Глава 26
Crocodylus niloticus: место, откуда мы родом

В этот раз я уезжал в Африку всего на три месяца, но расставаться с Настей было намного тяжелее. Мы очень сдружились за несколько недель, проведенных вместе. Но я знал, что поездка в Эфиопию для нее слишком тяжелая, ведь опыта экстремальных путешествий у Насти еще не было.

Лететь за границу из маленького ноксвиллского аэропорта всегда было слишком дорого. На этот раз самым дешевым способом оказалось взять напрокат машину, доехать до Вашингтона и оттуда лететь в Аддис-Абебу. Во время долгого перелета я старался отвлечься от грустных мыслей, работая над путеводителем. К тому времени мы уже придумали для него название: “Дикая Африка. Путеводитель натуралиста”. Я знал, что глава про Эфиопию будет особенно интересной.

Эфиопия – самая необычная из африканских стран. Ее жители чернокожие, но, за исключением некоторых пограничных племен, черты лица у них скорее европейские, чем африканские. Основные языки относятся к афразийской семье, которая включает также арабский, иврит и языки Древнего Египта и Вавилона. Население центральных нагорий приняло христианство еще в IV веке; это единственные древние христиане в Африке, не считая египетских коптов.

Но по-настоящему уникальна Эфиопия тем, что из всех африканских стран только она никогда не была колонией. В 1936 году, несмотря на два унизительных поражения от эфиопов, фашистская Италия сумела оккупировать ее на несколько лет, но единственным долговременным эффектом оккупации стало распространение пиццы, по сей день популярной в городах. В северной части Эфиопии итальянское владычество продолжалось намного дольше, и возникшие культурные различия оказались такими серьезными, что позже север отделился и теперь является независимой страной под названием Эритрея.

Еще до начала колониальной эпохи и трансатлантической работорговли Африка пережила намного худшее вторжение. Армии мусульман завоевали весь север континента (проникнуть южнее им помешала муха цеце, заражавшая лошадей смертельной болезнью нагана). Арабские работорговцы проложили торговые пути по всему востоку и центру Африки. Эфиопия была первой страной, попавшей под удар, но христиане центрального нагорья почти тысячу лет отбивали непрерывные мусульманские атаки.

Казалось бы, отсутствие колониального прошлого не так уж важно. В Африке полно глухих уголков, где не ступала нога ни арабских, ни европейских завоевателей. Местные культуры часто кажутся на удивление хорошо сохранившимися. Но все же Эфиопия непохожа на остальные страны континента. Разница чувствуется во всем: в необычном меню придорожных ресторанов, в языке межэтнического общения (здесь это амхарский, а не арабский, английский, французский или португальский), а больше всего – в глазах людей. Они вас не боятся. Они могут быть дружелюбными или нет, могут клянчить у вас деньги, предлагать бесплатно еду и кров, драть с вас втридорога за номер в отеле, потому что вы иностранец, и даже швырять камни в ветровое стекло вашей машины, но они не считают вас принципиально иным. Стена между черными и белыми, которую порой так трудно пробить в других странах, в Эфиопии не существует.

Именно поэтому многим приезжим здесь так трудно. Мы можем сколько угодно жаловаться на ужасы глобализации и потерю местного колорита, но на самом деле большинству людей по-настоящему чужая культура кажется непонятной и страшной. Мы хотим видеть ее яркой, но прирученной и адаптированной.

Эфиопская глубинка грязна, жестока, нередко опасна, но всегда захватывающе интересна. Других таких мест на свете уже не осталось. Тибет, Афганистан, Новая Гвинея, Конго, Амазонка были такими еще совсем недавно, но уже “цивилизованы”. Эфиопию их участь тоже не минует, но пока что она остается вашим последним шансом попробовать путешествовать так, как это делалось раньше, когда наша планета оставалась дикой и враждебной, когда исследователи отправлялись в дальние края, ожидая встретить что-то абсолютно неизвестное и непредсказуемое. Смогли бы вы выйти из гавани, как они, зная, что все будет по-настоящему – камни, стрелы, болезни, неизбежная потеря здоровья, риск для жизни… и открытия?

В Аддис-Абебе очень приятный климат: почти не бывает слишком жарко или слишком холодно. В немногочисленных парках полно интересных птиц, от нектарниц до ибисов, – наверное, потому, что горожане почти не держат кошек. Я остановился в самом старом отеле страны, с настоящей сантехникой XIX века, и бегал по городу, пытаясь собрать все необходимые разрешения, взять напрокат машину и заглянуть во все музеи и соборы.

Самым сложным было найти машину В Эфиопии стопроцентный налог на импорт, а выезжать за пределы столицы иностранцам разрешается только на внедорожнике с шофером. Поэтому прокат очень дорогой даже по африканским стандартам.

После утомительных дней я проводил вечера в интернет-кафе, пытаясь прочитать свою электронную почту. Правительство коммунистов в Эфиопии свергли семнадцатью годами раньше, но телекоммуникации в основном остались государственной монополией, поэтому на загрузку одной страницы текста уходил примерно час. Приходилось ждать: это был мой последний шанс пообщаться с Настей перед отъездом в глубь страны, где все еще хуже.

В городе полно замечательного искусства – музыки, архитектуры, старинной живописи. В церковных фресках особенно часто повторяются два сюжета. Первый – изображение царя Соломона и царицы Савской, ласкающих друг друга на супружеском ложе. Эфиопская императорская династия утверждала, что происходит от их мифического союза, хотя наследования по крови там вообще практически не было и трон много раз захватывали узурпаторы. Второй сюжет – выступление последнего императора Хайле Селассие в Лиге Наций. Он произнес там страстную речь, прося защитить страну от итальянского вторжения. Лига Наций в ответ ввела эмбарго на поставки оружия воюющим сторонам, хотя отлично знала, что этим обрекает Эфиопию на поражение, потому что у Италии была своя военная промышленность. Речь императора, однако, имела неожиданные последствия. Она произвела такое впечатление по всему миру, что на далекой Ямайке зародилась новая религия – растафарианство, основанное на вере, что Хайле Селассие является реинкарнацией Христа.

Как только мне удалось достать машину по цене, которая не обрекала меня на голодовку, я попросил водителя отвезти меня на крайний юго-запад страны, где плохо размеченные и до сих пор спорные границы с Кенией и Суданом встречаются в соляной пустыне у озера Туркана, самого северного из великих озер Африки.

Миллионы лет назад африканский континент начал распадаться на части. Глубокие трещины (геологи называют и 'к рифтами) поползли от Сирии на севере до Мозамбика на юге. Самые глубокие из этих разломов – Красное море и Аденский залив, отделяющие Африку от Аравии. Другие трещины заполнены большими озерами, от Тивериадского озера (оно же Кинерет) и Мертвого моря до Танганьики и Ньясы. Разломы продолжают расти и обрамлены вулканами и горячими источниками. Все вместе они называются Рифтовой долиной, хотя на самом деле это целая система долин, иногда параллельных друг другу или образующих развилки. Многие из красивейших мест Африки – кратер Нгоронгоро, вулканы Вирунга и Ол’Доньо-Ленгаи, водопады Мерчисона, горы Рувензори – расположены вдоль рифтов.

Выбравшись из Аддис-Абебы, мы спустились с нагорий в Рифтовую долину. Мой шофер Тесфайе был в отличном настроении. Он еще не догадывался, что его ждет в ближайшем будущем. Подобно многим африканцам ‘‘среднего класса”, он недавно перешел в протестантизм. Американские церкви содержат огромное количество миссий в Африке; чтобы вступить в протестантскую общину, надо быть человеком определенного достатка, но расходы быстро окупаются, потому что в церкви можно завязать немало полезных знакомств. Как всякий неофит, Тесфайе был полон религиозного рвения и пытался убедить меня, что Рифтовая долина не может быть старше пяти тысяч лет, так как с сотворения мира не прошло и шести.

Мы остановились пообедать. Эфиопская кухня совершенно уникальна. Ее основа – инжера, огромный блин, который полагается делать из муки местного злака под названием шеф. Настоящую тефовую инжеру можно найти только на центральном нагорье, а в равнинных частях страны и в эфиопских ресторанах всего мира ее пекут из пшеницы или ячменя. Инжера служит одновременно едой, посудой и столовым прибором. Прочие блюда – жаркое, салаты, острые пюре, кубики сырого мяса – подаются насыпанными на инжеру. Вы отрываете по кусочку от ее краев и этими кусочками берете все остальное с середины. К такой экзотике надо привыкнуть, но все же эфиопская пища намного вкуснее, чем то, чем кормят в придорожных забегаловках остальной Африки.

Дорога большей частью шла по Рифтовой долине, лишь иногда взбираясь на окрестные горы. В одном придорожном городке обнаружилась небольшая растафарианская община. После многих десятилетий просьб правительство Эфиопии разрешило растафари “вернуться” в их обетованную землю, но пока очень немногие воспользовались этой возможностью.

Ночевали мы в отеле с поразительным количеством блох и клопов. К счастью, у меня был репеллент. Я поделился им с Тесфайе и дал ему таблетки от расстройства кишечника. Сырое мясо в ресторане не пошло ему на пользу. Я был очень горд собой: научиться без вреда для себя есть пищу, от которой даже местные жители заболевают, – самая заветная мечта любого биолога в тропиках. Тесфайе был так благодарен, что в дальнейшем часто разрешал мне вести машину, хотя и рисковал неприятностями.

Эфиопия – самое трудное место для вождения, по крайней мере в Африке. Почти все местные водители только недавно получили права, а прочее население еще не поняло, насколько опасны автомобили. Асфальтированных дорог совсем мало, и они особенно опасны, потому что все так счастливы на них оказаться после многих дней тряски по грунтовкам, что гоняют как сумасшедшие. Местное поверье гласит, что если перебежать дорогу перед самым бампером быстро едущей машины, дольше проживешь. Еще один славный обычай – выталкивать под колеса престарелую овцу или козу. Если она погибает, все жители деревни мгновенно окружают место происшествия, чтобы вытрясти из водителя компенсацию по произвольно рассчитанной “рыночной стоимости”. Хватает тут, разумеется, и обычных африканских прелестей: бездонных колдобин, скота, детей, туч пыли и летящего из-под колес щебня.

Свернув с шоссе, мы поехали на запад, к долине Омо. Этот небольшой район Эфиопии часто называют “музеем этнографии”, потому что там живет около сорока племен, языки которых принадлежат к пяти разным языковым семьям. Самое известное – племя мурси, женщины которого растягивают губы в огромные кольца и вставляют в них диски размером с большую тарелку. Чем больше диск, тем красивее считается женщина и тем больше скота надо за нее уплатить. Другие племена тоже любят улучшать свою внешность. Жители Эфиопии в общем-то очень красивые люди, но почему-то именно в этой стране больше всего обычаев, связанных с косметическим членовредительством. Даже относительно “цивилизованные” христиане нагорий вырезают или татуируют у детей на лбу кресты и практикуют мужское и женское обрезание, иногда самой жуткой разновидности.

Отсыпанная щебнем дорога сменилась грунтовкой, а затем колеей в песке. После долгого дня в пути мы достигли унылых берегов озера Туркана (оно же озеро Рудольф или Нефритовое море), самого большого в мире щелочного водоема.

Места там очень сухие, знойные и ветреные. В кенийской части озера есть вулканические острова и береговые обрывы, но эфиопская часть мелководная, скучная и окружена низкими дюнами и солончаками. Я попробовал плавать в озере с маской, но пришлось идти почти километр, чтобы зайти в воду по колено. Пить эту воду можно только в самом крайнем случае. Почти вся рыба уходит нереститься в Омо, единственную большую реку, впадающую в озеро.

В прибрежных дюнах не водилось ничего, кроме редких песчанок, жаворонков, ящериц и эф. На отмелях было полно куликов, а дальше от берега иногда пролетала стая фламинго или появлялась над водой голова всплывшей подышать огромной черепахи. Рыбы в озере было много, судя по количеству крокодилов. Когда-то популяция крокодилов Турканы была самой большой в Африке, да и сейчас их что-то около десяти тысяч. На отмелях их виднелось множество, обычно группами от трех до двенадцати.

Трудно было поверить, что этот суровый край – центр территории, известной как “колыбель человечества”. Именно в сухих, бесплодных участках Рифтовой долины найдено больше всего костей и орудий древнейших людей. Находкам, сделанным на озере Туркана, от двух до четырех миллионов лет. В то время климат был более влажным, и в здешних саваннах жило не менее трех разных видов людей. Один раз я нашел примитивный каменный скребок, явно относившийся к самому началу каменного века, но даже он не убедил Тесфайе, что человеческая история насчитывает больше нескольких тысяч лет.

Река Омо оказалась наполовину пересохшей, но в ее дельте остались обширные илистые отмели с множеством неглубоких луж, и в некоторых лужах лежали по нескольку крокодилов. Это было идеальное место для моих исследований: в сезон дождей крокодил мог доплыть из озера Туркана до любой части дельты за полчаса-час, но в сухой сезон лужи были отделены от озера отмелями. Ил там был глубокий, топкий и липкий, так что крокодилы избегали по нему ползать – я не видел ни одного следа.

Кенийский биолог Алистер Грэхэм изучал крокодилов Турканы в 1960-х годах и написал про них очень интересную книгу “Веки рассвета”. Он был одним из немногих исследователей, уделявших внимание брачному поведению крокодилов, и оставил подробное описание шлепков головой, но ни разу не упоминал рев. Я знал, к чему прислушиваться, поэтому иногда мне удавалось уловить слабый “кашель” за долю секунды до шлепка. Грэхэм, однако, отмечал, что во время драк и прочих конфликтов крокодилы вполне способны реветь и рычать. Я тоже видел одну стычку между двумя крупными самцами, во время которой они оба ревели, как мощные мотоциклы. Так что способностью издавать рев они вполне обладали, просто не включали его в свои “песни”.

А как насчет крокодилов в лужах дельты? Чтобы к ним подобраться, мне приходилось ползти по пятьсот – шестьсот метров через илистые отмели. Всю одежду приходилось оставлять в машине, потому что к ткани ил прилипал еще сильнее, чем к коже. К счастью, местных жителей из племени дасанеч, которые пасли скот в окрестной пустыне, это не смущало. Они и сами ходили голыми, не считая маленьких тканых юбочек, а некоторые были полностью обнажены. Позже я узнал, что без юбочек ходят люди самой низшей касты: мужчины, которые не имеют скота и вынуждены жить охотой на крокодилов, и женщины, которые по какой-то причине не прошли церемонию отрезания клитора и потому не имеют права называться женщинами, выходить замуж и носить одежду. У всех мужчин были при себе автоматы Калашникова и короткие копья. Они всегда были готовы убить любое животное ради мяса, а любого человека другого племени – за появление на их территории.

Дасанеч не отличаются особым гостеприимством. Причина, вероятно, в том, что все племена долины Омо постоянно воюют между собой и чужаков принято сразу убивать, как только поймаешь. Пару раз они приглашали нас в свои полукруглые разборные хижины, но общаться было трудно, потому что они почти не знали амхарского, а мы с Тесфайе не знали местных языков.

Вскоре я научил Тесфайе наблюдать за крокодилами, слушать, “кашляют” ли они, и записывать данные. Теперь мы могли работать вдвоем. Он отказался ползать по илу, так что я оставлял ему более доступных крокодилов. Днем жара была совершенно нестерпимая, но крокодилы “пели” только по утрам, так что в жаркие часы мы могли отсиживаться в воде или лежать в тени под машиной. Единственным развлечением были редкие визиты эфиопских пограничников, у которых в машине работало радио, так что они могли сообщать нам новости.

Из всех мест, где мне пришлось вести наблюдения, это было самым скучным. Мы были счастливы, когда смогли наконец оттуда уехать, вернуться к шоссе и помчаться дальше на юг по красным пустыням с шестиметровой высоты термитниками. Как только мы оказались на асфальте, я суммировал данные. Не обнаружилось абсолютно никакой разницы между “песнями” крокодилов в лужах и в озере Туркана. Конечно, это была только половина результата: мне еще предстояло провести аналогичное исследование аллигаторов. Но пока можно было вернуться к основной работе: сравнению крокодилов, живущих в районах только с маленькими водоемами и только с большими.

Тем временем Стася с Шурой путешествовали по Кении. По нашему плану мы должны были встретиться на границе и продолжить исследования вместе. Рассчитать время встречи было непросто, потому что общаться мы могли только с помощью электронной почты, а найти доступ в интернет удавалось очень редко. Когда мы с Тесфайе добрались до ближайшего города, я проверил почту (на это ушло три часа) и узнал, что мои друзья покинули Исиоло двумя днями раньше.

Кения состоит из двух совершенно разных частей. Юг страны, которым ограничивается большинство туристов, – в основном саванна с большими городами, отличными шоссе и цивилизованного вида людьми. Север – пустыня с дикими кочевниками, полуразваленными поселками и разбитыми в хлам грунтовками. Основной пункт контакта между двумя половинками – полицейский блокпост на северной окраине города Исиоло. Раз Стася и Шура его проехали, значит, теперь они пересекали северную пустыню Дада Галгала.

Мы с Тесфайе приехали в Мояле, где находится основной погранпереход в Кению, и спросили местных жителей, не пересекали ли границу за последнее время двое белых. Собралась небольшая толпа; мальчишки сбегали к пограничникам, чтобы и у них спросить. Все уверяли, что уже неделю с эфиопской стороны не приходило ни одного автобуса и ни одного иностранца.

Мы зашли в кафе, чтобы перекусить. Но прежде чем была готова наша инжера, снаружи что-то произошло: послышались беготня, крики, затем шаги множества людей. Двое детишек ворвались в комнату с криками “они здесь! они здесь!”. И наконец огромная толпа подвела к кафе Стаею с Шурой. Я чувствовал себя как Стэнли, когда нашел Ливингстона.

Мои друзья умирали с голоду после трех дней в пути. Я рассказал им, какая замечательная в Эфиопии еда, но когда инжеру принесли, она оказалась не из тефа, и на ней не было ничего мясного, только салаты и овощное пюре.

– Извините, – сказал Тесфайе, – начался Великий пост. Мяса не будет сорок дней. Вот доедем до мусульманских областей, там опять появится.

Мы вернулись в Рифтовую долину и поехали вдоль цепи озер, которая тянется почти до самой Аддис-Абебы. В каждом из них водились крокодилы, но берега были слишком густо заселены. Наконец мы нашли замечательный национальный парк под названием Нечисар. Он расположен на перешейке, разделяющем два больших озера. У озер скалистые берега, а все впадающие в них реки оказались пересохшими в это время года. Крокодилов там было множество, особенно на мысу под названием Крокодилий Базар, где их собрались сотни, в том числе очень крупные. За ними было очень легко наблюдать с береговых обрывов. Обилие крокодилов не мешало местным жителям удить рыбу, стоя по грудь в воде.

В Эфиопию мало кто приезжает посмотреть на диких животных. В отличие от Кении и других стран, специализирующихся на сафари-туризме, в Эфиопии не увидишь большие стада слонов и зебр. В здешних национальных парках полно зверей и птиц, которые нигде больше не водятся, но знают про них в основном специалисты. Поэтому парки почти не приносят дохода, а местные жители с них вообще ни копейки не получают и от всей души их ненавидят. Браконьерство нередко принимает характер вялотекущей партизанской войны, из-за чего паркам приходится требовать, чтобы всех туристов сопровождали гиды и вооруженные охранники, а это приводит к дальнейшей потере популярности… Поразительно, что, несмотря на этот замкнутый круг, в стране еще осталась исключительно интересная фауна.

Я ухитрился получить в Аддис-Абебе разрешение на посещение парков и ночевку в них без гидов и охраны, и мы вовсю пользовались этими привилегиями. Наша палатка стояла рядом с машиной, и каждое утро нас будила птица-носорог, стучавшая огромным клювом по своему отражению в зеркале. Мы наблюдали за крокодилами часов пять, спали в самое жаркое время, потом ехали на горячий источник в фикусовом лесу, чтобы посидеть в природном джакузи, и до полуночи бродили по парку в поисках разной живности.

Зверья вокруг было полно, но больше всего нам запомнилась встреча с мышкой размером с абрикос, которую мы нашли однажды ночью в саванне. Она оказалась такой доверчивой, что ее можно было держать на ладони и кормить печеньем. Совсем крошечные грызуны, населяющие засушливые равнины других континентов, тоже бывают поразительно ручными: шелковые мышки Аризоны, карликовые тушканчики Монголии, мыши-малютки юга России. Почему – не знаю.

Крокодилы Нечисара “пели” так же, как и в других больших озерах и реках: они шлепали головой по воде и иногда негромко “кашляли”, но никогда не ревели. Теперь нам надо было найти место, где крокодилы живут только в маленьких прудах или ручьях. Одна старая книга упоминала крокодилов, обитавших в пустынях и болотах к востоку от Рифтовой долины, за горами Бале. Мы направились туда.

Это были земли племени оромо. Оромо – один из самых древних народов Восточной Африки. Они составляют более трети населения Эфиопии, хотя их редко видишь среди высокопоставленных чиновников. В основном это нищие скотоводы, разводящие верблюдов и коз.

Мы поискали крокодилов в пустыне на крайнем востоке земель оромо, но все реки там оказались полностью пересохшими. На границе с Сомали имелись постоянные реки, но ехать туда по бездорожью пришлось бы минимум неделю. Из водоемов нам удалось найти только глубокие озера в замечательно красивой пещере Соф-Омар, где крокодилы когда-то жили, но давно истреблены. Зато там остались огромные колонии летучих мышей десятка разных видов. Они, впрочем, тоже доживали последние дни, потому что в пещере уже строили бетонные дорожки для туристов и проводили электрическое освещение. Некоторые залы были такими сухими, что на стенах висели мумифицированные трупики давно умерших летучих мышек. У некоторых из них в ноздрях виднелись капельки засохшей крови, и я подумал, что они, возможно, погибли от лихорадки Эбола или еще какого-нибудь филовируса. Позже я рассказал об этих мумиях друзьям, изучающим вирусы диких млекопитающих, и теперь в пещеру готовится международная экспедиция вирусологов.

На обратном пути мы остановились в лесу Харенна у южного подножия гор Бале. Это последний остаток древних дождевых лесов, когда-то покрывавших весь юг Эфиопии, и одно из пяти мест в Африке, где до сих пор открывают новых крупных животных. Мы там видели обезьяну, которую приматологи через два года описали как новый вид, и маленького черного мангуста, возможно до сих пор неизвестного науке.

Харенна считается тем самым местом, где свыше тысячи лет назад впервые начали выращивать кофе. Местные жители предпочитают “дикие” зерна, собранные в лесу, и варят из них самый лучший кофе, какой мне доводилось пробовать (на втором месте кофе Блу-Маунтинс на Ямайке). Когда они приглашают вас в гости, то устраивают сложную кофейную церемонию, почти такую же впечатляющую, как чайные церемонии Японии и провинции Фуцзянь в Китае.

Через лес протекала река, но она была слишком большой для моих исследований. Стало понятно, что нам придется перебраться на север страны и искать подходящие места там.

Чтобы попасть туда из леса Харенна, надо было перевалить горы Бале, а у нас как раз полетели тормоза. Мы поднялись на вершину хребта и оказались на покрытом влажными лугами широком плато, напоминавшем горную Шотландию. На лугах росло множество причудливых цветов, а чуть дальше от дороги редкие эфиопские волки охотились за луговыми ибисами, гигантскими крысами и зайцами с непомерно большими ушами. Спуск с плато занял целый день, потому что тормозить мы могли только двигателем, но к вечеру мы все-таки добрались до офиса национального парка Бале, где имелись комфортабельный гест-хаус и даже сауна.

Лес вековых можжевельников вокруг офиса славится обилием горных ньял, бушбоков Менелика и других исключительно красивых антилоп, нигде больше не встречающихся. Но самым интересным местом оказалось мусорное ведро у входной двери. Я наблюдал за ним через окно всю ночь и увидел двух полосатых шакалов, одного золотистого шакала и одного странного зверя, напоминавшего американского койота. Только через два года выяснилось, что это был серый волк: оказывается, в Эфиопии сохранилась маленькая популяция карликовых волков.

Нам очень хотелось задержаться в чудесных горах, взять напрокат лошадей и исследовать парк получше. Но нас ждали дальние-предальние дороги и новые поиски крокодилов.

Нильский крокодил