Башня Пепла

Перевод О. Колесникова

Моя башня построена из маленьких черно–серых кирпичей, связанных раствором из блестящей черной субстанции, которая удивительно похожа на обсидиан, хотя, наверное, не может им быть. Она стоит над заливом Долгого Моря, имеет двадцать футов высоты, наклонена, и от края леса ее отделяет лишь несколько шагов.

Я нашел эту башню почти четыре года назад, когда вместе с Белкой покинул Порт–Джемисон в серебристом автолете, лежащим теперь очищенным от всего в высокой зелени возле порога. До сего дня, я почти ничего не знаю об этом странном сооружении, но у меня на этот счет есть несколько теорий.

Прежде всего, сомневаюсь, что она построена людьми. Она явно старше Порт–Джемисона, и мне часто кажется, что ее построили до начала космической эры. Черно–серые кирпичики (удивительно маленькие–каждый в четверть нормального кирпича), очень стары, имеют неровную поверхность и лопаются у меня под ногами. Везде лежит пыль, и я хорошо знаю ее источник, поскольку не раз вынимал расшатавшиеся кирпичи из парапета на крыше башни и лениво давил их в руке, превращая в мелкий темный порошок. Когда дует ветер с востока, башня выбрасывает вверх столб пепла.

Внутри эти черно–серые кирпичи в более хорошем состоянии, поскольку ветер и дождь обрабатывает только поверхность, но, несмотря на это, башня не относится к красивым строениям. Ее внутренность — это единое помещение, лишенное окон, полное пыли и эха; свет проникает туда лишь через круглое отверстие в центре крыши. Спиральная лестница, сделанная из таких же древних кирпичей, как и все остальное, является частью стены и поднимается, как резьба на винте, пока не достигает крыши. Белка, который довольно мал для кота, легко взбегает по ступеням, но для человека они слишком узки и неудобны.

И все же, я поднимаюсь по ним. Каждую ночь я возвращаюсь из холодных лесов со стрелами, черными от засохшей крови пауков сновидений, и сумкой, полной их мешочков с ядом. Отставив лук в сторону, я мою руки, а потом выхожу на крышу, чтобы провести там последние часы перед рассветом. По другую сторону узкого морского залива, на острове, горят огни Порт–Джемисона — сверху он совсем не похож на хорошо знакомый мне город. Ночью черные квадратные здания окружает романтическое сияние: серо–оранжевые и бледно–голубые огни города заставляют думать о тайнах, молчаливых песнях и одиночестве, когда космические корабли взлетают и опускаются на фоне звезд, как неутомимые светлячки времен моего детства на Старой Земле.

— Там кроется множество историй, — признался я как–то Корбеку, прежде чем научился не делать этого. — За каждым огнем скрываются люди, а что ни человек, то иная судьба. Но они живут, не соприкасаясь с нами, поэтому мы никогда не узнаем их историю. — Полагаю, что при этом я помогал себе жестами — само собой, я был пьян в стельку.

В ответ Корбек широко улыбнулся и отрицательно покачал головой. Это был высокий, полный темноволосый мужчина с бородой, торчащей во все стороны, как моток колючей проволоки. Каждый месяц он прилетал из города на своем черном обшарпанном автолете, чтобы доставить мне продукты и забрать яд добытых мною пауков сновидений, каждый месяц мы поднимались на крышу башни и напивались. Корбек был всего лишь водителем грузовика, торговцем второсортными сновидениями и бывшими в употреблении радугами, но считал себя философом и исследователем человеческой природы.

— Не обманывайся, — сказал он мне тогда с лицом, покрасневшим от вина, — ты ничего не теряешь. Рассказы о судьбах людей ничего не стоят. Настоящие рассказы обычно имеют какую–то фабулу. Они начинаются, продолжаются какоето время, а когда заканчиваются, то это действительно конец всего, разве что автор пишет целый цикл. В жизни так не бывает, люди блуждают без цели, без толку говорят — и так без конца. Ничто и никогда не кончается.

— Люди умирают, — вставил я. — По–моему, это и есть конец. Корбек громко рыгнул.

— Конечно, но слышал ли ты, что бы кто–то умер в нужную минуту? Нет, так не бывает. Одни уходят, так и не начав жить по–настоящему, другие на середине лучшей своей роли, а третьи продолжают возиться, когда все уже кончилось.

Часто, сидя наверху с Белкой на коленях, я вспоминаю слова Корбека и то, как он их произнес — удивительно мягким голосом. Корбек не очень–то смышлен, но, думаю, в ту ночь, помимо своей воли, сказал правду. Впрочем решительный взгляд на жизнь, который он мне тогда указал, является единственным противоядием против снов, которые плетут пауки. Однако, я не Корбек и никогда им не буду, поэтому, хоть и вижу его правду, не могу жить с нею в согласии.

Когда они прилетели, я находился возле башни и стрелял по мишени, имея на себе только штаны и колчан. Уже опускались сумерки, и я готовился к ночному походу в лес — с самых первых дней изгнания я жил от заката до рассвета, как пауки сновидений. Под ногами я чувствовал мягкую траву, двойной лук из серебристого дерева как никогда хорошо лежал в моей руке. И стрелял я в тот день тоже здорово.

Тогда я и услышал, как они подлетают. Оглянувшись через плечо в сторону пляжа, я увидел в небе быстро растущий темно–синий автолет. Конечно это был Джерри, я узнал его по звуку мотора — сколько себя помню, его машина всегда громко шумела.

Повернувшись к ним спиной, я вынул из колчана другую стрелу, и рука у меня не дрогнула, когда я впервые за этот день попал в десятку.

Джерри посадил автолет в зелени, растущей возле башни, лишь в нескольких футах от моего. С ним была Кристалл, стройная и серьезная, а заходящее солнце зажгло красные искры в ее золотых волосах. Они вышли и направились ко мне.

— Не подходите к мишени, — предупредил я, вынимая очередную стрелу и натягивая лук. — Как вы меня нашли? — жужжание стрелы, вибрирующей в центре мишени, подчеркнуло мои слова. Они подошли, далеко обогнув линию выстрела.

— Когда–то ты говорил, что заметил это место с воздуха, — ответил Джерри. — Мы знали, что тебя нет в Порт–Джемисоне, и решили, что стоит поискать здесь. — Он остановился в нескольких футах от меня, уперев руки в бедра. — Выглядел он таким, каким я его помнил — высокий, темноволосый и всегда в отличном настроении. Кристалл подошла и положила руку ему на плечо. Я опустил лук и повернулся к ним лицом.

— Ах, вот оно что. Итак, вы нашли меня. А зачем?

— Я беспокоюсь за тебя, Джонни, — тихо сказала Кристалл. Однако, она избегала моего взгляда, когда я смотрел не нее. Джерри властно обнял ее за талию, и я почувствовал, как во мне нарастает ярость.

— Бегство не решает никаких проблем, — заметил он. В его голосе звучала та же странная смесь дружеской заботы и дерзости, с которой он обычно обращался ко мне.

— Я не убегал, — ответил я напряженным голосом. — Черт возьми, вы не должны были сюда прилетать.

Кристалл взглянула на Джерри. Лицо ее было печально и я вдруг понял, что она подумала то же, что и я. Джерри только нахмурился. Не думаю, что когда–нибудь он понял, почему я говорил и думал так, а не иначе. Каждый раз, когда мы обсуждали это, а такое случалось не часто, он говорил, что сделал бы он, если бы наши роли поменялись. У него в голове не укладывалось, что кто–то может поступить иначе на его месте.

На меня не произвело впечатление его недовольное выражение–но все–таки мне удалось вывести его из себя. Целый месяц своего добровольного изгнания в черной башне я пытался понять мотивы, руководящие моими поступками и настроением, а это не так уж и легко. Кристалл и я были вместе очень давно — почти четыре года, когда прилетели на планету Джемисона в поисках редких серебряных артефактов, которые раньше находили на Бальдуре. Я любил ее все это время и люблю даже сейчас, несмотря на то, что ради Джерри она бросила меня. Когда я хорошо себя чувствовал, мне казалось, что это благородный и лишенный эгоизма импульс велел мне покинуть Порт–Джемисон. Я просто хотел, что бы Крис была счастлива, а это было невозможно, пока там находился я. Она глубоко ранила меня, и я не смог скрыть терзающих меня чувств, мое присутствие рождало у нее чувство вины и бросало тень на счастье, которое она нашла с Джерри. А поскольку у нее не было сил порвать со мной, я сделал это сам. Для них. Для нее.

Впрочем, возможно, я просто убедил себя в этом. Бывали и такие минуты, когда эта хрупкая конструкция лопалась, уступая место отвращению к самому себе. Таковы ли были истинные причины моих поступков? А может, в приступе гнева я хотел ранить себя, и тем самым покарать их — как капризный ребенок, рассуждающий о самоубийстве, как о своеобразной мести.

Этого я действительно не знал. Весь месяц я колебался между этими двумя решениями, пытаясь понять самого себя и решить, что делать дальше. Я хотел выглядеть героем, готовым растоптать свои чувства ради счастья любимой женщины. Но слова Джерри говорили о том, что он видел мои поступки в совершенно ином свете.

— Зачем тебе все так драматизировать? — спросил он. С самого начала он решил вести себя очень вежливо, и постоянно казался раздраженным, потому что я не мог взять себя в руки и забыть об обидах, чтобы мы снова подружились. Ничто не злило меня так, как его раздражительность, я считал, что очень хорошо справлялся с ситуацией, и чувствовал себя задетым позой Джерри, утверждавшей, что это вовсе не так.

Однако Джерри был настроен наставить меня на путь истинный и делал вид, что не замечает моих гневных взглядов.

— Мы останемся здесь и обговорим все, пока ты не согласишься вернуться с нами в Джемисон, — заявил он своим лучшим тоном типа не–уступлю–ни–на–шаг.

— Никогда! — выпалил я, отворачиваясь от них, и вырвал из колчана стрелу. Я наложил ее на тетиву, прицелился и выстрелил, но слишком быстро. Стрела пролетела в добром футе от мишени и воткнулась в мягкую и темную стену моей башни.

— А вообще–то, что это за место? — спросила Крис, глядя на башню, словно увидела ее впервые в жизни. Может, именно так оно и было, и только абсурдное зрелище моей стрелы, вонзившейся в камень, привлекло ее внимание к древнему строению. Но, скорее всего, она намеренно сменила тему разговора, чтобы не допустить ссоры между Джерри и мной. Я вновь опустил лук и подошел к мишени, чтобы вытащить из нее стрелы.

— У меня нет полной уверенности, — отозвался я, несколько успокоившись и желая подхватить тему разговора, которую она подсказала. — По–моему, это — охранная башня, но построена она не людьми. Планета Джемисона никогда не была детально изучена. Может, когда–то здесь жили разумные существа. — Я обошел мишень, подошел к башне и вырвал последнюю стрелу из рассыпающегося кирпича. — Может, они до сих пор здесь. Мы очень мало знаем о том, что происходит на континенте.

— А по–моему, ты живешь в дьявольски мрачном месте, — вставил Джерри, разглядывая башню. — Она выглядит так, словно в любую минуту может рухнуть. Я глуповато улыбнулся.

— И мне пришла в голову эта мысль. Но когда я явился сюда впервые, то мне это было вс„ равно. — Однако, произнося эти слова, я уже пожалел о них: на лице Джерри появилась гримаса боли. Такова вся правда о последних неделях моего пребывания в Порт–Джемисоне. Как бы ни ломал я себе голову, путь у меня, похоже, был один: или обмануть ее, или причинить ей боль. Ни одна из этих возможностей меня не устраивала, поэтому я и оказался здесь. Но теперь они тоже были здесь и, значит, вся невыносимая ситуация повторилась.

Джерри уже хотел что–то сказать, но не успел, потому что именно в это мгновение Белка выскочил из гущи зелени прямо на Кристалл.

Она улыбнулась ему и присела. Секундой позже кот оказался у ног девушки, он лизал ей руки и кусал пальцы. Белка явно был в хорошем настроении. Он любил жизнь вокруг башни. В Порт–Джемисоне его свободу ограничивали, поскольку Кристалл боялась, что его могут сожрать ворчуны, поймать собаки или повесить местная детвора. Здесь я позволил ему бегать сколько угодно, и это ему очень нравилось. В зарослях вокруг башни кишели хвостатики — местные грызуны с голыми хвостами, в три раза превышающими длину их тела. На конце хвоста находилось жало со слабым ядом, но Белка не отказывался от охоты, хотя после каждого соприкосновения с этим оружием распухал и становился злым. Он всегда считался великим охотником, а ожидание миски кошачьей похлебки не требовало никаких охотничьих талантов.

Он был со мной еще дольше, чем Кристалл, но девушка очень привязалась к нему за время нашей совместной жизни. Часто мне казалось, что она ушла бы к Джерри намного раньше, если бы не мысль, что тем самым придется покинуть и Белку. Впрочем, это не значило, что он обладал какой–то особенной красотой. Это был маленький худой кот, производивший впечатление запаршивевшего, с лисьими ушами, коричневым мехом и большим пушистым хвостом, раза в два длиннее, чем ему пристало. Друг, который подарил мне его на Авалоне, со всей серьезностью заявил, что Белка — это потомок тощего обитателя крыш и генетически сформированной кошки–телепатки. Но даже если кот и умел читать мысли своего хозяина, это его мало волновало. Когда он хотел, чтобы его ласкали, то мог забраться на книжку, которую я читал, выбить ее из рук и кусать меня за подбородок, но если он желал одиночества, то осыпать его ласками было далеко небезопасно.

Присев возле кота и лаская его, Кристалл очень напоминала женщину, с которой я путешествовал, которую любил, с которой разговаривал бессчетное количество раз и спал каждую ночь. Внезапно я понял, как сильно мне ее не хватает. Кажется, я улыбнулся, ее вид даже в таких условиях доставил болезненную радость. Может, я вел себя глупо и неловко, пытаясь отослать их после того, как они проделали такой путь, чтобы увидеть меня. Крис осталась сама собой и, если она его любила, то, возможно, Джерри был не таким уж плохим.

Молча глядя на нее, я вдруг решил, что позволю им остаться. Посмотрим, чем это кончится.

— Наступает вечер, — услышал я свои слова. — Вы голодны? Кристалл, по–прежнему лаская кота, подняла голову и улыбнулась, а Джерри кивнул.

— Конечно, да.

— Хорошо, — сказал я, обошел их, потом остановился в дверях и жестом пригласил вовнутрь. — Добро пожаловать в мои руины.

Я включил электрические фонари и принялся готовить обед. В те дни моя кладовка была полна, поскольку я еще не начал жить только лесом. Я разморозил трех больших песчаных драконов, раков с серебристыми раковинами, которых постоянно ловили рыбаки на Джеми, и подал их с хлебом, сыром и белым вином. За едой мы вели вежливый и сдержанный разговор. Вспомнили друзей из Порт–Джемисона, а Кристалл рассказала мне о письме, которое получила от пары, с которой мы познакомились на Бальдуре. Джерри рассуждал о политике и усилиях джемисонской полиции ликвидировать торговлю ядом снов.

— Городской совет финансирует исследования какого–то суперпестицида, который полностью уничтожит пауков сновидений, — сказал он мне. — Думаю, интенсивное опыление прибрежных районов отсекло бы большинство поставок.

— Конечно! — согласился я, уже слегка пьяный и раздраженный глупостью Джерри. Слушая его, я вновь начал сомневаться во вкусе Кристалл. — Невзирая на то, как это может может повлиять на экологию, верно? Джерри пожал плечами.

— Это же континент, — просто ответил он. Он был джемисонцом до мозга костей, и его ответ следовало понимать так: «А кого это волнует?» Каприз истории привел к тому, что жителей планеты Джемисона характеризовало беззаботное отношение к единственному большому континенту их мира. Первые колонисты в своем большинстве были родом со Старого Посейдона, где доминировал образ жизни, неразрывно связанный с морем. В новом мире их больше привлекали кишевшие жизнью океаны и спокойные архипелаги, чем мрачные леса континента. Их дети унаследовали те же взгляды, за исключением горстки, наживающейся на нелегальной торговле сновидениями.

— Не отметай всего этого, не задумываясь, — с нажимом сказал я.

— Будь реалистом, — ответил он. — Континент не нужен никому, за исключением торговцев сновидениями. Кому же это может повредить?

— Черт побери, Джерри, посмотри на эту башню! Как по–твоему, откуда она здесь взялась? Говорю тебе, в этих лесах могут жить разумные существа. Ведь джемисонцы никогда не пытались это проверить. Кристалл утвердительно кивнула.

— Не исключено, что Джонни прав, — заявила она, взглянув на Джерри. — Вспомни, зачем именно я сюда прилетела: ради артефактов. Торговец на Бальдуре сказал, что они были привезены с Порт–Джемисона. Все следы вели только сюда, и никуда больше. Что касается выделки, то я давно торгую искусством неземлян, Джерри. Я знаю вещи финдии, дамуш, видела и другие артефакты. Но те были совершенно иные. Джерри только улыбнулся.

— Это ничего не доказывает. Есть и другие расы, миллионы рас, живущих ближе к ядру галактики. Расстояния слишком велики, поэтому мы редко слышим о них, да и тогда имеем дело с известиями из вторых рук. Однако, это не исключает попадания к нам единичных экземпляров их произведений искусства. — Он покачал головой. — Нет, держу пари, что эту башню возвел один из первых поселенцев. Кто знает, может, до Джемисона здесь был еще один разведчик, который никогда не сообщал о своей находке? Не исключено, что именно он построил это. Меня никто и ничто не убедит в существовании разумной жизни на континенте.

— Что ж, подожди, пока эти чертовы леса будут дезинфицированы и они выйдут, размахивая копьями, — кисло ответил я.

Джерри расхохотался, а Кристалл улыбнулась мне. И вдруг меня охватило неудержимое желание выиграть этот спор. Вино придало моим мыслям легкость и ясность и все казалось так логично… Несомненно, я был прав, и видел в этом возможность показать Крис, что за деревня этот Джерри. Я наклонился к нему.

— Если бы вы, джемисонцы, хоть раз хорошо поискали, вы могли бы найти разумную расу, — заявил я. — Хоть я на континенте всего месяц, зато многое уже обнаружил. Вы и понятия не имеете о красоте этой земли, которую так беззаботно хотите уничтожить. Здесь имеется уникальная экологическая система, отличная от островов — множество видов, все еще не открытых. Но что вы об этом знаете? Что знает об этом хоть один из вас? Джерри кивнул.

— Так покажи мне. — Он неожиданно встал. — Я всегда готов учиться, Боуэн. Почему бы тебе не взять нас с собой и не показать все чудеса континента?

Я думаю, Джерри тоже пытался что–то доказать. Вероятно, ему никогда не приходило в голову, что я приму его предложение, но именно этого я и хотел. На дворе было уже темно и мы разговаривали при свете фонарей. Над нашими головами, сквозь отверстия в крыше, светили звезды. В это время лес кишел жизнью, странный и прекрасный, я вдруг захотел пойти туда с луком в руке, оказаться в мире, где был хозяином и другом, а Джерри — просто неопытным туристом.

— Что скажешь, Кристалл? — спросил я. Она, казалось, заинтересовалась.

— Это звучит заманчиво, конечно, если это безопасно.

— Будет, — заверил я. — Я возьму лук. — Мы оба встали и кажется выглядела довольной. Я вспомнил времена, когда мы вдвоем пробирались через бальдурианские пустоши, и вдруг почувствовал себя очень счастливым, обретя уверенность, что все пойдет как по маслу. Джерри был просто частью плохого сна. Невозможно, чтобы она его любила.

Для начала я нашел отрезвляющие таблетки. Я чувствовал себя хорошо, но не настолько, чтобы идти в лес, когда голова кружиться от выпитого вина. Мы с Кристалл сразу проглотили по штуке и секундой позже я почувствовал, что алкогольное упоение пропадает. Джерри, однако, отказался принять предложенное средство.

— Я выпил не так уж много, — уперся он. — Мне это не нужно.

Я пожал плечами, думая, что пока все идет хорошо. Если Джерри начнет шарахаться по лесу, это наверняка отвратит от него Крис.

— Как хочешь, — сказал я.

Ни у кого из них не было подходящей одежды для путешествия по лесу, однако я надеялся, что это не причинит неприятностей, поскольку не собирался вести в лес слишком далеко. Это будет короткая экскурсия, подумал я. Мы пойдем по моей тропе, я покажу им ту кучу черной пыли и расщелину пауков, возможно, подстрелю для них паука сновидений. Ничего серь«зного, только туда и обратно.

Я надел темный комбинезон и тяжелые полевые ботинки, повесил через плечо колчан, подал Крис фонарь на случай, если мы уйдем от мест, поросших голубыми мхами, и взял в руки лук.

— Это действительно тебе нужно? — с сарказмом спросил Джерри.

— Для защиты, — ответил я.

— Это не может быть настолько опасным. И не является, если знаешь, что делаешь, подумал я, но не сказал ему этого.

— Почему тогда вы, джемисонцы, остаетесь на своих островах? Джерри улыбнулся.

— Я бы предпочел положиться на лазер.

— А я развиваю в себе желание совершить самоубийство. Кроме того, лук дает животному некоторый шанс. Крис, мысленно вернувшись к нашим общим воспоминаниям, улыбнулась мне.

— Джонни охотиться только на хищников, — объяснила она Джерри. Я поклонился.

Белка согласился последить за моей крепостью. Я был спокоен и уверен в своих силах. Повесив на пояс нож, я повел свою бывшую жену и ее любовника в глубь лесов планеты Джемисона.

Мы шли гуськом с небольшими интервалами, я впереди с луком, за мной Крис, а в конце Джерри. Уже в самом начале Крис включила фонарь, освещая им дорогу, когда мы продирались сквозь заросли шипострела, стоявшие стеной над берегом моря. Деревья эти, высокие и прямые, с серой неровной корой, некоторые большие, как моя башня, поднимались на удивительную высоту, прежде чем выпускали ветви. Они росли группами, затрудняя проход, и не раз казалось, что непроходимая стена загораживала нам дорогу. Однако, Крис всегда находила проход.

Примерно через десять минут после выхода из башни вид леса резко изменился. Земля и сам воздух стали более сухими, ветер холодным, но без привкуса соли, поскольку жадные до воды шипострелы высасывали большую часть влаги из воздуха. Деревья росли теперь реже, и не такими высокими, а промежутки между ними стали большими и легче находимыми. Появились и другие виды деревьев: карликовые гоблинцы, раскидистые псевдодубы, полные прелести эбеногневки, чьи красные жилы пульсировали в темном лесу, когда их касался луч света из фонаря Крис. И голубые мхи.

Поначалу их было немного: тут толстая паутина, свисающая с гоблинца, там небольшое пятно на земле, часто коварно вползающее на ствол эбеногневки или одинокого сохнущего шипострела. Потом все больше: толстые ковры под ногами, мягкие навесы, свисающие с ветвей и танцующие на ветру. Кристалл освещала лучом наше ближайшее окружение, находя все более толстые и красивейшие гроздья голубых растений, а на границе темноты я начал замечать их свечение.

— Хватит, — сказал я, и Крис погасила фонарь.

Темнота воцарилась только на секунду, пока наши глаза привыкали к более бледному свету. Вокруг нас лес окутался мягким блеском, когда голубые мхи залили все пространство призрачной фосфоресценцией. Мы стояли на краю небольшой поляны, под черной блестящей эбеногневкой, но даже пламя ее красных жил казалось холодным в бледно–голубом сиянии. Мхи захватили весь подлесок, изгнав местные травы и превратив ближайшие кусты в голубые косматые шары. Они поднялись на стволы большинства деревьев, а взглянув на звезды сквозь путаницу ветвей, мы заметили, что другие колонии мхов окружили вершины деревьев светящейся короной.

Я осторожно прислонил лук к стволу эбеногневки, наклонился и подал Крис горсть света. Когда я поднес руку к ней, она вновь улыбнулась мне, а черты ее лица смягчились в волшебном сиянии. Помнится, я был очень счастлив, что могу показать ей такую необычайную красоту. Джерри, однако, только рассмеялся.

— Это и есть то, что находится в опасности, Боуэн? — спросил он. — Лес, полный голубых мхов? Я выпустил мох.

— Ты не считаешь их красивыми.

— Конечно, считаю, — пожал он плечами. — Но ведь это просто грибы–паразиты, имеющие опасную склонность к вытеснению всех прочих форм растительной жизни. Знаешь, когда–то этих голубых мхов было полно на Джолостаре и Барбисанском Архипелаге. Мы полностью их вывели, поскольку в течении месяца они могли уничтожить урожай кукурузы. — Он покачал головой. А Кристалл поддакнула:

— Знаешь, он прав.

Я долго смотрел на нее, совершенно трезвый, забывший о выпитом вине, и понял, что помимо своей воли создал себе иную фантазию. Здесь, в мире. который я считал своим, в мире пауков сновидений и волшебных мхов, я каким–то образом убедил себя, что сумею вернуть давно утраченные мечты — мою смеющуюся хрустальную подругу жизни. В древнем лесу континента она должна была увидеть нас обоих в новом свете и вновь понять, что любит только меня.

И вот я соткал прекрасную паутину, светящуюся и привлекательную, как ловушки пауков сновидений, а Крис одним словом уничтожила это видение. Она принадлежала ему, и не будет моей ни сейчас, ни когда–либо еще. А если Джерри казался мне глупым, бесчувственным или слишком практичным — что ж, может, именно эти черты его характера определили выбор, который она сделала. А может, и нет — я не имел права умалять ее любви; возможно, я вообще никогда ее не понимал.

Я стряхнул с рук последние куски светящегося мха, а Джерри взял у Кристалл фонарь и вновь зажег его. Моя голубая страна чудес растаяла, исчезла в яркой действительности луча света.

— Что теперь? — с улыбкой спросил он. Значит, все–таки он был не так уж и пьян. Я поднял лук с того места, где его положил.

— Идите за мной, — лаконично бросил я. Оба они выглядели заинтересованно, но мой настрой совершенно изменился. Внезапно вся прогулка показалась мне лишенной смысла. Я хотел, чтобы они наконец ушли, мною вновь овладело желание оказаться в башне с Белкой. Я был удручен и чувствовал себя с каждой секундой все хуже. Зайдя глубже в лес, мы наткнулись на быстрый поток, и яркий свет спугнул одинокого железорога, пришедшего утолить жажду. Бледный и испуганный, он быстро поднял голову, а потом прыжками исчез среди деревьев. На мгновение он напомнил мне единорога из легенд Старой Земли. Я по привычке взглянул на Крис, но когда она рассмеялась, взгляд ее искал глаза Джерри.

Потом, во время подъема на скальное возвышение, мы на расстоянии вытянутой руки увидели отверстие пещеры: судя по запаху, это была нора лесного ворчуна.

Я повернулся, чтобы предупредить их, но обнаружил, что лишился слушателей. Они находились шагах в десяти от меня, у подножия возвышенности. Они шли медленно и спокойно разговаривали, держась за руки.

Разозлившись, я отвернулся и молча продолжил подъем по склону. Мы не разговаривали до тех пор, пока я не нашел знакомую мне кучу пыли.

На краю ее я остановился, а ботинки мои на дюйм погрузились в мелкую черную пыль. Они медленно присоединились ко мне.

— Выйди вперед, Джерри, — сказал я, — и воспользуйся своим фонарем.

Сноп света скользнул по окружающему. За спиной поднималось скальное возвышение, тут и там испятнанное огнем растительности, задавленной голубым мхом, но перед нами тянулась пустошь: большая, черная и мертвая равнина. Джерри подвигал луч света взад–вперед, проведя им по краю черного поля. Свет бледнел, когда он направлял его в серую даль. Слышен был только шум ветра.

— И что? — спросил он наконец.

— Потрогай пыль, — сказал я ему. На этот раз мне не хотелось нагибаться. — А когда вновь окажешься в башне, раздави один из моих кирпичей и потрогай то, что останется. Это та же субстанция, что–то вроде мелкого пепла. — Я сделал широкий жест рукой. — Полагаю, когда–то здесь был город, но теперь все рассыпалось в прах. Понимаешь ли ты, что моя башня могла быть выдвинутым вперед аванпостом народа, который ее построил?

— Вымершей расы из этого леса, — с улыбкой ответил Джерри. — Что ж, должен признать, что на островах нет ничего подобного. И не без причины. Мы не позволяем лесным пожарам безумствовать у нас.

— Лесные пожары?! — Надеюсь, ты не шутишь. Пожар никогда не превращает все в мелкую пыль, всегда остается несколько почерневших стволов или чтонибудь подобное.

— Вот как? Вероятно, ты прав! Но во всех разрушенных городах, которые я знаю, всегда по крайней мере несколько кирпичей лежат друг на друге, чтобы туристы могли их фотографировать, — парировал Джерри. Луч света скользнул по куче пепла, потом удалился. — А здесь просто куча пыли. Кристалл молчала.

Я повернул обратно. Они шли молча за мной. С каждой минутой его превосходство надо мной увеличивалось; я поступил опрометчиво, приведя их сюда. Сейчас я хотел только одного: поскорее вернуться в свою башню, отослать их в Порт–Джемисон и остаться в своем добровольном изгнании.

Когда мы спустились с возвышения и вернулись в лес, поросший голубым мхом, Кристалл остановила меня.

— Джонни, — позвала она. Я замедлил шаг, они догнали меня и Крис указала на что–то.

— Погаси свет, — приказал я Джерри. В бледном сиянии мхов, легче было увидеть тонкую, опалесцирующую сеть паука сновидений, наискось шедшую к земле от нижних ветвей псевдодуба. Светящиеся пятна мха не могли сравниться с ней: каждая нить была толщиной с мой мизинец и маслянисто поблескивала, переливаясь всеми цветами радуги. Крис сделала шаг вперед, но я взял ее за руку и остановил.

— Пауки где–то рядом, — объяснил я. — Не подходи слишком близко. Папапаук никогда не покидает паутину, а мама кружит в ночи среди окружающих деревьев.

Джерри с легким беспокойством взглянул вверх. Его фонарь не горел, и вдруг оказалось, что уже нет ответов на все вопросы. Пауки сновидений — грозные хищники; думаю, до сих пор он не видел ни одного, разве что в клетке зоопарка. На островах они не водились.

— Исключительно большая сеть, — заметил он. — Эти пауки должны быть довольно больших размеров.

— Да, — согласился я, и тут мне пришла в голову одна мысль. Я мог бы еще более смутить его, коль скоро обычная сеть вроде этой испортила ему настроение. Он и так играл мне на нервах всю ночь. — Идите за мной. Я покажу вам настоящего паука сновидений.

Мы осторожно обошли сеть, но не заметили ни одного из ее охранников. Я подвел их к расщелине пауков.

Она имела форму большой буквы «У», вырытой в песчаном грунте. Возможно, когда–то это было русло небольшой речки, но теперь оно высохло и заросло кустарником. Днем видно, что расщелина не очень–то глубока, но ночью она выглядит достаточно грозно, особенно если смотреть с одного из холмов. Днем ее покрывает густая путаница кустов, среди которых мерцают призрачные огни, а выше, различные деревья, склоненные вниз почти соединяются на середине пропасти. Одно из них практически касается другой стороны расщелины. Какойто старый, трухлявый шипострел, высохший из–за отсутствия влаги, рухнул, образовав своеобразный мост. Этот мост оброс голубыми мхами и слабо светился.

Мы втроем поднялись на этот фосфоресцирующий искривленный ствол и я указал рукой вниз.

Там от одного склона до другого раскинулась многоцветная поблескивающая сеть. Каждая ее нить имела толщину каната и блестела от липких выделений. Сеть захватывала все растущие ниже деревья, образуя сверкающую волшебную крышу над пропастью. Она была очень красива — хотелось вытянуть руку и коснуться ее.

Именно для этой цели и соткали ее пауки сновидений. Они являются ночными хищниками и яркие цвета их сети, пылающей во мраке, служат приманкой.

— Смотри, — прервала молчание Кристалл, — паук. — Она показала вниз.

Он сидел в одном из темных уголков сети, наполовину скрытый гоблинцом, растущим из скалы. В блеске сети и призрачном свете мхов его было плохо видно. Это было крупное восьминогое создание размером с большую дыню. Он сидел неподвижно — ждал.

Джерри вновь беспокойно огляделся, подняв взгляд на ветви искривленного псевдодуба, частично нависшего над ним.

— Самка где–то рядом, верно?

Я кивнул. Пауки сновидений с планеты Джемисона не совсем похожи на пауков со Старой Земли. Самка действительно грознее самца, но не съедает его, а образует и ним пожизненный союз. Именно этот крупный вялый самец смазывает паутину липкими выделениями и оплетает добычу, привлеченную светом и красками. Тем временем меньших размеров самка бродит во мраке по ветвям деревьев с мешочком, полным клейкого яда сновидений, обеспечивающего жертвам отчетливые видения, экстаз и, наконец, окончательное забвение. Она жалит животных во много раз больше себя самой и затаскивает их безвольные тела в сеть, чтобы пополнить запасы.

Несмотря на все это, пауки сновидений — мягкие и милосердные охотники. Что с того, что они предпочитают живую дичь, ведь жертва, вероятно, испытывает удовольствие, когда ее пожирают. Популярная джемисонская пословица гласит, что жертва паука стонет от радости, когда тот ест е„ живьем. Как и все подобные сентенции, эта серьезно искажает действительность, но правда здесь в том, что жертвы никогда не пытаются освободиться. Однако в ту ночь что–то билось в сети под нами.

— Что это такое? — спросил я, щурясь. Переливающаяся всеми цветами радуги сеть вовсе не была пуста — прямо под ними лежало полусъеденное тело железорога, а чуть дальше — большой темный нетопырь, связанный светящимися нитями, но не на них я смотрел. В углу сети, напротив укрытия самца возле деревьев западной стороны расщелины какое–то создание попало в сеть и отчаянно билось в ней. Помню, что на мгновение передо мной мелькнули дергающиеся бледные конечности, большие светящиеся глаза и что–то похожее на крылья. Но все это я видел смутно. И именно тогда Джерри поскользнулся.

Может, дело было в вине, а может, во мхе или кривизне ствола, на котором мы стояли. Возможно и то, что он просто пытался меня обойти, чтобы увидеть, на что я смотрел, вытаращив глаза. Во всяком случае, он поскользнулся, потерял равновесие, крикнул и внезапно оказался в двадцати футах под нами, запутанный в сеть. Под тяжестью его тела вся сеть задрожала, но не порвалась — сети пауков сновидений достаточно прочны, чтобы удержать железорогов и лесных ворчунов.

— Проклятье! — воскликнул Джерри. Выглядел он прекомично: одна нога пробила светящиеся нити, руки безнадежно запутались в них, и только голова и плечо были свободны. — Эта мерзость липкая. Я с трудом могу двигаться.

— Даже не пытайся, — сказал я. — Ты только все ухудшишь. Я найду способ спуститься вниз и освободить тебя. У меня есть нож. — Я осмотрелся по сторонам, ища взглядом ветку, по которой мог бы добраться до Джерри.

— Джон! — в голосе Кристалл чувствовалось напряжение.

Самец покинул свое укрытие за деревом и тяжелыми шагами направился к человеку: толстое белое тело, тихо движущееся по сверхъестественно красивой сети.

— Черт возьми! — выругался я. Я не был всерьез обеспокоен, но и мне было не по себе. Белый самец был самым большим пауком сновидений, которого я когда–либо видел, и жалко было его убивать, но иного выхода я не видел. У самца нет мешка с ядом, но это хищник, и его первый укус может оказаться последним, особенно, если он так велик. Я не мог подпустить его на такое расстояние, чтобы он смог укусить Джерри.

Медленно, осторожно я вытащил из колчана длинную серую стрелу и натянул тетиву. Я не беспокоился, хотя вокруг было темно. Стрелок я был хороший, и к тому же отлично видел цель на фоне светящийся сети. И тут Кристалл закричала.

Я опустил лук, разозленный тем, что она паникует, когда я полностью контролирую ситуацию. Однако, я знал, что в обычных обстоятельствах она никогда не стала бы вести себя так. Ее испугало что–то другое. Поначалу я не мог понять, что это может быть, но потом увидел — там, куда она смотрела.

Толстый белый паук размером с кулак взрослого мужчины спустился с псевдодуба на мост в десяти футах от нас. Слава Богу, Крис была за моей спиной, в безопасности.

Не знаю, как долго я так стоял. Если бы я просто действовал, не задумываясь, то справился бы со всем. Сначала нужно было заняться самцом — лук у меня был готов к выстрелу, а потом осталось бы достаточно много времени, чтобы второй стрелой убить самку.

Однако, я замер без движения, парализованный этим страшным и великолепным мгновением, мимолетным и бесконечным, с луком в руке, но не в силах ничего сделать.

Все так внезапно осложнилось. Паучиха бежала ко мне быстрее, чем я предполагал, и казалась гораздо грознее вялого белого создания внизу. Может, следовало избавиться от нее первой? Ведь я могу промахнуться, и тогда нужно будет время, чтобы вытащить вторую стрелу или схватиться за нож.

Но тогда я оставил бы Джерри, запутанного в сети и безоружного, на милость неумолимо приближающегося самца. Он мог погибнуть, мог умереть. Кристалл не смогла бы винить меня в этом. Она наверняка поняла, что я должен был спасти себя и ее. И я снова вернул бы ее себе. Да? НЕТ!

Кристалл пронзительно кричала, и вдруг все стало ясным, я понял, что это значит, зачем я оказался здесь, в лесу, и что нужно сделать. Эта была чудесная и необыкновенная минута. Я утратил способность дарить счастье моей Кристалл, но теперь, не долгое, как вечность мгновение, сила эта вернулась ко мне, и я снова мог дать ей доказательство любви, на которое Джерри никогда не осмелился бы. Думаю, что улыбнулся тогда. Даже уверен в этом.

Стрела моя помчалась сквозь ночную тьму и вонзилась в цель — толстого белого паука, бежавшего по сверкающей сети.

Паучиха бросилась на меня, но я не сделал ни малейшего движения, что бы отшвырнуть ее пинком или раздавить каблуком ботинка. Острая боль пронзила лодыжку. Ярки и многоцветны сны, которые ткут пауки сновидений.

Ночью, возвращаясь из леса, я старательно чищу стрелы и открываю большой нож с узким крючковатым лезвием, чтобы разрезать собранные мною мешочки с ядом. Я вскрываю их по очереди, как до этого вырезал из неподвижных белых тел пауков сновидений, а потом выжимал яд в бутылку, где он будет ждать дня, когда за ним прилетит Корбек.

Потом я достаю миниатюрную чашу, искусно сделанную из серебра и обсидиана, украшенную светящимися рисунками пауков, и наполняю ее крепким темным вином, которое привозят мне из города. Затем я мешаю вино своим ножом, пока лезвие не снова не становится чистым и блестящим, а вино более темным, чем прежде, и поднимаюсь на крышу.

При этом я часто вспоминаю слова Корбека, а вместе с ними и свою историю, мою любимую Кристалл и Джерри, и ночь, полную огней и пауков. В то краткое мгновение, когда я стоял на поросшем голубым мхом стволе, с луком, готовым к выстрелу, мне казалось, что я совершенно прав, и я принял решение. Но все обернулось для меня плохо, очень плохо, с тех пор, как после месяца бредовых видений я очнулся в башне, куда забрали меня Крис и Джерри, чтобы заботливым уходом вернуть мне здоровье. Мое решение, мой великолепный выбор не был таким решающим, как могло показаться.

Иногда я думаю, действительно ли это был ВЫБОР? Мы часто говорили об этом, когда я выздоравливал, и история, которую рассказала мне Крис, вовсе не та, которую помню я сам. По ее словам, мы не замечали паучихи до тех пор, пока не стало слишком поздно; она тихо опустилась мне на шею в ту самую секунду, когда я выпускал стрелу, убившую самца. А потом, говорила мне Крис, она раздавила самку фонарем, который Джерри дал ей подержать, а я свалился в паутину.

И действительно, рана у меня на затылке, а не лодыжке и рассказ Крис звучит вполне достоверно, поскольку за годы прошедшие с той ночи, я успел хорошо узнать пауков сновидений и знаю, что самки — это коварные убийцы. Они неожиданно прыгают на свои жертвы, а не атакуют по поваленным деревьям, как обезумевшие железороги. Это не в обычаях пауков.

И ни Кристалл, ни Джерри не помнят бледного крылатого существа, бившегося в сети.

Но зато я помню его превосходно… как помню паучиху, несущуюся в мою сторону в течение бесконечно долгих лет, когда я стоял, парализованный… Впрочем, говорят, что укус паука сновидений вызывает странную реакцию разума жертвы. Разумеется, так могло получится и в моем случае.

Порой, когда Белка взбирается за мной по ступеням, царапая черные кирпичи когтями своих восьми белых ног, меня поражает несправедливость происшедшего, и я понимаю, что слишком много жил сновидениями. Ведь сны часто лучше действительности, а рассказы — гораздо красивее жизни.

Кристалл не вернулась ко мне ни тогда, ни позже. Они улетели, когда я выздоровел, и счастье, купленное мной ценой выбора, который выбором не был, и жертвы, которая жертвой не была, мой дар для нее на вечные времена — длилось меньше года. Корбек сказал мне, что Кристалл и Джерри порвали между собой, и что вскоре после этого она покинула планету Джемисона.

Полагаю, это настолько отвечает действительности, насколько можно верить такому человеку, как Корбек. Однако, это мало тревожит меня.

Я просто убиваю пауков сновидений, пью вино, осыпаю ласками Белку и каждую ночь поднимаюсь на башню пепла, чтобы вглядываться в далекие звезды.