Тирион
Лекарь вошел, бормоча любезности. Потом потянул носом, взглянул на Йеццана зо Каггаца и сказал Сластям:
– Сивая кобыла.
«Эк удивил, – подумал Тирион. – Кто бы мог догадаться? Даже с половиной носа и то понятно». Йеццан, сгорая от жара, мечется в луже собственных нечистот. В дерьме кровь, а подтирать его желтую задницу приходится Йолло с Пенни. Поднять хозяина невозможно, хорошо хоть на бок пока поворачивается.
– Здесь моя наука бессильна, – объявил лекарь. – Жизнь благородного Йеццана в руках богов. Держите его в холоде, иногда это помогает, и побольше воды. – Все сивокобыльные ведрами дуют воду.
– Речной не давать? – спросил Сласти.
– Ни в коем разе, – ответил лекарь и улетучился.
«Нам бы так», – подумал Тирион, раб в золотом ошейнике с колокольчиками, одно из сокровищ Йеццана. Честь, неотличимая от смертного приговора. Йеццан любит, чтобы сокровища были у него под рукой, они-то за ним и ухаживают.
Бедняга Йеццан на поверку оказался не таким уж плохим хозяином, тут Сласти был прав. Тирион, прислуживая на пирах, скоро узнал, что Йеццан по-настоящему хочет мира: другие больше тянули время, дожидаясь, когда подойдут волантинцы. Были и такие, что призывали штурмовать город немедленно, чтобы Волантис не лишил Юнкай славы и половины добычи. Йеццан противился этому и не соглашался вернуть заложников в город с помощью требушетов, как предлагал наемник Красная Борода.
Как много может измениться за каких-то два дня. Два дня назад Нянюшка был здоровехонек, призрачные копыта сивой кобылы не тревожили слух Йеццана и волантинский флот еще не вошел в залив.
– Он умрет, да? – спросила Пенни в своей обычной манере: скажи-что-это-не-так.
– Все мы умрем.
– Я про сейчас спрашиваю. Про эту заразу.
– Нельзя ему умирать. – Гермафродит нежно откинул пропотевшие волосы с хозяйского лба, и Йеццан со стоном исторг из себя новую струю бурой жидкости. Надо бы постель сменить, но как его сдвинешь?
– Некоторые господа перед смертью освобождают своих рабов, – заметила Пенни.
Сласти хихикнул – омерзительный звук.
– Только самых любимых. Их освобождают от скорбей этого мира, чтобы они служили господину за гробом.
Ему можно верить – он первым последует за хозяином в мир иной.
– Серебряная королева… – подал голос мальчик-козел.
– Забудь, – бросил Сласти. – Дракон унес ее за реку, в дотракийское море – там она и утопла.
– В траве утонуть нельзя, – сказал мальчик.
– Будь мы свободны, мы нашли бы ее, – заверила Пенни. – По крайней мере отправились бы на поиски.
Она на собаке, Тирион на свинье. Он почесал шрам, сдерживая смех, и сказал:
– Известно, что этот дракон любит жареную свинину, а жареный карлик вдвое вкусней.
– Да это я так… Почему бы нам, например, не уплыть отсюда? Война закончилась, и корабли снова будут приходить в порт.
Закончилась ли? Пергаменты, конечно, подписаны, но войны ведутся не на пергаментах.
– Можно поехать в Кварт, – продолжала Пенни. – Брат говорил, что улицы там вымощены нефритом, а городские стены считаются одним из чудес света. Там золото и серебро польются на нас дождем, вот увидишь.
– В неприятельском флоте есть и квартийские корабли, – напомнил ей Тирион, – а об их стенах я читал в труде Ломаса Странника. Ехать еще дальше на восток не входит в мои намерения.
– Если Йеццана не станет, мы все умрем вместе с ним, – сказал Сласти, промокая влажной тряпицей лицо хозяина. – Сивая кобыла не каждого всадника уносит в могилу; он может поправиться.
Утешительная ложь. Будет чудом, если Йеццан протянет хотя бы день. Он и так уже умирал от какой-то мерзости, подхваченной им в Соторосе, – кобыла лишь ускорит его конец. Ему это только во благо, но для себя Тирион такого милосердия не желал.
– Мы принесем воды из колодца, как лекарь велел.
– Вот спасибо вам. – Сласти печалился не только из-за собственной скорой смерти: похоже, он один из всех сокровищ Йеццана искренне любил толстяка.
– Пойдем, Пенни. – Тирион откинул полотнище. Снаружи, несмотря на жару, было куда приятнее, чем в смрадном, наполненном миазмами павильоне.
– Вода поможет ему, – приободрилась девушка. – Чистая ключевая вода.
– Нянюшку вода не спасла. – Прошлым вечером солдаты Йеццана кинули надсмотрщика в полную трупов телегу. Когда люди мрут ежечасно, никто не рвется выхаживать еще одного заболевшего, особенно если тот пользуется заслуженной нелюбовью, как Нянюшка. Другие рабы бросили его, когда начались судороги, – один Тирион растирал его и поил. Давал ему разбавленное вино, лимонную воду, бульон из собачьих хвостов. «Пей, Нянюшка, надо же чем-то заменить то, что вытекает из твоего зада». Последним словом Нянюшки было «нет», а последним, что он услышал: «Ланнистеры всегда платят свои долги».
От Пенни Тирион это скрыл, но должен был сказать ей правду о том, как обстоят дела с их хозяином.
– Я очень удивлюсь, если Йеццан доживет до восхода солнца.
– Что же с нами будет? – схватила его за руку Пенни.
– Ему наследуют племянники. – Они сопровождают Йеццана в походе; поначалу их было четверо, но одного убили во время вылазки наемники Таргариен. Дядюшкины рабы наверняка перейдут к трем оставшимся, но разделяют ли племянники пристрастие Йеццана к уродам, калекам и прочим живым диковинам? – Кто-то из них возьмет нас себе или снова выставит на продажу.
– Нет! – округлила глаза Пенни. – Только не это!
– Мне тоже не сильно хочется.
Рядом, сидя на корточках, играли в кости и пили вино из меха шестеро Йеццановых солдат, все рабы. Сержант звался Шрамом; башка у этой скотины гладкая как колено, плечищи как у быка и ума столько же.
– Шрам! – гаркнул Тирион. – Господину нужна ключевая вода. Бери двух человек, ведра в руки и начинайте таскать.
Шрам, сведя брови, медленно встал.
– Что ты сказал, карлик? Кем ты себя возомнил?
– Ты прекрасно знаешь, кто я такой: Йолло, сокровище нашего господина. Делай, что тебе велено.
Солдаты заржали.
– Шевелись, Шрам! – крикнул кто-то. – Господская обезьянка приказывает.
– Ты не можешь приказывать солдатам, – заявил Шрам.
– Солдатам? – разыграл удивление Тирион. – Я здесь вижу только рабов. На тебе ошейник, как и на мне.
Шрам замахнулся, Тирион полетел вверх тормашками.
– Мне его Йеццан надевал, а не ты.
Карлик вытер кровь с разбитой губы. Пенни помогла ему встать.
– Господину правда нужна вода, – заныл он. – Так Сласти сказал.
– Пусть Сласти имеет сам себя, благо он так устроен. Никакие уроды нами распоряжаться не будут.
Ничего не выйдет… У рабов своя иерархия, а гермафродита все ненавидят за то, что он так долго был хозяйским любимчиком. Что же делать? Нянюшка умер, Йеццан слова выговорить не может, а племяннички, заслышав копыта сивой кобылы, мигом вспомнили о каких-то неотложных делах.
– Вода, – повторил Тирион. – Лекарь сказал, из реки нельзя, только колодезную.
– Вот вы двое и валите за ней, – пробурчал Шрам.
– Мы? Нам это не под силу. Можно тележку взять?
– Пешком топайте.
– Нам же придется раз десять сходить туда и обратно.
– Хоть сто, мне-то что.
– Все равно мы столько не натаскаем.
– Возьми своего медведя, – посоветовал Шрам. – Он только на то и годен – ведра таскать.
– Да. Хорошо, хозяин.
Это Шраму понравилось.
– Тащи ключи, Морго, – велел он, – а ты, карлик, слушай меня: наберете ведра и сразу назад. Сам знаешь, что бывает за попытку бежать.
– Бери ведра, – сказал Тирион Пенни, а сам вместе с Морго пошел выпускать из клетки сира Джораха Мормонта.
Рыцарь к рабству привыкать не желал и роль медведя, уносящего прекрасную деву, исполнял с большой неохотой, если вообще до этого снисходил. Он не пытался бежать и не оказывал сопротивления стражникам, но на приказы отвечал проклятиями и не слушался их. Нянюшка, недовольный этим, посадил его в железную клетку и приказывал бить каждый вечер, когда солнце опускалось в залив. Мормонт выносил палки молча и лишь ругался сквозь зубы.
«Вот упрямый дурень, – думал Тирион, глядя на это. – Надо было уступить его Зарине – может, такая участь его бы больше устроила».
Из клетки Мормонт вылез с запекшейся от крови спиной, его лицо мало походило на человеческое. Нагое тело прикрывал лишь грязный желтый лоскут на бедрах.
– Поможешь им натаскать воды, – велел Морго.
Мормонт только глядел исподлобья: некоторым людям легче умереть свободными, чем жить в рабстве. Сам Тирион ничем таким не страдал, но если рыцарь убьет Морго, ему тоже не поздоровится.
– Пошли, – сказал он и зашагал прочь, надеясь пресечь этим дурацкие замыслы Мормонта.
Боги в кои-то веки сжалились: Мормонт пошел за ним.
Пенни взяла два ведра, Тирион тоже два, сир Джорах четыре, по два на каждую руку. Ближайший колодец был вырыт у Ведьмы, к нему они и направились. Колокольчики на ошейниках позвякивали, не привлекая, однако, внимания: рабы и рабы. Ошейник имеет свои преимущества, особенно позолоченный, с надписью «Йеццан зо Каггац». С колокольчиками – значит, ценный товар, а чудовищно толстый, воняющий мочой Йеццан богаче всех в Желтом Городе и привел на войну целых шестьсот солдат. Рабы с его именем на ошейниках могут ходить где угодно в пределах лагеря… пока Йеццан жив.
Солдаты Звонких Лордов на пустыре маршировали, звеня оковами и делая выпады длинными копьями. Другие рабы строили откосы из песка, укрепляли их камнем и вкатывали на них баллисты и скорпионы: нацеливали машины в небо, чтобы черного дракона обстреливать. Тирион ухмылялся, глядя, как они пыхтят и ругаются. Каждый второй солдат имел при себе арбалет и колчан с болтами на бедре.
Попусту суетятся. Королевской зверюшке это все нипочем. Разве что железная стрела из скорпиона в глаз попадет, а так он лишь разъярится.
Глаза у дракона самое слабое место. Глаза и мозг. Не брюхо, как в сказках сказывается: там чешуя такая же прочная, как на спине и боках. И не глотка: с тем же успехом можно пытаться гасить огонь, меча в него копья. «Смерть исходит из пасти дракона, но не может войти в нее», – пишет септон Барт в своей «Противоестественной истории».
Чуть дальше два легиона из Нового Гиса бились со щитами, стенка на стенку; их сержанты в железных полушлемах с конскими плюмажами выкрикивали команды на понятном только им диалекте. На первый взгляд гискарцы казались более грозными, чем юнкайские солдаты-рабы, но Тирион сомневался. Легионеры вооружены и вымуштрованы на манер Безупречных, однако евнухи отдают военному ремеслу всю свою жизнь, а гискарцы – свободные граждане и служат всего по три года.
Очередь к колодцу растянулась на добрую четверть мили. Под Миэрином, на расстоянии дня пути, их совсем мало, потому и ждать приходится долго. Почти все войско пьет из Скахазадхана, чего Тирион и до наказа лекаря не мог похвалить. Кто поумнее, берет воду не ниже отхожих канав, только вот городские стоки все равно выше.
То, что колодцы с хорошей водой за городом все-таки сохранились, доказывает неопытность Дейенерис Таргариен по части осад. Надо было отравить их, чтобы из реки пили все юнкайцы без исключения, – тогда осада ненадолго бы затянулась. Лорд-отец определенно бы так и сделал.
Рабы Йеццана продвигались к колодцу медленно, звеня колокольчиками. От этого перезвона Тириону хотелось выковырять кому-нибудь глаза ложкой. Грифф, Утка и Хелдон Полумейстер должны уже доплыть до Вестероса со своим юным принцем. И он был бы с ними, кабы похоть не одолела. Мало ему было убить отца – нет, подавай еще шлюху и море вина, чтоб уж совсем из дерьма не подняться. В итоге он звенит золотыми колокольчиками на другом краю света. Если хорошенько постараться, можно вызвонить «Рейнов из Кастамере».
Где, однако, услышишь столько свежих сплетен и новостей, как не у колодца?
– Я видел все своими глазами, – говорил старый раб в ржавом ошейнике. – Видел, как дракон отрывал руки-ноги, перекусывал людей пополам и сжигал их дотла. Народ бежать кинулся, но я, клянусь всеми богами Гиса, насладился зрелищем до конца. На пурпурном ряду сидел, дракону туда не достать было.
– Королева села на дракона и улетела, – настаивала темнокожая женщина.
– Улетела, только недалеко. Когда по дракону стреляли из арбалетов, ей попали прямо между грудей. Она свалилась в уличную канаву, и повозка ее раздавила. Одна моя знакомая девушка знает человека, который сам это видел.
В этом обществе умнее было бы помолчать, но Тирион не сдержался.
– Тела-то не нашли.
– А ты почем знаешь? – нахмурился старый раб.
– Так они ж там были, – сказала женщина. – Не помнишь, что ли, турнир двух карликов?
Старик прищурился, точно видел их в первый раз.
– А, ну да. Которые на свиньях скакали.
Вот она, слава. Тирион отвесил изысканный поклон и не стал говорить, что одна из свиней вообще-то собака.
– Та, на которой я езжу, моя сестра. Видишь, у нас носы одинаковые? На нее наложили чары. Поцелуешь ее – станет женщиной, но тебе быстро захочется превратить ее обратно в свинью.
Старик посмеялся вместе со всеми.
– Стало быть, ты видел ее, королеву, – сказал рыжий парнишка. – Она вправду такая красавица?
Тирион видел тоненькую девчушку с серебристыми волосами, в токаре, под покрывалом. Как следует не разглядел – свиньей управлять надо было. Королева сидела в ложе со своим королем, но Тирион смотрел больше на рыцаря в белом плаще, что стоял позади нее: Барристана Селми он бы узнал где угодно, Иллирио не ошибался на этот счет. А вот узнал ли Селми его? И что, если да?
Тирион чуть было не открылся тогда, но что-то – осторожность, трусость или чутье – ему помешало. Со стороны Барристана Смелого он мог ждать только вражды: тот никогда не одобрял присутствия Джейме в своей Королевской Гвардии. До мятежа он считал, что Джейме слишком молод и зелен, после будто бы говорил, что Цареубийце надо сменить белый плащ на черный. А Тирион виновен куда больше, чем его брат. Джейме убил безумца, Тирион пустил стрелу в пах собственному родителю. Он, вероятно, все равно бы рискнул, но тут Пенни засадила копьем ему в щит, и он упустил свой случай.
– Королева смотрела, как мы представляем, – сказала Пенни, – но потом мы ее больше не видели.
– А дракона-то? – удивился старик.
Дракона тоже. Боги даже его Тириону не показали. Когда Дейенерис Таргариен улетала, Нянюшка заковывал карликов, чтобы не сбежали на обратном пути. Нет бы ему улепетнуть вместе с другими зрителями – тогда Тирион и Пенни тоже умчались бы, звеня колокольцами.
– Там что, был дракон? – Карлик пожал плечами. – Я знаю только, что мертвых королев на улице не находили.
– Да мертвецов сотнями подбирали, – не сдавался старик. – Тащили их в яму и жгли, хотя половина и так поджарилась. Может, ее не узнали, раздавленную-то и в крови. Или узнали, а вам, рабам, не сказали.
– «Вам, рабам»? – повторила женщина. – На тебе на самом ошейник.
– Газдоров, – похвалился старик. – Мы с ним отродясь вместе, все равно что братья. Вы, астапорские да юнкайские, только и ноете о свободе, а я бы свой ошейник не отдал, хоть предложи драконья королева мне пососать.
Тирион с ним не спорил. Хуже всего в рабстве то, что к нему привыкаешь, и жизнь большинства рабов не слишком отличается от жизни слуг в Бобровом Утесе. Попадаются, конечно, особо жестокие хозяева и надсмотрщики, но о вестеросских лордах, стюардах и бейлифах можно сказать то же самое. Юнкайцы, если рабы выполняют свою работу и не бунтуют, обращаются со своей собственностью довольно прилично. Этот старик в ржавом ошейнике, гордящийся тем, что принадлежит Вислощекому, – скорее правило, чем исключение.
– Газдор Великое Сердце? Наш хозяин Йеццан очень высокого мнения о его уме. – Йеццан, если по правде, говорил, что в его левой ягодице ума больше, чем у Газдора с братьями.
Миновал полдень, когда их очередь наконец подошла.
– За водой для Йеццана всегда приезжает Нянюшка, – с подозрением заметил одноногий колодезный раб. – С четырьмя людьми, на тележке. – Ведро плюхнулось в колодец, и облупленные, тощие, сильные руки потащили его наверх.
– Мул издох, Нянюшка тоже, – сказал Тирион. – Теперь сивую кобылу оседлал сам Йеццан, а шестеро его солдат дрищут. Наливай давай до краев.
– Ладно. – Выдумка про солдат заставила одноногого шевелиться проворнее.
Назад Тирион и Пенни тащили по два ведра, сир Джорах четыре. День накалялся, воздух давил, как мокрая шерсть, вёдра с каждым шагом делались тяжелее. Вода плескала на ноги, колокольчики вызванивали марш. Знай Тирион, что так будет, не стал бы жать на спуск того арбалета. В полумиле к востоку поднимался дым от палатки, куда сложили всех умерших прошлой ночью.
– Нам сюда. – Тирион дернул головой вправо.
– Но мы пришли с другой стороны, – удивилась Пенни.
– Неохота дымом дышать – он полон вредных миазмов. – Это, строго говоря, не было ложью.
– Мне отдохнуть надо, – сказала девушка.
– Ладно. – Тирион поставил вёдра и сел на камень, чтобы растереть ноги.
– Давай я, – предложила Пенни.
– Не надо, я лучше знаю, где помассировать. – Он привязался к ней, но все еще чувствовал неловкость, когда она его трогала. – После таких побоев ты, Мормонт, скоро станешь уродливее меня. Скажи, из тебя не весь дух еще вышибли?
– Хватит, чтоб шею тебе свернуть, – заверил рыцарь, уставив на него два заплывших глаза.
– Тогда пошли, – сказал Тирион, поднимая вёдра.
– Да нет, нам налево, – заспорила Пенни. – Вон она, Ведьма.
– А это Злая Сестра. Так короче, поверь мне.
Иногда он завидовал ей. Мечтательная Пенни напоминала ему Сансу Старк, его юную утраченную жену. Как она умудрилась остаться такой доверчивой, несмотря на все пережитые ужасы? Она старше Сансы и притом карлица, а мечты у нее как у красавицы знатного рода. По ночам она молится – пустое занятие: боги, если они есть, любят мучить людей для забавы. Не по их ли воле в мире царят рабство, кровь и страдания? Не они ли создали их с Пенни карликами? «Никто нас не спасет, – хотелось порой заорать Тириону, – и худшее еще впереди!» Но он почему-то молчал. Вместо того чтобы дать девчонке хорошую оплеуху и сбить шоры у нее с глаз, он обнимал ее и трепал по плечу. Он ей платит фальшивой монетой, а она, дурочка, небось считает себя богачкой.
Он умолчал даже о том, что ожидало их на Арене Дазнака.
На них хотели выпустить львов – вот была бы ирония. Может, он еще и посмеялся бы до того, как его растерзали.
Ему тоже никто об этом не говорил, он сам догадался. Это было нетрудно в темном кирпичном мирке под сиденьями Арены Дазнака, где обитают бойцы и все те, кто им служит: повара, оружейники, цирюльники, умеющие пустить кровь и перевязать рану, шлюхи, дарящие утехи до и после боев, могильщики, крючьями утаскивающие с песка проигравших.
Чего стоило одно лицо Нянюшки, когда Тирион и Пенни после выступления вернулись в освещенный факелами подвал. Одни бойцы точили оружие, другие приносили жертвы своим богам или глушили себя маковым молоком, третьи, успевшие сразиться и победить, метали кости в углу, смехом изживая недавнюю встречу со смертью.
Нянюшка, выплачивавший проигранный заклад одному из служителей, увидел Пенни с Хрумом и растерялся. Это длилось лишь долю мгновения, но Тирион все понял. Надсмотрщик не ждал, что они вернутся, – и никто в подвале явно тоже не ждал. Все стало окончательно ясно, когда дрессировщик пожаловался распорядителю: «Львы голодные, два дня как не ели. Велели не кормить, я и не кормил. Кто за мясо будет платить, королева?»
«Подай ей прошение, глядишь и заплатит», – ответил распорядитель.
А Пенни и невдомек – ее заботило только, что публика мало смеялась. «Жаль, что львов не выпустили, тогда они обмочились бы со смеху», – чуть не сказал Тирион. И потрепал ее по плечу.
– Мы идем не туда, – сказала она, внезапно остановившись.
– Верно. – Тирион поставил вёдра – дужки нестерпимо намяли ему ладони. – Нам надо вон к тем палаткам.
– К Младшим Сыновьям? – Улыбка прорезала распухшее лицо сира Джораха. – Плохо ты знаешь Бурого Бена Пламма, если надеешься там помощь найти.
– Мы с ним играли в кайвассу целых пять раз. Бурый Бен проницателен, настойчив, неглуп и весьма осторожен. Предоставляет противнику рисковать, а сам выжидает и принимает решения в зависимости от хода битвы.
– Какой еще битвы? – всполошилась Пенни. – Пойдемте назад, отнесем хозяину воду. Задержимся – высекут, и Хрум с Милкой остались там.
– Сласти присмотрит за ними, – солгал Тирион. Больше похоже на то, что Шрам и его дружки скоро полакомятся свининой и собачьей похлебкой, но Пенни этого знать не нужно. – Нянюшки нет, Йеццан при смерти – нас хватятся разве что вечером, и лучшего случая нам не представится.
– Нет. Ты же знаешь, что с беглыми делают. Прошу тебя. Из лагеря нас все равно не выпустят.
– А мы и не станем из него выходить. – Тирион взял вёдра и заковылял прочь, не оглядываясь. Мормонт не отставал, а вскоре следом заспешила и Пенни. Втроем они спустились по песчаному склону к потрепанным, поставленным в круг палаткам.
Часовой, тирошиец с багровой бородой, остановил их у лошадиных загонов.
– Кто такие и что несете?
– Воду, – сказал Тирион.
– Лучше бы пиво.
– Заблудился, карлик? – В спину Тириона уперлось копье второго караульного. Этот, насколько слышно, из Королевской Гавани, с Блошиного Конца.
– Хотим вступить в ваши ряды.
Пенни уронила ведро, расплескав половину.
– Тут и без вас дураков хватает. – Тирошиец поддел ошейник Тириона копьем, колокольчик откликнулся нежным звоном. – Никак, беглые? Чьи ошейники-то?
– Желтого Кита, – сказал третий, пришедший на голоса, – тощий, заросший, с красными от кислолиста зубами. Сержант, не иначе. Вместо правой руки крючок. Если это не близнец Бронна, то Тирион – второе воплощение Бейелора Благословенного. – Этих самых карликов хотел купить Бен, – сказал однорукий, – а здоровый… Ладно, его тоже ведите.
Тирошиец махнул копьем, посылая Тириона вперед. Второй, совсем мальчишка, с пушком на щеках и волосами цвета грязной соломы, взял Пенни под мышку.
– У моего сиськи есть, – сообщил он со смехом и запустил ей руку за пазуху, чтобы удостовериться.
– Знай неси! – рявкнул сержант.
Мальчишка перекинул Пенни через плечо, а Тирион со всей быстротой, доступной его ногам, устремился к большому шатру на другой стороне кострища. Расписные стенки сильно выгорели за долгие годы службы. Наемники оглядывались на них, лагерная девка хихикнула.
Войдя, Тирион увидел табуреты, стол на козлах, стойку с копьями и алебардами, потертые ковры на полу и трех капитанов. Один – стройный, изящный, в розовом с прорезями дублете, острая бородка и клинок как у брави. Другой – толстый, лысеющий, с пальцами в чернилах и пером в правой руке. Третьего Тирион как раз и искал.
– Капитан, – сказал карлик с поклоном.
– Вот, хотели пробраться в лагерь, – доложил солдат, скинув на ковер Пенни.
– Беглые с ведрами, – присовокупил тирошиец.
– С ведрами? – повторил Бурый Бен Пламм. – Ладно, ребята, возвращайтесь на пост и чтоб никому ни слова. – Солдаты вышли, и он с улыбкой спросил: – Хочешь еще разок в кайвассу сыграть, да, Йолло?
– Если вы согласитесь. Приятно у вас выигрывать. Вы, как я слышал, дважды меняли хозяев – такие люди мне по сердцу.
Бурый Бен, улыбаясь одними губами, смотрел на карлика, как на говорящего змея.
– Говори, зачем пришел.
– Чтобы исполнить ваши мечты. Сначала вы хотели нас купить, потом выиграть в кайвассу. Ко мне и с целым носом никто не пылал такой страстью – для этого нужно знать, сколько я стою на самом деле. Ну вот, теперь я весь ваш. Велите только своему кузнецу снять с нас ошейники. Тошнит уже от этого звона.
– Я не хочу ссоры с твоим хозяином.
– Йеццан сейчас занят делом поважнее трех пропавших рабов: он скачет на сивой кобыле, и в вольном отряде пропажу вряд ли станут искать. Риск невелик, а выгода ощутима.
– Они принесли заразу прямо сюда, в твой шатер! – ужаснулся офицер в розовом. – Отрубить ему голову, капитан? Двух других можно в отхожую яму бросить. – Он извлек из ножен тонкий клинок брави с украшенным драгоценностями эфесом.
– Осторожней, – сказал Тирион. – Попадет на вас моя кровь – считайте, что заразились. А одежду нашу придется сжечь.
– Мне очень хочется сжечь ее с тобой вместе, Йолло.
– Меня не так зовут, сами знаете. Вы узнали меня, как только увидели.
– Может, и так.
– И я вас знаю, милорд. Вы несколько бурее, чем Пламмы у нас на родине, но по крови все равно вестероссец – если, конечно, это ваше настоящее имя. Дом Пламмов присягнул Бобровому Утесу, и я немного знаю его историю. Ваша ветвь, несомненно, отпочковалась от каменного плевка через Узкое море, а вы, бьюсь об заклад, младший сын Визериса Пламма. Королевские драконы любили вас, верно?
– Кто тебе это сказал? – Улыбка наемника сделалась еще шире.
– Да никто. Почти все россказни про драконов годятся только для дураков. Говорящие драконы, драконы, стерегущие клады, драконы величиной со слонов, драконы, загадывающие загадки подобно сфинксам… Все это чушь, но в старых книгах можно найти и правду. Я знаю, что королевские драконы вас полюбили, и знаю причину этой привязанности.
– Мать говорила, что отец носил в себе каплю драконьей крови.
– Целых две, и член у него был шестифутовый – слышали эту басню? Итак, вы, будучи умным Пламмом, знаете, что моя голова стоит лордства… но в Вестеросе, на другом краю света. Пока довезете, останется только кишащий червями череп. Моя дражайшая сестрица заявит, что голова не моя, и плакала ваша награда. Сами знаете, какие они хитрые, королевы, а Серсея еще и большая гадина.
– Остается доставить тебя живым, – поскреб бороду Пламм. – Или замариновать твою башку в уксусе.
– Самое умное – это держать мою сторону. Я у отца младший сын, к вам меня сама судьба привела.
– Младшим Сыновьям нужны не скоморохи, а воины, – презрительно бросил брави.
– Вот вам один. – Тирион показал большим пальцем на Мормонта.
– Этот? – фыркнул брави. – Здоров, спору нет, но рубцы не всякого скота делают воином.
Тирион возвел свои разные глаза к потолку.
– Не представите ли мне ваших друзей, лорд Пламм? Этот, в розовом, меня раздражает.
Брави оскалился, человек с пером хмыкнул.
– Чернилка их казначей, – сказал вместо Пламма Мормонт, – а павлин величает себя Каспорио Коварным, хотя Каспорио-Козел больше бы подошло.
Узнать Мормонта было, конечно, трудно, но голос его остался прежним. Каспорио опешил, Бен Пламм прищурился.
– Никак, Джорах Мормонт? Я смотрю, гордости у тебя поубавилось. Можем ли мы называть тебя сиром, как раньше?
Мормонт сложил раздутые губы в ухмылку.
– Дай мне меч, Бен, а там называй как хочешь.
Каспорио слегка попятился.
– Она же тебя прогнала!
– Я вернулся. Что возьмешь с дурака.
«Особенно с влюбленного». Тирион кашлянул.
– Старые времена после вспомните. Сначала я объясню вам, почему моя голова, когда она на плечах, ценнее отрубленной. С друзьями я щедр, лорд Пламм. Спросите Бронна, и Шаггу, сына Дольфа, и Тиметта, сына Тиметта.
– Кто такие? – спросил Чернилка.
– Добрые люди, присягнувшие мне и щедро за это вознагражденные… Хотя насчет добрых я, положим, приврал. Это ублюдки-головорезы наподобие вас.
– А ты их, часом, не выдумал? – спросил Бурый Бен. – Шагга – женское имя.
– Сиськи у него будь здоров, это да. Как увижу его снова, посмотрю у него в штанах. Что это там, кайвасса? Давайте сыграем, но сначала я бы выпил вина. В глотке саднит, а говорить мне придется долго.
