Глава 25
Вокруг Молли возник золотистый нимб; Вайнсайдский Душитель, который только что торжествующе хохотал, моментально взвыл от боли. Черное поле, окружавшее его руки, исчезло, а пальцы, еще мгновение назад тянувшиеся к ее шее, резко отдернулись.
Услышав крик Душителя, второй каторжник бросился ему на помощь, однако Слоустэк громогласным ревом тотчас преградил ему дорогу. От трубных звуков осколки чимекского оружия разлетелись в разные стороны. Каторжник отпрянул назад, но тотчас выбросил вперед руку и в следующее мгновение грудь паровика вспороли черные щупальца. Застонав от боли, бедняга Слоустэк рухнул, как подкошенный; через дыру в корпусе из мягких трубок вытекало машинное масло, а вокруг самого отверстия запузырилась и вспенилась черная энергия.
— Слоустэк! — растерянно вскрикнула Молли. Вайнсайдский Душитель тем временем вновь бросился к ней. Его черная аура на мгновение смешалась с золотистым нимбом девушки, когтистые пальцы попытались проникнуть под защитный кокон, обволакивающий ее тело.
— То, что я сейчас с тобой сделаю! — прорычал душитель, но не договорил, потому что язык его раздвоился на две костяные челюсти, из глотки пахнуло горелой плотью. Запах был столь омерзителен, что девушку едва не вырвало.
Собрав энергию внутри тела в золотую пружину, Молли покатилась с Душителем по полу.
— Помоги мне! — крикнул тот напарнику. — Придержи ей ноги!
Второй каторжник оставил паровика и, словно гигантский паук, переместился на восьми черных ворсистых ногах ближе к своему подельнику. В следующее мгновение Молли взорвала накопленный в теле заряд. Душителя тотчас отбросило прочь от нее, и он полетел в бездну чимекской машины смерти. Скатившись в самую ее глубь, он наконец остановился. Сверху его обдал ливень кроваво-красных кристаллов.
Ощутив энергию Уайлдкайотлей, машина загудела, послышался треск перемалываемых костей, отчего содрогнулись стены, а с потолка посыпались куски штукатурки. То была песнь земли, какую никто не слышал вот уже тысячу лет, музыка насекомых, жуткие короткие ноты, которые умирали, едва возникнув. Молли видела исходящее от машины свечение в том месте, где должны были располагаться недостающие компоненты. В свое время у чимеков закончились родные и близкие, и было больше некого приносить в жертву во имя создания жуткой машины.
Молли не понадобились предостережения Слоустэка, тем более что тот прошептал их ей едва слышным голосом. Она обернулась и, словно лошадь за поводья, схватив второго каторжника за щупальца черной энергии, швырнула его туда же, куда мгновением раньше полетел Душитель. Внутри ямы Уайлдкайотли умерили свирепость обоих своих вместилищ из боязни повредить инструмент, который, как только его создание будет завершено, призовет мета-богов.
Чего нельзя было сказать о Молли. Видя, как оба каторжника пытаются вылезти из ямы и вновь подобраться к ней, она смело запустила внутрь машины руку. Та оказалась холодной на ощупь и непривычной, как сон саранчи. Но даже машина, созданная для того, чтобы вспарывать стены реальности, вынуждена функционировать по законам вселенной, по привычным правилам механики. Кровь закипала в жилах Молли, когда она формировала схемы, перебирала тысячи комбинаций кодов-замков, которые отомкнут смертельное оружие. Стоило ей добиться хотя бы небольшого успеха, как она тотчас шла дальше, подбираясь все ближе и ближе к активационному коду. Два убийцы вскарабкались уже почти к самому краю пропасти; глаза их были черны и смотрели рассеянным взглядом — это Уайлдкайотли временно смягчили их свирепые сердца. Они понимали, что пытается сделать Молли: восстановить соединения, привести в действие дремавшие доселе силы. Шершни будут истово охранять свое гнездо.
Только не смотри на них, делай свое дело! У нее была своя мелодия, и она намеревалась исполнять ее и дальше.
Наконец каторжники выбрались из пропасти и подняли руки, надеясь обрушить на девушку бурю адской энергии. Однако Молли изменила диапазон инструмента — она настроила его на Уайлдкайотлей, спрятанных внутри человеческих форм. За их спинами запульсировали потусторонние звуки, и коконы черной энергии, окружавшие обоих убийц, неожиданно истончились, стали полупрозрачными, словно туман над лугом, и древняя машина начала втягивать в себя этот туман. Духи Уайлдкайотлей поглотили человеческие тела. Лишившись черной силы, подпитывающей их мускулы и придающей крепость скелетам, оба каторжника забились в конвульсиях — столь невыносима была боль оттого, что бессмертные духи оставили их.
Молли повторила мелодию, с мрачным удовольствием наблюдая за тем, как темные призраки тают буквально на глазах.
— Ага, вам хочется поскорее встретить своих богов, гнусные тараканы! Когда увидите их, предайте привет от Молли Темплар!
Чимекский двигатель вибрировал как безумный — это в сотворенный из человеческой крови механизм затягивалось облако Уайлдкайотлей. Вскоре машина сменила диапазон издаваемых звуков, и под конец испустила едва ли не человеческий вздох. Рядом с краем пропасти на полу распростерлись тела двух каторжников — их кости обратились в прах, а сами они обуглились в тех местах, где Уайлдкайотли обожгли их пламенем. Вайнсайдскому Душителю больше уже никогда не стиснуть своих мерзких пальцев вокруг шеи очередной жертвы.
Из открытой двери в холодное помещение пахнуло теплом. Молли бросилась на помощь паровику. Нужно было вновь поставить его железное тело на гусеницы.
— Слоустэк, ты меня слышишь?
— Слышим, — прошептала голосовая коробка, вернее, натужно проскрипела, покореженная силой удара. — Мы также слышали твою мелодию. Она была отвратительна.
— Вот и Уайлдкайотли были того же мнения, — сказала Молли и оглянулась по сторонам — может быть, найдется что-то такое, что сошло бы за инструмент, с помощью которого можно починить пострадавшего паровика. Однако ничего подходящего не увидела. Это же надо! Она застряла в центре земли рядом с самой огромной машиной разрушения, какую только сумело создать за свою историю порочное человеческое сердце, зато под рукой у нее не оказалось даже обыкновенного молотка.
— Не бросай меня, Слоустэк. Не оставляй меня здесь одну, в этих жутких пещерах! Прошу тебя, не надо!
— Для нас настало время переместиться в другой зал, — произнес паровик. — Наша нить великого орнамента приближается к концу.
Молли крепко сжала железные пальцы руки-манипулятора паровика.
— Я не дам тебе умереть еще раз!
— Мы прошли деактивацию уже дважды, мягкотелая Молли. Это так просто. Куда сложнее та часть великого орнамента, которая называется жизнью. Не надо слишком долго скорбеть о нас.
— Мне страшно, Слоукогс, Сильвер Уанстэк!
— Не бойся за нас, юная мягкотелая. Если мы не страшимся тьмы до того, как нас запустят в действие, то почему мы должны страшиться ее после того, как нас не станет? Мы всего лишь ноты одной бесконечной мелодии. Каждая отдельная нота отзвучит, но сама мелодия продолжается вечно.
Бойлер Слоустэка дал течь, и на пол вытекла лужица воды; свет на его зрительной пластине тоже начал меркнуть. Молли не могла сказать, сколько просидела рядом с пустым металлическим корпусом, из которого ушла жизнь, прежде чем почувствовала позади себя жар. Над полом подрагивала белая сфера размером с батискаф, верхушку которой венчал один-единственный глаз. Вскоре на гладком металле проступили детские черты, словно через волшебный фонарь кто-то показывал живую картину.
— Ты не можешь спасти его еще раз? — спросила Молли Гексмашину.
«Там, где есть жизнь и желание, я могу показать способ живому металлу. Увы, он уже вне моей досягаемости. Слоустэк переместился в гимны людей и живет в бросании шестеренок Гиэр-Джи-Цу».
Молли расплакалась. Вскоре рядом с лужей воды из пробитого бойлера натекла новая лужица, меньших размеров.
«В его грудной полости находятся две хрустальные платы, две души, слитые воедино. Выломай их оттуда, Молли Темплар. Слоустэк наверняка пожелал бы, чтобы их вернули в залы Механсии».
Молли поступила, как ей было велено, — вынула из механической груди мертвого паровика две хрустальные пластины, легкие как перышко. Интересно, когда он был жив, они тоже были такими же легкими, или же все-таки потяжелей?
«А теперь встань передо мной, дитя Виндекса! Тебе предстоит работа».
Окруженная золотым сиянием, Молли сделала шаг вперед. С ее груди стекали два световых потока. Скручиваясь, они образовывали спираль, которая вращалась между ней и Гексмашиной. Точно такие же золотистые лучи протянулись от сферы и, окружив спираль, сплелись с ней в радостном танце, после чего вернулись назад в Гексмашину.
«Ты признана оператором».
Растекаясь в стороны, словно ртуть, сфера обнажила отверстие — ослепительно белое пространство, словно скроенное по мерке Молли.
— Враг силен и коварен, — задумчиво произнесла девушка. — Когда-то нас было семеро, семь операторов Гексмашины.
«Верно, — отозвалась Гексмашина. — Но Уайлдкайотли за тысячу лет совсем не изменились, Молли. Они столь самонадеянны, что пребывают в уверенности, будто настолько совершенны, что готовы заморозить нас вместе с собой на целую вечность, чтобы мы застыли как мухи в куске янтаря. Но мы с тобой способны к переменам, ты и я, чего наш враг боится больше всего на свете. Я провела целое столетие, слушая тайны земли, которые она нашептывала мне, и становилась сильнее, умнее, мудрее. И ты, Молли, замечательный человек. Думаю, на этот раз хватит одной Гексмашины и одного оператора».
Молли вступила внутрь Гексмашины, и за ее спиной тотчас закрылась дверь. Ощущение было такое, будто она парит внутри водяной сферы. Вскоре обе они — Молли и Гексмашина — слились в единое целое. Чувства Молли обострились настолько, что она стала видеть то, чего нельзя увидеть даже в самых удивительных снах: она ощущала на вкус звуки, видела цвет пульсирующих вен земли, крошечные детали в стенах пещеры, как будто кто-то положил их под окуляр микроскопа. Все вокруг вибрировало, музицировало и пело, исполняя песнь великого орнамента, о котором ей рассказывал Слоустэк. Но присутствовало и что-то еще. Безграничная боль. Гексмашина пыталась защитить от нее Молли, но, увы, слишком тесно были они сцеплены между собой, и теперь их тела — их общее тело — корчились в муках.
— Что это?
«Это еще один оператор, Молли. Тцлайлок пытает его, как когда-то мучил тебя, чтобы лишить меня сил и заманить в капкан к Уайлдкайотлям. Но пока что у меня два оператора, и мне есть между кем распределить мое сознание. Его работа приносит мне мучения, но она не в состоянии вывести меня из строя».
— На моем газоне вырос целый муравейник, подружка, может, попробуем растоптать его?
Из их сплавленных воедино тел к потолку устремился луч света. Гексмашина вздыбилась волнами жидкого огня и полилась на трубы чимекского органа, призванного оповестить мир о наступлении апокалипсиса. Как только море лавы заполнило пропасть, злокозненное устройство не выдержало и обрушилось; раскаленная магма, растекаясь дальше, через край, накрыла собой тела обоих каторжников и расплавила корпус мертвого паровика, который когда-то ходил по земле в образе Слоукогса и Сильвера Уанстэка.
Железо и расплавленный огонь с шипением соединились, и возлюбленная Гексмашины, земля, залечила шрам от старой-престарой раны, нанесенной ей в самое сердце.
Улицы, практически безлюдные, теперь были заполнены жителями Миддлстила. Трущобы и башни опустели — их обитатели, едва завидев в небе аэростаты, запаниковали и бросились вон из зданий. Третья Бригада и гримпхоупские революционеры покинули город еще раньше, и теперь дороги были забиты беженцами. Оливер был даже рад, что Шептун сохранил человеческий облик. Случись ему въехать в город в своем истинном обличье да еще верхом на цыганской кобыле, паника была бы еще большей. На другом конце улицы появилась группа всадников — Джек-Сорвиголова и рота его нерегулярного полка. Оливер осторожно вел лошадь сквозь забитые толпами улицы; всюду царила давка, воздух оглашали громкие крики. Все это создавало при передвижении немалые сложности.
— Майор Дибнах! — крикнул Оливер. — Где наша армия?
— Отходит на новые позиции, — крикнул в ответ верховой офицер. — Страж Тинфолд доставил приглашение. Армия Свободного Государства Паровиков форсировала Гэмблфлауэрс и объединилась с силами парламента. Мы тоже идем вместе с ними. В Миддлстиле делать нечего, разве что забиться в старые пневмотуннели и трястись от страха, ожидая, пока все кончится.
Словно в подтверждение его слов над их головами пролетел аэростат. Беженцы со всех ног бросились в ближайшее укрытие. Раздались крики и визг, кто-то упал, поскользнувшись на разбросанном по мостовой мусоре.
— Болотный газ! — крикнул кто-то. — Болотный газ!
Джек-Сорвиголова развернул своего скакуна, и тот лягнул крикуна в голову. Высокая шляпа свалилась на землю, а вслед за ней на земле распластался и ее владелец.
— Безмозглый идиот! Никакого газа в бомбах нет! Какой от него толк против армии паровиков!
Оливер пришпорил лошадь и устремился в образовавшуюся в толпе брешь.
— За мной, майор!
— Молодец, парень! Первый Страж отдал приказ всем, кто остался, преследовать Третью Бригаду, которая движется на восток! Если удастся вступить с ними в схватку, аэростаты не смогут бомбить нас из опасений попасть в своих.
— Верно, — согласился Оливер. — Когда аэростаты покончат с городом, они возьмут курс на восток.
Джек-Сорвиголова поднял глаза к небу.
— Сегодня дела у них идут так себе. Не иначе как у штурвала там шифтеры. Но, так или иначе, не хотелось бы подставлять себя под удар, когда выйдем на открытую местность. Наши полки не привыкли, когда на них сверху бросают бомбы.
Тень аэростата уплыла дальше. Через пару минут улицы вновь были запружены толпами беженцев. Оливер оставлял город с тяжелым сердцем. Он ощущал, как на его родную страну давят Уайлдкайотли, как по ее земле, громыхая сапогами солдат Третьей Бригады, идущих на битву с паровиками, марширует черное зло.
Сидевший позади него Шептун простонал с досады.
— Теперь мне понятно, почему ты не захватил седло. Ты не собирался скакать галопом, и оно было тебе ни к чему.
Шептун закрыл глаза и представил себе аэростат. Вот он парит над улицей, в его бомбовых отсеках пляшут темные, похожие на дьяволов существа, а сам он завис так низко, что его люки едва не задевают шпили Круговистской церкви. Беженцы с воплями ужаса бросились в укрытия. Кавалерийская рота растерянно оглядывалась по сторонам. Шептун не стал вкладывать эту иллюзию в сознание наездников, однако те все поняли правильно и, воспользовавшись моментом, устремились в освободившееся пространство.
— У меня такое подозрение, что аэростат будет преследовать нас всю дорогу из Миддлстила, — сказал Оливер, пустившись галопом вдогонку Джеку-Сорвиголове и его разношерстной роте.
Поскольку Шептун расчистил им путь, то они в считанные минуты доскакали до границы города. На востоке, ближе к Ривермаршу, из-за низких холмов в небо поднимались клубы дыма. Это армия паровиков начала наступление на квотершифтские легионы.
— Они оставляют позиции, — сказал Оливер, показывая на недавно возведенные редуты и свежие окопы, вырытые за городской чертой. Теперь они были пусты, ни единой души, куда ни глянь — снег.
Джек-Сорвиголова нахмурился.
— Тогда все верно. Особая Гвардия перешла на сторону шифтеров. Эти парни воюют куда лучше на открытой местности, чем среди городских переулков. Великий Круг, этого нам только не хватало! Теперь в распоряжении квотершифтских захватчиков две вещи, которые всегда обеспечивали нам победу — наши аэростаты и наша гвардия!
Посмотрев на лица своих бойцов, Джек понял, что озвучил сомнения, которые мучили не его одного в этой неравной войне. Было видно, что боевой дух солдат близок к нулевой отметке.
— У нас есть нечто такое, чего нет у них, — произнес Оливер как можно громче, чтобы его слышали все, кто был вокруг. — Мы сражаемся как свободные граждане Шакалии, а не как рабы короля, Первого Комитета или калифа.
Он вытащил из-за пояса один из пистолетов. Шакалийский лев на рукоятке оружия, казалось, вобрал в себя свет этого дня, притянув к себе солнечные лучи, и теперь слепил глаза невиданным ранее сиянием.
— Мы не намерены страдать под пятой тирании, не преклоним колен перед злобными богами и не позволим злу безнаказанно разгуливать по нашей земле. Мы не двинемся покорно навстречу тьме, что готова поглотить нашу страну. Мы шакалийцы, и наши свободные души невозможно завоевать, пока остается хотя бы один-единственный шакалиец, которому хватит духу сказать «Нет! Я умею думать сам за себя! Я сам выбираю свое будущее! Я сам решаю, какому богу мне молиться, а мой закон — закон всего моего народа, а не прихоть кровавого тирана с саблей наголо, у которого чешутся руки снести голову предыдущему!».
В хвосте колонны одинокий голос затянул песню; слова ее были едва слышны на ледяном ветру. Но вскоре к первому голосу присоединился второй, затем третий, и вскоре это был уже хор голосов. «Лев Шакалии». Гимн. Песня звучала все громче и громче, перекрывая свист ветра, заглушая даже разрывы бомб за спинами у поющих и грохотание пушек у них впереди.
— Я умею делать так, что женщины, когда они смотрят на меня, видят человеческий облик. Я, словно глину, умею лепить их грезы, — произнес Шептун. — Но ты умеешь наполнить их души. Это не тот дар, что приходит вместе с гиблым туманом.
— Дотронься пальцами до земли, и ты найдешь в ней ответ, — сказал Оливер.
С юга донесся новый звук — жуткое завывание, словно на луну выла целая стая волков. Откуда-то из-за падающих хлопьев показались позиции, солдаты в красных мундирах, трепещущие на ветру килты из тартана в кричащую клетку. Первый ряд солдат наполнял воздух звуками волынок — пронзительными, режущими слух, — а ветер разносил их дальше.
— Горные полки! — воскликнул Джек-Сорвиголова. — Клянусь Великим Кругом! Вот уже никогда не думал, что моим ушам будет приятно слышать, как душат кошку!
Из головы колонны к ним прискакала какая-то женщина. За спиной у нее болтались три заряженные винтовки. Не какие-то там охотничьи игрушки, а настоящее боевое оружие регулярных шакалийских войск.
— Белл Макконнел. Страж Макконнел. Я собрала под наши знамена всех, кого только смогла наскрести по хуторам, от Брексни до Летнесса. Мы удерживаем позиции на границе с землями калифа, причем в нашем распоряжении нет никого, кроме необстрелянных новобранцев и представителей клана Макхокумчайлд. Но скажу честно, я лучше доверюсь хорю в курятнике, нежели положусь на Макхокумчайлда.
— Насколько я понимаю, вы хотели видеть капитана? — спросил Джек-Сорвиголова. — Вынужден вас разочаровать. Все поменялось, моя милая. Шифтеры расстелили одеяла для пикника у Ривермарша и ждут в гости Короля-Пара.
— Да мы и сами следим за дымком их пикника, приятель, — ответила Макконнел. — Мы идем маршем вот уже несколько дней и изрядно проголодались.
— Тогда давайте отведаем квотершифтского фарша, — предложил Джек-Сорвиголова. — А ваши волынщики, пока мы будем к ним ехать, могли бы сыграть нам что-нибудь веселенькое, приятное для слуха.
— Вы что, совсем рехнулись? — возмутилась представительница горного избирательного округа. — Волынки — инструмент скорби. Мы сыграем для Содружества Общей Доли и их местных прихлебателей похоронный марш. Вы уж извините меня за резкость.
— Ничего страшного. Я придерживаюсь того же мнения.
На то, чтобы пересечь холмы, у них ушло около получаса. К тому времени, когда спустились к Ривермаршу, темные воздушные левиафаны уже двигались вслед за ними, скользя поверх настоящего океана черного дыма — это внизу горел Миддлстил. Конь под Оливером испуганно заржал, как только перед ними открылось место предстоящей битвы. Третья Бригада и революционная армия Тцлайлока занимали западную часть поля, Король-Пар и остатки парламентской армии — восточную. Поле боя было все в дыму, кругом стоял оглушительный треск и свист — это винтовки солдат Тцлайлока отвечали на залпы паровых ружей железного противника. Заняв позиции на возвышенностях позади обеих армий, свой собственный огненный диалог вели мортиры паровиков и квотершифтская артиллерия. Едва ли не ежесекундно раздавалось уханье вражеских пушек; как только ввысь взмывал фонтан комьев промерзшей земли, солдаты тут же бросались врассыпную.
Дымовую завесу то тут, то там с шипением прорезали разряды — это обменивались ударами уорлдсингеры и части Особой Гвардии. Оливеру было видно, как пульсируют силовые линии земли — из вен планеты выкачивалась энергия. В дальнем конце долины метель кружилась подобно призракам, которые то появлялись, то исчезали, растворяясь в белизне снегопада. Увы, Паро-Лоа проигрывали битву Уайлдкайотлям. Оливер чувствовал их усталость; присутствие Тцлайлока в арьергарде ощущалось им сродни приступу мигрени. Лидер революции был совсем другой — он слился воедино со своими хозяевами. Это был муравей, раздавленный сапогом великана. Его ненависть к Шакалии, питаемая их ненавистью, растекалась по полю битвы волнами нескрываемой злобы.
Оливеру было видно, как Тцлайлок манипулирует душами мертвых. Он черпал силы, отнимая их и у раненого шакалийца, кричащего от боли, потому что ему пушечным ядром оторвало ногу, и у уравненного революционера, который вслепую ходил кругами, потому что голова его была разбита ударом парового молота. Он черпал силы, глядя, как двое хохочущих солдат Третьей Бригады пронзили штыком парламентария, когда тот поскользнулся в луже крови своего товарища. Он черпал силы, глядя, как толпы беженцев бегут от рушащихся башен Миддлстила. Он черпал силы в слезах Бенджамина и Хоггстона, когда те кричали, отдавая приказы, отправлявшие в кровавую мясорубку все новых и новых людей. Он черпал силы в агонии капитана Флейра, гвардейцы которого рвали на куски свой собственный народ, а за его спиной, трепеща, как боевое знамя, на черном кресте корчился принц Алфей. Тцлайлок пожирал их силы, и урожай зла делался сильнее с каждой минутой. А как только прибудут аэростаты, чтобы с воздуха окончательно добить остатки шакалийской армии и их союзников, он разорвет стены этого мира и напустит на землю стаи голодных насекомых.
— Мы проигрываем, — сказал Шептун. — На их стороне численное преимущество и пушки.
Оливер протянул руку, схватил под уздцы лошадь без всадника, которая неслась куда-то, напуганная грохотом боя. Затем на скаку пересел в ее забрызганное кровью седло, а цыганскую кобылу оставил Шептуну.
— Ты знаешь, где находится мост, Натаниэль.
— Эй, вот он, наш фарш! — крикнула Макконнел своим горцам. Она вытащила из-под седла палаш и указала им в сторону правого вражеского фланга.
— Вот там мы их и возьмем! Давайте затягивайте песню, мои бравые ребятки! Сыграйте им «Истребление клана Макмейли!».
Рота Джека-Сорвиголовы перестроилась в две колонны и, встав по обе стороны горцев, под душераздирающие звуки волынок устремились вперед. Ополченцы горного полка стащили со своих инструментов чехлы и, подняв над собой, прикрыли ими головы — не столько для того, чтобы прикрыться ими от пуль, сколько для защиты от ядовитых испарений гиблого тумана, которые ползли сюда от проклятого занавеса. Импровизированные капюшоны делали их похожими на огромных уродливых птиц, и в сердце врага впервые закрался страх. Горцы шагали, зная, что идут на верную гибель, однако те, кто родился в горах, живут среди своих долин и озер, наслаждаясь куда большей свободой, чем любой шакалиец. Лишь комья земли, брошенные на гроб, способны смирить их вольных дух.
Клубы дыма над полем боя постепенно становились все более плотными, превращаясь в серый лед; грохот сражения стихал, уступая место белому безмолвию.
— И все равно туннель они так и не взяли.
Оливер слез с замерзшей лошади. Перед ним стояла Медвежья Тень, вернее, сидела в пузыре застывшего времени и наблюдала за битвой.
— Это было бы слишком просто.
— Еще ни разу не было смысла спасать хотя бы горстку таких, как ты, — последовал ответ Медвежьей Тени. — Посмотри на свой народ. Посмотри, какой бедлам вы устроили. Даже когда удача, казалось бы, сама идет к вам в руки, вы не делаете того, чего от вас ждут. Скажи вам «Беги!», и вы останетесь на месте. Прикажи стоять, и вы пуститесь со всех ног. Честно говоря, тем, кто находится по ту сторону занавеса, вы не нужны. Ну какой от вас прок? Вы только и делаете, что размножаетесь и грызетесь между собой.
— Я был там, — проговорил Оливер. — И мы могли бы кое о чем договориться.
Медвежья Тень указала вниз, на массивную фигуру Тцлайлока, на попытки его хозяев Уайлдкайотлей прорваться в этот мир.
— Видишь? Вот оно, твое племя. А вот и типичный его представитель — змеиный клубок разрушения, злобы, бессмысленности. Моя предшественница вырвала с корнем всю сорную траву, а вы позволили ей прорасти вновь.
— Не мы, — возразил Оливер. — Мы тут ни при чем.
Узкая красная полоса, заменявшая Медвежьей Тени глаз, отвернулась от Оливера.
— Смотрю, они просто рвутся наружу и готовы лопнуть от нетерпения, твои Уайлдкайотли. Эти шершни просидели в банке почти тысячу лет и теперь хотели бы переписать картину мира так, чтобы от твоего портрета на холсте не осталось никаких следов. Я даже готова с ними согласиться, да одна беда. Нас на холсте они тоже не собираются оставлять, а это уже нечто такое, с чем согласиться никак нельзя.
— Я так и думал, что дело в чем-то совсем простом, — сказал Оливер. — Ты наблюдательна и умеешь делать многие вещи гораздо лучше моей матери, но с другой стороны, твои функции тоже довольно примитивны. И вообще, я бы предпочел, чтобы ты не читала мне нотаций по поводу склочного характера моего народа. Признайся честно, сколько раз тебе доводилось уничтожать все вокруг, убивать всех без разбора?
— Поправка: я не убиваю без разбора, — ответила Медвежья Тень. — Это дело энтропии. Как можно убить того, кто бессмертен? Вы все так или иначе умрете. Днем раньше, днем позже. Не днем, так неделей, не неделей, так годом. Нет, я всего лишь включаю механизм заново. Точно так же, как ваши лесники жгут переросший лес, чтобы обновить его. Твои люди — это всего лишь мертвый лес, мой мальчик. Настало время идти дальше, очистить путь для тех, кто достоин жизни.
— Понятно, — ответил Оливер и вновь сел на своего продрогшего коня. — Правила, вечные правила. И ты ненавидишь, когда их нарушают. Интересно, что ты скажешь на то, если тебя тоже немного перекорежить?
— Тоже мне, нашелся праведник! — огрызнулась Медвежья Тень. — Правила существуют не просто так. Для них всегда есть причина. Не будь правил, задающих направление роста, вы слышали бы лишь тиканье пустых часов, чьи стрелки все ходят и ходят по кругу и никогда не касаются пены вселенной. Однако спасти тебя в моей власти. Я могла бы остановить для тебя время. Ты мог бы успеть спрятаться за проклятым занавесом, причем не один, а прихватив с собой парочку своих друзей-уродов.
— Как ты сама только что сказала: чем больше ты пытаешься заставить меня бежать, тем больше мне хочется остаться, — ответил Оливер.
— А куда тебе надо, дитя мое, Оливер? Чего бы ты хотел?
— Я хотел бы попросить Уайлдкайотлей оставить нас в покое. И когда я с ними покончу, я попрошу о том же самом и тебя.
Медвежья Тень фыркнула.
— Было бы забавно посмотреть, как ты намерен это сделать. Как только ты сегодня закончишь свои дела, я позволю тебе прожить ровно столько, чтобы ты увидел, чем все кончится.
Еще мгновение, и время возобновило свой бег. По небу со свистом пронеслось очередное ядро, и Оливер пришпорил коня вдогонку Шептуну.
— Мальчик мой! — воскликнул коммодор Блэк. — Ты жив!
Оливер заметил подводника. Тот стоял рядом с фалангой паровиков. Железные солдаты двигались плотным строем, распевая механическими голосами боевой гимн. На какое-то мгновение их окутало облако едкого порохового дыма, но Оливер вскоре оставил его позади.
— Коммодор, где командный пункт Короля-Пара?
— Сюда, мой мальчик, я провожу тебя.
Убедившись, что Шептун следует за ним, Оливер направился вслед коммодору.
— Вот видишь, ты сумел. Они прислушались к тебе и Тинфолду.
— Верно, да только какая от этого польза, Оливер. Дьявол Тцлайлок вынашивал свои черные планы долгие годы, тогда как силы парламента действуют бестолково, кто во что горазд. Собранные наспех ополченцы не привыкли сражаться бок о бок или хотя бы выполнять приказы командиров, которые требуют от них стоять насмерть. Да я не доверил бы этим необстрелянным горлопанам загарпунить острозуба, не говоря уже о пушках на боевом корабле. Они хороши, когда нужно огреть противника по голове полемической дубинкой, но как только дело доходит до атаки вражеской экзокавалерии, или если, на худой конец, нужно в течение часа удержать площадь, пока Третья Бригада поливает их огнем, куда только девается их бравада.
Оливер шагнул в сторону, уступая дорогу колонне паровиков. Их боевые знамена громко хлопали на ледяном ветру. Вскоре Оливер и коммодор уже были на командном пункте. Подлетев на полном скаку к штабу, верховые офицеры, не спешиваясь, докладывали обстановку шакалийским военачальникам, а затем, уже со свежими приказами, вновь уносились в пелену снега. В одном из шестиугольных куполов командного штаба Свободного Государства Паровиков, скрестив ноги и застыв как статуи, сидело их собственное командование, мысленно координируя действия механических клонов. В результате и рыцарские ордена, и наемная армия действовали сплоченно, как единое целое. В этом было существенное преимущество — стоило передним рядам дрогнуть, как из арьергарда в бой вступали новые силы. Любое наступление со стороны врага тотчас натыкалось на боевых рыцарей, которые словно по волшебству вырастали из снега. Если враг пытался обстреливать их позиции из пушек, установленные на холмах мортиры тотчас начинали поливать его ответным огнем.
Оливер проскакал мимо гигантского боевого тела Короля-Пара, но, заметив внутри нее крошечную детскую фигурку главы Свободного Государства, торопливо спешился. Были здесь и Хоггстон, и сидящий в инвалидном кресле Бен Карл — кстати, идеолога революции толкала та же самая девушка, что провела их по каналам миддлстилской канализации. На Хоггстоне был темный сюртук Первого Стража, который плохо вязался с яркими цветами офицерской формы действующих полков.
— Оливер мягкотелый! — воскликнул Король-Пар. — Значит, ты все-таки решил остаться и воевать вместе с нами! Отлично! И ты пришел с тем, кто совсем не тот, кем кажется, — сказав это, король повернулся к Шептуну. — Ты выбираешь себе опасных союзников, Оливер мягкотелый. Ты выпустил на свободу Ткача Грез.
— Мы живем в опасные времена, ваше величество, — ответил Оливер. — А моих союзников можно пересчитать по пальцам. Стимсвайп и Лорд Уайрберн мертвы. Они отдали свои жизни, чтобы спасти мою… они умерли как герои…
— Не скорби по ним, дитя Шакалии. Хранитель Вечного Огня теперь пребывает в обществе великих Лоа, а честь Стимсвайпа восстановлена. Для воина нет лучшего конца. Они отдали свои жизни ради сохранения великого орнамента, и я слышу их голоса, мощные и гордые, в гимнах людей.
— Ах, ваше величество, — перебил его коммодор Блэк. — Похоже, скоро мы все закончим свое существование в гимнах. Взгляните! — Он указал в сторону холма, откуда прискакал Оливер. Над укутанными снегом холмами вынырнул нос аэростата, за ним еще один, затем еще.
— Приготовиться к обстрелу с воздуха, — скомандовал Хоггстон. Его офицеры бросились отдавать приказ, который еще месяц назад был бы просто немыслим для шакалийской армии.
— Пора, — произнес Король-Пар и передал распоряжения мыслителям в штабной палатке. — Отдать приказ заряжать мортиры!
Из купола вышел Коппертрекс и поклонился королю.
— Уже выполняется, ваше величество!
— Сила тяжести на стороне шифтеров, Аликот Коппертрекс, — заметил коммодор. — Мне доводилось видеть, как лодки обменивались огнем с аэростатами, и прежде чем пойти ко дну, принимали на себя жесточайшие удары.
Прозрачный мозг Коппертрекса потрескивал голубым пламенем.
— Уважаемое млекопитающее! Шакалия держала монополию на газ на протяжении нескольких поколений, но мы всегда готовились к худшему — что в один прекрасный день какая-нибудь страна обнаружит у себя собственные запасы. Мы заряжаем наши пушки не ядрами и, уж конечно, не какой-то там шрапнелью.
Мимо них бригады паровиков тянули на плоских платформах длинные серебристые снаряды. То, что груз тяжел, было видно уже потому, что из труб железных воинов в морозный воздух поднимались струи дыма. Оливер наблюдал за ними с любопытством. Неожиданно ему вспомнилась одна осада, когда гигантские мортиры словно раздутые жабы выплевывали снаряды примерно тех же размеров. Нет, конечно, какой смысл обстреливать аэростаты шрапнелью.
Оливер показал на пришпиленные к складному столику карты.
— Когда я направлялся сюда, то увидел, как наши отступают на левом фланге.
— А, это там, где на стороне Содружества сражается Особая Гвардия, — ответил Хоггстон. — Большинство рыцарей Свободного Государства задействовано здесь, им приходится несладко. Гвардейцы Флейра не желают сдавать позиций, но у них есть поддержка в лице уорлдсингеров Содружества. Некоторые из гвардейцев отказались сражаться с самого начала битвы, и шифтеры казнили их прямо у нас на глазах.
— А что же уорлдсингеры Шакалии?
— У нас их несколько, — ответил Бен Карл из своего кресла. — Но большая часть ордена бежала, как только враг оккупировал столицу. Увы, должен сказать, что враг превосходит нас по всем статьям. У него больше пушек, а его солдаты, те, кто прошли уравнивание, хотя и медлительны, зато носят на себе броню. Третья Бригада — это закаленные в боях ветераны… — Карл не договорил. Его слова заглушили разрывы бомб, сбрасываемых на позиции рыцарей Свободного Государства.
— А еще у них теперь есть наш флот, — закончил его мысль Оливер. Он закрыл глаза, чувствуя, как земля дрожит под ногами. Уорлдсингеры Содружества вытягивали последние капли энергии силовых линий земли. Когда-то полные, те истончились и полностью пересохли. Он также чувствовал, как погодные ведьмы в рядах шакалийской армии пытаются усилить метель, чтобы лишить аэростаты обзора, однако жилы земли у них под ногами были практически пусты.
Оливер перевел взгляд выше, на склоны холмов. Медвежья Тень была по-прежнему там, с удовлетворением наблюдая за тем, как в наступление идет Третья Бригада, как шакалийские войска, увидев в хмуром небе аэростаты, дрогнули и поддались панике. Теперь разбить их на голову не составит особого труда. Оливер едва ли не кожей ощущал, что еще мгновение — и солдаты бросятся в бегство.
— Они вот-вот побегут, — произнес Шептун.
— Вижу. — Оливер развернул лошадь на восток и кивнул Королю-Пару. — Постарайтесь удержаться против аэростатов, я же попытаю счастья с мечеными.
И Оливер галопом поскакал через позиции войск Свободного Государства. Шептун бросился ему вдогонку. Натаниэлю Харвуду не составило труда убедить солдат — да что там, даже своего скакуна, что он бог сражений. Но вот иллюзия того, что он заправский наездник, давалась ему с трудом.
Коммодор Блэк проводил взглядом двух всадников — те пронеслись сквозь ряды паровиков и вскоре исчезли за снежными хлопьями и развевающимися знаменами.
— А парню, я смотрю, храбрости не занимать, — произнес Хоггстон.
— Он заодно с дьяволом, — отозвался коммодор. — Нам повезло, что он на нашей стороне.
С этими словами Блэк поплотнее закутался в куцую шинель — когда-то, до того, как он снял ее с крючка в Миддлстиле, она принадлежала старому Лоуду. Судя по всему, покойник был малого роста, коротышка не выше граспера. Но материя, из которой ее сшили, оказалась чистой шакалийской шерстью, так что несмотря на размеры, этим странным морозным летом шинель помогала защититься от холода. Неожиданно карты на штабном столике затряслись, медная подзорная труба с грохотом свалилась на землю. Это, шагая на коротких ногах, на исходные позиции возвращалась артиллерия паровиков. Пушки размером с жилой дом покинули холм и теперь занимали позиции рядом с боевыми порядками рыцарей. Железные солдаты закатывали странные серебряные капсулы на транспортные платформы и подавали их к мортирам. Те затягивали их в себя. Мгновение — и серебристое яйцо исчезало в жерле пушки, после чего раздавался громкий треск — это лопались, выпуская сок самострельных деревьев, стеклянные заряды. Коммодор Блэк прикрыл уши. Грохот пушек оглушал еще тогда, когда они стояли на холме, обмениваясь залпами с артиллерией Третьей Бригады.
Казалось, будто по земле без устали бьет молотом незримый великан. Сначала в жерле мортиры расцветал огненный цветок, из лепестков которого, устремляясь к черно-белым подбрюшьям аэростатов, вырывались серебристые снаряды. Некоторые из них попадали в гондолы, разнося вдребезги и деревянные, и металлические конструкции. Другие проделывали дыры в корпусах, оставляя колышущиеся на ветру лоскуты ткани. Из продырявленного корпуса наружу выплыли несколько небольших воздушных шаров, наполненных газом, и вскоре исчезли из вида. Увы, это не остановило аэростаты, черно-белая стая продолжала кружить над Ривермаршем.
Блэк печально кивнул. История повторялась. Точно так же когда-то силы королевского флота нанесли удар по роялистам. Можно сколько угодно буравить их корпуса ядрами, пронзать шрапнелью, метать по ним огонь, но чертовы аэростаты все равно остаются непобедимы. Летучий газ не горит, а каждый аэростат вмещает в себя тысячи баллонов, и каждая такая холщовая сфера размером в рост человека наполнена драгоценным веществом, которое, как известно, легче воздуха. Пробей один такой шрапнелью, и еще несколько сот останутся целы. А значит, аэростат можно спокойно вывести из-под огня противника.
Даже сверхмортиры паровиков оказались бессильны; недолго осталось ждать той минуты, когда армия железных людей будет сломлена. Скрыться отсюда некуда — до океана далеко, да и в его глубинах не спрячешься даже при всем желании. Подумав об этом, герцог Фернетианский проклял свою злую судьбу.
Тем временем на мостике воздушного судна королевского аэростатического флота «Горячая шпора» его революционный командир замахнулся дисциплинарным жезлом, намереваясь проучить биоробота, который когда-то был первым помощником капитана.
— Как я уже сказал, нам нужно подняться выше, компатриот Эварт. Мы должны бросать бомбы с большей высоты.
Дисциплинарная дубинка опустилась на металлическую грудь, и Эварт съежился от боли.
— Команде, обслуживающей бомбовый отсек, нужен обзор. Стоит измениться ветру, и мы начнем сбрасывать бомбы на головы своих же людей. Снег работает против нас, снижает видимость.
— Ваше нытье — не более чем пораженческое настроение и саботаж. Я не намерен выслушивать отговорки, компатриот. Я уже наслышался их от остальных членов экипажа.
С этими словами революционный офицер повернулся к солдатам. На борту аэростата находилось примерно столько же квотершифтских моряков и неустрашимых, сколько и уравненных, и все они только мешали друг другу и отдавали противоречивые приказы. Просто удивительно, что аэростат еще не сбился с курса, особенно если учесть, какой малочисленный экипаж приписан к каждому судну, не говоря уже о готовности к бою.
— Отведите компатриота Эварта и команду латальщиков в подъемный отсек. Мне нужна полная тяга — любой урон, нанесенный мортирами Свободного Государства, должен быть немедленно ликвидирован, иначе исполнителей ждут самые суровые наказания.
Подгоняемые четырьмя квотершифтскими моряками, неспособными отличить нос аэростата от кормы, Эварт и его команда под завывание ледяного ветра отправились латать пробоину в корпусе. Чтобы его не снесло ветром, пока он будет ликвидировать последствия пушечного выстрела, Эварт обмотал вокруг своей железной талии веревку.
— Сколько заплат нужно наложить? — крикнул один из моряков.
— Порвана сеть, — ответил Эварт. — Нам надо…
Он не договорил, потому что обнаружил среди баллонов с летучим газом снаряд, зацепившийся за одну из опор жесткой конструкции.
Снаряд оказался цел, и Эварт слегка постучал по нему пальцами. Это был его последний шанс. Если он сумеет его взорвать, то с ним взорвется и весь аэростат. Если ему суждено погибнуть, то по крайней мере он захватит с собой еще десяток мерзкой солдатни. Правда, снаряд не стеклянный. Интересно, как же его сумели наполнить соком самострельных деревьев? Эварт пробежал пальцами по швам на корпусе снаряда. Неожиданно металлические пластины открылись, а его самого отбросило назад, к хлопающей на ледяном ветру холстине. Страховочная веревка дернулась, и Эварт, издав голосовой коробкой сдавленный крик ужаса, беспомощно повис в воздухе.
Глядя на него, квотершифтские матросы покатывались со смеху, полагая, что он потому свалился с корпуса аэростата, что не привык к своему новому металлическому телу и ему не хватило ловкости. Их гнусный хохот моментально прекратился, стоило им увидеть, как на ремонтную площадку приземлился паровик — сфера с шестью острыми, похожими на клещи, ногами и бронированным куполом вместо головы, из которой, словно гигантский комариный нос, торчал нагнетатель давления. Даже имея при себе винтовки, квотершифтские солдаты имели нулевые шансы — шесть смертоносных жерл принялись поливать их огнем, кромсая и разрывая на части. Изрешеченные пулями тела моряков полетели вниз, в баллоны с газом. Паровик переключил внимание на сами баллоны, открыв огонь по кожаным мешкам с летучим газом. Те моментально взорвались, и в холодное брюхо аэростата начал вытекать приторно пахнущий газ. После этого паровик — вернее, клон одного из быстродумов, находящихся внизу на земле — развернул нагнетатель давления в направлении хохочущего биоробота.
— Отличная работа, приятель! — похвалил паровика Эварт. — Мне, правда, не хотелось бы сбивать позолоту с твоего пряника, но все-таки скажу честно: тебе придется попотеть здесь целый день, если ты хочешь таким образом уничтожить аэростат.
На земле быстродум в мгновение ока проанализировал сложившуюся ситуацию. Уравненные шакалийцы были тяжелы, аэростат с трудом удерживал в воздухе человеческий груз. Судя по всему, это были моряки, захваченные в Шэдоуклоке, а отнюдь не революционеры. Быстродум перевел сказанные биороботом слова — «сбивать позолоту с пряника», — это выражение, было в ходу у моряков и означало «отравлять радость». Управляемый с земли клон мгновенное принял решение. Неожиданно выбросив похожую на клещи руку, он разрезал железное тело.
— Так будет лучше, приятель. А теперь я дам тебе черного пса в обмен на белую обезьяну и покажу, где находится хвостовое управление, — произнес Эварт, поднимаясь с ремонтной площадки. — После чего мы можем зайти в бомбовый отсек и сбросить оттуда вниз, к их друзьям, еще с полдесятка шифтеров.
На земле мыслители в срочном порядке анализировали полученную с борта аэростата информацию — словно мотыльки, решения порхали от одного сознания к другому, после чего внедренным на аэростаты клонам, а также артиллерийским расчетам на земле было передано руководство к действию.
Уравненный пилот и паровик вместе исчезли в чреве аэростата. Им предстояло хорошо поработать.
Оливер гнал своего скакуна вперед. На заснеженной равнине, через которую он мчался, к небу взлетали фонтаны земли и языки пламени. Его новый конь, которого он тоже взял без спроса, принадлежал шакалийскому кавалерийскому полку, так что ни грохот орудий, ни царящий вокруг хаос не пугали его. А вот цыганская кобыла, на которой ехал Шептун, продолжала бег лишь потому, что впереди мелькал хвост другой лошади.
Аэростаты продолжали бомбардировку, вокруг царили шум и полная неразбериха. В такой обстановке трудно понять, где свой, а где чужой. Лишь ощущение близости меченых — бойцов Особой Гвардии — давало возможность сориентироваться. Оливер на полном скаку летел к восточному флангу.
Мимо него, шатаясь, прошел шакалийский солдат с боевым штандартом парламента. Знаменосец продолжал что-то выкрикивать, видимо, пытаясь воодушевить товарищей, однако за ним уже никто не следовал. Два мятежника из числа приверженцев Бена Карла тащили по снегу третьего. Как оказалось, в палатку полевого госпиталя. Оливер показал им дорогу, однако они пропустили его слова мимо ушей и тут же угодили под огонь пушек Третьей Бригады. Солдат, которого они тащили, был мертв. Оливер попытался крикнуть вдогонку его товарищам, но те уже исчезли среди клубов дыма.
Откуда-то из гущи кровавой кутерьмы показался отряд пехоты; судя по разноцветным киверам и мундирам, после падения Миддлстила его наспех сформировали из разрозненных остатков шакалийских частей.
— Вы видели шифтерских экзоскакунов? — крикнул их офицер всадникам.
— Нет, нам они не попадались, — крикнул в ответ Оливер.
— Тогда будьте осторожны, их здесь целый эскадрон. Уланы.
Офицер хотел сказать что-то еще, но в следующее мгновение в него попала пуля, и он упал на землю. Шакалийцы с ужасом смотрели на поверженного командира. Откуда-то из-за снежной пелены донесся жуткий вой, после чего из метели вынырнула группа солдат — разумеется, бегущих с поля боя, а отнюдь не наступающих. Разумеется, шакалийских. Ковровая бомбардировка с аэростатов окончательно сломила их боевой дух. Несколько человек из отряда пехотинцев, махнув рукой, бросились вслед за дезертирами. И только красные мундиры мелькали среди снега — отличная мишень для улан.
— Стоять! — крикнул Оливер. — Всем стоять!
Солдаты не вняли его команде. Они вряд ли даже ее слышали, охваченные ужасом.
— Посмотрите на небо! — крикнул Шептун. — Посмотрите на небо!
Большая часть аэростатов прекратила бомбардировку. Их канаты были перерезаны, и они поднимались все выше и выше в небо. Однако не это поразило солдат, а то, что было ниже. Бегущие тотчас замерли на месте, разинув от удивления рты. Клубы дыма и снежные облака образовали нечто вроде гигантских призраков, с мечами в руках. Призрачные фигуры кружились вокруг аэростатов, рядом с ними проступали очертания бегущих львов. Казалось, небеса разверзлись, и оттуда на свободу наконец вырвалась душа Шакалии.
— Первые короли! — взревел Шептун. — Вернулись первые короли!
Повсюду на поле боя люди стояли, задрав головы, глядя, как в вышине потрясает мечами призрачное воинство. Верховые офицеры едва не соскользнули с седел. Солдаты, увидев в небе волшебные картины, в ужасе застыли на месте. У волынщиков перехватило дыхание, и пронзительные звуки их инструментов наконец смолкли.
Тцлайлок, стоявший рядом с маршалом Ариндзе метал громы и молнии, осыпая проклятиями солдат Третьей Бригады. Те стояли, уставившись на небо и совершенно позабыв о том, что им нужно заряжать пушки.
— Это все наваждение, компатриоты. Они не настоящие! Кому сказано, вы, безмозглые чурбаны, они не настоящие!
Он схватился руками за голову.
— Прочь из моей головы! Немедленно!
— Наши воздушные суда прекратили бомбардировку, — доложил маршал Ариндзе, глядя вверх на темные силуэты, которые молча парили среди снежных туч.
Пораженный внезапным затишьем, он не заметил, что тело Тцлайлока увеличилось в размерах. Кожа председателя Первого Комитета Шакалии вспучилась массивными буграми, словно под ней отложили личинки какие-то насекомые.
Ариндзе щелкнул пальцами, и один из штабных офицеров торопливо подал ему подзорную трубу. В корпусах аэростатов зияли пробоины, однако такой урон воздушным судам не страшен. Сколько раз ему доводилось видеть, как шакалийские аэростаты, можно сказать, заглатывали свинцовые ядра, которыми их обстреливали с земли, и как ни в чем не бывало продолжали сеять смерть, нанося сокрушительные удары по наземным целям. Ариндзе давно сделал для себя вывод: аэростаты непобедимы, это парящие в воздухе шакалийские ангелы смерти. Всякий раз, когда Квотершифт ввязывался в войну со своим западным соседом, аэростаты королевского флота переламывали ее ход в свою пользу. Именно эта чертова непробиваемая летающая лавина не позволяла истинным хозяевам континента взять верх над проклятыми лавочниками и менялами. Имея в своем распоряжении мощную воздушную армаду, невозможно потерпеть поражение — таков неумолимый закон войны. Да что там! Закон самой природы.
Ариндзе повернулся к майору Вилдрейку, чьи мощные мускулы выступали из-под униформы подобно булыжникам.
— Скажите, майор, почему, по-вашему, смолкли аэростаты? Что могло заставить их замолчать?
Но Вилдрейк не слышал его. Как зачарованный, он наблюдал за тем, как по небу носятся призрачные львы. Сколько раз, будучи мальчишкой, он представлял себе эту картину, сколько раз рисовал ее на бумаге.
На восточном краю поля Оливер посмотрел на Шептуна.
— Слишком много голов, — прошипел меченый, и призрачное тело воина слегка дрогнуло. — Паровики, шифтеры, шакалийцы. И все такие разные.
Вокруг них шакалийские солдаты со слезами на глазах падали на колени. Им было стыдно, что они позволили страху взять над собой верх, превратились в трусов, позорно бегущих с поля боя.
— За родную землю! — крикнул Оливер. — За Шакалию!
Громкий хор голосов подхватил его боевой клич. Солдаты подбирали брошенные ружья и бежали назад, навстречу вражеским пушкам. Рядом с Шептуном энергия земли превратилась в невидимый вихрь — это его колдовские способности нарушили естественную гармонию силовых линий. Оливер ухватил поводья цыганской кобылы и повел их обоих прочь от кровавой битвы туда, откуда, по его ощущениям, исходило давление феев.
— Нет, — произнес Шептун. — Я лучше останусь здесь. Мне нужно сосредоточиться. Все должны это видеть, все до единого.
Оливер кивнул и ускакал прочь. Если удача вновь повернется к ним спиной и шакалийцев снова начнут теснить, Шептун был готов подставить себя под копье улана или штык солдата Третьей Бригады.
Восточный фланг утратил даже отдаленное подобие боевого порядка. Здесь не было ни колонн, ни рядов, ни отрядов, которые бы маневрировали в сложном общем движении артиллерии, пехоты и кавалерии. Вместо этого колыхалось железное море рыцарей-паровиков, посреди которого тут и там мелькали островки Особой Гвардии. Железные воины обменивались ударами с теми, кто когда-то был надеждой и опорой Шакалии. Чуть дальше от этой кровавой мясорубки шеренга отборных сил Третьей Бригады защищала своими телами уорлдсингеров Квотершифта. Как и их шакалийские собратья, эти также не были склонны пачкать руки в крови, покуда у них есть меченые рабы, которых можно отправить на смерть вместо себя. Колдуны были готовы привести в действие торк на любом гвардейце, который вздумает бежать с поля боя.
Впереди простирался жестокий театр военных действий. Голосовые коробки, вибрирующие гневом, воинственные кличи железных рыцарей, готовых стереть в порошок любого меченого воина. Знаменосцы подняли вверх над морем железных смертоносных машин штандарты Особой Гвардии. Паровики наступали волна за волной, стараясь захватить знамена, которые потом будут украшать залы воинской славы. Мимо Оливера прошествовал паровик, который вполне мог быть близнецом Стимсвайпа. В его железном боку зияла огромная рана. Привыкнув испокон веков сражаться бок о бок против общего врага, обе армии не имели стратегии на тот случай, если им придется столкнуться с бывшим союзником. Нечеловеческие возможности феев-гвардейцев против нечеловеческой силы железных воинов, выкованных специально для битв. Нет, это была не война. Это было чистой воды взаимное истребление.
Оливер знал, что ему делать. Решение пришло к нему само — воспоминание о людях быстрого времени, причудливые тени страны по ту сторону гиблого занавеса. Его человеческое тело дрожало, наполненное силой того, иного мира. Та его часть, что принадлежала матери, восстанавливала и накапливала силу. Эта сила росла до тех пор, пока не достигала опасной величины. Уорлдсингеры, управлявшие гвардейцами, переполошились. Заметив, что по ткани бытия пробежала рябь, они указали в сторону Оливера. Каждый квадратный дюйм его плоти горел огнем. Измерения, каких не могло быть в Шакалии, собирались складками вокруг его тела, кружась в бешеном танце.
У ног Оливера корчился поврежденный паровик. Несчастный рыцарь оказался слишком близко к этому вихрю; энергия наэлектризовала его тело, и оно сотряслось безумной дрожью. Сквозь Оливера со свистом пронеслись пули, выпущенные снайперами Третьей Бригады. Они не причинили ему никакого вреда, ибо юноша находился в иной реальности. Изо рта Оливер вырвался мучительно громкий крик, и на Ривермарш обрушилась волна эфирной энергии. Растекаясь по полю сражения, она, подобно грому, прогрохотала над железным войском паровиков, сбивала с ног солдат Особой Гвардии, вырывала у них из рук сабли и пистолеты. Кое-как поднявшись на ноги, и паровики, и гвардейцы принялись искать взглядом, где же это прогремел взрыв.
Что-то изменилось. Руки потянулись к горлу, впервые за много лет ощупывая бледную нежную кожу. Торки исчезли. Проклятые ошейники рабства испарились с шей гвардейцев. Меченые обрели свободу. Свобода, которую обещал им Тцлайлок и которую украло Содружество Общей Доли наконец принадлежала им… Теперь это была свобода самостоятельно принимать решения, на чьей стороне идти и бой. Подобно псам, которых избивает злобный хозяин, они прежде всего обратили свой гнев на квотершифтские позиции. Напрасно испуганные уорлдсингеры пытались восстановить ошейники на их шеях. Увы, вскоре чародеям стало понятно, что их бывшие рабы навсегда сбросили с себя ненавистное ярмо.
Железные рыцари поразились этой перемене ничуть не меньше, нежели квотершифтские войска. На глазах у Оливера генерала паровиков подняли на наблюдательную платформу. Это был Мастер Резак, смертоносные конечности которого покрывала грязь и копоть. Такими грязными они не бывали даже в горных залах Механсии. Он указал на север, в самую гущу Третьей Бригады, и ветер разнес звуки боевого гимна над головами рыцарей. Один за другим железные воины подхватывали мелодию. Исполненные воодушевлением, паровики устремились в самое сердце вражеских войск.
* * *
— Наше наступление захлебнулось, — доложил верховой офицер маршалу Ариндзе. — Особая Гвардия сорвала с себя торки и теперь сражается против нас.
Маршал посмотрел вверх, на черно-белые корпуса аэростатов. Те бесцельно плыли, гонимые ветром, роняя вниз — нет, не бомбы, а тела мертвых квотершифтских моряков и офицеров. Буквально минуту назад один такой труп упал с неба прямо на их пушки. Форма на нем была разорвана в клочья — сразу видно, что здесь поработал нагнетатель давления.
Маршал Ариндзе попытался знаком показать вестовому, чтобы тот говорил тише, но, увы, опоздал. Тцлайлок услышал его слова и, подойдя ближе, в гневе выхватил несчастного солдата из седла и ударом кулака размозжил бедняге голову.
— Никакого отступления! — взревел он и отшвырнул прочь бездыханное тело. — Сегодня мы торжествуем победу! Она начертана на лике земли!
С каждым новым рапортом председатель Первого Комитета раздувался все больше и больше, словно неудачи собственной армии подкармливали его. Ростом он уже мог сравняться с дубом, раздутые мышцы неестественно выпирали из-под ткани мундира, грозя в любую минуту разорвать его.
— Пусть будет так, как вы говорите, компатриот председатель, — сказал Ариндзе и, задрав голову, посмотрел на исполинское существо, возвышавшееся над ним.
Маршала охватил первобытный ужас. Одно дело призывать себе в помощь богов — сказать по правде, многие его солдаты тайком молились солнцу, пока офицеры делали вид, что ничего не видят, — и совсем другое — самому превратиться в божество. Идея потусторонней помощи настолько захватила Тцлайлока, что теперь было трудно понять, где кончается он сам, а где начинаются Уайлдкайотли.
— Приготовьте книгу! — отдал распоряжение Тцлайлок свите, состоявшей из жрецов культа саранчи. — Книгу Стингхуэтеотля!
— Разве недостаточно того, что мы призываем Ксам-ку? — робко спросил один из жрецов.
— Ксам-ку это я! — рявкнул Тцлайлок. — Или вы не видите, как я наполнен ее благодатью? Уайлдкайотлям пора доказать их верность нашему делу, поставить печать на судьбе прогнивших лавочников и фабрикантов, а также их лакеев из Свободного Государства! Я призываю великих! Пусть они вновь шагают по залам чимеков вместе со своими революционными братьями!
Король-Пар обернулся к Коппертрексу и его боевым клонам.
— Приготовьте мое боевое тело. Момент настал.
— Предсказатели бросили шестеренки Гиэр-Джи-Цу, ваше величество, — сказал Коппертрекс. — Те легли странным образом, так что предсказания в лучшем случае можно считать невнятными, расплывчатыми. Паро-Лоа устали и многие из них покинули нас. Наша поддержка — это свет и порядок, но боюсь, что сегодняшний день — темный день.
— Тысячи наших деактивированных воинов лежат в снегах дружественной нам страны. Я не откажусь от света. Я не брошу тысячелетие гармонии и развития на произвол закона суеверий и злобной воли врага. Я ни за что не попрошу моих рыцарей отдавать жизнь за дело, в которое не верю сам. Старое зло рвется вновь топтать нашу землю, и, клянусь бородой Зака, Владыки Цилиндров, я намерен дать ему отпор!
Крошечный монарх Свободного Государства встал с платформы и поднялся в самое сердце своего боевого тела, оставив далеко внизу и ясновидящих, и придворных. Вокруг него с лязгом захлопнулась клетка. Его тотчас взяли в кольцо десяток клонов оставшихся внизу ясновидящих — проверили систему давления, наличие боеприпасов, смазали маслом многочисленные боевые конечности.
— Принесите мне оружие! — распорядился Король-Пар. — Мой меч и мой щит!
Чтобы принести и то, и другое, потребовалось три пары рыцарей. Щит был сделан из голубого хрусталя с металлическими шипами по краям, возле которых потрескивали электрические разряды. Королевский меч был высотой с четырех паровиков, вокруг его рукоятки крепились несколько пузатых бочонков. Рука-манипулятор взяла у рыцарей древнее оружие. Король-Пар несколько раз взмахнул мечом, пронзая метель, и на головы штабных офицеров посыпалась мелкое снежное крошево. Сделав свое дело, паровики отошли прочь от королевской боевой машины, оставив монарха лицом к лицу с врагом. Король-Пар развернулся, и земля дрогнула под его исполинской поступью.
В этот момент к нему подбежали Хоггстон и шакалийские офицеры.
— Ваше величество, что вы делаете? Ваше место здесь, в штабе. Кто, кроме вас, способен координировать действия?
— Первый Страж, прежде чем стать королем, я был воином, — прогромыхал голосовой коробкой властитель механических людей. — А долг воина, как известно, защищать свой народ.
С этими словами он тяжелой поступью двинулся прочь.
Коммодор Блэк повернулся к Коппертрексу.
— Великий Круг! Аликот Коппертрекс, скажи мне, куда направил стопы великий король?
— Куда, коммодор? По-моему, на верную смерть.
Оливер нашел Шептуна лежащим в снегу. Иллюзорная внешность воина вновь уступила место реальности — изуродованному телу меченого. Цыганской кобылы и след простыл.
— Натаниэль! — крикнул Оливер и принялся трясти почти бездыханное тело. Наконец Шептун пришел в себя.
— Кто-то выбил у меня из-под ног почву, — прошипел он. — Я почувствовал, что с землей что-то не так, что-то неладное творится в ее жилах. По запаху было похоже, что это Хозяйка Огней, но только сильнее, гораздо сильнее.
— Это не Хозяйка Огней, — ответил Оливер.
А вот это уже было опасно. Судя по всему, в ход событий пыталась вмешаться Медвежья Тень. Ей так не терпелось завершить порученное дело, что она даже рискнула перейти на сторону тех сил, которые следовало нейтрализовать. Нахалка явно задалась целью обеспечить в этот день победу Уайлдкайотлям, чтобы те поскорее приступили к рождению своих собственных богов в мире, который был для них слишком тесен. Это дало бы ей право развязать тотальную войну.
— Говорил я тебе, что ее заменил кто-то другой, более свирепый и злобный, кто-то такой, кто мечтает о нашем поражении.
— Кто бы это ни был, я хорошенько поддал ублюдку, — ответил Шептун. — Ив отличие от Хозяйки Огней этот другой не слишком силен в деталях. Можно даже сказать — они его слабое место. Стоит вам стать деталью, как это сбивает его с толку. Все равно, как если бы на острозуба напала стая креветок.
— Натаниэль, — обратился к нему Оливер. — Если ты лежал без сознания, то тогда кто, по-твоему, сотворил вот это?
Шептун посмотрел в ту сторону, куда указывал Оливер. Небо по-прежнему было полно призрачных львов и древних воинов, фигуры которых он создал в умах обеих армий. Их бесплотные тени носились вместе с ветром под корпусами аэростатов.
— Разрази меня гром! — воскликнул Шептун. По его телу пробежала дрожь, и он вновь принял облик щеголеватого дуэлянта.
Оливер сел верхом и помог Шептуну занять место у себя за спиной, но в этот момент перед ними из метели вырос капитан Флейр. Гвардейская форма висела на нем клочьями — судя по всему, рыцари-паровики не раз пытались насадить его на пику или продырявить выпущенным из парового ружья зарядом. На шее, там, где когда-то был торк, пламенел алый рубец.
Капитан гвардейцев посмотрел на Оливера и, кажется, узнал. Когда же он заметил Шептуна, глаза его удивленно расширились, на губах застыл немой вопрос. Каким-то чудесным образом капитан видел то, что скрывалось под маской иллюзии — видимо, глаза его были наделены той же нечеловеческой силой, что и его тело.
— Это кто, меченый? Великий Круг! Ни разу в жизни не видел, чтобы кто-то выжил в таком уродливом теле!
— А вам, красавчик, следовало не проводить время во дворце, а почаще наведываться в Хоклэмский приют.
Оливер потрогал шею.
— Больше никаких ошейников, капитан. И никаких приказов.
— Так это твоя работа? — изумился Флейр. — Да во всем мире просто нет нужного количества энергии, чтобы разбить все колдовские замки!
— В этом мире, может быть, и нет. И все же вы стоите передо мной, свободный человек, вот только как вы распорядитесь этой свободой?
— Мой сын! — ответил Флейр. — Мне нужен мой сын!
— Сын? — удивился Оливер. — Ведь вы не женаты, капитан. Бульварные книжонки всегда взахлеб писали о том, какой вы замечательный холостяк!
— Оливер, ну ты болван! — прошипел Шептун. — Вон он, его сын, трепещет, словно флаг, на ветру рядом с Тцлайлоком.
— Лишь немногие в Особой Гвардии посвящены в эту тайну!
— Я тоже в некотором роде ваш гвардеец, красавчик. Можно сказать, несу ночной дозор, — усмехнулся Шептун.
— Мы поедем с вами, — сказал Оливер. — Тцлайлоку давно пора сложить с себя полномочия председателя Первого Комитета.
— Трое меченых идут спасать Шакалию, — произнес капитан. — Да, немного нас.
— Думаю, этого хватит, — пошутил Оливер.
Тцлайлок и Король-Пар сошлись на поле битвы — два титана, у ног которых копошились Третья Бригада и верные парламенту войска. Председатель Первого Комитета Шакалии вдвое уступал в росте главе Свободного Государства Паровиков. Его тело представляло собой комок извивающейся плоти, скопление бесчисленных существ с фасетчатыми глазами и костными наростами, куда более острыми, чем конечности крабианцев. Они едва ли ежесекундно раздавали удары, снося головы шакалийским солдатам и поедая разбросанные по снегу трупы. Оба лидера сражались, окутанные двумя завесами тумана. Монарха Свободного Государства поддерживали порядком ослабевшие Лоа. По сравнению с мощью Уайлдкайотлей толку от них было не больше, чем от дыма из печной трубы, в то время как их противники носились вокруг паровика, постоянно меняя очертания, словно рой шершней или стая черных рыб. Там, где их рой кружил над головами солдат у ног сражающихся титанов, воины падали, заткнув уши. Своим постоянно нарастающим гудением Уайлдкайотли, казалось, буравили своим жертвам мозг, у которых начинали лопаться барабанные перепонки. Несчастные парламентарии бились головами о скалы и катались в снегу, словно лед и холод могли избавить их от этой пытки.
От плеча Тцлайлока отделилось существо на четырех когтистых конечностях, давно утратившее всякое сходство с человеческим телом, и одним прыжком преодолело расстояние между ним и Королем-Паром. Воплощение Уайлдкайотлей впилось в боевое тело монарха, и, просунув когтистую лапу в командный отсек, попыталось, как орех, раздавить голову короля. Глава Свободного Государства увернулся из-под лапы, один раз, второй, третий. Уайлдкайотль продолжал размахивать острой, как лезвие, конечностью. Один из нагнетателей давления, установленный на монаршей груди, нашел подходящий угол и выпустил по противнику залп. Под шквалом огня когтистый зверь отлетел прочь.
Избавившись от одной конечности Тцлайлока, Король-Пар принялся размахивать мечом и отсек один из отростков мерзко извивающейся плоти. Упав в снег, щупальце раздавило своим весом какого-то солдата Третьей Бригады. Правда, в следующее мгновение у него выросли когтистые ноги, оно устремилось к ногам короля и кольцом обвилось вокруг стальной ноги. А в том месте, откуда оно когда-то росло, клацая челюстями, появилась голова саранчи, и, злобно вертя глазами, зашипела на Короля-Пара.
— Настало мое время! — изрек Тцлайлок. — Твое царствование закончено. Мне не нужны твои жужжащие железные игрушки, твои заводные рабы.
Король-Пар отступил от Тцлайлока. Вращающийся фонарь, установленный в передней части кабины, передавал ему множественные изображения председателя Первого Комитета Шакалии.
— А мне не нужно твое мертворожденное видение мира. Ты превратился в злокачественную опухоль, Тцлайлок, в раковую опухоль на теле мира. Чтобы спасти мой народ, я должен ее удалить.
Угрожающе замахнувшись на противника щупальцами, Тцлайлок откинул голову назад и расхохотался; из открытого рта тотчас посыпались черные блестящие существа, похожие на жуков.
— Я установлю твою мастер-плату поверх груды покореженных болтов и шестеренок, что когда-то были твоими подданными! Мне ненавистно уже само существование твоей расы! Кто вы такие? Набор математических формул, ловкость рук техника и, ах да, еще железная руда и кристаллы.
Король-Пар был вынужден отключить обонятельные центры, чтобы не чувствовать зловония, которое ветер доносил до него из разверстой пасти Тцлайлока.
— Ты больше никогда не посмеешь выступить против моей расы! Никогда!
В ответ Тцлайлок метнул в него клубок когтистой плоти. Властитель Свободного Государства Паровиков поспешил отклониться в сторону. Отростками, которые когда-то были руками, Тцлайлок сделал в его адрес непристойный жест.
— Я смотрю, ржавчина еще не проела твои мозги, король железных игрушек! После того, как горы Механсии оденутся в ледяную корку, я полюбуюсь, как вы, мои стальные детки, будете пожирать друг друга и изо всех сил пытаться сдать друзей на переплавку!
Отразив щитом удары щупалец, Король-Пар обрушил на противника несколько залпов из пушки.
— А теперь послушай меня, Тцлайлок, послушай меня своим сердцем мягкотелого, что все еще сидит где-то в глубине твоего нового уродливого тела. Твои сообщники мечтают заморозить наш мир, но на сей раз это будет не просто лед. Они мечтают прорвать стену мира и навсегда прекратить танец времени и энергии. Какую бы философию ты ни исповедовал, какие бы планы не вынашивал для Шакалии, Уайлдкайотли не намерены помогать тебе в их осуществлении. Они предадут тебя! Твоя революция для них ничто, для них ты лишь тело, в которое мерзкие паразиты откладывают свои личинки, Они поглотят тебя с потрохами и посмеются над твоими планами.
— Ты лжешь!
Тцлайлок извивался и корчился, словно его жгло огнем. Каждый квадратный дюйм его гигантской туши дрожал и пульсировал. Председатель Первого комитета ринулся вперед, пытаясь прорваться сквозь оборонительные устройства боевой машины.
— Тысячу лет назад они вознесли чимеков, сделали из них властелинов мира, спасли их от наступления ледников. Без их помощи человеческая раса уже давно бы вымерла. Сколько еще Уайлдкайотли будут поддерживать наше совершенное Содружество Общей Доли, где люди живут в совершенной гармонии друг с другом, не ведая ни зависти, ни конкуренции, беззаветно трудясь во благо общего дела? На сей раз не будет никакого восстания рабов, игрушечный ты мой, никаких хитроумных машин, затаившихся подо льдом, чтобы отравлять умы людей коварными мыслями о неповиновении!
Король-Пар ничего не ответил. Вместо него заговорил его меч. Четыре запальника возле его рукоятки, взорвавшись, выплюнули в грудь Тцлайлока ядра, наполненные ядом, полученным в Доме Архитекторов. Там, где ядра врезались в грудь председателя, с визгом и воплями на снег полетели мерзкие твари. Но уже в следующее мгновение от Тцлайлока к королю метнулась пара щупальцев. Одно обвилось вокруг руки, сжимающей меч, другое нанесло удар по нему самому, заставив пошатнуться.
Король с омерзением смотрел, как похожая на гусеницу конечность обвилась вокруг лодыжки, и, выделяя какую-то сложную кислоту, принялась прожигать себе путь сквозь его тело. Вскоре от ноги короля в разные стороны уже летели брызги расплавленного металла. Король-Пар словно трезубцем нанес удар рукой-манипулятором, намереваясь проткнуть гадину острыми зубьями но, увы, было слишком поздно. Нога его отделилась от туловища и осталась лежать в снегу. Сам он, потеряв равновесие, покачнулся и рухнул навзничь.
Падая, король в последней отчаянной попытке метнул в Тцлайлока свой щит. Вождь попытался увернуться, но всплески энергии, отлетевшие от острых шипов по краю щита, раскромсали ему лицо. Сам щит пронесся мимо и врезался в холм за спиной вождя революции. Тцлайлок бросил торжествующий взгляд на поверженного противника, к которому тотчас устремился черный рой Уайлдкайотлей. Король-Пар отчаянно отбивался, один за другим опустошая барабаны с зарядами, но, увы, тщетно. Председатель Первого Комитета Шакалии испустил победный вопль. Паро-Лоа устремились на помощь поверженному королю и образовали вокруг него нечто вроде щита, который, однако, не выдержав напора черных стрел Уайлдкайотлей, начал рушиться буквально на глазах.
И вдруг в следующее мгновение ситуация изменилась. Демоны Тцлайлока застыли на месте, сбитые с толку. Позади раненого короля, грохоча тяжелой поступью, от которой содрогалась земля, двигалась колонна боевых тел, управляемых крошечными паровиками, а вслед за ними на помощь своему королю поспешили и другие рыцари. Черное воинство Тцлайлока тотчас бросилось им навстречу.
— И сколько же у тебя клонов, заводная игрушка? — злобно прошипел Тцлайлок, глядя на поверженного противника. — Впрочем, какая разница. Я разорву их на части, после чего отправлю на переплавку. Из них изготовят изображения Уайлдкайотлей, которые я затем установлю во всех народных храмах.
— Тебе не видать триумфа, Тцлайлок.
— А ты что, заглядывал в будущее, коротышка? — со смехом спросил Тцлайлок. — Я открою новую страницу для тебя и твоего народа. Для всей Шакалии, и даже для всего мира за ее приделами. Неужели шестеренки в грязной луже машинного масла не предсказали тебе твою гибель?
— Предсказали, — простонал Король-Пар.
Тцлайлок, не скрывая злорадства, наблюдал за тем, как Паро-Лоа суетятся вокруг поверженного короля паровиков, затем перевел взгляд на приближающиеся боевые тела.
— В таком случае я не буду тебе мешать. Думаю, ты протянешь еще немного и увидишь, как остатки твоей армии будут втоптаны в грязь!
Золотистая ручонка Короля-Пара соскользнула с рычагов управления. Жить ему оставались считанные минуты. Но прежде чем покинуть поле битвы, ему надо было дождаться чего-то очень-очень важного. Он не стал отключать рецепторы боли на тот случай, чтобы отсутствие ощущений не усыпило его. Его время здесь завершилось, и страдать ему осталось совсем немного. И все же каждое мгновение боли было для него сродни вечности.
За спиной Тцлайлока трубачи маршала Ариндзе отдавали новые приказания. Солдаты Третьей Бригады образовали оборонительный строй. К ним на подмогу спешили колонны уравненных революционеров Гримхоупа, которых до того держали в резерве. Ариндзе не впервые сражался против Свободного Государства Паровиков — первый раз под флагом старого режима, второй — под флагом Содружества Общей Доли, а потому знал, что его ждет. Как, впрочем, знали и его солдаты. С подводы с боеприпасами выгружали канистры с похожими на гарпуны крюками, выкатывали пушки.
К маршалу на полном скаку подлетел офицер.
— Мортиры, компатриот маршал. Они движутся на нас с востока.
— Скачите к батарее! — приказал Ариндзе. — Скажите капитанам расчетов, чтобы сосредоточили огонь на королевских боевых телах. Их нужно остановить прежде, чем они приблизятся к нашим позициям.
Артиллеристы навели пушки на новые цели и произвели пристрелку орудий. Лишь острый глаз, к тому же вооруженный зрительной трубой, смог бы заметить, что четыре боевые машины странным образом нечувствительны к острым крючьям. Или что взрывы, грохочущие на холмах к востоку, странным образом повторяют взрывы вокруг гигантских паровиков, как если бы заряды проникали сквозь боевые тела, не причинив им никакого вреда.
* * *
Капитан Флейр прыгнул на грудь умирающего монарха; стальные пластины прогнулись под тяжестью его тела. Оливер поспешил вслед за ним, карабкаясь по приваренным поручням. Шептун остался стоять рядом с поверженным телом, что-то бормоча себе под нос и изо всех сил пытаясь удержать иллюзию марширующих боевых тел паровиков; причем для наблюдателей в разных концах Ривермарша приходилось создавать отдельную картину, уже под другим углом. Увы, вскоре до него донесся злобный рык — это Тцлайлок наконец понял, что кто-то его хорошо разыграл.
Флейр бросил взгляд в сторону ужасного создания. Нет, это был не председатель Первого Комитета, не Якоб Вэлвин, не кто-то другой, с кем его могла связывать гвардейская присяга. То, что предстало его взору, не имело ничего общего с тем, кто предал надежды его расы на свободу. Капитан гвардейцев видел лишь монстра, который связал его собственного сына, словно тот был кролик, которого собрались освежевать, и использовал как приманку. Флейр спрыгнул с поверженного паровика и бросился к Тцлайлоку. Оливер мог поклясться, что от бега гвардейца содрогалась земля.
— Оливер!
Это вверх по боевому телу паровика карабкался Шептун; его истинное обличье то и дело проступало из-под дрожащего призрачного облика воина с книжной иллюстрации.
— Оливер!
Но нет, это не голос Шептуна. Это говорил Король-Пар. Вид у поверженного монарха был плачевный: правый бок смят, левый пронзен острыми конечностями Тцлайлока и весь изъеден кислотой.
— Ваше величество, ваши рыцари уже спешат к вам на помощь.
— Самое неприятное в жизни монарха — то, что ему известна дата собственной смерти.
— Ваши люди еще могут помочь вам.
Король-Пар его уже не слушал.
— Но разве можно иначе проложить дорогу новому королю?
Оливер попробовал подтянуть паровика, но тот был слишком сильно изранен. Так можно лишь еще больше навредить ему.
— Не пытайся спасти меня, мягкотелый! — прошептал Король-Пар. — Вместо этого лучше попытайся спасти свой и мой народ. Уайлдкайотли питаются душами и возносимыми в их адрес молитвами. Да что там! Всем живым, что есть на земле. Душами шакалийцев и душами жителей Свободного Государства. А еще им нужны токи земли, чтобы высасывать из них энергию. Когда ты начинаешь свой путь по кругу, ты движешься по жилам земли. Мы — песнь звездной пыли, Оливер, и как все насекомые, Уайлдкайотли слетаются на наше пламя. Загаси пламя…
Загаси пламя!
Вокруг капитана Флейра бесновалось море демонов Тцлайлока; от тела вождя отделялись все новые и новые монстры. Флейр наносил разящие удары направо и налево. Он был уже весь в крови и ошметках плоти жутких насекомых, что делало его похожим на алого голема, только что вышедшего из огнедышащей печи. Поле вокруг него было усеяно мертвыми Уайлдкайотлями. Живые же карабкались по грудам тел своих мертвых собратьев, чтобы с их высоты наброситься на гвардейца.
Увы, капитан Флейр сражался в одиночку, и вскоре силы начали изменять даже ему. Он наносил удары все реже и реже, и все больше Уайлдкайотлей пронзали ему тело своими острыми когтями.
Загаси пламя!
Оливер распростер свои ощущения по всему полю битвы и нащупал жилы земли. Правда, при этом ему пришлось сделать вид, будто он не замечает творящегося вокруг зла. Столкнувшись с вымуштрованными головорезами Третьей Бригады, парламентское ополчение дрогнуло — слишком мало было в его рядах профессиональных солдат и слишком много добровольцев из числа уличных забияк и карлистских мятежников. Железные рыцари увязли посреди орды Уайлдкайотлей, а Третья Бригада вместе с резервными ротами уравненных наносила удары по остаткам Особой Гвардии — вернее, по тем из гвардейцев, кто еще не бежал с поля боя навстречу долгожданной свободе. И все-таки под всей этой неразберихой силовые линии земли, пусть слабо и едва заметно, но все же пульсировали энергией, которую беспрестанно выкачивали из них уорлдсингеры обеих воюющих сторон.
Вокруг бесформенной массы Тцлайлока силовые линии были искривлены и размыты — это Уайлдкайотли давили всем своим весом на поверхность земли, и казалось, что та скоро не выдержит и разверзнется гигантской пропастью. Оливер понял: боль и ужас войны проникают в жилы земли, и та словно губка впитывает их в себя, набухая, насыщаясь пролитой кровью и душами погибших. А потом Уайлдкайотли высасывают их, и каждая новая капля помогает все новым и новым их ордам прорываться сквозь трещины мироздания в этот мир. Дух Шакалии погибал, жарко сгорая подобно углю, который кидают в топку. Весь мир превратился в гигантский котел, в паровой двигатель, снабжавший силой безумную миссию, — призвать на землю нечестивых верховных божеств.
— Оливер, — прошипел Шептун. — Остерегайся врага.
В ногах у поверженного железного воина рой Уайлдкайотлей пытался приподнять его оружие. Увы, Оливер не услышал слов Шептуна, его внимание было приковано к узорчатой решетке силовых линий земли, он скользил вдоль них, не замечая ничего вокруг.
Шептун разразился проклятиями. Этих тварей невозможно провести. Силой своего нечеловеческого сознания они превратили тело Тцлайлока в гигантский улей, в котором плодились и размножались, вылетая наружу рой за роем. Их грезы — это не грезы людей, а грезы холодных, потусторонних существ. Шептун сосредоточился. Уайлдкайотли ощерились и когтями впились друг в дружку, раздирая на куски, а все потому, что видели перед собой не своего мерзкого собрата, а бойцов Особой Гвардии.
Оливер не обращал внимания на кровавую схватку, которая кипела у ног поверженного короля. Вместо этого он начал перебирать силовые линии на поле боя — переплетал, связывал оборванные концы, направляя в себя их силу. Сначала это был тоненький ручеек, но со временем он превратился в мощный поток. Лишившись источника магической энергии, уорлдсингеры обеих сражающихся сторон потеряли сознание, а их колдовские чары и заклинания растворились в воздухе, не оставив следа. Теперь внутри Оливера имелся своего рода резервуар — бездонный источник, из которого он мог черпать силы. На краю поля он ощутил присутствие Медвежьей Тени — та бесновалась, разъяренная тем, что он посмел ей помешать. Так тебе и надо, подумал Оливер, меченый мальчишка знает свое дело.
Внизу бившиеся друг с другом Уайлдкайотли начинали ослабевать, измотанные бессмысленной схваткой. Тцлайлок осознал угрозу, когда личинки в толще его кожи, лишившись столь ценного источника питания, как поверженные шакалийцы, стали высыхать и трескаться, так и не дав жизнь новым Уайлдкайотлям. Взревев от злости, Тцлайлок, даже не глядя под ноги, двинулся вперед сквозь ряды паровиков и своего собственного, рожденного из его плоти воинства. Услышав его клич, Уайлдкайотли оставили в покое паровиков и тучей устремились к телу поверженного монарха. Позади них осталось лежать в снегу и тело капитана Флейра, растерзанное и окровавленное. Капитан Особой Гвардии был мертв.
Над Ривермаршем снежные тучи слегка разогнало, и выглянуло ясное небо, усеянное черными точками аэростатов. Лишенные управления, они беспомощно дрейфовали над землей, подгоняемые лишь порывами ветра. Ледяная хватка Уайлдкайотлей постепенно ослабевала по мере того, как источник их сил истощался. Вскоре исчезли и фантомы паровиков — это Шептун переключил свое внимание на движущееся в его сторону вражеское воинство. Уайлдкайотли то и дело спотыкались, чувствуя, как чья-то неведомая рука заталкивает их обратно в застывшую ледяную бесконечность, в которой они томились почти тысячу лет. Увы, их было слишком много — разве по силам одному фею сдержать целую армию?
Оливер подошвами ног ощутил, как дрогнуло тело поверженного монарха. Может, его вмешательство в силовые линии вызвало небольшое землетрясение? Непохоже. Ведь он, в сущности, делал то же самое, что и уорлдсингеры — то есть откачивал энергию земли, мешая ей осуществлять контроль за тем, что происходило на ее поверхности; а, как известно, в гневе земля способна взорваться едва ли не до небес. Перед Тцлайлоком взметнулся фонтан, да что там! — настоящий гейзер расплавленной магмы, огненный столб высотой с самого председателя Первого Комитета Шакалии. На воинство Уайлдкайотлей сверху обрушился ливень жидкого огня и раскаленных камней. Гора плоти, что когда-то носила имя Якоба Вэлвина, рухнула навзничь, обдав пламенем детей Ксам-ку.
Но происходило с землей и что-то еще, нечто такое, что приближалось на волне ее ярости. Оливер чувствовал, как пульсируют вены земли. Еще мгновение — и восстановленные им переплетения силовых линий снесло вырвавшейся наружу мощной волной, а его самого отбросило в сторону. Цунами же понеслось дальше, чтобы обрушиться на кровавое пиршество Уайлдкайотлей. Переплетения силовых линий вернулись на поле боя, но уже в виде сложного, запутанного узора, вращающегося в безумном танце вокруг белой сферы, повисшей над головой Тцлайлока.
— Круг Всемилостивый! — ахнул Шептун.
Оливер почувствовал жжение на коже бедра. Оба его пистолета раскалились и пульсировали в одном ритме со сферой.
— Гексмашина!
— Да нет же! Ее друзья, разрази их гром! — воскликнул Шептун, указывая на облако черных шаров, несущихся к ним с небес. Аэросферы! Настоящий ливень аэросфер. Откуда-то из небытия древнего мифа вынырнул Воздушный Суд. Ловцы волков все-таки вышли на защиту своего стада.
Оливер вытащил заколдованный нож, готовясь дать отпор первой волне Уайлдкайотлей. Стая злобных тварей обрушилась на тело поверженного короля, чтобы расправиться с мечеными, осмелившимися прервать их кровавое пиршество. Появление Гексмашины не просто сбило их с толку — нет, повергло в состояние шока, и теперь они пытались выместить свою злость на Оливере и Шептуне.
— Вот вам и Судный день!
Слитая воедино с Гексмашиной, Молли Темплар ощущала, как битва идет на всех уровнях, как Уайлдкайотли пытаются обратить в свою пользу сплетения силовых линий. Они уже растеряли часть мощи; было видно, что их терзает голод. А еще она почувствовала присутствие странного юноши-фея, того самого, с кем судьба свела ее в подземной темнице Тцлайлока. Неестественное бесплодие поля битвы было делом его рук — это он сдавил противнику горло. А еще Молли чувствовала, как души погибших робко, на ощупь, движутся по жилам земли. Усилием воли она пробила им дорогу, чтобы они могли уйти туда, куда следует.
Превозмогая боль, передаваемую Гексмашине от второго оператора, она отбросила от себя налетевшую стаю Уайлдкайотлей, вернее, порвала ее, словно паутину, нить за нитью. А еще постаралась приглушить воспоминания о предыдущих конфликтах между Уайлдкайотлями и семью другими операторами, представителями иных рас — воспоминания, которые Гексмашина постоянно вкладывала в ее сознание. Молли решительно выбросила их из головы и вместо этого сосредоточилась на Виндексе. Пусть память о нем станет ее путеводной звездой!
Пытаясь прожечь щиты Гексмашины, вокруг нее обернулось Ксам-ку, самое сильное божество пантеона Уайлдкайотлей. Ага, значит, оно пока еще не желает сдаваться. Выходит, Уайлдкайотли не вынесли для себя урока из тысячелетнего изгнания. И в этом их главная ошибка. Идеальный порядок роя требовал стазиса. А это значит, прощай, хаотичный рост древа жизни, здравствуй, мир, неподвижно застывший, словно муха в куске янтаря.
— Я вынесла урок, — прошептала Гексмашина, — урок длиною в тысячу Лет. Мне его преподала моя возлюбленная земля, и сейчас я поделюсь им с тобой.
Молли тоже вынесла для себя урок. Она изменила переплетение силовых линий, изменила несколько раз. Все быстрее и быстрее. И чем быстрее она меняла его, тем громче выли Уайлдкайотли, не успевая к нему приспособиться. И с каждым разом она отталкивала их все дальше и дальше в бездну, из которой они выползли.
Некое существо, сторонний наблюдатель из другого мира, темный ангел в углу поля, вибрировал на нечеловеческих частотах, видя, как возможность тотальной войны тает буквально у него на глазах. Молли — а может, это Гексмашина — почувствовала к Медвежьей Тени нечто вроде сочувствия. Та имела одно-единственное назначение, а какая, скажите, польза от бомбы, если она не взорвется?
Чувствуя, как позади них разверзлась бездна, Уайлдкайотли из последних сил цеплялись за жизнь, желая остаться этом мире. Им не хотелось возвращаться назад — в тысячелетия голода, бесконечного ожидания и напрасных грез о сытной пище. Они отчаянно отбивались, тщетно пытаясь ухватить в свои хищные пасти остатки энергии из жил земли. Пространство вокруг них было голым и бесплодным — спасибо мальчишке-фею из подземной темницы. Это он похитил у них энергию, это он не позволял им давить на землю своим чудовищным весом.
— Меч! — прошептала Молли.
Нырнув под колышущиеся щупальца одного из демонов Тцлайлока, Оливер принялся кромсать его колдовским лезвием.
— Щит!
Находившиеся между Оливером и Шептуном тяжелые канаты упали вниз. К поверженному телу Короля-Пара из аэросферы спускались три солдата.
Тело Натаниэля тоже стало другим — он нацепил маску бойца небесного десанта. На нем был черный кожаный капюшон, с обеих сторон которого угрожающе свисали резиновые трубки. Теперь Шептун стал совершенно неотличим от солдата боевого подразделения Небесного Суда. Он украсил свою грудь знаками офицерского отличия, которые отыскал в их сознании. Приземлившись, солдаты открыли огонь. Паровые котлы громко шипели, приводя в действие странное на вид оружие: тонкие металлические копья, присоединенные к резиновым поясам, заряженным стеклянными капсулами. Стреляли они с бешеной скоростью — впечатление такое, будто рядом с вами одновременно на мелкие осколки со звоном крошились тысячи окон.
Солдаты рассредоточились, ведя огонь по черной туче Уайлдкайотлей, которые в эти мгновения ползали по телу Короля-Пара. Во все стороны полетели ошметки мерзкой, сгнившей плоти и нечистой крови, оскверняя собой белизну снега и останки славного короля паровиков.
Прямо у них на глазах туша Тцлайлока разродилась очередным роем черных насекомых. Потусторонние твари тотчас взяли золотой нимб Гексмашины в плотное кольцо, но, увы, они проникли в этот мир слишком рано и уже начали уставать. По мере того как они растрачивали свою черную энергию, движения их все более замедлялись, и постепенно некоторые из монстров начали гаснуть и умирать. Одновременно с ними Якоб Вэлвин все больше съеживался, становясь все меньше и меньше, постепенно обретая человеческие очертания. Неестественная масса плоти сходила с него, словно вторая кожа, кружась вокруг тела в какой-то дикой пляске, словно кто-то невидимый бил по ней со всех сторон: ее терзали меченые, протыкали копья рыцарей-паровиков, кромсала в клочья шрапнель ружейных выстрелов. В самую гущу железного воинства приземлились десантники в черном. Ведя прицельный огонь с воздуха по войскам агрессоров, над полем боя повисли аэросферы Небесного Суда. Вскоре ряды противника дрогнули и бросились спасать свою жизнь.
Надрывая голосовые связки, маршал Ариндзе отдавал приказы артиллеристам, чтобы те перевели прицелы пушек, но было уже поздно. Маршал рассчитывал, что в этой битве воздушный флот будет целиком и полностью на его стороне, и вот теперь аэросферы Небесного Суда прямо на глазах уничтожают его артиллерию. Пехотинцы попытались дать отпор десантникам в черном, но вскоре были скошены прицельным огнем.
Маршал решил было дать приказ передовым позициям, чтобы те перешли в арьергард и образовали нечто вроде прикрытия для отступления остатков его армии к Миддлстилу, но в эту минуту мортиры Свободного Государства Паровиков навели свои прицелы на штаб квотершифтской армии. На тающие с каждой минутой войска маршала Ариндзе обрушился железный ливень, и вопрос о том, удержала бы его армия свои позиции, останься она в Миддлстиле, приобрел чисто академический характер.
Оливер наконец вскарабкался на боевое тело короля паровиков и выпрямился во весь рост в помятой кабине. Король-Пар мертв, его тело пусто и неподвижно. Где-то в Механсии прорицатели горного королевства скоро бросят шестеренки Гиэр-Джи-Цу, чтобы обнаружить юного паровика, который станет новым воплощением их монарха. С высоты Оливеру было видно, как Гексмашина сражается с остатками Уайлдкайотлей. Ее золотой нимб прожигал им кожу, и они, словно тараканы, пытались забиться в щели бытия.
Оливер перевел взгляд на вражеские позиции, но те были подернуты завесой дыма. Крест, на котором распяли принца, был пуст! Флейр испустил дух на поле поя, а его сын куда-то исчез! Неужели кто-то из его гвардейцев выполнил последнюю волю капитана и спас юного наследника трона Шакалии?
Рядом с Оливером возник десантник Небесного Суда. Он снял с себя кожаный капюшон, и теперь резиновые трубки болтались у него в руках. Кто бы это мог быть? Пройдоха Стейв собственной персоной?! Впрочем, Оливер ничуть не удивился ему. Но если рядом с ним Гарри, то где же Шептун? В суматохе сражения Натаниэль куда-то исчез. У него были свои планы, и в них не входили ни Небесный Суд, ни уорлдсингеры, которые вновь упекли бы его за решетку Хоклэмского приюта.
— Демсон Григг говорила, что вы всегда возвращаетесь, как потертый пенс, Гарри.
— Потертый пенс, который знает, когда ему возвращаться, — невозмутимо ответил Стейв. — Главное, что шифтеров разбили в пух и прах.
— Да нет, похоже, они отступают к старым пневматическим туннелям.
— Что ж, в таком случае считай, им здорово повезло, старина. Наш брат уже нанес туда визит. Так что на родину для них открыт единственный путь — долгий пеший марш-бросок к границе, и пусть они возносят молитвы своему солнечному богу, чтобы их уорлдсингеры нашли заклинание-отмычку к проклятой стене.
— То есть, они все погибнут?
Гарри пожал плечами.
— Намек в твой адрес, Оливер. Если ты и дальше будешь совать свой нос в дела Шакалии, то не рассчитывай, что он долго задержится на твоем прекрасном лице.
— Насколько я понимаю, те из уорлдсингеров, которые знали, как снизить высоту проклятой стены, не просто так стали жертвами чисток. Это ваша работа, не так ли? Вам же, Гарри, никогда ничего не грозило.
— Стена защищает обе стороны. Грозило, еще как грозило! — ответил Стейв. — Охота за мной велась по-настоящему. Нам было известно, что в Небесный Суд проникли вражеские лазутчики. Единственный способ выяснить, кто они такие и как широко раскинули свои сети, — использовать меня в качестве наживки. Пусть в Квотершифте думают, будто мне известно про их планы, я пущусь в бега, и тогда посмотрим, кто бросится мне вдогонку. Все оказалось гораздо хуже, чем мы опасались. Радикалам удалось внедрить своих людей в Небесный Суд, в сеть свистунов, в Хэм-Ярд и Гринхолл, в сухопутные и морские войска. Они делали все, чтобы выследить нас, а мы, двигаясь по их цепочке, только в обратном направлении, сумели вычислить врагов.
— И в водах Гэмблфлауэрса всплыли новые тела, — ответил Оливер. — А в камерах Суда появились новые узники.
— Ничего не поделаешь, таковы правила игры.
Оливер бросил взгляд на поле битвы. Смеркалось. Неужели они сражались целый день? Оливер чувствовал, что смертельно устал; тело его болело от земной энергии, которую он пропустил через себя.
— Моя семья заплатила дорогую цену. Да что там! Наши союзники, наш народ, население Миддлстила. Мы все заплатили ее.
— Великий Круг! Неужели ты думаешь, мы не остановили бы этот кошмар, будь у нас такая возможность? — раздраженно воскликнул Гарри. — Ведь ради этого мы и существуем. Но мы ничего не знали ни про Шэдоуклок, ни про Особую Гвардию, ни про планы Тцлайлока вернуть старые времена. Когда я согласился выступить в роли наживки, я думал, что просто повторится 1581 год — горстка карлистских экстремистов, в карманах у которых позвякивает золотишко Содружества Общей Доли, задумала насадить на пику голову Хоггстона. Мы, Оливер, следим за тем, что творится внизу, но мы не всесильны. Мы не боги.
Оливер обернулся на остатки Уайлдкайотлей — те спасались бегством от сияния Гексмашины — и согласно кивнул.
— Ты прав, Гарри. Никаких богов для Шакалии. Никогда. Никогда.
— Твой дядюшка понимал, сколь велик риск. Мне, право, жаль Титуса, от всего сердца жаль. Но что мне тебе говорить, ты лучше меня знаешь, что это был за человек. Будь у него такая возможность, ради Шакалии он отдал бы свою жизнь не один, а десятки раз.
Над полем Ривермарша раздались скрипучие звуки волынок, а где-то поблизости послышалось лошадиное ржание. В тени поверженного паровика стоял Джек-Сорвиголова.
— Ну, как охота, приятель? Надеюсь, неплохо?
— Так точно, майор! А где Страж Макконнел?
— Кусочек здесь, кусочек там. Чертова пушка снесла ей голову. Кстати, мне повстречалась одна цыганская ведьма. Знал бы ты, как она зла на тебя! Требует назад свою лошадь!
Оливер оглянулся.
— Похоже, лошадка сбежала.
— Да ладно, на то она и ведьма — пусть попробует приманить ее.
Джек-Сорвиголова укоризненно посмотрел на Гарри и других десантников Небесного Суда.
— А вы, ребята, я смотрю, тянули резину. Не иначе как флотские будете?
— Да нет, политические, — ответил Гарри и постучал пальцами по золотому льву на кожаной гимнастерке.
Джек-Сорвиголова хмыкнул.
— Дальше можете не объяснять.
— А я скажу, что Содружество терпит поражение, — добавил Оливер.
Джек-Сорвиголова развернул своего скакуна, готовый броситься вслед за бегущими солдатами Третьей Бригады.
— А как иначе? Мы — шакалийцы, а это наша земля. Эх, дел нам предстоит невпроворот. Вон сколько деревьев отсюда до границы. Представляете, сколько веревок понадобится, чтобы перевешать эту сволочь?
— Удачной охоты, майор!
Пришпорив коня, бравый кавалерист умчался догонять отступающие войска Квотершифта.
— Нам нужно поговорить, Оливер, — сказал Гарри.
Тот кивнул.
— Мне почему-то тоже так кажется.
Мамаша Лоуд была права. У Небесного Суда явно имелись свои собственные оружейники.
