15

В первый день дозора дождь лил всю вторую половину дня. С самого утра небо на востоке затянули облака, которые, сгустившись, превратились в черные тучи, поглотившие Толстого Черта вместе с его детьми. Стало темнее обычного. Около полудня разразилась буря. Сторожевая башня сотрясалась под могучими порывами завывающего ветра. Потоки коричневой воды бурлили на улицах города, низвергались в сточные канавы, выложенные глоустоуном. Когда, наконец, солнца выглянули из-за туч, они уже клонились к западу. Лартейн сиял. Его сверкающие мокрые стены казались чистыми и новыми, словно в город пришла вторая жизнь, а с ней и надежда. Но это был первый день дозора.

На второй день все вернулось на свои места. Хеллей медленно катился по своей красной дорожке по небу, внизу тускло светился Лартейн, и ветер принес обратно из Парка всю ту пыль, которую смыл вчерашний дождь. На закате Дерк заметил аэромобиль. Он появился черной точкой высоко в небе над горами, пронесся над Парком, потом развернулся и полетел к городу. Дерк внимательно следил за машиной в бинокль, поставив локти на каменный подоконник узкого окна. Он видел ее впервые – совершенно черную стилизованную летучую мышь с широкими крыльями и огромными фарами-глазами. С ним дежурил Викари. Дерк подозвал его к окну, но Джаан не проявил к ней интереса.

– Да, я знаю эту штуку, – сказал он. – Она не имеет к нам никакого отношения. В ней всего лишь охотники из Сообщества Шанагейт. Гвен видела, как они улетали сегодня утром.

Машина тем временем скрылась из виду, затерявшись среди зданий Лартейна, и Викари вернулся на место, оставив Дерка наедине с его мыслями.

В последующие дни он видел шанагейтов несколько раз, и ему казалось, что эти люди существуют в каком-то другом измерении. Странно было видеть, как они прилетали и улетали, как будто ничего не случилось, как будто Лартейн оставался мирно доживавшим свои век городом, как будто никто не погиб. Они жили рядом, но оставались ни к чему не причастными. Дерк представлял, как они, вернувшись на Верхний Кавалаан, будут рассказывать о том, какой скучной и лишенной событий была жизнь на Уорлорне. Для них словно ничего не изменилось: Крайн-Ламия продолжала выть свою погребальную песнь, Челлендж был полон света и жизни. Дерк завидовал им.

На третий день Дерк проснулся от особенно страшного сна, в котором он сражался с Бретаном один на один. После этого он никак не мог уснуть. Гвен, свободная от дежурства, расхаживала взад и вперед по кухне. Дерк, наливая себе пива в кружку, слушал, что она говорила.

– Они должны быть здесь, – жаловалась она. – Я не могу поверить, что они до сих пор ищут Джаана. Наверняка к этому времени они уже должны были понять, что произошло! Почему они не возвращаются?

Дерк только пожал плечами и выразил надежду, что никто из них вообще не появится и что уже недолго осталось ждать «Терик не-Далир». Как только он сказал это, Гвен вспыхнула и сердито крикнула:

– Мне нет до этого дела!

Потом она густо покраснела, подошла к столу и села. Из-под широкой зеленой повязки на голове смотрели измученные глаза. Она взяла Дерка за руку и, запинаясь, поведала ему, что Джаан не прикасался к ней со дня смерти Джанасека. Дерк сказал, что все у них наладится, когда придет корабль, и они благополучно покинут Уорлорн. Гвен, улыбнувшись, согласилась с ним и через некоторое время заплакала. В конце концов она ушла, а Дерк вернулся к себе, достал свой говорящий камень и, зажав его в кулаке, предался воспоминаниям.

На четвертый день, когда Викари отправился на очередную опасную прогулку на рассвете, Гвен и Аркин Руарк поссорились, когда дежурили вместе. Гвен сильно ударила его прикладом ружья по лицу, на котором под воздействием примочек и мазей только-только начали заживать прежние ушибы. Руарк сбежал вниз по лестнице, ведущей из башни, бормоча, что Гвен снова взбесилась и хочет его убить. Дерк в это время был в общей комнате. Когда кимдиссец внезапно увидел его, он резко остановился и замер. Никто из них не произнес ни слова, но после этого Руарк начал быстро худеть, и Дерк понял, что теперь Руарк знает то, о чем раньше только догадывался.

На шестой день утром Руарк и Дерк вместе несли молчаливую вахту. Вдруг коротышка в приступе раздражения отшвырнул свой лазер в сторону.

– Отвратительно! – воскликнул он. – Брейты, айронджейды – какая разница? Кавалаанские звери – вот кто они есть на самом деле, да. А вы – хороший человек с Авалона, да? Ха! Вы не лучше, ничуть не лучше. Вы только посмотрите на себя. Мне не следовало отговаривать вас от дуэли. Надо было дать вам пойти и убить – или быть убитым, как вам того хотелось. Вы были бы счастливы, да? Не сомневаюсь, нисколько не сомневаюсь. Любил милую Гвен, отнесся к вам, как к другу, и где благодарность, где? – Его прежде толстые щеки впали, бледные, бесцветные глаза беспокойно бегали по сторонам.

Дерк не обратил на него внимания, и через некоторое время Руарк умолк. Но в то же утро, после того как кимдиссец подобрал брошенное оружие и просидел несколько часов, уставившись в стену, он снова обратился к Дерку:

– Я тоже был ее любовником, – объявил он. – Я знаю, что она не сказала вам, я знаю, но это правда, чистая правда. Это случилось на Авалоне, задолго до того, как она встретилась с Джааном и приняла его чертово серебро с жадеитом. В ту ночь, когда она получила от вас говорящий камень. Она была совсем пьяна. Мы говорили и говорили, а она пила, а потом легла со мной в постель и на следующий день даже не помнила об этом. Понимаете, даже не помнила. Но это не имеет значения. Это правда, я тоже был ее любовником. – Он задрожал. – Я никогда не напоминал ей об этом и никогда не пытался вернуть то, что было. Я не такой дурак, как вы, т'Лариен, и я понимаю, кто я есть и что это было реальностью только на одно мгновение. Но все же то мгновение было, и я научил ее многому, и я был ее другом, и я очень хороший специалист, да, очень хороший. – Он остановился, чтобы набрать воздуха, а потом, так ничего и не сказав, ушел с башни, хотя оставался еще час до конца его дежурства.

Когда Гвен, наконец, пришла, первое, что она сделала, это спросила Дерка, что он сказал Аркину.

– Ничего, – ответил тот чистосердечно и поинтересовался, почему она спрашивает.

Тогда она рассказала ему, что Руарк разбудил ее и, плача, просил, чтобы она добилась, чтобы их работа была опубликована и чтобы его имя значилось на ней. Он снова и снова повторял, что, что бы он ни сделал, его имя на книге должно быть. Дерк кивнул, уступил Гвен свое место у окна и бинокль, и вскоре они заговорили о другом.

На седьмой день ночное дежурство выпало на долю Дерка и Джаана Викари. Кавалаанский город светился своим ночным сиянием, его глоустоуновые улицы были словно из черного стекла, в глубине которого тускло горел красный огонь. Около полуночи над горами появился огонек. Дерк наблюдал, как он приближается к городу.

– Я не уверен, – пробормотал он, не отрывая глаз от бинокля. – Темно, ничего не видно, но мне кажется, что я вижу очертания купола. – Он опустил бинокль. – Лоримаар?

Викари стоял рядом с ним. Машина приближалась. Она бесшумно скользнула над городом четко очерченным силуэтом.

– Да, это его аэромобиль, – подтвердил Джаан.

Они наблюдали, как, изменив направление, машина сделала круг над Парком и направилась к отвесной стене утесов – к воротам, ведущим в подземный гараж. Викари, казалось, глубоко задумался.

– Трудно поверить, – сказал он, и они пошли вниз будить остальных.

Человек вышел из темноты подземелья и уперся в направленное на него дуло лазера. Гвен держала пистолет почти небрежно. У Дерка в руках было одно из охотничьих ружей, которое он навел на дверь подземного лифта и, прижимаясь щекой к прикладу, был готов стрелять. Только Джаан Викари не держал оружие наготове. Ружье свободно свисало с его руки, пистолет был в кобуре.

Двери сомкнулись за спиной мужчины. Он испуганно смотрел на встречавших. Это был не Лоримаар. Дерк не знал этого человека. Он опустил ружье.

Незнакомец переводил взгляд с одного на другого, пока, наконец, не остановился на Викари.

– Высокородный айронджейд, – заговорил он низким голосом. – Чем обязан я вашему вниманию?

Это был сухощавый человек среднего роста с бородой на лошадином лице и длинными светлыми волосами. По его костюму из хамелеоновой ткани блуждали мрачные серые и красные пятна под цвет глоустоуновых плиток тротуара.

Викари протянул руку и мягко отвел в сторону дуло пистолета Гвен. Она, нахмурившись, убрала оружие в кобуру.

– Мы ждали Лоримаара Высокородного Брейта, – пояснила она.

– Это правда, – подтвердил Викари. – Оскорбление не подразумевалось, шанагейт. Честь вашему сообществу. Честь вашему тейну.

Человек с лошадиным лицом кивнул с облегчением.

– И вам, высокородный айронджейд. Оскорбление не имеет места. – Он нервно почесал нос.

– Вы прилетели на аэромобиле брейтов, не так ли?

Он кивнул.

– Да, но он достался нам как трофей. Я и мой тейн натолкнулись на него, когда выслеживали железнорога. Животное остановилось попить у озера, и там мы увидели эту машину, брошенную у воды.

– Брошенную? Вы уверены в этом?

Мужчина засмеялся.

– Я слишком хорошо знаю Лоримаара Высокородного Брейта и толстого Саанела, чтобы рисковать вызвать их недовольство. Нет, их тела мы тоже нашли. Кто-то поджидал их возвращения в лагере, спрятавшись в аэромобиле, как нам кажется, и, когда они вернулись с охоты… – Он махнул рукой. – Больше им не придется добывать головы оборотней. И других…

– Мертвы? – переспросила Гвен сдавленным голосом.

– Смерть настигла их по меньшей мере несколько дней назад, – ответил кавалаанец. – Трупоеды, конечно, уже поработали над ними, но осталось достаточно, чтобы определить, кто это. Мы нашли еще одну машину неподалеку

– в озере – разбитую и непригодную, а также следы на песке, указывающие на то, что и другие машины прилетали и улетали. Аэромобиль Лоримаара оказался в исправности, хотя был битком набит трупами брейтских собак. Мы очистили машину и объявили своей собственностью. Мой тейн летит следом на нашем аэромобиле.

Викари кивнул.

– Очень страшные происходят события, – проговорил шанагейт. Он смотрел на троих людей перед собой с нескрываемым интересом. Его взгляд до неловкости долго задержался на лице Дерка, затем переместился на черный железный браслет Гвен, но он не сделал ни единого замечания ни по тому, ни по другому поводу. – В последнее время брейтов что-то видно меньше, чем обычно. И вот – еще двое мертвых.

– Если вы поищете получше, найдете и других, – сказала Гвен.

– Они создают новое сообщество, – добавил Дерк, – в аду.

Когда шанагейт ушел, они медленно побрели обратно в свою башню. Все молчали. Длинные тени вырастали из-под ног и следовали за ними по мрачным, темно-красным улицам. Гвен еле переставляла ноги. Викари держался настороженно и нес ружье так, будто готов был выстрелить в любой момент, стоило только Бретану Брейту появиться на их пути. Глаза его обшаривали каждую улочку и каждый темный закуток по сторонам дороги.

Вернувшись в залитую светом общую комнату башни, Гвен и Дерк устало плюхнулись на пол, а Джаан в задумчивости остановился у дверей. Потом он положил оружие и откупорил бутылку вина, того самого вина, которое он пил с Гарсом и Дерком в ночь накануне дуэли, которая так и не состоялась. Он наполнил три бокала и, вручив два из них Гвен и Дерку, поднял свой, провозглашая тост.

– Дерк, – сказал он. – Приближается развязка. Теперь остался один Бретан Брейт. Скоро он присоединится к Челлу, или я соединюсь с Гарсом. В любом случае наступит мир. – Он быстро осушил свой бокал. Дерк и Гвен пригубили.

– Руарк должен выпить вместе с нами, – предложил Викари, когда снова наполнил бокалы.

Кимдиссец не сопровождал их в ночной вылазке. Однако не похоже было, что он отказался из страха. По крайней мере, так показалось тогда Дерку. Джаан разбудил Руарка вместе со всеми, и тот надел свой лучший шелковый костюм и маленький ярко-красный берет, но, когда Викари у выхода вручил ему ружье, он лишь посмотрел на него со странной улыбкой и вернул его Джаану со словами: «У меня свои законы, Джаантони, и вы должны с уважением относиться к ним. Спасибо, но я хочу остаться здесь». Его глаза смотрели почти весело из-под белесых волос. Джаан предложил ему подежурить на башне, с чем Руарк согласился.

– Аркин терпеть не может кавалаанское вино, – устало возразила Гвен.

– Это не имеет значения, – ответил Джаан. – Мы зовем его не на вечеринку, а поддержать ритуал дружбы кетов. Руарк должен выпить с нами. – Он поставил свой бокал и легкой походкой направился к ведущей наверх лестнице.

Когда Джаан вернулся минутой позже, его походка утратила легкость. С вытаращенными глазами он почти скатился с последних ступеней лестницы.

– Руарк не будет пить с нами, – объявил он. – Руарк повесился.

В то утро, на восьмой день дозора, на прогулку отправился Дерк.

Он не пошел в город. Вместо этого он поднялся на городскую стену. Построенная из черного камня, она была вымощена толстыми плитами глоустоуна. Ее ширина составляла три метра – можно было ходить, не боясь свалиться вниз. До этого Дерк один сидел на смотровой башне с биноклем на груди и бесполезным лазером в руках (Гвен сняла тело Руарка с веревки и увела Джаана). Он смотрел на городские стены, когда взошло первое желтое солнце, и ночное свечение глоустоуна начало блекнуть. Неожиданно ему захотелось выйти. Он знал, что Бретан Брейт не вернется в город, и дежурство на башне стало теперь пустой формальностью. Он поставил ружье у стены рядом с окном и, одевшись потеплее, вышел наружу.

Он прошел долгий путь. С равными промежутками над стенами возвышались сторожевые башни, такие же как та, в которой они несли дежурство. Он прошел мимо шести и определил на глаз, что расстояние между ними составляет примерно третью часть километра. На вершинах башен восседали фантастические существа. Дерк обратил внимание, что ни одно из них не похоже на другое. Теперь он, наконец, разглядел их как следует и узнал. Они казались столь необычными, потому что в них не было ничего от Старой Земли. Они воплощали демонов кавалаанских мифов, в гротескной форме изображая летающих ящеров, хруунов и гитянков-психовампиров. Все эти твари не были вымышленными формами. Где-то среди звезд эти расы продолжали существовать.

Звезды. Дерк остановился и посмотрел вверх. Хеллей уже показался из-за горизонта, звезды растаяли. Он нашел только одну, еле заметную маленькую красную точечку в обрамлении серых облаков. На его глазах исчезла и она. Солнце Верхнего Кавалаана, подумал он. Гарс Джанасек показал ее ему, чтобы он не заблудился в лесу.

И все же звезд здесь было очень мало. Такие места не для человека: и Уорлорн, и Верхний Кавалаан, и Даркдон – все эти запокровные планеты. Они слишком близко к Великому Черному Морю. Покров Искусителя скрывал от них большую часть галактики, и небеса их были пустыми и унылыми. На небе должны быть звезды. А у человека должен быть друг, тейн, долг – то, что он ставит превыше себя.

Дерк подошел к внешнему краю стены и остановился, глядя вниз. Далеко-далеко под ногами виднелась земля. Когда он впервые перелетел стену на скутере, у него закружилась голова от одного ее вида. Из-под высокой стены в бесконечную глубину уходили стены утесов, и далеко на дне петляла река среди окутанной утренним туманом зелени Парка.

Он стоял, засунув руки в карманы. Ветер трепал его волосы, заставлял ежиться. Он стоял и смотрел. Потом он достал из кармана говорящий камень и покрутил его между большим и указательным пальцами, словно это был амулет. Джинни, подумал он, куда она ушла? Даже говорящий камень не вернул ее.

Рядом с ним послышались звуки шагов и раздался голос:

– Честь вашему сообществу, честь вашему тейну.

Дерк повернулся, все еще сжимая говорящий камень. Рядом с ним стоял старик, высокий, как Джаан, и старый, как бедный покойный Челл. Его массивная фигура чем-то напоминала льва. Пышная снежно-белая шевелюра переходила в столь же густую бороду, что вместе составляло настоящую гриву. Но лицо его казалось усталым и поблекшим, словно он носил его несколько лишних столетий. Только глаза выделялись – живые, синие глаза, какие были когда-то у Гарса, глаза, в глубине которых плясали ледяные огоньки.

– У меня нет сообщества, – ответил Дерк. – И у меня нет тейна.

– Простите, – извинился старик. – Значит, вы внешнепланетянин, да?

Дерк поклонился.

Старик хмыкнул.

– Тогда вы попали не в тот город, господин призрак.

– Призрак?

– Призрак Фестиваля, – пояснил старик. – Кем еще вы можете быть? Это планета Уорлорн, и живые люди все вернулись по домам.

Поверх вылинявшего синего костюма на нем был надет черный шерстяной плащ-накидка с огромными карманами. Чуть ниже бороды виднелся массивный стальной диск, висевший на кожаном ремешке. Когда старик вынул руки из карманов плаща, Дерк увидел, что у него не хватает одного пальца и нет браслетов на руках.

– У вас нет тейна, – заметил Дерк.

– Конечно, у меня был тейн, – ворчливо ответил старик. – Я был поэтом, призрак, а не священником. Что за вопрос? Поосторожнее. Я могу обидеться.

– Но вы не носите железа с огнем, – указал Дерк.

– Вы правы. Ну и что? Призраку не нужны украшения. Мой тейн уж тридцать лет как мертв. Полагаю, он обитает в одном из поселений Редстила, а я обитаю здесь, на Уорлорне. В Лартейне, если говорить правду. Обитать на малой планете весьма утомительно.

– О, – улыбаясь, произнес Дерк. – Значит, вы тоже призрак?

– Да, конечно, – ответил старик. – Вот, стою тут, беседую с вами, поскольку у меня нет цепей, чтобы греметь ими. Кто я, по-вашему мнению, как не призрак?

– Я думаю, – ответил Дерк, – что вы можете оказаться Кираком Редстилом Кависом.

– Кирак Редстил Хавис, – монотонно повторил старик хрипловатым голосом.

– Я знаком с ним. Призрак человека, если сам человек когда-нибудь существовал. Ему предназначено судьбой обитать в трупе кавалаанской поэзии. Он бродит по ночам, стеная и декламируя строчки из элегий Джеймис-Лайона Таала и некоторые из лучших сонетов Эрика Высокородного Айронджейда Девлина. В полнолуние он распевает брейтские военные гимны и иногда старые погребальные песни людоедов Глубоких Угольных Шахт. Самый настоящий призрак, и один из самых жалких к тому же. Когда он хочет особенно помучить жертву, он декламирует свои собственные стихи. Уверяю вас, что, если вам когда-нибудь доведется услышать, как Кирак Редстил читает свои стихи, вы подумаете, что уж лучше бы он гремел цепями.

– Да? – ответил Дерк. – И все-таки я не понимаю, почему поэт обязательно должен быть призраком.

– Кирак Редстил пишет стихи на старокавалаанском языке, – ответил старик, хмуря бровь. – И этого достаточно. Это мертвый язык. Кто будет читать то, что он пишет? В его родном сообществе дети растут, говоря только на стандартном, межзвездном языке. Возможно, его стихи переведут, но этот труд вряд ли стоит таких усилий, да будет вам известно. В переводе теряется рифма, а ритм хромает, как раненый оборотень. Ничего хорошего от стихов не останется. Ни звенящих ритмов Гейлена Глоустоуна, ни очарования церковных гимнов Слепого Лаариса Высокородного Кенна, ни печали шанагейтских четверостиший, воспевающих железо-и-огонь, даже песен эйн-кети, которые с трудом можно причислить к поэзии, – ничего не сохранится, ни крошки из всего богатства. Лишь малая часть его живет еще в памяти Кирака Редстила. Да, он призрак. Только поэтому он явился на Уорлорн. Это планета призраков. – Старик посмотрел на Дерка, теребя бороду. – Вы – призрак какого-нибудь туриста, осмелюсь предположить. Несомненно, вы заблудились, когда пошли искать ванную комнату, и с тех пор ее ищете.

– Нет, – ответил Дерк. – Нет. Я искал кое-что другое. – Улыбнувшись, он протянув на ладони говорящий камень.

Старик внимательно осмотрел его, прищурив строгие синие глаза. Ветер развевал его плащ.

– Что бы это ни было, оно, вероятно, мертво, – изрек он.

Далеко снизу, со стороны реки, воды которой блестели в зелени Парка, до них донесся еле различимый отдаленный вой баньши. Дерк резко повернул голову, стараясь разглядеть что-нибудь в той стороне, но ничего не увидел. Не было ничего – только двое людей на стене, и кидающийся на них ветер, и Хеллей высоко в сумеречном небе. Никакого баньши. На этой планете время для баньши вышло. Они все вымерли.

– Мертво? – переспросил Дерк.

– Уорлорн полон мертвых вещей, – сказал старик. – И людей, ищущих мертвые вещи, и призраков. – Пробормотав что-то непонятное на старокавалаанском языке, он медленно побрел прочь.

Дерк посмотрел ему вслед, потом – в сторону далекого горизонта, затянутого серо-голубыми облаками. Где-то там находился космодром и – он был в этом уверен – Бретан Брейт.

– Ах, Джинни, – прошептал он говорящему камню и кинул его, как мальчик кидает обычный камешек. Он летел далеко-далеко, прежде чем начал падать. Дерк минуту размышлял о Гвен и Джаане и несколько минут о Гарсе.

Потом он повернулся в сторону уходившего человека и окликнул его.

– Призрак! – крикнул он. – Подождите! Выполните, пожалуйста, мою просьбу, просьбу призрака к призраку!

Старик остановился.