Глава 6
По всей часовне стояли свечи, многие с меня ростом и чуть ли не такие же толщиной. Некоторые были серебряные, некоторые — серые, несколько черных, несколько белых. Они стояли на разной высоте, причудливо расположенные на скамьях, полках, точках пересечения узора на полу Тем не менее не они давали основное освещение. Оно приходило сверху, и сначала я предположил, что сюда льется дневной свет. Но, глянув вверх, дабы оценить высоту свода, я увидел светильник — большой голубой шар за решетой темного металла.
Я сделал шаг вперед. Пламя ближайшей свечи затрепетало.
Я обратил лицо к каменному алтарю, что заполнял нишу напротив меня.
Черные свечи горели по обе ее стороны; серебряные, поменьше, мерцали прямо на нем. Мгновение я просто осматривал алтарь.
— Похош-ше на тебя, — заметила Глайт.
— Я думал, твои глаза не различают двумерных изображений.
— Я долго ш-шиву в музее. Почему твой портрет запрятан так тайно?
Я подошел ближе, пристально вглядываясь в икону.
— Это не я. Это мой отец — Корвин из Амбера.
Серебряная роза стояла в вазе перед иконой. Была ли она настоящей или искусственной в том или иной смысле этого слова, сказать я не мог.
И Грейсвандир лежал там же, на несколько дюймов выдвинутый из ножен. Я почувствовал, что он — настоящий, а тот, который носил призрак Образа моего отца, — лишь копия.
Я поднял меч и вытащил из ножен. Возникало ощущение мощи, когда я держал его, размахивал, бил, делал выпад, наступал…
Ожил спикарт, центр паутины сил. Мне вдруг стало неловко.
— А это отцовский клинок, — пояснил я, возвращаясь к алтарю и вкладывая оружие обратно в ножны. Как не хотелось оставлять его здесь.
Когда я вернулся, Глайт спросила:
— Это ваш-шно?
— Очень, — сказал я, в то время как путь нес меня обратно на верхушку дерева.
— Что теперь, мас-стер Мерлин?
— Я должен отправляться на ленч с матерью.
— В таком с-случае с-сади меня здес-сь.
— Я могу вернуть тебя в вазу.
— Нет. Я давно не с-скрывалас-сь в зас-саде на дереве. Это будет прекрас-сно.
Я вытянул руку Глайт размоталась и скрылась в мерцающих ветвях.
— С-счастливо, Мерлин. Навещай меня.
А я слез с дерева, всего однажды зацепившись штаниной, и быстро зашагал по коридору.
Через два поворота я вышел к пути, ведущему в главный зал, и решил, что лучше пройти здесь. Я выскочил у массивного очага — высокие языки пламени сплетались в нем — и медленно повернулся, дабы обозреть огромную палату, делая вид, словно я прибыл уже давно и просто ожидаю.
Похоже, здесь присутствовала лишь одна персона — моя собственная. Вид каковой на фоне ревущего пламени, по размышлении, показался мне несколько странным. Я поправил манишку, отряхнулся, провел гребнем по шевелюре. И как раз осматривал свои ногти, когда обнаружил движение на вершине огромной лестницы слева от меня.
Она предстала вьюгой, заключенной в десятифутовой башне. В центре, треща, плясали молнии, ледяные кристаллы пощелкивали на ступенях, перила замерзали там, где она проходила. Моя мать, казалось, увидела меня в тот же миг, что и я, ибо она остановилась. Затем взвилась на ступеньке и начала схождение.
Спускаясь, она плавно перевоплощалась, черты лица менялись от ступени к ступени. Как только я осознал, что происходит, я прекратил свои попытки перевоплотиться и отменил их весьма скромные результаты. Я начал меняться в тот момент, когда увидел ее, и, вероятно, мать стала делать то же самое при виде меня. Я не ожидал, что она станет перевоплощаться, дабы доставить мне удовольствие, во второй раз, здесь, на своей территории.
Она закончила превращение, едва коснувшись последней ступени, представ прекрасной женщиной в черных брюках и красной рубахе с широкими рукавами. Она смотрела на меня и улыбалась, приближаясь ко мне, заключая меня в объятия.
Было бы неловким сообщить ей, что я собирался перевоплотиться, да забыл. Или еще что-нибудь в таком роде.
Мать отодвинулась на расстояние вытянутой руки, опустила взгляд, снова посмотрела на меня и покачала головой.
— Ты спал в одежде до или после потогонных тренировок? — осведомилась она.
— Это жестоко, — промолвил я. — По дороге я остановился посмотреть достопримечательности и вляпался в пару сложных ситуаций.
— И потому опоздал?
— Нет. Я опоздал, потому что задержался в нашей галерее дольше, чем рассчитывал. Да не слишком-то я и опоздал.
Мать взяла меня за руку и развернула.
— Я прощаю тебя, — сказала она, ведя меня к путеводной колонне, в розовых, зеленых и золотых разводах, что находилась в зеркальном алькове через комнату направо.
Ответа, кажется, не требовалось, так что я промолчал.
Когда мы вошли в альков, я с интересом подумал, поведет она меня вокруг колонны по часовой стрелке или же против. Оказалось — против. Интересно. С трех сторон смотрели наши отражения — такова была комната, которую мы покидали. Но с каждым нашим витком вокруг колонны комната становилась другой. Я наблюдал, как она меняется, будто в калейдоскопе, пока наконец мать не остановилась перед хрустальным гротом у подземного моря.
— Я уже почти и забыл об этом месте, — промолвил я, ступая на чистый, белый песок, в хрустальный свет, который напоминал и костры, и солнечные блики, и канделябры, и светодиодные дисплеи, играя с видом и перспективой; беспорядочные радужные отблески ложились на берег, на стены, на черную воду.
Мать взяла меня за руку и повела к обнесенному перилами помосту, возвышающемуся на некотором отдалении справа Там стоял полностью накрытый стол. Целая коллекция подносов под колпаками занимала еще больший сервировочный стол. Мы взобрались по маленькой лесенке, я усадил мать и направился проинспектировать ожидавшие нас вкусности.
— Сядь, Мерлин, — сказала она. — Я все сделаю.
— Не беспокойся, — ответил я, поднимая колпак. — Я уже тут, так что первую перемену подам я.
Но мать уже встала.
— Тогда — а-ля фуршет, — сказала она.
— Хорошо.
Мы наполнили тарелки и направились к столу. Мгновение спустя после того, как мы уселись, яркая вспышка сверкнула над водой, озарив арочный свод пещеры и уподобив его утробе какой-то огромной твари, нас переваривающей.
— Не озирайся так опасливо. Ты же знаешь, сюда им не добраться.
— Ожидание громового удара уводит мой аппетит в пятки.
Она засмеялась; как раз до нас донесся отдаленный раскат грома.
— А теперь все в порядке?
— Да, — отозвался я, беря вилку.
— Удивительно, какими родственниками одаривает нас жизнь, — промолвила мать.
Я взглянул на нее, пытаясь уловить выражение ее лица. Увы!..
— Да, — только и сказал я.
Мгновение она изучала меня, но я тоже никак не выразил своих чувств Тогда она заметила:
— Когда ты был ребенком, односложные ответы служили предварением дерзостей.
— Да, — сказал я.
Мы приступили к еде. Все новые вспышки озаряли спокойное, темное море. В свете очередной молнии привиделся далекий корабль, идущий на всех своих черных, надутых ветром парусах.
— Свидание с Мандором уже состоялось?
— Да.
— И как он?
— Прекрасно.
— Что-то беспокоит тебя, Мерлин. Что?
— Очень многое.
— Расскажешь матери?
— А что, если она — часть этого?
— Я была бы разочарована, окажись это не так. Сколько ты будешь поминать историю с ти'игой? Я поступала так, как считала правильным. И по-прежнему уверена в своей правоте.
Я кивнул и продолжал жевать. Через какое-то время я сказал:
— Ты все прояснила в прошлом цикле.
Тихо плескала вода. Блики плыли по столу, по лицу матери.
— А еще вопросы есть?
— Может, сама расскажешь? — отозвался я.
Я ощутил ее взгляд и встретил его прямо.
— Не понимаю, что ты имеешь в виду, — удивилась она.
— Тебе известно, что Логрус — разумен? А Образ?
— Это тебе Мандор поведал?
— Да. Но я знал уже до него.
— Откуда же?
— Мы… сталкивались.
— Ты и Образ? Или ты и Логрус?
— Оба.
— И чем это закончилось?
— Манипуляциями, я бы выразился. Они борются за власть и просили меня определиться.
— Чью же сторону ты выбрал?
— Ничью, а что?
— Тебе следовало рассказать мне.
— Зачем?
— Посоветоваться. Возможно, я бы помогла тебе.
— Против вселенских Сил? Как плотно ты с ними связана, мама?
Она улыбнулась:
— Не исключено, что некто вроде меня может обладать особыми знаниями.
— Некто вроде тебя?
— Волшебница моих способностей.
— Насколько же ты хороша?
— Не думаю, что значительно им уступаю, Мерлин.
— Семья все всегда узнает последней. И почему ты не обучала меня сама, вместо того чтобы отсылать к Сухаю?
— Я плохой учитель. Мне не нравится наставлять людей.
— Ты учила Ясру.
Она склонила голову вправо и сощурила глаза.
— Тоже Мандор рассказал?
— Нет.
— Тогда кто?
— Какое это имеет значение?
— Большое, — ответила мать. — Потому что я не верю, что ты знал это во время нашей последней встречи.
Я вдруг вспомнил, что там, у Сухая, она говорила о Ясре что-то, что подразумевало их близость, и я обязательно бы отреагировал, если бы не тащил груз предубеждений и не летел вниз по склону под грохот грозы и забавное звуковое сопровождение тормозов. Я уж собирался осведомиться, какое имеет значение, когда я узнал это, но сообразил — мать действительно интересуется, от кого я это узнал, ибо ее заботит, с кем я мог говорить о подобных вещах с момента нашей последней встречи.
Ссылаться на Люка-призрака показалось неблагоразумным, потому я ответил:
— Ну ладно, ладно. Мандор оговорился, а потом попросил меня молчать.
— Другими словами, — подытожила она, — он ожидал, что слух вернется ко мне. Зачем ему такое понадобилось? Поразительно. Коварный человек.
— Может, действительно просто оговорился?
— Мандор никогда не оговаривается. Никогда не будь ему врагом, сын.
— Неужели мы говорим об одном и том же человеке?
Мать щелкнула пальцами.
— Конечно, ты знал его лишь ребенком. Потом ты ушел и с тех пор видел его всего несколько раз. Да, он коварен, хитер, опасен.
— Мы всегда отлично ладили.
— Разумеется. Он никогда не враждует по пустякам.
Я пожал плечами и вернулся к еде.
Через какое-то время мать сказала:
— Осмелюсь предположить, что меня он охарактеризовал подобным же образом.
— Ничего подобного не припоминаю, — ответил я.
— Он дал тебе еще и уроки осмотрительности?
— Нет, хотя недавно я и почувствовал необходимость ей поучиться.
— Несомненно, в Амбере ты приобрел некую ее толику.
— Если так, то столь малую, что я и не заметил.
— Ну-ну. Может, я наконец перестану полагать, что ты безнадежен?
— Сомневаюсь.
— И все же что хотели от тебя Образ и Логрус?
— Я уже сказал: чтобы я принял чью-либо сторону.
— Так трудно решить, кого ты предпочитаешь?
— Так трудно решить, кого я меньше ненавижу.
— Потому что они, как ты выразился, манипулируют людьми в своей борьбе за власть?
— Именно.
Мать рассмеялась:
— Это выставляет богов не в лучшем свете, чем нас, прочих, но по крайней мере показывает, что они и не хуже нас. Зри здесь истоки человеческой морали. Что все же лучше, чем совсем ничего. Если этих причин недостаточно для выбора, руководствуйся иными соображениями. Ты, в конце концов, сын Хаоса.
— И Амбера, — добавил я.
— Ты вырос во Дворе.
— И жил в Амбере. Там у меня родичей не меньше, чем здесь.
— То есть обе эти связи равны для тебя?
— Если бы не это, было бы значительно проще.
— В таком случае разверни позицию.
— Что ты имеешь в виду?
— Спрашивай не кто тебе больше нравится, а кто может лучше тебе помочь.
Зеленый чай был прекрасен. Шторм подкатывал все ближе. Что-то плескалось в водах нашей бухты.
— Прекрасно, — кивнул я. — Спрашиваю.
Мать с улыбкой наклонилась вперед, и глаза ее потемнели. Она всегда превосходно контролировала свое лицо и всю внешность, меняя их по собственной прихоти. Она вроде оставалась той же, но временами казалась совсем девчонкой или вдруг превращалась в зрелую интересную женщину. Обычно же она останавливалась где-то между двумя этими ипостасями.
Но сейчас ее лицо приобрело какие-то вечные, вневременные черты — не столько возраста, сколько самой сущности Времени, — и я вдруг понял, что никогда не знал, сколько же ей лет. Лицо матери будто подернулось пеленой какого-то древнего могущества.
— Логрус, — сказала она, — приведет тебя к величию.
Я не отрывал от нее пристального взгляда.
— Какого рода величию?
— А какого ты желаешь?
— Не знаю, хотел ли я вообще когда-нибудь величия как такового. Это все равно что хотеть быть инженером больше, чем хотеть что-то сконструировать, или хотеть быть писателем больше, чем хотеть писать. Величие — побочный эффект, а не вещь в себе. В противном случае это просто самовозвеличивание.
— Но если ты заслуживаешь его… если ты достоин — разве ты не должен обладать величием?
— Вероятно. Но пока я ничего такого не сделал. — Мой взгляд упал на яркий круг света в глубине темных вод, будто убегающий от шторма. — Разве только один занятный аппарат, который мог бы попасть под эту категорию.
— Конечно, ты молод, но времена, для которых ты был предназначен и уникально подготовлен, наступают раньше, чем я ожидала.
Обидится ли она, если я наколдую себе чашечку кофе? Думаю, да, обидится. Что ж, пусть будет бокал вина. Налив себе и сделав глоток, я сказал:
— Боюсь, что не понимаю, о чем ты говоришь.
Мать кивнула и медленно проговорила:
— Этого не выяснить, копаясь в собственной душе, и никто из нас не был настолько опрометчив, чтобы намекнуть тебе на такую возможность.
— О чем ты говоришь?
— О троне. О господстве во Дворе Хаоса.
— Мандор выказывал некий интерес к тому, что я думаю по этому поводу.
— Прекрасно. Никто, кроме Мандора, не оказался бы столь опрометчив, чтобы упоминать при тебе об этом.
— Я понимаю, что всякая мать мечтает видеть сына хорошо устроенным. Увы, ты говоришь о работе, для которого у меня недостает не только мастерства, способностей и подготовки, но и мало-мальского желания.
Она растопырила пальцы и поверх них разглядывала меня.
— Ты способен на большее, чем сам полагаешь, а твои желания ничего в этом деле не значат.
— Как сторона заинтересованная, я позволю себе не согласиться.
— Даже если это единственная возможность защитить друзей и родичей и здесь, и в Амбере?
Я сделал еще глоток вина.
— Защитить? От чего?
— Образ близок к тому, чтобы попытаться преобразить срединные области Тени по своему подобию. Он, вероятно, достаточно силен.
— Ты говорила об Амбере и о Дворе, а не о Тени.
— Логрус будет сопротивляться вторжению. Так как он, по-видимому, проиграет в прямом столкновении со своей противоположностью, то будет наносить стратегические удары по Амберу, используя агентов. Наиболее эффективными из таких станут, разумеется, избранные воители Двора…
— Это безумие! — воскликнул я. — Должен быть лучший выход!
— Возможно, — отозвалась мать. — Прими трон, и тогда приказывать будешь ты.
— Я знаю недостаточно.
— Тебя проинструктируют, разумеется.
— А как насчет надлежащего порядка наследования?
— Это не твоя задача.
— Я все же думаю, что могу проявить интерес к тому, как достигается цель… Скажи, большинством смертей я обязан тебе или Мандору?
— Вопрос праздный, если учесть, что мы оба Всевидящие.
— Ты имеешь в виду, что здесь вы заодно?
— У нас есть разногласия, — сказала она. — Все, подводим черту под дискуссиями о способах действия.
Я вздохнул и выпил еще. Шторм крепчал над темными водами. Если тот странный свет под водой действительно Колесо-Призрак, интересно, зачем он пришел?
Молнии стали сплошным фоном, гром — постоянным звуковым сопровождением.
— Что ты имела в виду, — спросил я, — когда говорила о временах, для которых я предназначен и подготовлен?
— Настоящее и ближайшее будущее, — ответила мать, — с грядущим конфликтом.
— Нет, — сказал я. — Я имел в виду «предназначен и уникально подготовлен». Это как?
Нет, это наверняка был отблеск молнии. Мать никогда не краснела.
— В тебе соединились две великие родословные, — сказала мать. — Фактически твой отец был королем Амбера — недолго, между правлением Оберона и Эрика.
— Поскольку Оберон был жив в то время и не отрекался от престола, иных законных правителей не имелось. Рэндом — законный преемник Оберона.
— Предполагаемое отречение могло иметь место, — возразила она.
— Вот какое толкование ты предпочитаешь?
— Конечно.
Я понаблюдал за грозой. Глотнул вина.
— И по этой причине ты пожелала выносить ребенка Корвина?
— Логрус уверил меня, что именно это дитя можно идеально подготовить для здешнего царствования.
— Но папа никогда не значил для тебя слишком много, не так ли?
Она смотрела туда, где круг света теперь мчался по направлению к нам, а по пятам за ним следовали сверкающие молнии.
— У тебя нет права задавать этот вопрос.
— Я знаю. Но это правда, не так ли?
— Ты ошибаешься. Он очень много значил для меня.
— Но не в обычном смысле слова.
— А я не обычная личность.
— А я — результат эксперимента по выведению породы. Логрус отобрал самца, который бы дал тебе — что?
Круг подплыл совсем близко. Шторм настигал его, подойдя к берегу ближе любого, виденного мною до этого.
— Идеального повелителя Хаоса, — ответила мать, — способного править.
— Почему-то мне кажется, что было нечто большее, — сказал я.
Уворачиваясь от молний, яркий круг вышел из воды и помчался по песку прямо к нам. Если мать и откликнулась на мои последние слова, я не расслышал. Удары грома оглушали.
Огонек забрался на помост и остановился у моей ноги.
— Папа, ты можешь защитить меня? — спросил Призрак в промежутке между ударами грома.
— Лезь мне на левое запястье, — предложил я.
Дара следила за тем, как он принял облик Фракир и очутился на моей руке. Тем временем заключительная вспышка молнии не исчезла, а застыла пылающим зигзагом у кромки воды. Затем свернулась в шар, который несколько мгновений парил в воздухе, прежде чем двинуться в нашем направлении. По мере приближения его структура менялась.
Подплыв к нашему столу, он уже стал ярким, трепещущим Знаком Логруса.
— Принцесса Дара, принц Мерлин, — донесся тот жуткий голос, что я слышал последний раз в день противостояния в замке Амбера. — Я не желал нарушать вашу трапезу, но объект, которому вы дали приют, сделал эго необходимым.
Зубчатое щупальце Знака Логруса вытянулось в направлении моего запястья.
— Он не дает мне смыться, — пожаловался Призрак.
— Отдайте его мне! — продолжал голос.
— Почему? — осведомился я.
— Этот объект пересек Логрус, — послышались слова, каждое из них — тоном иной силы, высоты, произношения.
Мне пришло в голову, что можно попытаться оказать неповиновение, коль скоро я действительно такое ценное для Логруса приобретение, как утверждала Дара. Что ж…
— Теоретически Логрус открыт для всех входящих, — возразил я.
— Я — сам себе закон, Мерлин, а твое Колесо-Призрак и раньше пресекало мои построения. Теперь оно в моей власти.
— Нет, — отрезал я, направляя сознание в спикарт, разыскивая и оценивая способы мгновенного перемещения в области, где правит Образ. — Это мое творение, и я так просто его не отдам.
Знак вспыхнул ярче. Тут Дара вскочила на ноги и встала между мною и им.
— Подожди! — воскликнула она. — У нас есть более важные дела, нежели мстить игрушке. Я отправила нескольких кузенов из Драседки за невестой Хаоса. Если ты желаешь, чтобы план увенчался успехом, советую помочь им.
— Я помню твой план для принца Бранда, когда Ясра должна была поймать его в ловушку. Он не мог провалиться, говорила ты мне.
— Тогда ты был ближе к власти, которой так жаждешь, ближе, чем когда-либо, старый Змей.
— Это правда, — признал он.
— И обладательница Ока — существо попроще Ясры.
Знак скользнул мимо нас — крошечное солнце, складывающееся в непрерывную последовательность символов.
— Мерлин, примешь ли ты трон и послужишь ли мне, когда придет время?
— Я сделаю все необходимое, чтобы восстановить равновесие Сил.
— Я не о том спрашиваю! Примешь ли ты трон на моих условиях?
— Если это то, что нужно для дела, — ответил я.
— Это мне нравится, — сказал он. — Оставь себе свою игрушку.
Дара отступила в сторону, и Знак, перед тем как расплыться, проследовал мимо нее.
— Спроси его о Люке и Корвине и о новом Образе, — сказал он и был таков.
Мать повернулась и внимательно посмотрела на меня.
— Плесни мне вина, — попросила она.
Я налил. Она подняла бокал и глотнула.
— Итак, расскажи мне о Люке, Корвине и новом Образе.
— Расскажи мне о Ясре и Бранде, — парировал я.
— Нет. Ты первый.
— Хорошо. Логрус не упомянул, что оба были призраками Образа. Я был на путях неподалеку отсюда, и передо мной предстал посланец Образа — Люк, он должен был уговорить меня покинуть это место. Логрус послал в ответ лорда Бореля, чтобы расправиться с Люком.
— Люк — то есть Ринальдо, сын Ясры и Бранда, муж Корал и король Кашфы?
— Совершенно верно. Теперь расскажи мне обо всех этих делах до конца. Ты подготовила Ясру, дабы та соблазнила Бранда и позаботилась, чтобы он уж точно не свернул с избранного пути?
— Он в любом случае последовал бы ему. Он прибыл во Двор в поисках силы, ища содействия своим целям. Ясра лишь слегка упростила его задачи.
— Для меня это выглядело иначе. Выходит, проклятие моего отца не явилось действительной движущей силой?
— Нет, в метафизическом смысле оно помогло — протянуть Черную Дорогу в сам Амбер. Почему ты по-прежнему здесь, хотя король Ринальдо предложил тебе удалиться? Преданность Двору?
— У меня была назначена встреча с тобой за ленчем, и она еще продолжается. Жалко было пропускать.
Мать чуть-чуть улыбнулась и отхлебнула вина.
— Ты ловко меняешь тему разговора!.. Давай все же вернемся. Призрак Бореля разделался с призраком Люка, так я поняла?
— Не совсем.
— Что ты имеешь в виду?
— Тут как раз обнаружился призрак моего отца и дал нам возможность скрыться.
— Опять? Корвин снова взял верх над Борелем?
Я кивнул:
— И никто из них не вспомнил первый поединок, разумеется. Их память доходит только до времени записи, и…
— Я понимаю принцип. Что дальше?
— Мы сбежали, а затем я прибыл сюда.
— Что имел в виду Логрус, спрашивая о новом Образе?
— Мой отец, очевидно, был послан именно им, а не старым.
Мать выпрямилась, глаза ее расширились.
— Как ты узнал?
— Он сам сказал.
Она уставилась на утихшее море.
— Итак, третья сила действительно вмешивается, — задумчиво пробормотала она. — Блестяще — и возмутительно. Будь проклят он за то, что его начертил!
— Ты действительно так его ненавидишь?
Ее глаза вновь сосредоточились на моей персоне.
— Оставь Корвина в покое! — приказала Дара. — За исключением вот чего, — исправилась она секундой позже. — Намекнул ли он тебе что-нибудь о позиции нового Образа… или о его намерениях? Тот факт, что новый Образ послал Корвина защитить Люка, можно рассматривать как поддержку действий старого Образа. С другой стороны — то ли потому, что он создан твоим отцом, то ли потому, что имеет относительно тебя собственные виды, — это можно расценить как усилия для твоей защиты. Что он сказал?
— Что хочет убрать меня оттуда.
Она кивнула:
— Чего, очевидно, и добивался. Говорил он что-нибудь еще? Случилось ли что-нибудь важное?
— Он спрашивал о тебе.
— Правда? И это все?
— Специального послания у него не было, если ты это имеешь в виду.
— Ясно.
Мать отвернулась, некоторое время царило молчание. Затем она произнесла:
— Эти призраки недолговечны, не так ли?
— Да.
— Я просто в ярости, — наконец сказала она. — Вопреки всему, Корвин по-прежнему в игре.
— Отец жив, не так ли, мама? И тебе известно, где он.
— Не я его тюремщик, Мерлин.
— А я думаю, что ты.
— Невежливо с твоей стороны сомневаться в моих словах.
— Мне все же придется, — возразил я. — Я провожал его во Двор. Несомненно, он желал прибыть сюда вместе с прочими для заключения мирного договора. Но еще больше он хотел увидеть тебя. У него было столько вопросов: откуда ты взялась, зачем пришла к нему, почему ушла таким образом…
— Хватит! — крикнула мать. — Оставь это!
Я пренебрег приказом:
— И мне известно, что он был здесь, во Дворе. Его видели. Отец разыскивал тебя. Что случилось после? Какие ответы он получил от тебя?
Она вскочила, на этот раз яростно сверля меня глазами.
— Все, Мерлин! Совершенно невозможно поддерживать с тобой цивилизованную беседу.
— Он твой пленник, мать? Ты заперла его в каком-то месте, откуда он не может побеспокоить тебя, помешать твоим планам?
Почти спотыкаясь, она отошла от стола.
— Отвратительный ребенок! Ты совсем как он! Почему ты так похож на него?
— Ты боишься его, не так ли? — сказал я, неожиданно осознав, что в этом-то все и дело. — Ты боишься убить принца Амбера, даже имея Логрус на своей стороне. Ты держишь его взаперти и боишься, что он вырвется на свободу и не даст осуществиться твоим последним замыслам. И боишься ты очень давно, потому что сделала то, что сделала, чтобы удержать его вне игры.
— Абсурд! — вскричала мать, отступая, в то время как я огибал стол. Теперь ее лицо выражало неподдельный ужас. — Это все твои домыслы! Он мертв, Мерлин. Убирайся! Оставь меня одну! Никогда больше не произноси при мне его имя! Да, я ненавижу его! Он бы всех нас уничтожил, если б мог!
— Он не умер, — заявил я.
— Откуда ты взял?
Я подавил в себе желание поведать ей о том, что говорил с ним.
— Лишь виновный протестует так страстно, — сказал я. — Отец жив. Где он?
Она подняла руки, ладонями к себе, и скрестила их на груди, опустив локти. Страх отступил, и гнев тоже. Когда она снова заговорила, в ее словах звучала издевка:
— Тогда ищи его, Мерлин. Ищи его как только можешь.
— Где?
— Поищи его в Преисподней Хаоса.
У левой ноги матери появилось пламя и, подымаясь спиралью, оставляя за собой линию полыхающего красным огня, стало охватывать ее против часовой стрелки. Когда оно достигло темени, Дара совершенно скрылась в огне. Затем пламя исчезло со слабым свистом, забрав с собой мою мать.
Я подался вперед и встал на колени, ощупывая место, где она стояла. Чуть-чуть теплое, вот и все. Славное заклинание. Меня никто не учил такому. Поразмыслив, я понял: мама всегда обладала исключительными способностями, когда дело касалось приходов и уходов.
— Призрак?
Он соскочил с моего запястья и завис передо мной в воздухе.
— Да?
— Ты по-прежнему заблокирован от прохода через Тень?
— Нет. Блок пропал сразу, как исчез Знак Логруса Я могу путешествовать в Царство Теней и обратно Могу обеспечить и твое перемещение Хочешь?
— Да. Доставь меня в верхнюю галерею.
— Галерею? Из зала Логруса я погрузился прямо в темное море, папа. Я не вполне уверен, где здесь верх, а где низ.
— Ладно, — сказал я. — Сам устрою.
Я разбудил спикарт. Энергия из его шести зубцов, обволокла нас с Призраком, закрутила и подняла вверх, к указанному мною месту в Лабиринте Искусств. Я пытался устроить вспышку пламени в момент нашего ухода, но так и узнал, удалось ли. Как вообще тренируются настоящие мастера?..