Глава 27
Crocodylus niloticus: рай в аду

Мы ненадолго остановились в Аддис-Абебе, чтобы поменять машину. У нового джипа не было кондиционера и фары едва светили, но нам некогда было его ремонтировать. Наш путь лежал на север, через центральное нагорье Эфиопии, где живет народ амхара. Это был родной край Тесфайе, который уже много лет зарабатывал на жизнь, возя по нему туристов. На сей раз, однако, все получилось не так, как он привык.

Если вы нанимаете в Африке водителя, ему всегда приходится многое объяснять. Из-за высокой стоимости автотранспорта Эфиопия – очень дорогая страна для путешествий, поэтому в основном туда приезжают люди, которым деньги считать особо не приходится. Мы к этой категории не относились, поэтому ночевали в палатке или в самых дешевых отелях, где обычно останавливались только эфиопы, и каждый вечер сами готовили еду. Мы часто выезжали до рассвета и устраивались на ночлег только поздно ночью. Мы научили Тесфайе тормозить, если на дороге появлялась какая-нибудь живность, даже мелкая, вроде гекконов и змей, чтобы мы могли выскочить из машины и ее сфотографировать. Я объяснил ему, что лучше помедленнее ехать по поселкам, где на улицах полно детей, и побыстрее – по пустыне, а не наоборот, как принято у африканских водителей.

По дороге мы заглянули на озеро Тана, чтобы посмотреть древние монастыри на островах, и в Гондар, старую имперскую столицу, где сохранились большой замок и самая красивая в Африке церковь. Это маленькая церквушка со сказочными фресками XVII века, написанными на ткани, приклеенной к глинобитным стенам с помощью смеси глины и овечьей крови. Потолок там украшен шестьюстами ангельскими ликами, необыкновенно живыми и смешными.

Севернее Гондара дорога пересекает горы Симиен. Когда-то их населяли бета Исраэль – амхарцы, исповедующие иудаизм. Во время голода и последующей гражданской войны в 1985–1993 годах это племя было поголовно вывезено в Израиль. На обочинах дорог вокруг Гондара туристам до сих пор продают “еврейские” сувениры, и тысячи эфиопов требуют разрешения на иммиграцию в Израиль, утверждая, что являются потомками бета Исраэль. Опустевшие горы были объявлены национальным парком, но уже через несколько лет практически вся земля оказалась поделена между крестьянами, переселившимися из других мест, а естественная растительность сохранилась только на высочайших вершинах.

Северные склоны у этих гор практически вертикальные, и вид с трехкилометровых обрывов совершенно неземной. Туристы, которые в своих обычаях консервативнее любого племени долины Омо, традиционно приезжают сюда для длинных пеших походов. Мы не считали таскание тяжелых рюкзаков особым удовольствием, поэтому просто заехали в самую высокую часть хребта и там посмотрели на редких эфиопских козерогов, огромных грифов-бородачей, очаровательных антилоп-прыгунов, воронов размером с орла и, конечно, на гелад. Гелады – самые причудливые обезьяны в Африке. Они похожи на помесь павиана со львом, а старые самцы – со стогом сена. Они живут огромными стаями и ничуть не боятся людей. Утром, когда они покидают места ночевки на уступах крутых обрывов и выходят пастись на луга, можно зайти прямо в середину стаи. У гелад самый большой мозг из всех обезьян, не считая человекообразных, и зоологи когда-то приводили их в качестве доказательства, что размер мозга у приматов в пределах каждого семейства пропорционален размеру стаи (теория, однако, впоследствии не подтвердилась).

Спустившись с гор, мы поехали по старой дороге, построенной в 1938 году итальянцами для доставки военных грузов в оккупированную Аддис-Абебу. Дорога пересекает широкое плато, сплошь заваленное ржавыми советскими танками. В 1980-х правление Дерга (правительства коммунистов) привело к массовому голоду по всей стране, и начались народные восстания. Советский Союз предоставил Дергу практически неограниченную помощь оружием. Дерг начал ковровые бомбардировки мятежных городов и блокировал поставки международной помощи голодавшим в тех провинциях, где восстание против коммунистов приняло характер серьезной партизанской войны. Это не помогло. Как только начался распад СССР, Дерг был свергнут, и повстанцы вошли в Аддис-Абебу. Для ориентировки в лабиринте городских улиц они пользовались единственными существовавшими в то время картами – выдранными страничками из туристического путеводителя Lonely Planet. Во главе восстания к тому времени стояли представители народа тигринья, населяющего север страны. Они сформировали новое правительство и с тех пор остаются у власти путем подтасовки результатов выборов, так что на севере Эфиопии теперь отличные дороги и самое упитанное население. Танки потихоньку разрезают на металлолом, а из корпусов неразорвавшихся бомб делают церковные колокола.

Мы достигли Аксума, старейшего города страны. На протяжении тысячи лет, начиная с IV века до нашей эры, он был столицей обширной империи. Церковь в Аксуме – одно из трех мест в Эфиопии, где якобы хранится Ковчег Завета. Доступа к нему не имеет никто, кроме высших иерархов церкви, но верить в его существование могут все желающие.

Мы были уже рядом с границей Эритреи, которая постоянно закрыта со времени кровавой и абсолютно бессмысленной войны в 1990-х годах. На всем пути из АддисАбебы крокодилов нам удалось найти только в озере Тана, которое мне явно не годилось в качестве “маленького водоема”. Мы решили, что вернемся в столицу через северовосточную Эфиопию, а если и там не найдем подходящих крокодилов, то попробуем через год в Судане. Такая перспектива нас вовсе не радовала: вход в суданские национальные парки стоит около семисот долларов в день.

Как только мы уехали с севера, дороги снова стали плохими. Пыли было столько, что Стася и Шура постоянно ходили завернувшись в китенге, купленные в Замбии, и выглядели как Мария и Иосиф во время бегства в Египет, с завернутым в полотенца фоторужьем вместо младенца Христа. Местные жители тоже заворачивались в большие куски ткани и выглядели вполне по-библейски, за исключением молодых девушек в городах, которые носили традиционные белые накидки поверх обтягивающих джинсов. Но самым экзотическим предметом одежды были огромные, похожие на зонтики шляпы из прессованного сушеного навоза. Их используют также в качестве крышек для печей, в которых пекут инжеру.

Несмотря на пыль и грязь, Эфиопия нравилась нам все больше. Мы даже привыкли к толпам детишек, которые бегали за нами по деревенским улицам, крича “хайленд!” (название первой фирмы, начавшей выпускать в Эфиопии воду в бутылках; теперь так обозначают любую пластиковую бутылку с водой), “быр!” (название местной валюты), “дай мне!” или “ю!”. В стране широко распространено поверье, что постоянные крики “ю!” (“ты” по-английски) – вежливый способ приветствовать иностранца. Для детей это просто игра, и если отвлечь их внимание чем-то более интересным вроде разговора или фотосъемки, они сразу превращаются в нормальных ребят, любознательных и толковых.

Матери часто посылали маленьких детей, чтобы те подбегали к нам, обнимали за ноги и просили, чтобы их взяли на руки. Тесфайе объяснил: эти женщины надеялись, что мы усыновим их малыша и увезем на Запад. Всего годом раньше мы были в Центральной Америке, где у сельских жителей настоящая паранойя насчет злобных гринго, якобы ворующих детей для усыновления. Но жизнь в Эфиопии несравнимо хуже, чем в самой бедной латиноамериканской трущобе, и местные матери понимают, что лучше отдать ребенка, чем обречь на столь жалкое существование.

Единственными людьми, которые нам не нравились, были попы и монахи. Их было очень много. В каждой деревне имелась хотя бы одна большая церковь, обычно на вершине холма. (Мечети тоже попадались, но они были расположены на дне долин, ближе к воде, и их обычно не было видно с дороги.) Все церкви, построенные за последние пятьсот лет, выглядели стандартно. Изолированная от внешнего мира враждебными мусульманами, христианская культура эфиопских нагорий пришла в упадок в Средние века и так из него и не вышла. Лишь изредка попадались более древние церкви, иногда построенные еще в V веке, и вот их нам очень хотелось посмотреть. Мы везли с собой письмо от министра культуры, гарантировавшее нам бесплатный доступ во все церкви, мечети и монастыри. Но привратники не обращали на него внимания, даже если Тесфайе зачитывал его вслух (многие монахи и попы были неграмотными). Они требовали запредельные суммы за вход, особенно если до церкви было трудно добраться (некоторые из них вырублены высоко в отвесных скалах и требуют почти профессионального скалолазания). Эти привратники оказались единственными людьми в Африке, на которых не действовал Стасин дар убеждения. Даже Тесфайе выходил из себя от их упрямства и часто цитировал библейские пассажи об изгнании Христом торговцев из храма.

Но это было еще не все. Стасе иногда приходилось дожидаться нас снаружи, потому что монастыри отличались такой строгостью, что женщин (а также вьючный скот женского пола) не пускали на порог. И каждый раз, как она присаживалась отдохнуть в радиусе километра от церкви или монастыря, ее немедленно окружала толпа послушников, пытавшихся заглянуть ей под китенге. Братьев во Христе ждал жестокий облом: под китенге у Стаей были шортики.

Решив немного отвлечься от поисков крокодилов и заглянуть в самую интересную часть страны, мы спустились с прохладных нагорий в жаркие пустыни, населенные только мусульманами. Там, на крайнем северо-востоке, где сходятся границы с Эритреей и Джибути, лежит пустыня Афар. Слово афар в семитских языках означает “пепел” или “пыль”. Вероятно, это то самое место, где пять миллионов лет назад люди произошли от обезьян, потому что именно здесь найдены сенсационные окаменелости “недостающих звеньев”. В то время эта область была покрыта лесами, но сейчас там мало растительности. В Афаре находятся основные “перекрестки” континентальных разломов, и земная кора постоянно трескается, извергая лавовые потоки и тучи вулканического пепла. Северная часть пустыни, называемая Данакиль, – самая низкая точка Африки, лежащая на сто пятьдесят метров ниже уровня моря. Там нет метеостанций, но считается, что это самое жаркое место на планете: днем температура обычно поднимается до 50 градусов в тени, а иногда и почти до 6о.

В пустыне обитает племя афар. Его обычно описывают как воинственных дикарей, живущих продажей соли с пересохших озер и грабежом караванов. По старинному обычаю они кастрируют незваных гостей, а в последние годы научились брать туристов в заложники. Я по опыту знал, что народы с подобной репутацией обычно оказываются самыми интересными и приятными в общении.

К тому времени, как мы спустились с нагорья, уже стемнело. В первой афарской деревне мы немного заплутали среди бесчисленных автомобильных следов в сухом речном русле и остановились спросить дорогу у идущих по тропинке девушек. Нас тут же пригласили в дом, угостили вкуснейшими горячими лепешками с семенами акации и отличным кофе и предоставили комнату со стенами, сплетенными из сухих веток. Всю ночь мы слышали за стеной мягкую поступь верблюжьих караванов, проходивших один за другим по единственной улице деревни.

Нашу хозяйку звали Айша. Утром мы достали надувной глобус, который возили с собой для подобных случаев, и показали, откуда мы приехали и куда еще собираемся. Стасе подарили кучу бисерных украшений, и она обменялась с хозяйкой китенге, отдав ей замбийское и получив афарское. Ее появление на улице в местной одежде вызвало в деревне бурный восторг.

В Афаре жуткие дороги, скучные пейзажи и ветер настолько горячий, что на лицах многих приезжих образуются волдыри. Немногочисленные туристы приезжают туда целыми автоколоннами и платят по две тысячи долларов за пятидневный визит. Ездить на одной машине не только опасно, но и практически невозможно. Каждый раз, как вы въезжаете на территорию очередного клана, вам полагается взять около десятка гидов и охранников, которым вы предоставляете питание, одеяла и небольшую зарплату. Вы также должны заплатить за пребывание на принадлежащей клану земле. Мы старались избежать всего этого, заводя дружбу с каждым шейхом и армейским командиром на нашем пути. В результате утомительных переговоров большую часть времени нам удавалось свести число навязанных нам пассажиров к двум, хотя в одном особенно опасном месте пришлось везти на крыше шестерых солдат и станковый пулемет. Приготовление еды на шесть человек, не говоря уже о двенадцати, на нашей маленькой походной печке занимало кучу времени. Места в машине совсем не оставалось, так что воды мы могли взять совсем немного. Если бы мы застряли в песке или поломались и пришлось бы выходить пешком, получился бы интересный эксперимент на выживание.

Но мы бы ни за что не променяли это путешествие на организованный тур в комфортабельном джипе с кондиционером. Мы познакомились с самыми гостеприимными людьми, каких встречали в Африке. Мужчины все поголовно были вооружены до заточенных напильником зубов. Девушки были ошеломляюще красивы; они ходили обнаженными до пояса, но их лица прикрывала прозрачная вуаль. Нас приглашали в каждую палатку, мимо которой мы проезжали, и уехать всегда было непросто. Мы даже освоили афарскую версию манкалы> древней африканской игры, в которую играют на песке катышками сухого козьего помета.

В Данакиле есть два места, которые стоит посмотреть. На дальнем севере, у самой границы с Эритреей, находится сухое озеро Ассале. Каждый день к нему караван за караваном приходят четыре тысячи верблюдов за грузом соли. В центре озера вздымается громадный “пузырь” каменной соли, покрывающий вулкан Даллол. Горячие источники на вершине вулкана – самые причудливые на Земле. Они образуют кроваво-красные террасы, дымящиеся белые купола и окутанные паром озера зеленой кислоты в ярко-желтых серных берегах.

В восьмидесяти километрах к югу среди бесконечных пылевых пустынь затерян другой вулкан, Эрта-Але. В его кратере бурлит озеро кипящей лавы. В то время таких озер в мире было всего четыре, и до всех было трудно добраться. Мне уже приходилось видеть лавовое озеро в вулкане Ньирагонго в Центральной Африке, но оно находится в очень глубоком кратере, а к меньшему по размеру озеру на Эрта-Але можно подойти совсем близко. Стася с Шурой никогда не видели лавового озера, но я объяснил им, что это зрелище стоит любых усилий.

Подняться по черным лавовым полям на вершину Эрта-Але было бы легко, если бы там не было так жарко. Туристы, приезжающие в кондиционированных джипах, нередко умирают во время подъема. Мы провели ночь на краю черно-красного озера, глядя, как оно бурлит, кружится, выдувает гигантские пузыри и иногда взрывается фонтанами огненных брызг. На рассвете, когда мы уже собирались уходить, взорвалась вся поверхность озера, и клочья лавы взлетели на сотню метров. К тому времени, как эти “капли” падали обратно, они уже застывали в черные камни.

Обратно мы добирались с некоторым трудом. День выдался очень жаркий. Ветер был попутный, поэтому радиатор не работал, и нам приходилось каждые несколько минут останавливаться, чтобы остудить мотор. Но открывать окна мы не могли, потому что вокруг шла пыльная буря и машина мгновенно заполнилась бы мелким песком по самую крышу У нас осталось два литра воды. Мы смачивали кусок ткани и оборачивали его вокруг Стасиной головы, но он высыхал за несколько секунд. Наш вооруженный охранник, мальчишка лет пятнадцати, был так напуган, что на каждой остановке приходилось выпускать его наружу. Местный гид, знаменитый воин, но уже совсем старый, потерял сознание, а он был единственным, кто более-менее знал дорогу. Потом отключился Тесфайе, и Шура тоже выглядел не лучшим образом. Впервые за время совместных путешествий я всерьез опасался, что потеряю моих друзей. Но мне удавалось ориентироваться по форме дюн и направлению ветра, а под вечер буря неожиданно стихла, пыль осела, я открыл окна и выжал газ до отказа. Через пять минут все начали приходить в себя. Еще два часа тряски по каменистым предгорьям, населенным только фантастически выносливыми газелями да дрофами, и мы въехали в глубокий каньон. Там мы нашли воду.

Саади, великий персидский поэт XIII века, как-то сказал: “Если хочешь испытать высшее блаженство, иди в пустыню на два дня. Когда ты вернешься, первая же вонючая лужа будет источником высшего блаженства”. Но перед нами предстала не лужа, а кристально чистый водопад и под ним маленькое озерцо, единственный источник воды в радиусе девяноста километров. В озерке даже лягушки водились. Мы были в раю.

На следующий день мы вернулись в райцентр и попрощались с нашим афарским гидом. Когда мы уже собрались уезжать, к нам подбежала симпатичная девушка, которая что-то восторженно кричала.

– Она говорит, – перевел Тесфайе, – что на Стасе одежда ее сестры.

Это была сестра Айши. Она приехала в город, чтобы попробовать устроиться на работу в местном управлении туризма. Мы проводили ее до управления, в очередной раз предъявили наши украшенные бесчисленными печатями верительные грамоты и объяснили, что ее семья только что оказала большую помощь важным иностранным гостям. Ее немедленно приняли на работу.

Мы подвезли девушку до деревни Айши. Там мы узнали, что Айша стала местной знаменитостью – единственным человеком в истории района, у которого завелись иностранные друзья. Мы зарядили компьютер от автомобильной батареи и весь вечер показывали собравшимся в полном составе жителям деревушки фотографии из других африканских стран.

Утром мы поднялись обратно на нагорье, в край прохладного воздуха, зеленых деревьев и асфальтированных дорог. И вдруг мы разом поняли, что очень хотели бы вернуться в Данакиль, в это странное место, где мусульманские молитвы произносят не лицом к Мекке, а спиной к ветру, где бутылки открывают магазином от автомата Калашникова, где пластиковые канистры хранят как семейное достояние, но женщины носят золотые серьги весом в сто граммов. В мир стройных людей, тощих верблюдов и неунывающих жаворонков. В край черной лавы, желтой серы, белой соли и серых дюн. В страну, которая за пять дней стала нашим домом.

Наши приключения в Афаре еще не кончились. Нам надо было пересечь его чуть менее пустынный южный угол по участку шоссе, ведущего в Джибути. Эту дорогу построили во время войны с Эритреей, когда Эфиопия потеряла доступ к морю. По новой трассе осуществлялось все снабжение страны, поэтому трафик там был плотный.

Поездка получилась грустная. Местных афаров уже цивилизовали. Мужчины почти поголовно уехали на заработки в города, а женщины стояли у дороги с пустыми пластиковыми бутылками, надеясь, что кто-то из водителей поделится с ними свежей водой. Мы ни разу не видели, чтобы кто-нибудь остановился.

Шоссе пересекало национальный парк под названием Янгуди-Расса. Его создали для охраны одного из самых редких животных Африки – дикого осла. Этот поразительно красивый обитатель суровых пустынь является предком домашних ослов, но сохранился только в глухих районах Эфиопии, Эритреи и Сомалиленда. Много лет назад я участвовал в израильском проекте по разведению диких ослов в неволе, так что мне особенно хотелось посмотреть на них в природе, и мы пару часов колесили по парку. Там было множество домашнего скота, но почти никакой другой живности. Один раз мы видели осла, похожего на дикого, но он был слишком далеко, чтобы быть уверенными.

В следующем городке мы нашли офис национального парка – крошечный фанерный сарай, в котором жили два инспектора с семьями. Один из них чуть-чуть говорил по-английски.

– Есть ли у вас в парке дикие ослы? – спросил я.

– Нет.

– А что есть?

– Проблемы.

Ну что ж, по крайней мере он был честен.

Мы решили поискать крокодилов в пустынных озерах вокруг города Харэр на востоке Эфиопии, недалеко от границы с Сомалилендом. На краю пустыни мы поставили палатку у небольшого ручейка. Наутро Стася проснулась с острой болью в желудке.

Мы поехали в сторону Харэра, надеясь, что ей станет лучше. Но боль усиливалась. Дорога долго петляла по гребню хребта, разделявшего пустыни Афар и Огаден. Стася уже почти кричала. На пути был небольшой городок под названием Миесо, и там мы отыскали больницу.

Мы слышали немало жутких историй об африканских больницах и ожидали увидеть зловонный холерный барак, в котором умирающие валяются на грязном полу вперемешку с умершими, единственным источником вентиляции служат крылья миллионов мух, шприцы стерилизуют ослиной мочой после каждой тысячи уколов, а с заплесневелого потолка падают комья вируса марбургской лихорадки. Однако больница, хотя и довольно спартанская, оказалась более-менее чистой и нормально работала. В течение часа врачи взяли несколько анализов, диагностировали острый гастрит, сделали укол и выписали таблетки, которые мы купили в аптеке через дорогу. К обеду Стася снова была весела как птичка. Все это обошлось нам в шесть с чем-то долларов. Если я когда-нибудь заболею, лечиться полечу в Эфиопию.

Харэр – неофициальная столица эфиопских мусульман. Утверждается, что пророк Мухаммед однажды отправил сюда свою семью, когда ей угрожали преследования. Жители этого полуавтономного города говорят на особом языке, называемом адаре. Подобно большинству старых мусульманских городов, Харэр тесен, слегка разрушен, завален мусором и страдает от нехватки воды. Местные жители верят, что иностранцам запрещено ходить по улицам без гида. Если вы просите их от вас отвязаться, они сообщают вам, что живут в свободной стране и могут ходить, где пожелают, а потом продолжают за вами следовать, осыпая ругательствами. Когда горожане вас видят, они кричат не “ю!”, а “фаренжи!”. Это слово, которым по всему исламскому миру обозначают европейцев, возникло еще во времена крестовых походов из арабского названия франков.

В Харэре столько мусора, что козы, собаки, крысы и грифы не справляются с его переработкой. Поэтому в городе живет несколько сотен пятнистых гиен. Они ведут себя вполне прилично, появляясь на улицах только после наступления темноты и лишь изредка разнообразя свое меню ребенком или какой-нибудь частью тела взрослого. Около сорока лет назад один местный дервиш начал их подкармливать, и теперь вечернее кормление гиен стало аттракционом для туристов. Вы можете покормить их с рук и даже погладить. Пятнистые гиены – исключительно интересные звери, но, судя по тому, как мало в Харэре туристов, особой популярностью они не пользуются.

Собственно, туристов на удивление мало во всей восточной Эфиопии. Так и не найдя крокодилов вокруг Харэра, мы решили по дороге обратно в Аддис-Абебу попытать счастья в национальном парке Аваш и оказались там единственными посетителями. Это чудесное место с множеством антилоп, редкими птицами и стаями павианов-гамадрилов, единственных в мире пустынных приматов. Есть там и крокодилы.

Мы наконец-то нашли идеальное место с маленькими водоемами. Река Аваш течет с нагорий в пустыню по глубокому каньону. Обвалы перегородили ее русло, образовав цепочку разделенных порогами и водопадами прудов. В каждом пруду жило по нескольку крокодилов. Записав там несколько “песен”, мы перебрались в еще более живописное место в нескольких милях к северу, где тоже водились крокодилы. Они населяли пять маленьких, кристально чистых озер, образованных теплыми ручьями у подножия черного лавового обрыва. Выше по течению ручьев мы обнаружили горячие источники – бирюзовые чаши, скрытые в пальмовом лесу. Вода там была такой горячей, что залезать в нее удавалось с большим трудом, поэтому мы ходили туда по ночам, когда немного спадала жара.

Авашские крокодилы ревели почти каждый раз, когда “пели”, и их рев было слышно метров за триста. Моя теория пока что работала.

Набрав нужное количество наблюдений, мы поехали в Аддис-Абебу. Было заметно, что до столицы недалеко, потому что на обочинах начали попадаться люди, продававшие диких птиц в маленьких клетках. Особой популярностью пользовались крошечные изумрудно-зеленые абиссинские неразлучники. Торговля дикими птицами в Эфиопии запрещена, так что мы каждый раз останавливались, показывали этим людям наши бумаги (читать они все равно не умели), объясняли, что в следующий раз посадим их в тюрьму, конфисковали птиц и выпускали их в ближайшей роще.

Тесфайе был счастлив вернуться к семье живым и невредимым. Он купил домой такой огромный мешок тефа, что машина едва не развалилась, когда мы общими усилиями втащили его на крышу. После того как мы два месяца торговались за каждый быр, он явно не ожидал чаевых, но мы решили, что он их заслужил за свои страдания, и денег не пожалели. Позже он написал мне, что это был его лучший маршрут за всю жизнь. Но, несмотря на все мои лекции по геологии и астрономии, он считал своим долгом продолжать верить, что миру всего несколько тысяч лет.

Пойманный карликовый крокодил по дороге к городскому рынку