Глава 9
Власть.
Хорошо помню тот день: мы стояли на скальной возвышенности, Фиона в бледно-лиловом платье с серебряным поясом чуть выше и справа от меня. Держа в правой руке серебряное зеркало, она смотрела вниз, на огромное дерево. Вокруг — тишина, слышно было даже наше дыхание. Позади дерева высилась стена тумана, плотного как кисель, и просачивающийся сверху свет обрисовывал фотографически четкий силуэт ствола и ветвей на белом фоне; верхняя часть кроны скрывалась в том же тумане. Яркая, светящаяся сама собой линия, прочерченная на земле у корней дерева, змеилась и ныряла в туман. Дальше, слева, в пушистом тумане виднелась дуга того же свечения.
— В чем дело, Фиона? — спросил я. — Зачем ты меня сюда привела?
— Ты слышал про это место; я хотела, чтобы ты увидел его.
Я покачал головой:
— Никогда не слышал о нем. Понятия не имею, что это такое.
— Идем, — проговорила она.
Она слегка опиралась на мою руку, ступая с камня на камень быстро и грациозно. Мы остановились у самого дерева. Что-то было в нем удивительно знакомое, но что именно, я припомнить не мог.
— Ты слышал о нем от своего отца, — сказала Фиона, помедлив. — Корвин потратил часы, чтобы поведать тебе историю своей жизни. Он не мог опустить эту ее часть.
Что-то стало смутно вырисовываться в моей памяти.
— Так это дерево… — произнес я.
— Корвин воткнул здесь свой посох, когда приступил к созданию нового Образа. Ветвь была свежесрезанной. Дерево пустило корни.
Мне показалось, что земля слегка дрожит.
Фиона повернулась спиной к дереву и подняла зеркало так, чтобы видеть то, что находилось у нее за правым плечом.
— Да, — промолвила она после небольшой паузы, затем протянула мне зеркало. — Погляди в него так же, как смотрела я.
Я взял зеркало и повторил ее действия.
Вид в зеркале был вовсе не похож на тот, что я наблюдал невооруженным глазом. Дерево осталось, зато туман почти исчез и открыл большую часть странного Образа, вычерченного на земле светящейся линией. Лишь в середине осталась белая башня тумана, скрывая самый центр узора; там виднелись лишь мерцающие как звезды огоньки.
— На Образ Амбера не похоже, — заметил я.
— Верно, — кивнула Фиона. — А на Логрус?
— Нет. Логрус постоянно меняется. Да и он более угловатый, а здесь сплошные изгибы и повороты.
Несколько секунд я продолжал смотреть, потом вернул зеркало тете.
— Любопытные чары, — сказал я; разгляывая на отражение, я не забыл и про само зеркало.
— И гораздо сложнее, чем ты думаешь, — заявила Фиона. — Это ведь не просто туман. Смотри.
Она подошла к началу узора возле дерева и попыталась поставить ногу на огненную линию. Раздался треск, нога Фионы зависла в воздухе, а в подошву туфли ударила искра. Фиона быстро отдернула ногу.
— Узор не пускает меня, я просто не могу встать на него. Попробуй ты.
Во взгляде тетушки я прочел нечто такое, что мне не понравилось, но я послушно обошел дерево и встал рядом.
— Почему твое зеркало не может проникнуть в самый центр?
— Чем глубже, тем сильнее сопротивление, — ответила она, — но почему — это мне не известно.
Помедлив, я спросил:
— А кто-нибудь, кроме тебя, пытался пройти этот Образ?
— Я приводила сюда Блейза. Узор не принял и его.
— Значит, кроме тебя, только Блейз побывал здесь?
— Нет, Рэндому я тоже все показала. Но он отказался попробовать. Сказал, что пока не хочет с этим связываться.
— Может, это было мудро. А был ли тогда при нем Камень Правосудия?
— Нет. Почему ты спрашиваешь?
— Любопытно.
— Попробуй ты. Может, у тебя получится?
— Ладно.
Я поднял правую ногу и стал осторожно опускать ее на огненную линию. Примерно в футе от нее нога остановилась.
— Что-то мешает мне наступить на нее, — сказал я.
— Странно, искры на этот раз не было.
— Слабое утешение, — усмехнулся я и попытался опустить ногу хоть на несколько дюймов ниже, но в конце концов, вздохнув, признался: — Нет, Фи. Не могу.
Она разочарованно посмотрела на меня:
— Я-то надеялась, что кто-нибудь, кроме Корвина, может пройти этот Образ. Его сын казался лучшим выбором.
— А почему так важно, чтобы кто-нибудь мог его пройти? Только потому, что он есть?
— Я полагаю, что он опасен. Его нужно исследовать, познать и научиться контролировать.
— Опасен? С чего вдруг?
— Амбер и Хаос — два полюса обитания, по крайней мере по нашему представлению. Воплощениями их являются Образ и Логрус. Веками между ними существовало своего рода равновесие. А теперь незаконнорожденный Образ твоего отца это равновесие нарушает.
— Каким образом?
— Между Амбером и Хаосом всегда было что-то вроде волновой связи. А сейчас заметны накладки, интерференция.
— Лишний кубик льда в бокале, — возразил я. — Думаю, со временем все образуется.
Фиона покачала головой:
— Ошибаешься. Помехи не ослабевают. С тех пор, как возник этот узор, теневых бурь стало куда больше. Они рвут самую ткань Тени, влияют на природу реальности.
— Не сходится, — возразил я. — В то время произошло событие куда как более серьезное. Изначальный Образ в Амбере был поврежден, и Оберон как раз восстанавливал его. Это породило волну Хаоса, пронесшуюся сквозь все Тени. Ничто не осталось таким, каким было. Но Образ выстоял, все вернулось на круги своя. А что теневых бурь стало чуть больше — я бы сказал, это скорее последствия именно такой встряски.
— Веский аргумент, — согласилась Фиона. — Но вдруг ты все же ошибаешься?
— Вряд ли.
— Мерль, в этом Пути сосредоточена власть, колоссальная власть!
— Не сомневаюсь.
— А власть — это нечто, за чем стоит присмотреть, чтобы попробовать понять и овладеть. Мы всегда так поступали. Потому что в один прекрасный день власть эта может стать угрозой. Когда Корвин тебе все рассказывал — он упомянул хоть что-то, из чего мы могли бы понять, какова здешняя власть и как мы можем с ней поступить?
— Нет, — ответил я, — ничего, кроме того, что он создал этот узор второпях, чтобы заменить старый. Потому что в тот момент он думал, что Оберону не удалось восстановить Образ в Амбере.
— Если бы мы могли найти его!
— До сих пор никаких известий?
— Дроппа уверяет, что видел Корвина в «Песках» в Тени Земля, которую вы оба так любите. Он сказал, что тот был в обществе красивой женщины, они потягивали вино и слушали музыку. Дроппа приветственно помахал рукой и стал протискиваться сквозь толпу. Ему показалось, что Корвин заметил его. Но когда он пробрался к их столику, их там не было.
— И это все?
— Все.
— Негусто.
— Знаю. Но если только Корвин может пройти по этому проклятому узору, и если новый Образ в самом деле опасен, однажды у нас будут крупные неприятности.
— А ты становишься паникершей, тетушка.
— Надеюсь, ты прав, Мерль. Идем, пора домой.
Я еще раз внимательно огляделся, стараясь запомнить все детали и ощущения. Чтобы когда-нибудь нарисовать Козырь и снова попасть сюда. Я никому не упомянул одной детали: когда я опускал ногу на огненную линию, никакого сопротивления не было.
Но стоит ступить на Огненный Путь или внутрь Логруса, обратного пути не будет. Надо идти до конца — или будешь уничтожен. Да, я люблю загадки — но каникулы заканчивались и пора было возвращаться на занятия.
Власть.
Лес в Черной Зоне, так звался район Тени у границ Хаоса, с которым у нас была налажена торговля; мы были вдвоем и охотились на жинда, это такая рогатая черная коротконогая тварь, коварная и свирепая. Вообще-то я не люблю охоту — не люблю убивать тех, кто меня к этому не вынудил. Но затею предложил Юрт, а это, пожалуй, был единственный шанс помириться с братом перед моим отъездом, так что я согласился принять в ней участие. Оба мы не первоклассные стрелки, а жинд ловок и быстроног. Так что немного удачи — и никого не убьют, а мы сумеем спокойно поговорить и, возможно, к концу охоты наши отношения улучшатся.
Раз, потеряв след, мы сели передохнуть. Завязался долгий разговор — обычная болтовня о стрельбе, о придворных интригах, о Тени и о погоде. Юрт в последнее время стал куда вежливее, и я посчитал это добрым знаком. Он отрастил волосы, чтобы прикрыть отрубленное левое ухо. Уши регенерируют долго.
Мы не вспоминали ни ту злополучную дуэль, ни ее причину. Пути наши должны были скоро разойтись навсегда, и, как мне казалось, брат желал завершить эту главу своей жизни по-дружески, чтобы мы оба вспоминали наши встречи с теплым чувством. Нельзя сказать, что я ошибался: наполовину я был прав.
Позднее, когда мы остановились, чтобы перекусить, он спросил меня:
— Ну, и каково ее ощущать?
— Что ощущать?
— Власть, — ответил он, — власть Логруса: повелевать Тенями, распоряжаться магией на порядок выше обычного…
Мне не хотелось вдаваться в подробности. Я знал, что он трижды пытался пройти Логрус и каждый раз, заглянув внутрь, отказывался от этой идеи. Быть может, его останавливали скелеты неудачников, которые Сухай заботливо держал у входа. Думаю, Юрт не подозревал, что мне известно о его последних двух попытках. Я решил слегка поубавить его восторг.
— Да никакого особенного ощущения и нету. Пока не начинаешь эту власть пускать в ход. А вот это уже описать трудно.
— Я сам собираюсь скоро пройти Логрус, — признался он. — Хочется побродить по Царству Теней, может, даже найти где-нибудь собственное королевство. Не можешь ли ты мне что-нибудь посоветовать?
Я кивнул:
— Не оглядывайся, не останавливайся, не задумывайся. Просто шагай вперед.
Юрт засмеялся:
— Похоже на приказ.
— Думаю, сходство есть.
Он снова засмеялся.
— Идем, подстрелим жинда!
След хищника уводил в густую чащу, где землю устилали сломанные ветки. Мы слышали, как жинд ломился сквозь кусты, но вот в каком направлении он удрал — трудно сказать. Я шел впереди, выискивая следы, и вдруг Фракир крепко сжала мое запястье, потом раскрутилась и упала на землю.
Я наклонился, чтобы поднять ее, и в тот же миг услышал свист над головой. В ствол дерева передо мной вонзилась стрела — на такой высоте, что, если бы я не нагнулся, она вошла бы мне в спину.
Я резко повернулся к Юрту, не успев полностью выпрямиться. Он прилаживал к тетиве вторую стрелу.
— Не оглядывайся, не останавливайся, не задумывайся! Просто шагай вперед! — воскликнул он и захохотал.
Я нырнул по направлению к нему как раз в тот момент, когда он поднял свое оружие. Более опытный стрелок убил бы меня, но увидев, как я метнулся навстречу, брат выпустил стрелу слишком рано. Она лишь задела мой кожаный жилет, не причинив особого вреда.
Я ударил его под колени, и он упал, уронив лук. Мы покатились по земле, он вытащил охотничий нож и взмахнул, целясь мне в горло. Левой рукой я перехватил его запястье, и мощь удара отбросила меня на спину. Я вбил правый кулак ему в зубы, продолжая удерживать руку с зажатым в ней ножом, а он ударил меня коленом в пах. И попал.
Острие ножа нырнуло на несколько дюймов ближе к моему горлу. Почти ничего не видя от боли, я чуть повернулся, и второй удар, нацеленный в то же место, пришелся мне в бедро. Одновременно я перехватил его руку с ножом уже правой — но он слегка полоснул меня по ладони, вырвался из слабеющей хватки и перекатился в сторону. Я попытался подняться…
И тут раздался его отчаянный вопль.
Я встал на колени и увидел, что Юрт лежит на левом боку, а нож валяется на земле среди опавших листьев в нескольких дюймах от него. Он держался за лицо обеими руками и выл по-звериному.
Я осторожно приблизился. Фракир напряглась, готовая обвить горло противника, если он опять выкинет какой-нибудь финт.
Но он лишь продолжал выть. Подойдя ближе, я увидел, что сучок валявшейся на земле ветви воткнулся ему в глаз По его щеке и по носу текла кровь.
— Не дергайся, будет только хуже! — крикнул я. — Дай я вытащу его.
— Не трогай меня своими погаными руками! — выкрикнул Юрт.
Сжав зубы, он со страшной гримасой схватил сучок и отдернул голову назад. Я отвернулся.
Мгновение спустя брат жалобно захныкал — а потом потерял сознание. Я разорвал рукав своей рубашки на полосы, свернул одну полоску в тампон и приложил его к раненому глазу, а из другой полоски сделал повязку. Фракир вернулась ко мне на запястье.
Потом я достал Козырь, которая доставит нас домой, и взял Юрта на руки. Маме это, пожалуй, не понравится.
Власть.
Суббота. С утра мы с Люком полегали на дельтапланах, затем пригласили Джулию и Гейл на ленч, после чего взяли «Звездную вспышку» и на несколько часов вышли в море. Ужинали в гриль-баре на берегу. Пока нам готовили мясо, мы с Люком занялись армрестлингом, условившись, что проигравший платит за напитки. В результате Люк прижал мою руку к столу. Пришлось мне покупать на всех пива.
Кто-то за соседним столом сказал:
— Если бы у меня был миллион долларов, свободный от налогов, я бы…
Джулия засмеялась.
— Что тут смешного? — спросил я.
— Его список пожеланий, — ответила она. — А вот я хотела бы шкаф, битком набитый модными платьями, и драгоценности к ним. И чтобы шкаф этот стоял в красивом доме, а дом — там, где я была бы важной персоной…
Люк улыбнулся:
— Так, от денег к власти…
— Может, ты и прав, — согласилась она, — а какая, собственно говоря, разница?
— На деньги покупают вещи, — ответил Люк, — а власть позволяет некоторым вещам произойти. Имея выбор — выбирай власть.
Привычная слабая улыбка исчезла с лица Гейл, глаза ее стали серьезными.
— Но власть не должна быть самоцелью. Ее следует использовать только тогда, когда нужно.
Джулия засмеялась:
— Что плохого в том, чтобы иметь немного власти? По-моему, это довольно приятно.
— Пока ты не получаешь много власти, — заметил Люк.
— Тогда и мыслить придется масштабно, — сказала Джулия.
— Не согласна, — заявила Гейл. — Для человека прежде всего долг.
Люк внимательно посмотрел на нее и кивнул.
— Ну при чем тут мораль, — протянула Джулия. — Можно ведь и без нее.
— Нет, нельзя, — отрезал Люк.
— Я не согласна.
Люк пожал плечами.
— Она права, — внезапно промолвила Гейл. — Я не считаю, что долг и мораль — одно и то же.
— Когда у тебя есть долг, — сказал Люк, — есть определенные обязанности — к примеру дело чести, — это и становится твоей моралью.
Джулия взглянула на Люка, потом на Гейл.
— Кажется, мы только что пришли к единому мнению?
— Нет, — покачал головой Люк, — напротив.
Гейл пригубила бокал.
— Ты говоришь о личном кодексе чести, как ты его понимаешь; это не имеет ничего общего с общепринятыми, расхожими представлениями о морали.
— Верно, — согласился Люк.
— Тогда это не мораль в чистом виде, а только долг, — возразила она.
— Но долг и есть мораль, — настаивал Люк.
— Мораль есть ценность цивилизации, — сказала Гейл.
— Понятие «цивилизация» условно, это просто искусство жить в городах.
— Ну хорошо, тогда — культурная ценность, — кивнула Гейл.
— Культурные ценности — также вещь относительная, — улыбнулся Люк. — Мои, например, подтверждают, что прав я.
— А откуда они взялись, твои ценности? — поинтересовалась Гейл, внимательно глядя на него.
— Давай придерживаться чисто философских категорий, — предложил он.
— Тогда, может, вернемся к долгу?
— А куда подевалась власть? — спросила Джулия.
— Да здесь она где-то, — улыбнулся я.
Гейл сидела с озадаченным видом, будто в нашей дискуссии возникло что-то новое, способное дать мысли иной поворот.
— Если долг и мораль — две разные вещи, — медленно произнесла она, — то какая важнее?
— Никакая, потому что это одно и то же, — ответил Люк.
— Я так не думаю, — вмешалась Джулия. — У тебя получается, что долг — это что-то очень конкретное, а что нравственно, что нет — ты решаешь сам. Если бы мне пришлось выбирать, я выбрала бы мораль.
— Что до меня, так я предпочитаю конкретные вещи, — сказала Гейл.
Люк допил пиво и слегка рыгнул.
— Чушь все это! Философия у нас во вторник, а сейчас выходные. Кто оплачивает следующий круг, Мерль?
Я поставил левый локоть на стол и раскрыл ладонь. Мы начали меряться силой, напряжение возрастало.
— Я прав, не так ли? — процедил он сквозь сжатые зубы.
— Да, ты прав, — ответил я и прижал его руку к столу.
Власть.
Я вынул корреспонденцию из почтового ящика и отнес ее наверх в свою квартиру. Там было два счета, несколько рекламных писем и пухлая бандероль без обратного адреса.
Я запер за собой дверь, сунул ключи в карман, швырнул кейс на стул и собирался сесть на диван, когда в кухне зазвонил телефон.
Бросив почту на кофейный столик, я пошел на кухню. И тут у меня за спиной рванул взрыв. Не знаю уж, сбил бы он меня с ног или нет — я просто машинально нырнул вперед, ударившись головой о ножку кухонного стола, и в общем-то не пострадал. Пострадала комната.
Когда я поднялся на ноги, телефон уже смолк.
Я уже тогда знал, что есть более простые способы избавляться от ненужной почты, но долго еще ломал голову над тем, кто же мне звонил.
Иногда я вспоминаю про первую попытку: грузовик, мчавшийся прямо на меня. Перед тем как отпрянуть в сторону, я успел взглянуть на лицо шофера — ничего не выражающее, застывшее, мертвое, словно он был загипнотизирован, одурел от наркотиков или спятил. Может, все вместе.
Потом была ночь грабителей. Они набросились на меня, не говоря ни слова. Я отбился от них и пошел прочь. Уходя, я оглянулся и увидел мельком темную фигуру, скользнувшую в дверь дома напротив. Человек заботится о своей безопасности, решил я тогда. Но ведь это мог быть и наблюдатель, связанный с нападением. Я был встревожен. Тот человек был далеко и не мог меня описать, но вернись я, а он оказался бы просто прохожим — он мог бы стать свидетелем для полиции. Да, конечно, я-то действовал в пределах самообороны, но кому нужна лишняя шумиха? Так что я послал его ко всем чертям и зашагал дальше. Просто тридцатое апреля.
Затем день винтовки. Я быстро шел по улице, как вдруг прогремели два выстрела. Стрелявший промазал, но я осознал, что происходит, лишь когда на меня посыпались обломки кирпича здания слева от меня. Третьего выстрела не последовало, но из дома на противоположной стороне улицы послышался глухой стук и звон разбитого стекла. Одно окно на третьем этаже было широко распахнуто.
Я поспешил туда. Старый жилой дом, входная дверь его оказалась запертой, но мне было не до соблюдения этикета, и я взбежал по лестнице на третий этаж. Нашел, как мне показалось, нужную квартиру и решил для разнообразия попробовать открыть ее старым добрым способом: просто повернул ручку и толкнул. К моему удивлению, получилось, дверь была не заперта.
Еще с порога я увидел, что квартира пуста, что в ней даже нет мебели. По-видимому, никто здесь не жил. Может, я ошибся, не туда вошел? Однако, заметив широко раскрытое окно и лежавший на полу предмет, я вошел и закрыл за собой дверь.
В углу лежало сломанное ружье. По состоянию приклада выходило, что винтовку с силой шмякнули о ближайший радиатор, а уже после бросили. Потом я заметил на полу кое-что еще, влажное и красное, всего несколько капель.
Я быстро осмотрел небольшую квартиру. Окно в спальне было тоже открыто, и мимо него тянулась пожарная лестница. Я решил, что мне следует воспользоваться ею и удалиться. На черном металле также обнаружилось несколько капель крови. Внизу, на улице, никого не было видно.
Власть.
Чтобы убивать. Чтобы оберегать.
Люк? Ясра? Гейл? Кто из них замешан?
Чем больше я об этом думаю, тем более вероятной представляется мысль, что в тот день, когда оказались открыты газовые горелки, разбудил меня именно телефонный звонок.
Каждый раз, обдумывая эти события, я воспринимал их по-разному. Каждый раз обнаруживал новые моменты. Если верить Люку и псевдо-Винте, эпизоды последних тридцатых апреля не представляли для меня опасности. И все же, по-моему, каждый раз я проходил по краю. И кого я должен был винить, преступника или избавителя, едва подоспевшего в последнюю секунду? И кто из них кто?
Помню, сколько мучился отец, разгадывая ту автокатастрофу; как в фильме «Прошлым летом в Мариенбаде» — а ведь по сравнению с моими нынешними злоключениями у него все было просто и понятно. Но он по крайней мере большую часть времени знал, что делать. Может, я унаследовал семейное проклятие и любители многоходовых заговоров переключились на меня?
Власть.
Я вспомнил последний урок дяди Сухая. Когда я преодолел Логрус, дядя стал заниматься со мной теми разделами Искусства, которые я не мог изучить до того. И вот настало время, когда я подумал, что все, финиш: основами я уже овладел полностью, и все, что мне нужно сверх того — попрактиковаться и отточить уже выученное. Я как раз собирался отбывать в Тень-Земля. И тут в одно прекрасное утро Сухай послал за мной. Я подумал, что он просто хочет попрощаться и дать напоследок парочку добрых советов.
Волосы у него седые, он сутулится и в некоторые дни ходит с посохом. Это был как раз такой день. Дядя носил привычный желтый халат — скорее рабочая одежда, чем намек на какую-либо профессию.
— Ты готов совершить небольшое путешествие? — спросил он.
— Вообще-то я собираюсь отправиться в большое путешествие, — ответил я. — И почти готов к отъезду.
— Нет, я имею в виду кое-какую прогулку.
— Прямо сейчас?
— Идем, — приказал он.
Я отправился за ним, и Тени расступились перед нами. Мы пронеслись сквозь сумрак и холод и опустились там, где не было никаких признаков жизни. Вокруг высились голые темные скалы, освещенные холодным тусклым светом древнего солнца. Я огляделся и вздрогнул.
Я ждал долго, не понимая, зачем дядюшка привел меня сюда, а он продолжал молчать, созерцая мрачный ландшафт.
— Я обучил тебя тропам Тени, — медленно произнес Сухай наконец, — искусству плетения заклинаний и принципам их действия.
Я не ответил, да его слова и не требовали ответа.
— Итак, ты теперь знаешь кое-что о тропах власти, — продолжал он. — Ты черпаешь ее из Знака Хаоса — Логруса, и способам применения этой власти несть числа.
Дядя наконец удосужился посмотреть на меня, и я быстро кивнул.
— Насколько я понимаю, те, кто несет в себе Образ, Знак Порядка, способны делать то же самое, теми же или совсем иными способами. С уверенностью сказать не могу, ибо сам я не посвящен Образом. Сомневаюсь, что чей-либо дух в состоянии выдержать бремя познания обеих путей. Однако ты должен знать, что существует иной путь власти, диаметрально противоположный нашему.
— Понимаю, — сказал я, видя, что он ожидает моего ответа.
— Однако у тебя есть способность, которой лишены обитатели Амбера. Смотри!
Последнее слово не означало, что я должен просто наблюдать за его действиями. Он хотел, чтобы я вызвал логрусово зрение и следил за происходящим на более глубоком уровне. Так я и сделал.
Перед дядей тоже висел знак Логруса, подобный моему, изменчивый и протяженный. Сухай прислонил свой посох к камню и вытянул вперед обе руки. Я почувствовал, как он облек руки в Логрус и простер пару зазубренных отростков вперед и вниз, сомкнув их на валуне, что лежал на склоне поодаль.
— Входи в Логрус сам, — приказал он мне, — но сохраняй бездействие. Оставайся со мной, чтобы понять все, что я сделаю. Что бы ни случилось, не пытайся вмешиваться.
— Понимаю, — ответил я.
Я потянулся к своему Знаку, слепил его со Знаком Сухая и после некоторых усилий нащупал гармонию.
— Молодец, — похвалил меня дядя. — Тебе остается только наблюдать, на всех уровнях.
Я чувствовал, как пульсируют мои руки, но к тому, что последовало за этим, все же оказался не готов.
Знак Логруса вдруг потемнел и превратился в огромную чернильную кляксу. Меня охватило ошеломляющее ощущение разрушительной силы, угрожающей раздавить меня, перенести в блаженное небытие Хаоса. Какая-то часть моего «я» жаждала этого, в то время как остальная часть с немым воплем молила о покое. Но Сухай продолжал контролировать феномен, и я видел, как он это делает, точно так же, как я видел, как он создал его.
Валун слился с огромной кляксой и исчез. Ни взрыва, ни разрушения, просто великие хладные ветры и какофония звуков. Затем дядя медленно развел руки в стороны, и темно-лиловое пятно разделилось, поползло в противоположные стороны хаоса, оставляя за собой кипящий черный шлейф, в котором различалось несоединимое — небытие и движение.
Вдруг дядюшка застыл, остановив движение пятна, и несколько мгновений мы стояли молча. Потом он произнес:
— Я мог бы просто освободить и оставить двигаться куда угодно. Или задать направление и освободить уже потом.
— А что будет дальше? Оно поплывет дальше и разрушит всю Тень?
— Нет, — ответил Сухай, — есть ограничивающие факторы. По мерс разрастания Хаоса Порядок начинает оказывать ему сопротивление. И наступает момент равновесия.
— А если бы оставил его как есть и вложил больше энергии?
— Разрушений было бы больше.
— А если мы соединим наши усилия?
— Разрушений будет еще больше. Но я хотел научить тебя не этому. Теперь я буду наблюдателем, а ты управляй ситуацию.
Итак, я нырнул в Знак Логруса и соединил линию разрыва в гигантское кольцо, будто начертал темный ров с водой.
— Теперь изгони это, — велел Сухай.
Я повиновался, но ветер продолжал бушевать, грохот не стихал, и я не мог ничего различить. Казалось, со всех сторон на нас медленно надвигалась темная стена.
— Совершенно очевидно, что баланс еще не достигнут, — сказал я.
Дядюшка усмехнулся:
— Ты прав. Ты остановился, но превысил критическую дозу, и ситуация вышла из-под контроля.
— И какое время потребуется природным ограничениям, о которых ты говорил, чтобы восстановить равновесие?
— Это произойдет после того, как все вокруг будет полностью уничтожено, включая место, где мы стоим.
— Интересно, И какова же критическая масса?
— Я покажу тебе. Но сначала нам следует найти другое место. То, где мы стоим, прекратит свое существование. Дай руку.
Я подал ему руку, и Сухай перенес меня в другую Тень. Здесь он предоставил мне самому вызвать силы Хаоса и привести их в действие и лишь наблюдал за мной. На этот раз я не дал им выйти из-под контроля.
Когда я закончил эксперимент и стоял, потрясенный, уставясь на созданный мной кратер, дядя положил руку мне на плечо и произнес:
— Теоретически ты знал, что за твоими заклинаниями стоит абсолютная власть. Сам Хаос. Работать с ней напрямую крайне опасно. И все же, как ты видел, это возможно. Теперь, когда ты знаешь все, твое обучение завершено.
«Впечатляюще» было бы неверным словом. «Жуть» подходило лучше. Использовать подобную власть в большинстве случаев, которые могли придти мне на ум — все равно что лупить по воробьям ядерными зарядами. Я даже представить не мог обстоятельств, которые принудили бы меня обратиться к этому умению, пока не встретился с Виктором Мелманом. Он меня действительно достал.
Власть во всех видах, вариациях, размерах и формах всегда привлекала меня. Она — часть моей жизни, она со мной так давно, что стала мне почти близка, хотя я сомневаюсь, что когда-нибудь смогу понять ее до конца
