Глава 2
Через мгновение скала слева от меня замерцала и зазвенела, будто колокол. Сам того не сознавая, я сосредоточился на своем кольце, которое Сухай назвал спикартом, и тут же понял, что собираюсь воспользоваться им для защиты. Удивительно, каким родным казалось мне кольцо, насколько я к нему приспособился за столь короткое время.
Я стоял лицом к скале, когда Сухай вышел из мерцающей поверхности; за ним — некто повыше и потемнее. Еще момент, и фигура последовала за дядей, обретая реальность и перевоплощаясь: помесь осьминога и обезьяны принимала форму моего брата Мандора в человеческом воплощении, облачаясь в черное, как тогда, когда я видел его в последний раз, только одежды были новые и слегка иного покроя, а белые волосы менее взъерошены. Мандор быстро ощупал глазами окружающее пространство и одарил меня улыбкой.
— Вижу, что все в порядке, — заявил он.
Я фыркнул — его рука до сих пор висела на перевязи, — и отозвался:
— Как и следовало ожидать. Что произошло в Амбере с тех пор, как я покинул его?
— Никаких новых бедствий. Я оставался там лишь столько, чтобы увидеть, могу ли чем-нибудь помочь. Пришлось провести небольшую магическую чистку местности, а также собрать доски, дабы заколотить норы. Затем я попросил у Рэндома разрешения удалиться, он удовлетворил мою просьбу, и я поспешил домой.
— Бедствие? В Амбере? — спросил Сухай.
Я кивнул:
— В залах Дворца Амбера произошло сражение между Единорогом и Змеем, следствием чего явились значительные разрушения.
— Что могло заставить Змея проникнуть так далеко в Царство Порядка?
— Вещь, которую в Амбере звали Камнем Правосудия, а Змей считает ее своим утерянным глазом.
— Я должен услышать всю историю.
Я принялся рассказывать дяде о невообразимой битве, опустив мои дальнейшие похождения в Коридоре Зеркал и в апартаментах Бранда. Все время моего рассказа взор Мандора блуждал со спикарта на Сухая и обратно.
Обнаружив, что я заметил это, он улыбнулся.
— Итак, Дворкин снова пришел в себя?.. — задумчиво произнес Сухай.
— Я не был знаком с ним раньше, — ответил я, — но, похоже, он понимает, что к чему.
— И королева Кашфы видит оком Змея?
— Не знаю, видит ли она им. Пока она лишь оправляется после операции. Но это интересная мысль. Что она сможет узреть, если будет видеть им?
— Чистые, холодные линии вечности, полагаю. То, что под Тенью. Смертному не под силу долго нести подобное бремя.
— Но в ней кровь Амбера, — сказал я.
— Что, опять Оберон?
Я кивнул.
— Ваш покойный сюзерен был весьма темпераментным мужчиной, — заметил дядюшка. — Тем не менее это достаточная нагрузка на зрение, хотя я могу лишь предполагать… исходя из кое-какого знания первооснов. Не имею представления, что может из этого выйти. Лишь Дворкин способен сказать — если он в здравом рассудке. Я признаю его мастерство, хотя никогда не знал, чего от него ожидать.
— Ты знаешь его лично? — спросил я.
— Я знал его, — ответил Сухай, — давным-давно, до всех этих невзгод. Ты говоришь, он снова в своем уме — я не знаю, радоваться этому или отчаиваться. Да, Дворкин мог бы принести великую пользу. Но интересы его могут быть прямо скажем безумными.
— Сожалею, что не могу просветить тебя, — сказал я. — Мне его действия тоже кажутся совершенно непредсказуемыми.
— И я сбит с толку, узнав о местонахождении Ока, — вступил в разговор Мандор. — Но все это пока выглядит частным вопросом отношений Амбера с Кашфой и Бегмой. Не думаю, что размышления способны продвинуть нас в этом деле. Лучше сосредоточить внимание на здешних проблемах.
Я услышал свой собственный вздох.
— Таких, как право наследования?
Мандор насмешливо поднял бровь.
— О, лорд Сухай уже просветил тебя?
— Нет, — ответил я. — Нет, но от своего отца я слышал так много о борьбе за трон Амбера — заговоры, интриги и хитрости, — что почти реально ощущаю, как довлеет эта тема над каждым разговором. Полагаю, среди членов наших Домов, где правят потомки Свайвилла, все пойдет тем же путем, только плюс еще несколько поколений.
— Мыслишь ты правильно, — согласился Мандор, — хотя я думаю, что здешний расклад можно упорядочить.
— Что ж, это уже кое-что, — сказал я. — Что касается меня, я собираюсь лишь отдать дань уважения и убраться ко всем чертям. Пришлите мне открытку, когда все разрешится.
Он рассмеялся. Он редко смеялся. Я ощутил покалывание в запястье, там, где обычно сидела Фракир.
— Он действительно не знает, — заключил Мандор, бросая взгляд на Сухая.
— Он только что прибыл, — ответил Сухай. — У меня не было времени ввести его в курс дела.
Я пошарил в кармане, нащупал монету и подкинул ее.
— Решка, — возвестил я, взглянув на ладонь. — Рассказывать тебе, Мандор. Что происходит?
— Ты не главный претендент на престол, — сказал он.
Пришла моя очередь смеяться. Что я и сделал.
— Это мне уже известно. Не так давно ты говорил за обедом, как велика очередь передо мной… А ведь я вдобавок полукровка, и стоит ли считать меня частью этого расклада — еще вопрос.
— Двое, — сказал он. — Двое впереди тебя.
— Не понял. А что случилось с остальными?
— Умерли.
— Что, эпидемия гриппа?
Мандор одарил меня гнусной ухмылкой.
— В последнее время прокатилась беспрецедентная волна роковых дуэлей и вероломных политических убийств.
— И что же преобладало?
— Убийства.
— Очаровательно.
— Итак, вас трое под опекой черного надзора Короны, и каждый из вас взят под охрану секретных служб своих Домов.
— Ты, похоже, не шутишь.
— Ничуть.
— Было ли это внезапное истощение рядов вызвано желанием множества людей одновременно достичь успеха? Или кто-то расчищает себе путь?
— Короне точно не известно.
— Кого именно в данный момент ты подразумеваешь под словом «Корона»? Кто сейчас принимает решения?
— Лорд Бансес из Дома Инобежца, — ответил Мандор, — дальний родственник и давний друг нашего усопшего монарха.
— Вроде припоминаю его. А не может оказаться так, что он сам положил глаз на трон или же стоит за одним из претендентов?
— Он жрец Змея. Обеты возбраняют им какую-либо мирскую власть.
— Обычно существуют способы обойти обеты.
— Верно, но лорд Бансес кажется искренне не заинтересованным в чем-то подобном.
— Это не делает его беспристрастным. Возможно, у него есть фаворит, и он хочет помочь ему. Есть вблизи трона кто-нибудь питающий особое пристрастие к его ордену?
— Нет, насколько мне известно.
— Это не означает, что кто-то не смог подрезать карту.
— Да, хотя Бансес не из тех, к кому легко подступиться с подобным предложением.
— Иными словами, ты веришь, что он останется беспристрастным, что бы ни происходило?
— Пока не будет доказательств противоположного.
— Кто ближайший претендент?
— Таббл из Прерываний.
— А второй?
— Тмер из Ловчих.
— Верхушка очереди из твоего пруда, — сказал я Сухаю.
Он вновь показал мне зубы.
— У нас с Ловчими или Прерываниями имеет место открытая вендетта или нечто подобное? — спросил я.
— Нет, ничего серьезного.
— Значит, все мы просто страхуемся?
— Да.
— И как же до этого дошло? Помнится, претендентов была куча. Свершилась ночь длинных ножей или еще что?
— Нет, они умирали периодически, время от времени. Никакого внезапного побоища, даже когда стал угасать Свайвилл. Только парочка последних смертей вызвала подозрение.
— Ладно, наверняка проводилось какое-то расследование. Кто-то из виновников попал под стражу?
— Нет, все они сбежали или были убиты.
— И что с теми, кто был убит? Опознав их, можно определить, к чему они стремились.
— На самом деле нет. Некоторые оказались профессионалами, среди остальных — парочка обычных мятежников, несомненно, из кретинов-фанатиков.
— Ты хочешь сказать, что не существует никаких догадок, кто за всем этим стоит?
— Именно так.
— И никаких подозрений?
— Сам Таббл, разумеется, не вызывает доверия, хотя вслух об этом лучше не говорить. Он получил наибольшую выгоду, и пока все случившееся в его интересах. В его карьере немало политического потворства, двурушничества, клеветы. Но все это было давно. У кого в шкафу не завалялось парочки старых скелетов? Таббл много лет как добропорядочный и консервативный господин.
— Ладно, теперь Тмер. Он достаточно скрытен и может вызвать подозрения. Есть что-нибудь, связывающее его с этим кровавым делом?
— Ничего конкретного. В прошлом Тмер никогда не был связан с такими крайностями. Я не считаю его верхом совершенства, но он представляется мне более простым, непосредственным существом, нежели Таббл. Он, похоже, из тех, кто скорей решится на переворот, если уж возжаждет трона, но вряд ли пойдет путем долгих интриг.
— Возможно, в дело вовлечен целый ряд лиц, каждое из которых действует в собственных интересах.
— И теперь, когда развязка близка, они все выплывут на поверхность?
— Почему бы и нет?
Улыбка. Пожатие плечами.
— Увы, вряд ли коронация положит всему этому конец, — сказал Мандор. — Корона не защищает от кинжала.
— Но наследник входит во власть, обремененный всей тяжестью своих грехов.
— Это не первый случай в истории. И, раз уж ты заговорил об этом, некоторые превосходные монархи стали таковыми, имея далеко не безоблачное прошлое. Между прочим, тебе не приходит в голову, что прочие могут предположить то же самое относительно тебя?
— Да, и это мне неприятно. Мой отец долгое время добивался трона Амбера и долгое время мучился. Он стал счастлив только тогда, когда послал все к черту. Уж если меня чему-то научила его история, так именно этому. У меня нет подобных амбиций.
И все же на мгновение меня охватило любопытство. Что за чувства испытаешь, управляя огромным государством? Каждый раз, возмущаясь действиями политиков — здесь ли, в Амбере или в Тени Земля, — я представлял себе свои действия, окажись я в их шкуре.
— Действительно интересно, — угадал мои мысли Мандор.
— Возможно, остальные как раз сейчас смотрят в свои магические пруды, — заметил я, — надеясь увидеть там ключи к разгадке.
— Несомненно, — откликнулся он. — А что, если Таббл и Тмер вдруг найдут свой безвременный конец? Что ты будешь делать?
— Даже не думай об этом, — сказал я. — Такого не случится.
— И все же предположим.
— Я не знаю.
— Ты в самом деле должен принять какое-то решение, просто чтобы не ломать голову в дальнейшем. Когда знаешь, чего хочешь, слова всегда найдутся.
— Спасибо. Учту.
— Расскажи мне поподробнее о том, что случилось с тобой после нашей последней встречи.
Я и рассказал — о призраках Образа и обо всем.
Где-то ближе к концу моего повествования вновь послышался вой. Сухай направился к скале.
— Извините, — сказал он.
Скала расступилась, и дядя вошел внутрь.
Немедленно я ощутил на себе отяжелевший взгляд Мандора.
— Возможно, у нас есть всего мгновение. Слишком мало, чтобы сообщить все, что должно остаться между нами.
— Очень личное, так?
— Да. Поэтому ты должен найти время перед погребением, чтобы пообедать со мной. Допустим, через четверть оборота, синее небо.
— Прекрасно. Твой дворец или пределы Всевидящих?
— Жду тебя в пределах Мандора.
Я кивнул.
Скала вновь подвинулась, и перед нами в облачной дымке предстала мерцающая голубым гибкая демоническая фигура. Я мгновенно вскочил и склонился, чтобы поцеловать протянутую ею руку.
— Мама! Приятный сюрприз… и весьма скорый.
Она улыбнулась, а затем ее оболочка растворилась в вихре. Чешуя поблекла, контуры лица и тела поплыли. Синева стала обычным, хотя и бледным телесным цветом. Ее бедра и плечи раздались, в то время как она теряла в росте, хотя по-прежнему оставалась высокой. Карие глаза стали куда привлекательней, когда стерлись тяжелые надбровные складки. Несколько веснушек проступило на ее теперь человеческом, слегка вздернутом носу. Каштановые волосы удлинились с тех пор, как я в последний раз видел ее в таком обличье. И она по-прежнему улыбалась. Ей очень шла красная туника, перехваченная простым поясом; у левого бедра висела шпага.
— Дорогой Мерлин, — промолвила мама, беря мою голову обеими руками и целуя меня в губы. — Я рада видеть тебя в столь добром здравии. Много воды утекло с тех пор, как ты посетил нас в последний раз.
— Последнее время я вел очень бурную жизнь.
— Можно не сомневаться. Я кое-что слышала о твоих злоключениях.
— Представлю, что там до тебя дошло. Не у каждого есть ти'ига, следующая за ним по пятам, время от времени соблазняющая его в разных обличьях и, как правило, своими нежелательными попытками защитить делающая жизнь невероятно сложной.
— Это показывает мою заботу, дорогой.
— Это также показывает полное отсутствие уважения к моей личной жизни и к моему мнению.
Мандор деликатно кашлянул.
— Привет, Дара.
— Полагаю, что именно так тебе и должно казаться, — заявила она. — Привет, Мандор. Что случилось с твоей рукой?
— Недоразумение, касающееся некоей архитектуры, — отвечал он. — Тебя какое-то время не было видно, хотя в мыслях моих мы не расстаемся.
— Если это комплимент, спасибо, — сказала она. — Да, я то и дело уединяюсь, когда давление общества становится невыносимо. Но вам ли удивляться, сэр, с вашей-то манерой надолго исчезать в лабиринтах пределов Мандора. Если вы действительно пропадаете именно там.
Он согнулся в поклоне.
— По вашим словам, леди, мы одного поля ягоды.
Ее глаза сощурились, хотя голос не изменился, когда она произнесла:
— Не знаю. Иногда мы кажемся родственными душами, сейчас — даже больше, чем при обычном положении дел. Мы ведь оба только что преодолели уйму неприятностей, не так ли?
— Но я был неосторожен, — сказал Мандор, демонстрируя поврежденную руку. — Ты же, ясное дело, нет.
— Я никогда не спорю с архитектурой, — сказала она.
— А с непредсказуемым?
— Предпочитаю работать с тем, что стоит на месте.
— Обычно я тоже.
— А если не получается?
Он пожал плечами'
— Время от времени возникают коллизии.
— В свое время ты пережил многие, не так ли?
— Не могу отрицать, хотя это и было давненько. Но ты и сама — натура весьма стойкая.
— Пока жива, — отозвалась мама. — Мы действительно должны сравнить наши заметки о коллизиях и непредсказуемостях. Не будет ли странным, если мы окажемся подобны во всех отношениях?
— Был бы весьма удивлен, — ответил Мандор.
Я был заворожен и слегка напуган этой беседой, хотя доверялся лишь ощущениям и не имел понятия о сути разговора. Они были чем-то похожи, и я никогда не слышал общих фраз, произносимых столь метко и выразительно, помимо Амбера, где часто развлекались словесными играми подобного рода.
— Простите меня, — наконец словно опомнился Мандор и обратился ко всей компании: — Я должен удалиться, дабы восстановить свою форму. Благодарю вас за гостеприимство, сэр, — поклонился он Сухаю. — И за удовольствие от беседы с вами, — это Даре.
— Ты только что прибыл, — сказал Сухай, — и даже не отдохнул. Как хозяина ты выставляешь меня не в лучшем свете.
— Отложим на потом, старина, подобной трансформации никому не провести, — заметил он. Повернулся к открывающемуся пути, посмотрел на меня: — До скорого.
И исчез. Скала отвердела с его исчезновением.
— Его манеры поражают, — произнесла моя мать. — И ведь без повторов.
— Прирожденное изящество, — прокомментировал Сухай. — У него масса талантов.
— Любопытно, кто умрет сегодня, — сказала мать.
— Не уверен, что в его словах был скрытый смысл, — ответил дядюшка.
Она засмеялась:
— Но если все же был, они, несомненно, отойдут в лучшем виде.
— Ты осуждаешь или завидуешь?
— Ни то, ни другое, — ответила она. — Я и сама восхищаюсь изяществом и достойной шуткой.
— Мама, — вмешался я, — что все же происходит?
— О чем ты, Мерлин? — откликнулась она.
— Я давным-давно покинул эти места. Ты велела демону найти и оберегать меня. Он мог чуять кровь Амбера, но когда натолкнулся одномоментно на меня и Люка, запутался. Демон решил взять под опеку нас обоих, а тут Люк начал ежегодную охоту на меня. Тогда он, а точнее, она, защищая меня от Люка, одновременно пыталась определить, кто из нас кто. Она даже жила с Люком какое-то время, а позже преследовала меня. Кое о чем я стал догадываться — не зря она страстно желала узнать имя моей матери. Несомненно, Люк тоже держал язык за зубами по поводу своего происхождения.
Мать рассмеялась:
— Да, расклад еще тот! Малютка Ясра и принц Тьмы…
— Не пытайся сменить тему разговора. Подумай, насколько это стесняет взрослого человека: мать посылает демонов надзирать за ним.
— Не преувеличивай, дорогой, я послала лишь одного демона.
— Какая разница? Как тебе в голову пришла подобная «забота»? Я возмущен…
— Ти'ига, возможно, не один раз спасла тебе жизнь, Мерлин.
— Пусть так. Но…
— По-твоему, лучше смерть, чем забота? И только потому, что забота эта исходит от меня?
— Суть не в этом!
— Тогда в чем?
— Ты полагаешь, будто я не способен о себе позаботиться, и…
— Да ты и не смог.
— Но тебе-то откуда знать? К моему возмущению, ты с самого начала исходила из того, что я недалекий, доверчивый, беззащитный, что в Тени я нуждаюсь в опеке!
— Извини, если задену за больное, однако скажу, что таким ты и был, причем собираясь в место, столь сильно отличающееся от Двора Хаоса, каким является Тень.
— Да я сам могу о себе позаботиться!
— Ты не слишком преуспел в этом. Хотя делаешь ряд необоснованных предположений. Что заставляет тебя думать, будто приведенные тобой резоны единственно возможны в моем стремлении действовать подобным образом?
— Прекрасно. Скажи, ты знала, что Люк будет пытаться убить меня каждое тридцатое апреля? И если да, то почему просто не сообщила мне?
— Я понятия не имела, что Люк будет пытаться убить тебя каждое тридцатое апреля.
Я отвернулся. Сжал кулаки и разжал их.
— Так какого черта?..
— Мерлин, почему так трудно принять, что другие люди могут знать что-то, чего не знаешь ты?
— Начни с их нежелания сообщить мне это «что-то».
Мать помолчала какое-то время. Затем ответила:
— Боюсь, здесь есть доля истины. Но были серьезные причины не посвящать тебя в определенные дела.
— Хорошо, начни с этого. Расскажи, почему не доверяла мне.
— Дело не в доверии.
— Так можешь ты теперь объяснить мне, в чем дело?
И опять последовала долгая пауза.
— Нет, — наконец сказала она. — Еще нет.
Я повернулся к ней, сохраняя спокойствие, и, не повышая голос, произнес:
— Выходит, ничего не изменилось. И никогда не изменится. Ты по-прежнему мне не доверяешь.
— Неправда, — ответила мать, бросая взгляд на Сухая. — Это означает лишь то, что сейчас неподходящее время и неподходящее место, чтобы влезать в эти дела.
— Позволь принести тебе выпить или чего-нибудь перекусить, Дара, — немедленно предложил Сухай.
— Благодарю тебя, нет, — отказалась она. — Мне пора идти.
— Мама, расскажи хотя бы что-нибудь о ти'иге.
— Что ты желаешь знать?
— Ты выколдовала ее откуда-то из-за Края?
— Верно.
— Подобные существа сами бестелесны, но способны для своих собственных целей занимать тела живущих?
— Да.
— Если ти'ига занимает тело существа близкого к смерти, то тем самым оживляет его дух и контролирует разум?
— Интересно. Вопрос риторический?
— Нет. Такое действительно произошло с тем, кого ты послала по мою душу. Теперь ти'ига не в состоянии покинуть то тело. Почему?
— Я не уверена.
— Она в западне, — предположил Сухай. — Перемещаться вне плоти она может, лишь взаимодействуя с разумом-резидентом.
— Тело, контролируемое ти'игой, оправилось от болезни, которая убила сознание, — сказал я — Ты полагаешь, что она зависла там теперь на всю жизнь?
— Да. Насколько я понимаю.
— Тогда скажи мне вот что: освободится она, когда то тело умрет, или погибнет вместе с ним?
— Возможны варианты. Но чем дольше она будет оставаться в теле, тем выше ее шансы погибнуть вместе с оболочкой.
Я оглянулся на мать:
— Вот тебе и конец всей истории.
Она пожала плечами:
— С этим демоном я закончила. Если потребуется, всегда можно вызвать на замену другого.
— Не делай этого, — попросил я.
— И не собираюсь. Сейчас нет необходимости.
— Но если ты сама решишь, что необходимость есть?..
— Мать склонна ценить безопасность своего сына, нравится это сыну или нет.
Я поднял левую руку, гневно вытянув указательный палец, и в этот момент заметил на запястье блестящий браслет — он выглядел почти голографическим изображением витого шнура. Я опустил руку, сдержал свой первый порыв и произнес:
— Теперь ты знаешь, что я чувствую.
— Давно знаю, — ответила мать. — Давай пообедаем в пределах Всевидящих через пол-оборота, в пурпурное небо, договорились?
— Договорились, — кивнул я.
— До скорого. Счастливого оборота, Сухай.
— Счастливого оборота, Дара.
Она сделала три шага и скрылась в полном соответствии с этикетом, тем же путем, что пришла.
Я повернул и шагнул к краю пруда, уставился в глубину вод, ощущая, как медленно расслабляются плечевые мышцы. Теперь там были Ясра и Джулия, снова в Цитадели Четырех Миров, трудясь в лаборатории над чем-то непонятным. А затем над ними взметнулись полосы, какая-то безжалостная истинность, возвышающаяся над порядком и красотой, начала превращать женщин в существа завораживающих и путающих очертаний.
Я ощутил руку на своем плече.
— Семья, — сказал Сухай. — Козни и головная боль. Ты сейчас переживаешь тиранию любви, не так ли?
Я кивнул:
— Марк Твен что-то говорил о возможности выбирать себе друзей, но не родственников.
— Я не знаю, что они затевают, могу лишь предполагать, — произнес Сухай. — Сейчас ничего не остается делать, как отдыхать и ждать. Я был бы рад услышать твою историю во всех подробностях.
— Спасибо, дядя.
Что ж, почему бы и нет? И я поведал ему все до конца. По ходу рассказа мы прерывались, дабы снова подкрепиться на кухне, затем проследовали на балкон, парящий над океаном известкового цвета, что бился о розовые скалы под тускло-синим беззвездным небом. Здесь я закончил свой рассказ.
— Это более чем интересно, — в конце концов произнес Сухай.
— Ты увидел что-то большее, то, чего не заметил я?
— Здесь столько поводов для размышлений, что я опасаюсь судить поспешно, — отвечал дядя. — Пока оставим.
— Прекрасно.
Я облокотился о перила, глядя в пучину.
— Тебе необходим отдых, — заметил Сухай, помолчав.
— Догадываюсь.
— Пойдем, я покажу твою комнату.
Он протянул руку, и я взял ее. Мы вместе погрузились в пол.
Я спал в окружении гобеленов и портьер, в палате без дверей, в пределах Сухая. Возможно, комната располагалась в башне, так как я слышал за стенами завывания ветров. Я спал и видел сны…
Я снова оказался во Дворце Амбера и шел извивающейся лентой Коридора Зеркал. Тонкие восковые свечи мерцали в высоких шандалах. Шаги мои были бесшумны. Меня окружали зеркала всех видов и форм. Большие, маленькие, они покрывали стены по обе стороны. Я следовал мимо себя, бредущего в их глубинах, отраженный, искаженный, временами отраженный в отражениях.
И застыл перед треснутым, оправленным в олово зеркалом, что возвышалось слева от меня. Уже поворачиваясь к нему, я знал, что отражение не мое.
Да, я не ошибся. Из зеркала на меня смотрела Корал. Одетая в персиковую блузу, она была без повязки на глазу. Трещина в зеркале делила ее лицо пополам. Левый глаз Корал был зеленым, каким я его запомнил, правый заменял Камень Правосудия. И оба смотрели на меня.
— Мерлин, — сказала она. — Помоги мне. Это так необычно. Верни мне мой глаз.
— Я не знаю как. Не понимаю, как это было сделано.
— Мой глаз, — продолжала Корал, будто не слышала ответа. — Для Ока Правосудия весь мир — водоворот сил, холодный… такой холодный!.. и нигде нет покоя. Помоги мне!
— Я найду способ, — пообещал я.
— Мой глаз… — повторяла она.
Я поспешил дальше. Из прямоугольного зеркала в деревянной раме с резным фениксом в основании меня разглядывал Люк.
— Эй, старина! — Он выглядел несколько жалким. — Я чертовски хочу вернуть папин меч. Ты не видел его?
— Боюсь, нет, — пробормотал я.
— Какая досада — минуту подержать твой подарок и вот так вот расстаться с ним. Поищи, а? У меня такое чувство, что он может прийтись кстати.
— Постараюсь, — сказал я.
— В конце концов, ты в какой-то степени отвечаешь за то, что произошло…
— Верно, — согласился я.
— …и я чертовски хочу получить его обратно.
— Да, — сказал я и двинулся дальше.
Отвратительное хихиканье донеслось справа, из эллипса в бордовой раме. Повернувшись, я узнал лицо Виктора Мелмана, колдуна из Тени Земля, с которым столкнулся, когда начались мои неприятности.
— Сын погибели! — прошипел он. — Сколь отрадно видеть тебя блуждающим в потемках чистилища. Пусть кровь моя горит на твоих ладонях.
— Твоя кровь — на твоих собственных руках, — парировал я. — Полагаю тебя самоубийцей.
— Не так! — резко оборвал он. — Ты подлейшим образом прикончил меня.
— Бред собачий! Во многом можно меня обвинить, но не в твоей смерти.
Я было двинулся дальше, но его рука вытянулась из зеркала и вцепилась в мое плечо.
— Убийца! — закричал он.
— Проваливай. — Я стряхнул его руку и продолжил свой путь.
Затем слева, из широкого зеркала в зеленой раме, покрытого зеленоватой патиной, меня окликнул укоризненно качающий головой Рэндом.
— Мерлин! Мерлин! Что это ты там замышляешь? — вопрошал он. — Какое-то время я был уверен, что ты держишь меня в курсе событий.
— Конечно, — ответил я, разглядывая его оранжевую футболку и джинсы, — это правда, сэр. Просто не хватило времени для некоторых вещей.
— Для тех, что касаются безопасности государства — для них у тебя не хватило времени?
— Ну, полагаю, об этом можно судить по-разному.
— Если дело касается нашей безопасности, судить буду я.
— Да, сэр. Я сознаю, что…
— Мы должны поговорить, Мерлин. Верно ли, что ты лично замешан во все это?
— Полагаю…
— Не имеет значения. Королевство куда важнее. Нам следует договорить.
— Да, сэр. Мы поговорим, как только…
— К дьяволу «как только»! Прекрати ходить вокруг да около и тащи сюда свою задницу!
— Да, как только…
— Чтобы я этого больше не слышал! Если ты скрываешь важную информацию — это граничит с предательством! Мне необходимо видеть тебя немедленно! Возвращайся домой!
— Слушаюсь, — сказал я и поспешил прочь. Голос Рэндома смешался с неумолкающим хором других, выкликающих свои требования, свои мольбы, свои обвинения.
Из следующего зеркала — круглого, в синей плетеной раме — на меня взирала Джулия.
— А вот и ты, — сказала она почте с томлением. — Ты знаешь, я любила тебя.
— Я тоже любил тебя, — признался я. — Понадобилось немало времени, чтобы понять это. Хотя, думаю, я все испортил.
— Ты недостаточно любил меня. Недостаточно, чтобы довериться мне. И потерял мое доверие.
Я отвел взгляд.
— Прости.
— Этого мало, — произнесла Джулия. — Итак, мы стали врагами.
— Совсем необязательно.
— Слишком поздно, — вздыхала она, — слишком поздно.
— Прости, — повторил я и заспешил дальше.
И вот я подошел к Ясре в красной ромбовидной раме. Ее рука с ярко накрашенными ногтями потянулась ко мне и погладила мою щеку.
— Куда-то идешь, милый?
— Надеюсь, — сказал я.
Она криво усмехнулась и поджала губы.
— Я решила, что ты дурно влияешь на моего сына. Спевшись с тобой, он лишился твердости…
— Мне очень жаль.
— …и это может сделать его не способным править.
— Не способным или не желающим? — переспросил я.
— Так или иначе, виноват ты.
— Он уже большой, Ясра, и способен сам принимать решения.
— Боюсь, что ты научил его принимать неправильные решения.
— Не обвиняй меня, если он делает то, что тебе не по душе.
— А если Кашфа погибнет — потому что из-за тебя он стал мямлей?
— Отклоняю протест, — сказал я, делая шаг вперед.
И хорошо, что отошел, ибо рука Ясры вытянулась, ногти мелькнули у моего лица, едва не оцарапав. Она осыпала меня вслед проклятиями. К счастью, их заглушили прочие вопли.
— Мерлин?
Снова повернувшись направо, я узрел лицо Найды в серебряном зеркале, чья поверхность и витая рама состояли из единого слитка.
— Найда! Тебе-то что от меня нужно?
— Ничего, — ответила леди ти'ига. — Просто мне нелегко. Не помешал бы совет.
— Так ты не ненавидишь меня? Уже утешает.
— Ненавидеть тебя? Не глупи. Никогда бы не смогла.
— У всех остальных в этой галерее я, похоже, вызываю раздражение.
— Это лишь сон, Мерлин. А ты реален, и я реальна, и нам дела нет до остальных.
— Извини, что моя мать наложила на тебя заклятие оберегать меня… все эти годы. Ты действительно свободна теперь? Если нет, возможно, я смогу…
— Я свободна.
— Мне жаль, что у тебя возникли такие ужасные трудности. Не зная, я это или Люк, ты была обязана быть настороже. Кто мог предположить, что двое из Амбера окажутся соседями в Беркли.
— Я не жалею.
— Что ты имеешь в виду?
— Я пришла за советом. Я хочу знать, как найти Люка.
— В Кашфе. Он как раз недавно был коронован. Зачем он тебе нужен?
— Ты не догадываешься?
— Нет.
— Я люблю его. И всегда любила. Теперь, когда я свободна и у меня есть собственное тело, я хочу, чтобы он знал, что это я была Гейл, а еще — что я чувствую. Спасибо, Мерлин. До свидания.
— Подожди!
— Да?
— Я никогда не благодарил тебя за то, что ты опекала меня все эти годы, пусть даже по принуждению, пусть это и приносило мне изрядные неудобства. Спасибо, и счастливо тебе.
Она улыбнулась и исчезла. Я протянул руку и дотронулся до зеркала.
— Удачи, — казалось, донеслось мне в ответ.
Странно. Это ведь сон. И в то же время я чувствовал, что это реально. Я…
— Ты вернулся во Двор в самый разгар интриг, как я понимаю, — раздался голос из узкого, окантованного черным зеркала в трех шагах впереди.
Я приблизился. Мой брат Юрт пожирал меня глазами.
— Чего ты хочешь? — спросил я.
Его лицо было злой карикатурой на мое собственное.
— Чтобы тебя никогда не было. Но это невозможно, а раз так, я был бы рад видеть тебя мертвым.
— Каков же третий вариант?
— Заточить тебя в личной преисподней, полагаю.
— Почему?
— Ты стоишь между мною и тем, чего я добиваюсь.
— Буду рад посторониться. Скажи мне только как.
— Нет такого пути, чтобы ты смог или захотел по собственной воле.
— Поэтому ты ненавидишь меня?
— Да.
— Жаль, я думал, купание в Фонтане уничтожит твои эмоции.
— Я не прошел полного курса, и чувства мои лишь обострились.
— Можем мы как-то забыть прошлое и начать все сначала, стать друзьями?
— Никогда.
— Не думал, что так получится.
— Она всегда больше пеклась о тебе, чем обо мне, а сейчас ты собираешься занять трон.
— Это вздор! Я не желаю трона.
— В этом деле твои желания ничего не значат.
— Я не займу трон.
— Нет, займешь — если только я сперва не убью тебя.
— Не будь кретином. Игра не стоит свеч.
— Скоро наступит день, когда. ты меньше всего будешь ожидать этого, и вдруг повернешься и увидишь меня… Слишком поздно!
Зеркало совершенно почернело.
— Юрт!
Ничего. Определенно, во сне с ним не легче, чем наяву.
Я повернул голову туда, где в нескольких шагах слева от меня сияло зеркало в пламенеющей раме. Каким-то образом я знал, что оно — следующее на моем пути, и направился туда.
Фиона улыбалась.
— Ну вот, ты его и нашел.
— Тетушка, что происходит?
— Кажется, происходит конфликт того рода, что обычно характеризуют как «не поддающийся упрощению», — ответила она.
— Я рассчитывал на другой ответ.
— Слишком уж все завертелось, чтобы объяснить лучше.
— И ты часть этого?
— Очень небольшая. Не из тех, кто именно сейчас может принести тебе пользу.
— Что мне делать?
— Изучай варианты и выбирай лучший.
— Лучший для кого? И для чего?
— Только ты сможешь ответить.
— Хоть намекни.
— Ты мог пройти Образ Корвина в тот день, когда я привела тебя туда?
— Да.
— Я не сомневалась. Он был начертан при неожиданных обстоятельствах и никогда не сможет быть воспроизведен. Наш Образ никогда бы не допустил его создания, не будь он сам поврежден и слишком слаб, чтобы предотвратить возникновение узора Корвина.
— И что?
— Наш Образ старается впитать тот, поглотить его. Если это удастся, то последствия для Амбера будут гибельными, как военные разрушения. Равновесие с Хаосом полностью нарушится.
— Разве Хаос недостаточно силен, чтобы воспрепятствовать этому? Я думал, они одинаково могущественны.
— Так и было, пока ты не восстановил Теневой Образ и Образ Амбера смог впитать его. Это сделало его неизмеримо сильней. Теперь он способен добраться до узора твоего отца, преодолев сопротивление Логруса.
— Я не понимаю, что делать?
— Я тоже. Но запомни то, что я сказала. Когда придет время, ты должен принять решение. Не знаю какое, но это будет чрезвычайно важно.
— Она права, — раздался голос за моей спиной.
Повернувшись, я увидел отца внутри сияющей черной рамы с серебряной розой наверху.
— Корвин! — услышал я оклик Фионы. — Где ты?
— В месте, где отсутствует свет, — ответил он.
— Я думал, ты где-то в Амбере, отец, с Дейдрой, — сказал я.
— Призраки играют в призраков, — ответил он. — У меня больше нет времени, силы на исходе. Могу сказать только одно: не доверяй ни Образу, ни Логрусу, ни кому-то из их отродья, пока все не разрешится.
Он начал исчезать.
— Как я могу помочь тебе? — спросил я.
— …во Дворе, — донеслось до меня перед тем, как он пропал окончательно.
Я снова повернулся.
— Фи, что он имел в виду?
Она нахмурила брови.
— У меня такое ощущение, что ответ лежит где-то во Дворе, — медленно проговорила тетушка.
— Где? Где следует искать?
Она покачала головой и, отворачиваясь, сказала:
— Кто может знать лучше?
Потом она тоже скрылась.
Голоса по-прежнему взывали ко мне — спереди, сзади. Слышались плач и смех, и повторялось мое имя. Я бросился вперед.
— Что бы ни случилось, — говорил Билл Рот, — если тебе понадобится хороший законник, я с этим управлюсь — даже в Хаосе.
Затем появился Дворкин, поглядывающий на меня из крошечного зеркала в витой раме.
— Нет повода для беспокойства, — заметил он. — Только вот тебя опутывают всяческие непредсказуемости…
— Что же мне делать? — вскричал я.
— Ты должен стать чем-то большим, нежели ты есть.
— Не понимаю.
— Сбеги из клетки, что суть жизнь твоя.
— Какой клетки?
Он сгинул.
Я несся вперед, а вокруг меня звенели слова. Ближе к концу зала висело зеркало, подобное куску желтого шелка, натянутого на раму. Оттуда мне ухмыльнулся Чеширский Кот.
— Все это чушь. К черту всех! — заявил он. — Сходим-ка в кабаре, старина. Опрокинем по стаканчику, посмотрим на художника…
— Нет! — закричал я. — Нет!
А затем от Кота осталась только ухмылка.
И тут я тоже стал исчезать. Милосердное черное забвение да ветер, что выл где-то там далеко-далеко.
