказала Элис.
– Я тоже не хочу, – сказал Володя. – Но единственная возможность для Советского Союза не дать Америке сровнять с землей Москву, как Хиросиму, – это создать собственную бомбу, чтобы возникла угроза ответного удара.
– Он прав, Вилли, – сказала Элис. – Черт, мы все это понимаем.
Она не робкого десятка, подумал Володя.
Делая седьмой шаг, Володя без нажима спросил:
– Сколько на данный момент у Америки бомб?
Это был переломный момент. Если Фрунзе ответит на этот вопрос – он перейдет черту. До сих пор разговор велся в общих чертах, а сейчас Володя требовал секретную информацию.
Фрунзе долго не решался ответить. Наконец он взглянул на Элис.
Володя увидел, как она – почти незаметно – кивнула.
– Всего одна, – сказал Фрунзе.
Володя скрыл торжество. Фрунзе предал своих. Это был самый трудный первый шаг. Выдать вторую тайну ему будет легче.
– Но скоро у них появятся еще бомбы, – добавил Фрунзе.
– Это гонка, и если мы проиграем – мы погибнем, – настойчиво сказал Володя. – Прежде чем они сделают их достаточно, чтобы уничтожить нас, мы должны сделать хотя бы одну бомбу.
– А вы можете?
Этот вопрос означал для Володи, что можно перейти к шагу восьмому.
– Нам нужна помощь.
Он увидел, как окаменело лицо Фрунзе, и догадался, что тот вспоминает нечто – что бы это ни было, – из-за чего он отказался сотрудничать с НКВД.
– А что, если мы ответим, – сказала Володе Элис, – что мы не можем вам помочь? Что это слишком опасно?
Володя подчинился интуиции. Он поднял ладони, словно сдаваясь.
– Тогда я вернусь домой и доложу о неудаче, – сказал он. – Не могу же я заставить вас делать то, что вы не хотите. Мне бы не хотелось давить на вас или каким-либо образом заставлять.
– И вы не станете нам угрожать? – сказала Элис.
Это подтвердило догадку Володи, что энкавэдэшники пытались запугать Фрунзе. Они всех пытались запугивать, только это они и умели.
– Я даже уговаривать не пытаюсь, – сказал он Фрунзе. – Я излагаю факты. Остальное зависит от вас. Захотите помочь – сможете это сделать через меня. Если вы смотрите на это иначе – закончим на этом. Вы оба – люди умные. Я бы не смог вас обмануть, даже если бы и хотел.
Супруги снова посмотрели друг на друга. Он надеялся, что они думают, как он отличается от советского агента, который общался с ними раньше.
Этот миг тянулся мучительно долго.
И наконец первой заговорила Элис.
– Какого рода помощь вам нужна?
Это не было согласием, но все же лучше, чем «нет», и логически вело к шагу девятому.
– Моя жена входит в группу физиков, которые этим занимаются, – сказал он, надеясь, что это поможет ему выглядеть более человечным, если возникнет опасность воспринять его как манипулятора. – Она говорит, что есть несколько способов создания атомной бомбы, но у нас нет времени испытать их все. Мы сэкономим не один год, если узнаем, какой вариант получился у вас.
– Это разумно, – сказал Фрунзе.
Шаг десятый, и очень большой.
– Нам надо знать, бомбу какого вида сбросили на Японию.
Лицо Фрунзе исказилось от боли. Он посмотрел на жену. На этот раз она не кивнула, но и отрицательного жеста не сделала. Казалось, она в таком же смятении, как и он.
Фрунзе вздохнул.
– Двух видов, – сказал он.
Это Володю потрясло и испугало.
– С двумя разными схемами подрыва?
Фрунзе кивнул.
– На Хиросиму сбросили урановое устройство пушечного типа. Мы назвали ее «Малыш». На Нагасаки сбросили «Толстяка» – плутониевую бомбу с имплозивным взрывателем.
У Володи перехватило дыхание. Это была совершенно новая информация.
– А какая лучше?
– Очевидно, что обе эффективны, но «Толстяк» проще в изготовлении.
– Чем?
– На то, чтобы произвести урана U-235 в количестве, достаточном для одной бомбы, уходят годы. С плутонием дело идет быстрее, если есть ядерный реактор.
– Значит, СССР должен делать «Толстяка».
– Определенно.
– Есть еще одна вещь, которую вы могли бы сделать, чтобы спасти Россию от разрушения, – сказал Володя.
– Какая?
Володя взглянул ему прямо в глаза.
– Принести мне чертежи бомбы.
Вилли побледнел.
– Я – американский гражданин, – сказал он. – Ты просишь меня совершить предательство. Это карается смертью. Я могу за это отправиться на электрический стул.
Как и твоя жена, подумал Володя; ведь она соучастница. Слава богу, что ты об этом не подумал. Он сказал:
– За последние несколько лет я просил многих рисковать жизнью. Людей вроде тебя, немцев, ненавидящих нацизм, и мужчин, и женщин. Они подвергались страшной опасности, чтобы передать нам информацию, которая помогла победить в войне. И я могу сказать вам то, что говорил им: если вы этого не сделаете, погибнет намного больше людей… – он замолчал. Это был его главный козырь. Больше ему нечего было предложить.
Фрунзе взглянул на жену.
– Это же ты сделал бомбу, Вилли, – сказала Элис.
– Я подумаю, – ответил Фрунзе.
III
Через два дня он передал Володе чертежи.
Тот отвез их в Москву.
Зою выпустили из тюрьмы. К своему заключению она отнеслась не так зло, как Володя. «Они сделали это ради защиты революции, – сказала она. – И я не пострадала. Просто как будто пожила в отвратительной гостинице».
В первый день после ее возвращения домой они сначала занимались любовью, а потом он сказал:
– Я хочу тебе что-то показать. Я привез из Америки. – Он перекатился на другую сторону кровати, открыл тумбочку и вынул книжку. – Это каталог Сирза – Робака. – Володя сел на кровать рядом с ней и раскрыл каталог. – Ты только посмотри на это!
Каталог раскрылся на странице женской одежды. Манекенщицы были невероятно худощавые, но расцветки тканей яркие, радостные, и в полоску, и в клетку, и одноцветные, а некоторые платья были с оборками, косами и поясами.
– Вот это симпатичное, – сказала Зоя, показав на одно платье. – Два доллара девяносто восемь центов – это очень много?
– Не особенно, – сказал Володя. – Средняя зарплата – долларов пятьдесят в неделю, на оплату жилья уходит треть.
– Правда? – восторженно сказала Зоя. – Значит, большинство вполне в состоянии позволить себе такие платья?
– Ну да. Может, кроме сельских жителей… С другой стороны, эти каталоги придуманы для фермеров, которые живут в сотнях миль от ближайшего магазина.
– А как это работает?
– Выбираешь из каталога, что хочешь, и посылаешь им деньги. Потом через пару недель почтальон привозит тебе посылку с заказом.
– Царская, должно быть, жизнь! – Зоя взяла у него книгу и перевернула страницу. – А вот еще! – На следующей странице демонстрировались комплекты юбка-жакет за четыре доллара девяносто восемь центов. – Эти тоже элегантные, – сказала она.
– Полистай, – предложил Володя.
Зоя изумленно рассматривала страницу за страницей: женские пальто, шляпы, обувь, белье, пижамы и чулки.
– И можно заказать отсюда что угодно? – спросила она.
– Ну да.
– Но здесь на любой странице выбор больше, чем в среднестатистическом магазине в Советском Союзе!
– Да.
Она продолжала медленно листать каталог. Такой же широкий выбор оказался и мужской одежды, и детской тоже. Зоя указала пальцем на плотное шерстяное зимнее пальто для мальчика, стоившее пятнадцать долларов.
– При такой цене, я думаю, у каждого американского мальчишки есть такое пальто.
– Наверняка.
После одежды шла мебель. Кровать можно было купить за двадцать пять долларов. Все здесь было дешево, если получать пятьдесят долларов в неделю. А каталог все не кончался. Там были сотни вещей, которые ни за какие деньги нельзя было купить в Советском Союзе: игрушки и игры, косметика, гитары, элегантные кресла, электроинструменты, романы в красочных обложках, новогодние украшения и электрические тостеры.
Был даже трактор.
– Как ты думаешь, – сказала Зоя, – любой фермер, которому нужен трактор, может сразу же получить его?
– Только если денег хватит, – сказал Володя.
– Ему не надо заносить свою фамилию в список и несколько лет ждать своей очереди?
– Нет.
Зоя закрыла каталог и задумчиво посмотрела на Володю.
– Если там люди могут все это купить, – сказала она, – зачем им хотеть быть коммунистами?
– Хороший вопрос, – сказал Володя.
