Глава 12
Paleosuchus palpebrosus: вибрирующая игрушка

Джорджтаун – самая скромная из южноамериканских столиц. И город, и остальная страна больше похожи на Карибские острова: расслабушные, сонные, практически не затронутые лихорадочным развитием экономики, охватившим другие страны континента.

Разумеется, и в Гайане без развития не обходится. Летя над джунглями, то и дело видишь плеши вырубок и здоровенные пятна мертвой земли, отравленной ртутными стоками с золотых приисков. Однако стремительного роста уровня жизни, который так бросается в глаза в Бразилии, Перу или Эквадоре, тут пока не наблюдается. На улицах столицы я видел несколько прокаженных, просивших милостыню, – в наше время такое редко увидишь где-либо, кроме Индии.

В маленькой Гайане много интересных мест, куда стоит заглянуть, но из сентиментальных соображений мне очень хотелось попасть в Эдвенчер (“Приключение”) – поселок, где большей частью происходит действие первой прочитанной мною книги Даррелла. С тех пор там, конечно, многое изменилось, но я легко отыскал несколько очковых кайманов в болотах и осушительных каналах вокруг.

Очковый кайман назван так за похожий на дужку очков костный гребешок между глаз (название неудачное, потому что у многих других кайманов такой гребешок тоже есть). Он распространен от Амазонии до крайнего юга Мексики. Там, где водятся и очковый, и черный кайманы, они встречаются в разных типах водоемов. В Перу черные живут в основном в старичных озерах, а очковые – в реках; в Бразилии черные предпочитают большие реки, а очковые – их притоки; в Гайане черные живут в лесных реках и озерах, а очковые – в реках саванны, прибрежных болотах и мангровых лагунах. Почему у них все так хитро, никто не знает. Для меня самым важным было то, что оба вида – “универсалы” и могут жить в водоемах любого размера, так что, согласно моей теории, они должны включать в свои “песни” и рев, и шлепки головой. Для черного каймана предсказание оказалось правильным, но про очковых мне пока ничего не удалось узнать, потому что до их брачного сезона оставалось шесть месяцев.

В Гайане водятся еще два вида кайманов, так называемые карликовые. В длину они не превышают двух метров. Один из них даже до полутора метров дорастает нечасто – это самый мелкий из ныне живущих крокодиловых. Два кайманчика тоже по-разному делят между собой места обитания в разных частях Амазонии, но в общем населяют быстрые реки в предгорьях, лесные ручьи, болота и затопленные леса, причем в каждой области один вид предпочитает бассейны “белых” рек, а другой – “черных”. Для меня было важно, что оба они могут жить и в реках, и в небольших прудах.

Карликовые кайманы не особенно редки, но их очень трудно найти. Самый надежный способ – плавать с маской и трубкой вниз по течению небольших речек, заглядывая под нависающие берега, корни деревьев и коряги, где эти скрытные, робкие существа прячутся днем. По ночам они иногда охотятся на суше, и порой их можно увидеть разгуливающими поздней ночью по улицам Манауса.

Питер Тэйлор рассказал мне о популяции карликовых кайманов в заповеднике Ивокрама-Форест. Это одно из немногих мест в глубине страны, к которому даже в сезон дождей можно доехать по нормальной дороге. Для меня было приятным сюрпризом существование заповедника, расположенного всего в двадцати часах пути от столицы, где можно проводить исследования практически бесплатно. Я нашел автобус, идущий в ту сторону. Отъехав всего километров на семьдесят от города, мы остановились у полицейского блокпоста. Перед нами стояла длинная очередь грузовиков и автобусов. Каждый водитель или пассажир должен был медленно, по буквам продиктовать свои имя, адрес и место работы в доску пьяному капитану полиции, который едва был в состоянии держать карандаш. Весь багаж (а его было немало) подвергался обыску.

Моя очередь подошла часа через два. Алкаш-капитан стал обыскивать мой рюкзак лично. Он добрался до аптечки (путешествуя в подобных местах, приходится возить с собой приличную аптечку, потому что вас постоянно просят о медицинской помощи) и выудил оттуда крошечный пузырек с таблетками нитроглицерина.

– Ага! – закричал он. – Это взрывчатка! Ты террорист, братан! Ты арестован! Завтра отправлю тебя в Джорджтаун в тюрьму!

Было совершенно очевидно, что он нагло вымогает взятку при нескольких сотнях свидетелей. Я не мог себе позволить раздавать взятки, поэтому пришлось начать оправдываться, чтобы потянуть время. Я надеялся, что он хотя бы на секунду отвернется и я сумею смахнуть пузырек в одну из бездонных щелей в дощатом полу. Все, включая остальных полицейских, смотрели на капитана с нескрываемой ненавистью. Главное шоссе страны оставалось парализованным. Наконец из толпы вышел гладковыбритый джентльмен в очках и галстуке и громко заявил:

– Я врач! В чем проблема?

Я объяснил. Джентльмен понюхал таблетку из пузырька, постоял секунду с задумчивым выражением лица и, ко всеобщему изумлению, заорал:

– Ты тупой придурок, команданте! Это сердечные таблетки! Гнать тебя в шею из полиции, пьянь!

Лицо капитана стало ярко-красным, но он ни слова не ответил. Я смел вещи со стола в рюкзак и пошел к автобусу. Поравнявшись с джентльменом в галстуке, я спросил:

– Вы и вправду врач?

– Какой там врач, братан! Машинами торгую.

Дождевой лес Ивокрама оказался чудесным заповедником, с обширными заболоченными лесами и сетью тропинок. В главной реке водилось множество очковых кайманов, а карликовые жили в глубине леса, в бесчисленных лужах, оставшихся после паводка. Это были карликовые кайманы Кювье, самые маленькие. Днем они прятались в глубоких норах под корнями больших деревьев. “Игрушечные” кайманчики отлично приспособлены к рытью нор: у них короткая морда лопатой, толстая чешуя на голове и слегка торчащие вперед зубы, как на ковше экскаватора. Они покрыты красивым узором из шоколадных пятен и белых полосок, а глаза у них красновато-коричневые. Детеныши особенно хороши.

Самый большой карликовый кайман, какого мне удалось найти, был длиной в полтора метра; такими крупными у “карликов” бывают только самцы. Я наблюдал за ним целую ночь, пока он беззаботно кормился застрявшей в прудике рыбой, а бесчисленные комары кормились мной. Ночь была волшебная: весь лес был залит холодным зеленоватым светом. В Ивокраме на удивление много светящихся грибов, причем грибница у них тоже светится, а она разрастается от одной гнилушки к другой, так что ею покрыта почти вся земля в лесу.

Кайман “спел” всего раз. Он поднял голову и хвост и коротко зарычал, как собака. Мне показалось, что его спина мелко задрожала, но я не был уверен, что действительно наблюдал инфразвуковую вибрацию, а мой магнитофончик отказался работать из-за постоянной сырости.

Больше мне не везло. Пора было возвращаться в Джорджтаун. Там – какое совпадение! – я получил письмо от австралийского герпетолога Колина Стивенсона, одного из двух-трех людей в мире, которых можно назвать знатоками карликовых кайманов. Колин рассказал, что, судя по наблюдениям в зоопарках, карликовые кайманы рычат, шлепают головами и издают инфразвук. Наблюдений в природе эта информация не заменяла: я уже знал, что в неволе крокодиловые часто ведут себя совершенно не так, как в естественных условиях. Но, по крайней мере, теперь я знал, что даже эти “игрушечные” кайманчики умеют генерировать инфразвук, хотя едва достигают достаточного размера.

Через несколько дней я получил еще одно письмо. Его прислал Ник, единственный американский турист, встреченный мной в Гайане. Мы познакомились в автобусе из Ивокрамы в Джорджтаун. Ник был студентом из штата Индиана и приехал в Южную Америку изучать народную медицину. Но ему так и не удалось собрать все разрешения, необходимые для посещения индейских земель, и пришлось ему общаться с поселенцами-метисами, которые плохо разбирались в местных лекарственных растениях.

“Ты удивительно смелый человек, – говорилось в письме. – Ты не боишься разгуливать по лесам среди кайманов. А когда мы приехали в Джорджтаун, я видел, как ты подал монету прокаженному. Как ты мог дотронуться до его ладони? Я бы скорее умер!” Мне это показалось смешным. Не потому, что самый крупный из виденных мной в Ивокраме кайманов был меньше меня, и даже не потому, что проказа слабо заразна, не передается через прикосновение и легко лечится антибиотиками, а потому, что дальше Ник писал: “Я сделал в Джорджтауне классную татуировку во всю спину. Всегда о такой мечтал. Там даже кайман есть! Нашел студию в подвальчике за доками, и мне сделали наколку за копейки!”

Можете считать меня трусом, но я бы ни за что не рискнул делать татуировку в трущобах портового квартала Джорджтауна. Храбрость – или как еще назвать такую черту характера – Ника была просто поразительна.

Перебравшись на Тринидад, я провел несколько дней на этом райском острове перед возвращением в Каракас и оттуда в Майами. Погулял по горным лесам, посмотрел, как выползают из песка морские черепашата на залитых лунным светом пляжах, поплавал на каноэ по мангровым лагунам в поисках карликового муравьеда – зверушки настолько симпатичной, что ее местные названия во многих частях Южной Америки означают “маленький ангел”. Муравьеда я нашел всего одного, зато очковых кайманов было множество, и я заметил, что они несколько меньше материковых. Годом позже я узнал, что на соседнем острове Тобаго они еще мельче: взрослые самцы всего метр с четвертью в длину. Отыскав несколько кайманов с Тобаго в одном из американских зоопарков, я убедился, что они тоже

составляют свои “песни” из рева, шлепков головой и ультразвука. Постепенно мне удалось доказать, что взрослые самцы всех мелких крокодиловых способны издавать инфразвук по достижении длины в метр с четвертью. Это минимальная длина, позволяющая им подавать “честный сигнал” своей силы и мужественности. Действительно ли именно поэтому крокодиловых меньшего размера в наше время не бывает? Скорее всего, так оно и есть, но придумать более строгий метод проверки моей гипотезы мне так и не удалось.

Молодой кайман жакаре