Тирион
– Я понял так, что ваш отряд – это братство, – сказал он, со вздохом глядя на удручающе высокую кипу пергаментов. – И это у вас называется братской любовью? Где доверие, где дружба, где крепкие узы, возникающие лишь между соратниками, вместе проливавшими кровь?
– Все в свое время, – ответил Бурый Бен Пламм.
– Когда подпишешь, – добавил Чернилка, востря перо.
– Если хочешь пролить кровь прямо сейчас, я тебе пособлю, – сказал Каспорио Коварный, взявшись за меч.
– Спасибо, не надо.
Чернилка вручил Тириону перо.
– Вот чернила – они волантинские и держатся вдвое дольше обычных мейстерских. Подписывай и передавай мне: я сделаю остальное.
– Может, я сначала все же прочту?
– Как хочешь. Они все одинаковые, кроме тех, что в самом низу, но о них в свой черед.
Еще бы. Большинство людей вступает в вольный отряд бесплатно, но он не принадлежит к большинству. Тирион обмакнул перо в чернила.
– Какую подпись предпочитаете: Йолло, Хугор Хилл?
– А ты что предпочтешь? – прищурился Бурый Бен. – Вернуть тебя наследникам Йеццана или голову тебе отрубить?
«Тирион из дома Ланнистеров», – смеясь, подписался карлик.
– Сколько тут… шестьдесят, пятьдесят? – спросил он, поворошив кипу. – Я думал, у Младших Сыновей бойцов около пятисот.
– Пятьсот тринадцать, – сказал Чернилка. – Когда внесем в списки тебя, будет пятьсот четырнадцать.
– Значит, расписку получает каждый десятый? Нечестно как-то. Я думал, вы все делите поровну. – Тирион подписал следующий лист.
– Делим, но не поровну, – хмыкнул Бен. – Наш отряд как большая семья…
– …а в семье, как известно, не без урода. – Тирион, расчеркнувшись, подвинул пергамент Чернилке. – Наших уродов мой лорд-отец держал в подземельях Утеса. – Тирион из дома Ланнистеров в очередной раз подписал обязательство выплатить подателю сего сто золотых драконов. Каждый росчерк пера делает его немного беднее… Впрочем, он и так нищий. Если он когда-нибудь и пожалеет об этих расписках, то не сегодня. Он подул на пергамент, передал его казначею, подписал следующий. И так далее, и так далее, и так далее. – В Вестеросе слово Ланнистера ценится на вес золота.
– Тут не Вестерос, – пожал плечами Чернилка. – За Узким морем слова пишут пером. – Пергаменты с подписью Тириона он посыпал песком, стряхивал и откладывал в сторону. – Долги, записанные в воздухе, легко забываются.
– К нам это не относится. – Тирион уже вошел в ритм. – Ланнистеры всегда платят свои долги.
– Слово наемника ничего не стоит, Ланнистер он или нет, – вставил Пламм.
«Твое уж точно не стоит… хвала богам».
– Я пока еще не наемник.
– Ждать недолго. Подпишешь все это и станешь им.
– Тороплюсь как могу. – Тирион сдерживал смех, чтобы не портить игру. Пламму это ужасно нравится, зачем же его огорчать. Пусть себе думает, что согнул карлика и поимел его в задницу, а карлик тем временем расплатится за стальные мечи пергаментными драконами. Если он будет жив, то вернется в Вестерос и завладеет всем золотом Бобрового Утеса, если нет, его новые братья могут этими расписками подтереться. Некоторые, чего доброго, явятся в Королевскую Гавань и попытаются предъявить их дражайшей сестрице… Обернуться бы тараканом и поглядеть на это из тростника на полу.
По мере убывания пергаментов сумма стала другой. Сто драконов предназначались сержантам – теперь Тирион обязался уплатить тысячу золотых.
– Что я буду делать в отряде? – спросил он, продолжая трудиться.
– Бококко в мальчики не годишься, больно уродлив, – сказал Каспорио. – Можешь поработать мишенью.
– Что ж, – не клюнул на удочку Тирион. – Маленький человечек с большим щитом может довести стрелков до безумия – мне сказал это кое-кто поумнее тебя.
– Будешь помогать Чернилке, – сказал Бурый Бен.
– Вот именно, – сказал казначей. – Вести книги, считать монету, составлять контракты и письма.
– Охотно. Книги я люблю.
– На что ты еще годен? – фыркнул Каспорио. – Не в бой же тебе идти.
– Когда-то я ведал всеми стоками в Бобровом Утесе. Прочистил даже те, что годами стояли забитые. – Еще дюжина расписок, и все, конец. – Может, мне заняться вашими девками? Им тоже не помешает…
– Держись от них подальше, – не принял шутки Бен Пламм. – У половины дурная болезнь, а болтать все горазды. Ты не первый раб, поступающий в наш отряд, но кричать об этом тоже не надо. Без крайней нужды не шляйся по лагерю, сиди в палатке и сри в ведро, а из лагеря без моего ведома вовсе не выходи. Если одеть тебя оруженосцем и выдать за Джорахова мальчика, кто-нибудь все равно догадается. Когда возьмем Миэрин и отправимся в Вестерос, можешь вырядиться в золото и багрянец, но до тех пор…
– Буду сидеть под камнем и помалкивать, слово даю.
«Тирион из дома Ланнистеров», – расписался он на последнем пергаменте. Остались три расписки, отличные от всех прочих. Две были именные, на тонком пергамине. Десять тысяч драконов Каспорио Коварному, столько же Чернилке, которого по-настоящему звали Тиберо Истарион.
– «Тиберо» звучит прямо-таки по-ланнистерски. Ты, случайно, не дальний родич?
– Кто знает. Я тоже плачу свои долги, казначею иначе нельзя. Подписывай.
Тирион подписал.
Расписка Бурого Бена заняла целый свиток. Сто тысяч драконов, пятьдесят хайд пахотной земли, замок и лордство. М-да, у этого Пламма губа не дура. Не вознегодовать ли? Тебя дерут, а ты и не пикни. Пожаловаться на грабеж, отказаться подписывать, потом нехотя уступить… Надоело. Тирион подписал и вручил свиток Бену.
– Член у тебя, как у твоего предка. Считай, что обработал меня на совесть, лорд Пламм.
– Мне тоже было приятно. Сейчас запишем тебя в ряды – тащи книгу, Чернилка.
Книга была большая, на железных петлях. Записи на деревянных досках внутри велись больше века.
– Младшие Сыны числятся среди старейших вольных отрядов, – сказал Чернилка, переворачивая страницы. – Это четвертый том. Кто был каждый солдат, когда записался, где сражался, сколько служил и как умер – здесь обо всем сказано. Встречаются знаменитые имена, в том числе и вестеросские. Эйегор Риверс, Жгучий Клинок, прослужил у нас год, прежде чем основать Золотые Мечи. Блистающий Принц Эйерион Таргариен и Бродячий Волк Родрик Старк тоже были Младшими Сыновьями. Нет, не этими чернилами. Вот, возьми. – Чернилка раскупорил другой пузырек.
– Красные?
– Такая у нас традиция. Раньше кровью расписывались, но как чернила она никуда не годится.
– Ланнистеры уважают традиции. Дай мне свой нож.
Чернилка подал ему кинжал, Тирион уколол большой палец. До сих пор больно – удружил, Полумейстер. Выдавив в пузырек каплю крови, он очинил кинжалом новое перо и нацарапал большими буквами под скромной подписью сира Джораха: «Тирион из дома Ланнистеров, лорд Бобрового Утеса».
Ну вот и все. Он покачался на своем табурете.
– Больше ничего не требуется? Принести клятву, зарезать младенца, пососать капитану член?
– Соси что хочешь. – Чернилка посыпал страницу мелким песком. – Для большинства довольно и подписи, но к чему разочаровывать нового брата. Добро пожаловать в Младшие Сыновья, лорд Тирион.
«Лорд Тирион»… хорошо звучит. У Младших Сыновей репутация, возможно, не столь блестящая, как у Золотых Мечей, но и они одержали несколько славных побед.
– А другие лорды у вас служили?
– Безземельные, вроде тебя, – ответил Бен Пламм.
Тирион спрыгнул с табуретки.
– Мой прежний брат меня не устраивал, одна надежда на новых. Где можно получить оружие и доспехи?
– И верховую свинью заодно? – предложил Каспорио.
– Не знал, что твоя жена тоже здесь служит. Очень любезно, что ты предлагаешь ее, но я бы предпочел лошадь.
Брави побагровел, но Чернилка только посмеялся, а Бен снизошел до ухмылки.
– Своди его к повозкам, Чернилка, пусть выбирает. Девушке тоже подбери шлем, кольчугу – авось сойдет за мальчишку.
– Пожалуйте, лорд Тирион. – Казначей придержал входное полотнище. – К повозкам тебя сводит Снатч. Бери свою женщину и жди его возле кухни.
– Она не моя женщина. Сходи за ней сам: она только и делает, что спит или злобно на меня смотрит.
– Бей ее крепче и люби чаще, – посоветовал казначей. – Снатчу все равно, пойдет она или нет. Приходи, как получишь доспехи – я покажу тебе счетные книги.
Пенни спала в их палатке, свернувшись на тощем соломенном тюфяке под нечистыми простынями.
– Ты, Хугор? – моргнула она, когда он потрогал ее носком сапога.
– Выходит, со мной опять разговаривают? – Сколько же можно дуться из-за брошенных свиньи и собаки. Он ее вывел из рабства, нет бы спасибо сказать. – Вставай, всю войну проспишь.
– Мне грустно, – зевнула она. – И спать хочется.
Не заболела ли? Тирион встал на колени, пощупал ей лоб. То ли здесь жарко, то ли ее и впрямь лихорадит.
– Что-то ты бледная. – Даже бесстрашные Младшие Сыновья боятся сивой кобылы. Решив, что Пенни больна, они прогонят ее в мгновение ока. Могут их обоих наследникам Йеццана вернуть, несмотря ни на какие расписки. – Я расписался в их книге. По-старому, кровью. Теперь я наемник.
Пенни села, протирая глаза.
– Меня тоже запишут?
– Вряд ли. В некоторых отрядах служили женщины, но… нет, они все-таки не Младшие Дочери.
– Мы, – поправила девушка. – Ты теперь один из них и должен говорить «мы». Милку никто не видел, нет? Чернилка сказал, что поспрашивает. А Хрума?
Каспорио видел, кажется. Уверял, будто трое юнкайских охотников за рабами ходят по всем лагерям, ищут двух беглых карликов. У одного будто бы собачья голова на копье, но этакой новостью Пенни не поднимешь с постели.
– Нет, пока никто не видал. Пошли, найдем тебе какие-нибудь доспехи.
– Зачем это? – насторожилась она.
– Затем, что наш старый мастер над оружием не советовал мне выходить на бой голым. Притом я теперь наемник – мне нужен меч, чтобы кому-то его продать. – Он поднял Пенни на ноги и бросил ей кучу одежек. – Одевайся. Накинь плащ с капюшоном и голову пониже держи. Охотники за рабами, если они где-то близко, должны нас принять за мальчишек.
Сержант Снатч жевал кислолист у кухонной палатки.
– Слыхал, вы теперь за нас драться будете – в Миэрине, поди, со страху обоссались. Кто-нибудь из вас хоть раз убил человека?
– А то, – сказал Тирион. – Я бью людишек, как мух.
– Чем же это?
– Кинжалом, топором, острым словом. Из арбалета лучше всего выходит.
Снатч почесал щетину крюком.
– Да, арбалет – подлая штука. Скольких ты из него уложил?
– Девятерых. – В Тайвине как раз столько. Лорд Бобрового Утеса, Хранитель Запада, Щит Ланниспорта, десница короля, муж, брат и трижды отец.
– Девятерых… – Снатч плюнул красной жвачкой под ноги Тириону, выражая этим свое презрение к названному числу. Плевок угодил в колено. Сунув красными пальцами в рот еще два листка, сержант свистнул. – Кем, засранец, подь сюда! Проводи лорда Беса с его леди к повозкам, пусть Молоток им сыщет какое-нибудь железо.
– Так он пьяный, небось, валяется, Молоток.
– А ты пусти ему струю в нос, враз очухается. Карликов у нас тут сроду не было, зато мальчишек хоть отбавляй. Шлюхины дети, дурачки, что из дому бегают, оруженосцы, утешные. Может, и на бесенят что сгодится. В тех латах мелкие, конечно, и полегли, но ведь отважных бойцов этим не испугаешь. Девятерых, значит… эх. – Сержант потряс головой и ушел.
Шесть больших фургонов, где Младшие Сыновья держали свои доспехи, стояли посередине лагеря. Кем шел впереди, размахивая копьем, словно посохом.
– Как парень из Королевской Гавани очутился в вольном отряде? – спросил его Тирион.
– Почем ты знаешь, что я оттуда? – с подозрением прищурился Кем.
– Догадался. Тебя ум выдает – говорят ведь, что умней гаваньских нет никого на свете.
– Кто это говорит? Не слыхал.
– Ну что ты, это старая поговорка. Мой отец так говаривал. Знал ты лорда Тайвина, Кем?
– Десницу-то… Видел раз, как он въезжает на холм. Его люди ходили в красных плащах и с маленькими львами на шлемах. Шлемы красивые, а он человек дурной. Сперва разорил город, потом побил нас на Черноводной.
– Так ты там был?
– Был, со Станнисом. Лорд Тайвин и призрак Ренли ударили на нас с фланга. Я бросил копье и ходу, а хренов рыцарь на корабле говорит: где твое копье, парень, трусы нам тут не нужны. И отвалили, а меня бросили – нас тысячи таких было. После стало слышно, что твой отец шлет на Стену которых за Станниса воевали, вот я и дернул за море.
– Не скучаешь по Королевской Гавани?
– Скучаю. Друг у меня там остался, а брат, Кеннет, погиб на корабельном мосту.
– Многие там погибли. – Тирион поскреб ногтем зачесавшийся шрам.
– По еде тоже скучаю.
– По матушкиной стряпне?
– Ее бы и крысы не стали жрать, но была там одна харчевня – похлебку наливали такую густую, аж ложка стояла. Не пробовал случаем, Полумуж?
– Было дело. Певческий суп.
– Почему певческий?
– Такой вкусный, что петь охота.
– Певческий… Так и скажу, как приведется снова побывать на Блошином Конце. А тебе, Полумуж, чего не хватает?
«Джейме. Шаи. Тиши… жены, которую он едва знал».
– Вина, девок и денег. Денег особенно – на них можно купить и вина, и девок. – «А также мечей и Кемов, которые ими орудуют».
– А правда ли, что в Бобровом Утесе даже ночные горшки из чистого золота?
– Не всему верь, что слышишь. Особенно если это касается дома Ланнистеров.
– Говорят, Ланнистеры скользкие что твои змеи.
– Змеи? – засмеялся карлик. – Мой лорд-отец сейчас перевернулся в гробу. Мы львы – по крайней мере любим так себя называть. Хотя какая разница, на змею наступить или на львиный хвост – конец-то один.
Пресловутый Молоток оказался глыбой мяса с левой рукой вдвое толще правой.
– Пьет беспробудно, – сообщил Кем. – Бурый Бен терпит его, пока настоящий оружейник не подвернется. – Подручный Молотка, рыжий курчавый юнец, звался, конечно, Гвоздем. Молоток, как и предсказывал Кем, спал, но Гвоздь охотно позволил карликам порыться в доспехах.
– Большей частью это негодный хлам, – предупредил он, – но что найдете, все ваше.
Тирион только вздохнул, глянув на свалку в ближнем фургоне – ему вспомнились сверкающие мечи, копья и алебарды в оружейной Утеса.
– Быстро мы не управимся.
– Тут есть добрая сталь, только поискать надо, – пробасил кто-то. – Красотой не блещет, но меч остановит.
Из полумрака выступила фигура, с головы до ног облаченная в отрядную сталь. Поножи непарные, ворот ржавый, богатые наручи инкрустированы цветами из сплава золота с серебром. На правой руке стальная перчатка, на левой беспалая кольчужная рукавица, в соски рельефного панциря пропущены два кольца, один из украшающих шлем бараньих рогов отломан.
Рыцарь снял шлем, обнаружив побитое лицо Джораха Мормонта.
Экий бравый наемник, ничего похожего на раба, которого Тирион выпустил из клетки Йеццана. Синяки сходят, понемногу возвращая ему человеческий облик, но маска демона, которую работорговцы выжгли непокорному на щеке, не сойдет никогда. Сир Джорах и раньше не был красавцем, а теперь на него и вовсе страшно смотреть.
– Я на все готов, лишь бы превзойти тебя миловидностью, – ухмыльнулся карлик. – Ты, Пенни, поройся в том фургоне, а я начну с этого.
– Давай лучше вместе искать. – Девушка, хихикая, нахлобучила на себя ржавый полушлем. – Что, идет мне?
Ни дать ни взять, кухонный горшок.
– Это полушлем, а тебе нужен полный. – Тирион поменял один головной убор на другой.
– Этот слишком велик, – гулко пожаловалась Пенни из-под большого шлема. – Мне в нем ничего не видно. Чем плох полушлем?
– Он оставляет лицо открытым. Хотелось бы сохранить твой нос.
– Значит, он тебе нравится?
«О, боги великие». Тирион отошел и начал рыться в груде железа.
– А что еще во мне тебе нравится? – не унималась Пенни. Ее игривость не вызывала у Тириона ничего, кроме грусти.
– Все как есть, – ответил он в надежде положить конец этому разговору, – а в себе и подавно.
– Зачем нам доспехи? Мы комедианты и только делаем вид, что сражаемся.
– У тебя это хорошо выходит. – Тяжелую кольчугу будто молью побило – что это за моль, которая питается сталью? – В битве можно выжить, либо прикинувшись мертвым, либо в хороших доспехах. – На Зеленом Зубце он тоже дрался в сборных доспехах из запасов лорда Леффорда, и шлем на нем сильно напоминал помойное ведро, но здешний лом еще хуже. Все старое, помятое, того и гляди рассыплется. Что это, засохшая кровь или ржавчина? Тирион понюхал, но так и не понял.
– Вон арбалет, смотри, – показала Пенни.
– Ножной вороток не для меня, ноги коротковаты. Надо искать с ручным. – Ну их, эти арбалеты, слишком долго они заряжаются. А одного болта, даже если дожидаться врага в отхожей канаве, может и не хватить.
Он помахал булавой и отложил ее как слишком тяжелую. Забраковав по той же причине молот и с полдюжины длинных мечей, он наконец выкопал трехгранный кинжал, чуть тронутый ржавчиной. Нашлись к нему и ножны из кожи и дерева.
– Меч для маленьких? – пошутила Пенни.
– Нет, нож для больших. Вот, попробуй. – Тирион подал ей длинный меч.
– Тяжелый…
– Само собой, ведь сталь весит больше дерева, – но если рубануть таким по шее, голова в дыню не превратится. Этот, правда, для рубки голов не слишком хорош: дешевый клинок, щербатый.
– Я не хочу рубить ничьи головы.
– И не надо. Руби не выше колена: икры, поджилки, лодыжки – даже великан рухнет, если подсечь ему ноги, и будет не выше тебя, когда упадет.
Пенни сморщилась – того и гляди заплачет.
– Ночью мне снилось, что мой брат жив. Мы представляли перед каким-то знатным лордом на Милке и Хруме, и публика бросала нам розы…
Тирион дал ей пощечину. Несильную, больше напоказ, но слезы у нее мигом выступили.
– Сны – вещь хорошая, но, проснувшись, ты так и останешься беглой рабыней под стенами осажденного города. Зарезали твоих Хрума и Милку. Ищи себе доспехи и не скули, если жать будут. Представление окончено. Дерись, беги, обсирайся – что хочешь делай, только в доспехах.
Пенни потрогала щеку.
– Зря мы сбежали. Какие из нас наемники? А у Йеццана было не так уж и плохо. Нянюшка иногда лютовал, а сам Йеццан никогда. Мы были его любимцы, его…
– Рабы. Вот точное слово.
– Да, рабы, но не простые. Рабы-сокровища.
«Домашние зверюшки. Посланные любящим хозяином в яму на съедение львам».
Хотя она не так уж и неправа. Рабы Йеццана ели лучше многих крестьян в Семи Королевствах, и голодная смерть зимой им не грозила. Рабов, само собой, продают, покупают, бичуют, клеймят, используют для плотских утех и получения новых рабов. В этом смысле они не выше лошадей и собак, но с лошадьми и собаками почти всегда обращаются хорошо. Многие заявляют, что лучше умереть свободным, чем жить рабом, но это только слова. Когда доходит до дела, мало кто выбирает смерть, иначе откуда в мире столько рабов? Каждый из них в свое время выбрал не смерть, а рабство.
Себя Тирион тоже не исключал. Поначалу за его язык расплачивалась спина, но он быстро научился угождать и Нянюшке, и Йеццану. Джорах Мормонт продержался дольше, но в конце концов и он пришел бы к тому же.
Пенни же… что с нее взять. Она искала себе хозяина с тех самых пор, как ее брату Грошику сняли голову. Она хочет, чтобы кто-то о ней заботился и говорил ей, что делать.
Но говорить это ей в глаза было бы слишком жестоко.
– Любимчики Йеццана не ушли от сивой кобылы. Все умерли, Сласти первый. – Хозяин, по словам Бурого Бена, скончался в тот же день, как они сбежали. О судьбе его зверинца ни Бен, ни Каспорио ничего сказать не могли, но Тирион готов был врать напропалую, лишь бы Пенни наконец перестала ныть. – Хочешь быть рабыней? Прекрасно. После войны я продам тебя какому-нибудь доброму человеку и на вырученные деньги вернусь домой. Будешь снова ходить в красивом золотом ошейнике с колокольчиками, но для начала нужно остаться в живых: мертвую комедиантку никто не купит.
– Мертвых карликов тоже, – сказал Джорах Мормонт. – Мы все можем пойти на корм червям в скором времени. Всем ясно, что юнкайцы эту войну проиграли – всем, кроме самих юнкайцев. У Миэрина есть Безупречные, лучшая в мире пехота. И три дракона – будет три, когда королева вернется, а она вернется непременно. Должна. Возьмем теперь наше войско: штук сорок юнкайских лордиков с наспех обученными обезьянами. Рабы на ходулях, рабы в цепях… только слепых и параличных еще не хватает.
– А то я не знаю, – сказал Тирион. – Младшие Сыновья оказались на стороне проигравших и потому должны быстренько перебежать к победителям. Предоставь это мне.
