Таинственный рыцарь

Когда Дунк и Эг выезжали из Каменной Септы, пошел летний дождь.

Дунк ехал на старом боевом коне Громе; Эг, восседая на молодой лошадке Дождинке, вел в поводу мула Мейстера. Мул тащил на себе доспехи Дунка, книги Эга, спальники, палатку, одежду, большой кусок жесткой солонины, кувшин с медовухой и два меха с водой. Голову его покрывала старая соломенная шляпа Эга с дырками для ушей. Сам Эг обзавелся новой, но обе шляпы, на взгляд Дунка, только дырками и отличались.

Над городскими воротами торчала на пике отрубленная голова – довольно-таки свежая на вид: еще не позеленевшая, но уже сильно попорченная. Воронье расклевало щеки и губы, из пустых глазниц под дождем струились кровавые слезы, открытый рот точно взывал к проходящим через ворота путникам.

Дунк уже не раз видывал такое.

– В Королевской Гавани, будучи еще мальчишкой, я стащил такую голову прямо с пики, – сказал он Эгу (на стену вообще-то залез Хорек после долгих подначек Рафа и Пудинга, но когда прибежала стража, он голову сразу бросил, а Дунк поймал). – Не знаю, кто это был: мятежный лорд, рыцарь-разбойник или обычный убийца – после пары дней на стене они все как братья-близнецы. – Они тогда славно попугали девчонок на Блошином Конце. Загоняли их в переулок и не выпускали, пока те мертвую голову не поцелуют, а бедняжкам и деваться некуда: быстрее Рафа в Королевской Гавани никто не бегал. Эгу, однако, об этом лучше не знать. Хорек, Раф и Пудинг… маленькие чудовища, – а он, Дунк, хуже всех. Голова в конце концов совсем прогнила, и они кинули ее в котел в какой-то харчевне.

– Первым делом всегда глаза выклевывают. Потом щеки проваливаются, и она начинает зеленеть. – Слушай, – прищурился Дунк, – а ведь я его знаю.

– Как не знать, сир. Тот самый горбатый септон, что три дня назад проповедовал против лорда Красного Ворона.

Да, точно. Надо же… а ведь святой человек, служил Семерым, хоть и вел крамольные речи. «На руках его кровь брата и юных племянников, – вещал горбун на рыночной площади. – Тень, повинующаяся ему, задушила сыновей храброго принца Валарра во чреве матери. Где Молодой Принц теперь? Где его брат Матарис? Где добрый король Дейерон и бесстрашный Бейелор Сломи Копье? Они в могиле, а бледная птица с кровавым клювом все так же сидит на плече короля Эйериса и каркает ему в ухо. Ад отметил его своим клеймом и сделал кривым. Он принес нам глад, мор и братоубийство. Поднимайтесь, говорю я, и вспомните о своем истинном короле, что за морем. Семь богов у нас и семь королевств, – и у черного дракона было семь сыновей! Вставайте, лорды и леди, вставайте, отважные рыцари, вставайте, вольные землепашцы! Сбросьте злого колдуна Красного Ворона, чтобы проклятие не пало на детей ваших и внуков». Сплошь крамола, но видеть его здесь с выклеванными глазами…

– Да, это он, – сказал Дунк. – Еще одна причина поскорей убраться из этого города. – Он тронул Грома шпорами и выехал из ворот вместе с Эгом. Сколько глаз у Красного Ворона, спрашивает загадка? Тысяча и еще один. Многие верят, что десница короля владеет черной магией и может оборачиваться одноглазой собакой или превращаться в туман. Серые волки убивают его врагов, вороны доносят ему обо всем, что видели или слышали. Все это не иначе сказки, но то, что соглядатаи у десницы повсюду – чистая правда.

В Королевской Гавани Дунк видел Красного Ворона своими глазами. Лицо и волосы белые, что твоя кость, а единственный глаз – другой ему вышиб брат, Жгучий Клинок, на Багряном Поле – красный, как кровь. На щеке и шее родимое пятно будто бы в виде ворона – из-за него он и получил свое прозвище.

– Нехорошо это – рубить головы септонам, – сказал Дунк, когда Каменная Септа осталась далеко позади. – Он ведь ничего такого не делал, только проповедовал, а слова – это ветер.

– Которые ветер, а которые и измена, сир. – Эг состоял из одних локтей и ребер, но язык у него работал как надо.

– Слушайте, слушайте! Принц говорит!

Эг воспринял это как оскорбление.

– Он лгал народу, сир. Засуху и весеннюю горячку лорд Красный Ворон не насылал.

– Может, и так, но если рубить головы всем лжецам, половина городов Семи Королевств обезлюдеет.

Они ехали шесть дней. Дождь давно перестал, и Дунк, сняв камзол, грелся на солнышке. Вдыхая ветерок, свежий и ароматный, как девичье дыхание, он спросил:

– Чуешь воду? Озеро где-то близко.

– Я чую одного только Мейстера, сир. – Эг дернул за повод мула, щиплющего траву на обочине.

– На берегу есть гостиница. – Дунк помнил ее с тех времен, как был оруженосцем у старого рыцаря. – Сир Арлан говаривал, что там варят добрый эль – может, отведаем, пока будем ждать парома.

– И поедим заодно, сир? – спросил Эг с надеждой.

– А чего бы тебе хотелось?

– Ну… мяса жареного, утку, похлебку. Да все, что угодно, сир!

Они уже три дня не ели горячего, питаясь лишь тем, что могли промыслить охотой, да еще жесткой, как дерево, солониной. Не худо бы и подкрепиться… до Стены еще далеко.

– Можем и заночевать тут, – предложил Эг.

– Перину постлать милорду?

– Мне и соломенный тюфяк подойдет, – обиделся мальчуган.

– На ночлег у нас денег не хватит.

– Почему же? У нас двадцать два гроша, да три звезды, да один олень и еще тот поцарапанный гранат, сир.

Дунк почесал за ухом.

– Олень только один? А было вроде два…

– Так вы ж палатку купили, вот и остался один.

– Если начнем прохлаждаться в гостиницах, вконец обнищаем. На их тюфяках только блох наберешься – мне, к примеру, своих хватает. Поспим лучше под звездами.

– Звезды дело хорошее, сир, но и на подушку прилечь иногда хочется.

– Подушки – это для принцев. – Лучшего оруженосца, чем Эг, ни один рыцарь бы не пожелал, но господские замашки в нем порой-таки просыпаются. Драконова кровь, ничего не попишешь. Сам-то Дунк – нищенское отродье, так его всегда обзывали на Блошином Конце, злорадно прибавляя, что когда-нибудь его непременно повесят. – Эль и горячий ужин мы, пожалуй, себе позволим, но на постели я добрую монету не стану тратить. Нам еще паромщику платить. – В последний раз переправа в этих краях стоила всего пару медяков, но за шесть-семь лет, что прошли с тех пор, в государстве все сильно подорожало.

– Сниму сапог, и можно будет переправиться даром, – не уступал Эг.

– Можно, да не нужно. – Снимать сапог опасно: слухи поползут. Оруженосец у Дунка ведь не от природы плешивый. У Эга лиловые глаза древнего валирийца и волосы как кованое золото с нитями серебра: если регулярно не брить ему голову, он может с тем же успехом трехглавого дракона носить на груди. Времена в Вестеросе нынче опасные, и… короче, лучше не рисковать. – Еще слово про твой треклятый сапог, и я тебе так врежу по уху, что сам на тот берег перелетишь.

– Тогда уж лучше вплавь, сир. – Эг хорошо плавал, а Дунк совсем не умел. – Кто-то едет за нами, слышите?

– А то, не глухой. – Тем паче, что уже и пыль показалась. – Отряд большой, едут спешно.

– Не разбойники ли? – Эг с любопытством привстал на стременах: мальчишки все одинаковы.

– Разбойники бы скрытно ехали. Такой шум поднимают одни лишь лорды. – Дунк убедился, что меч легко выходит из ножен. – Съедем-ка лучше с дороги, лорды лордам рознь. – Поостеречься не помешает. На дорогах теперь стало опаснее, чем при добром короле Дейероне.

Они схоронились за терновым кустом, и Дунк повесил на руку щит – тяжелый, сосновый, в железном ободе. Он купил его в Каменной Септе взамен старого, который Дюймель порубил на щепки в бою, но не успел еще отдать живописцу. Поэтому вместо его собственной эмблемы, вяза и падучей звезды, на щите до сих пор красовался герб прежнего хозяина, мертвец на виселице. Зрелище не из приятных, зато щит обошелся недорого.

Вскоре на дороге показались первые всадники, два молодых лордика на быстрых конях. Тот, что на гнедом, был в открытом шлеме из позолоченной стали с тремя пышными перьями – белым, красным и золотистым. Кринет его коня украшал такой же плюмаж. Другого, вороного скакуна, нарядили в голубое с золотом. Юноши мчались вперед со смехом и криками, но третий всадник, следующий за ними, держался заметно тише. Их сопровождала большая свита: слуги, повара, грумы, латники, конные арбалетчики, а также дюжина телег с доспехами, палатками и провизией. На темно-оранжевом щите третьего рыцаря Дунк разглядел три черных замка. Этот герб был ему знаком, вот только откуда? Может, пожилой лорд с бородкой цвета соли с перцем был на турнире в Эшфорде? Или сир Арлан служил какое-то время у него в замке. Старый межевой рыцарь столько замков переменил, что Дунк и половины из них не мог припомнить.

– Эй, кто там в кустах, – крикнул внезапно лорд, придержав коня. – Выходи!

Двое стрелков немедленно взяли арбалеты на изготовку, остальные продолжили путь.

Дунк вышел, взявшись за меч, со щитом на левой руке. До пояса он был гол, лицо покрывала красная пыль, но лорд первым делом, конечно, обратил внимание на его рост.

– Мы ничего плохого не замышляли, милорд. Нас тут только двое с оруженосцем.

– Оруженосец? За рыцаря себя выдаешь?

Лорд смотрел так, словно кожу живьем сдирал. Дунк счел за лучшее убрать руку с эфеса.

– Я межевой рыцарь. Ищу себе новую службу.

– Все разбойники, которых я вешал, то же самое говорили. Твой герб может оказаться пророческим, сир… если ты и вправду рыцарь.

– Это не мой герб, милорд. Я просто не успел перекрасить щит.

– Что так? С мертвеца его снял?

– Нет, купил. – Три замка, черные на оранжевом поле… где ж он их видел раньше? – Я не разбойник.

– А шрам на щеке откуда – от кнута, что ли?

– От кинжала. Да и не ваше это дело, милорд.

– Я сам решаю, до чего мне есть дело.

Двое молодых рыцарей повернули назад посмотреть, что задержало их спутника.

– В чем дело, Гарми? – спросил всадник на вороном, с красивым, чисто выбритым лицом и черными волосами до плеч. На груди его синего с золотой оторочкой дублета был вышит золотой нитью зубчатый крест со скрипками в первой и третьей четвертях и мечами во второй и четвертой. Синие под цвет дублета глаза весело улыбались.

– Алин уже волнуется, что ты с коня упал – славный предлог, чтоб вернуться назад и не плестись у меня в хвосте!

– Кто эти воры? – осведомился всадник на гнедом скакуне.

– Не называйте нас ворами, милорд, – ощетинился Эг. – Мы вас тоже приняли за разбойников, вот и спрятались. Это сир Дункан Высокий, а я его оруженосец.

Молодые лорды обратили на его слова не больше внимания, чем на лягушачье кваканье.

– В жизни не встречал такой здоровенной орясины, – заявил рыцарь на гнедом коне, пухлощекий, с кудрями как темный мед. – Бьюсь об заклад, в нем не меньше семи футов. Вот грохоту-то будет, когда он рухнет!

Проиграешь ты свой заклад, подумал побагровевший Дунк. Эйемон, брат Эга, его измерял: до семи футов целого дюйма недостает.

– А это ваш боевой конь, сир великан? – не унимался рыцарь с плюмажем. – Его мы на мясо пустим.

– Лорд Алин часто забывает о хороших манерах, – вступился черноволосый рыцарь. – Проси у сира Дункана прощения, Алин.

– Нижайше прошу извинить меня, сир. – Пернатый рыцарь повернул коня и рысью поехал вперед.

– На свадьбу едете, сир? – спросил другой – так властно, что Дунк едва поборол искушение отвесить ему поклон.

– Нет, милорд. К переправе.

– Из лордов здесь только Гарми да этот сорванец, Алин Кокшо. Сам я такой же межевой рыцарь, как и вы, а зовут меня сир Джон Скрипач.

Межевые рыцари могли брать себе разные имена, но таких коней и дублетов Дунк у них еще не видывал. Рыцарь Золотой Межи, да и только.

– Мое имя вы уже знаете, а оруженосца моего зовут Эг.

– Рад знакомству, сир. Поедемте с нами в Белые Стены, сломим пару копий в честь нового брака лорда Батервелла! Бьюсь об заклад, вы там сможете отличиться.

На турнирах Дунк после Эшфорда не бывал. Выиграв несколько поединков, он обеспечил бы себя пропитанием до самой Стены.

– Пусть сир Дункан едет своей дорогой, а мы отправимся своей, – молвил лорд с замками на щите, но Джон Скрипач не обратил на это никакого внимания.

– Хотел бы я переведаться с вами на мечах, сир. Я сражался с воинами из разных земель, но с такими великанами ни разу не имел дела. Ваш отец тоже высокий был?

– Я не знал своего отца, сир.

– Мне жаль это слышать… я тоже слишком рано лишился отца, – сказал Скрипач и добавил, обращаясь к лорду с тремя замками: – Надо бы пригласить сира Дункана в нашу компанию.

– Таких, как он, нам не надобно.

Дунк молчал. Межевых рыцарей не часто просят составить компанию высокородным лордам, ему скорее пристало бы ехать сзади, в колонне. Ведь вон сколько у них людей: грумы для ухода за лошадьми, повара для стряпни, оруженосцы для чистки доспехов, солдаты для охраны – а у Дунка на все про все один Эг.

– Это каких же? – засмеялся Скрипач. – Слишком высоких? Полно, сильные бойцы нам нужны. Молодые мечи, как говорят, стоят больше старых имен.

– Дураки говорят. Вы о нем ничего не знаете: вдруг это разбойник или шпион Красного Ворона?

– Я не шпион, милорд, – возразил Дунк. – И не нужно говорить обо мне так, будто я глух, мертв или нахожусь в Дорне.

– В Дорне вам самое место, сир, – ответил на это лорд. – По мне, можете хоть сейчас туда отправляться.

– Не слушайте его, – посоветовал Скрипач. – Он стреляный воробей и подозревает каждого встречного. Мне этот человек пришелся по вкусу, Гарми; поедемте с нами в Белые Стены, сир Дункан.

– Благодарю, милорд… но никак не могу. – Как он будет ночевать в одном с ними лагере? Им слуги поставят шатры, грумы коней обиходят, повара каждому зажарят по каплуну, а рядом Дунк с Эгом будут жевать свою солонину?

– Видите, – сказал пожилой, – он свое место знает. Едем, лорд Кокшо уже на пол-лиги вперед ускакал.

– Ничего, я догоню. Надеюсь, сир Дункан, мы еще встретимся… хотелось бы сразиться с вами на копьях.

– Удачи вам на ристалище, сир. – Когда Дунк нашелся с ответом, оба рыцаря уже ускакали, чему он был только рад. Пожилой слишком уж въедлив, лорд Алин чересчур высокомерен, и даже в любезном Скрипаче Дунк почувствовал нечто странное.

– Что это за дом такой, – спросил он у Эга, – две скрипки и два меча в зубчатом кресте?

– Нет такого герба, сир. Ни в одном перечне не встречал.

Может, он и в правду межевой рыцарь, этот Скрипач. Дунк свой герб придумал на лугу в Эшфорде, а кукольница Тансель Длинная нарисовала его на щите.

– А пожилой небось родня Фреям? – У Фреев на щитах тоже замки, да, кстати, и земли их где-то неподалеку.

– В гербе у Фреев две голубые башни на сером поле и мост между ними, – закатил глаза Эг, – а у него три замка, черные на оранжевом, и где же там мост?

– Нету моста, – согласился Дунк. – А если будешь еще мне глаза закатывать, я тебе так двину по уху, что они вглубь уйдут.

– Я не хотел… – покаялся Эг.

– Ладно. Просто скажи мне, кто он.

– Гармон Пек, лорд Звездной Вершины.

– Это в Просторе, да? У него правда три замка?

– Только на щите, сир. Раньше было три, но два отобрали.

– За что же?

– За черного дракона, за что же еще.

Ну да, конечно. Можно было не спрашивать.

Страной уже двести лет правят потомки Эйегона Завоевателя и двух его сестер, объединивших семь королевств в одно государство и выковавших Железный Трон. Их герб – трехглавый дракон дома Таргариенов, красный на черном. Шестнадцать лет назад бастард короля Эйегона IV, Дейемон Черное Пламя, поднял восстание против своего законнорожденного брата под знаменем с таким же трехглавым драконом, но поменял цвета, как это часто водится у бастардов: дракон черный, поле красное. Мятеж закончился на Багряном Поле, где Дейемон и его сыновья-близнецы полегли под градом стрел Красного Ворона. Мятежники, оставшиеся в живых и склонившие колено перед законным правителем, были помилованы, но лишились некоторой доли своих земель, замков и золота. И у каждого взяли кого-то в заложники, чтобы впредь неповадно было.

– Теперь я вспомнил. Сир Арлан не любил говорить о Багряном Поле, но однажды в подпитии рассказал мне, как погиб его племянник. – Дунк до сих пор слышал голос старика, чуял, как от него пахнет вином. «Роджер Пеннитри его звали. Лорд с тремя замками на щите расколол ему голову булавой». Имени того лорда старик не знал – а может, и знать не хотел. Отряд Скрипача и лорда Пека уже скрылся вдали, оставив за собой тучу красной пыли. Что Дунку до них? С тех пор шестнадцать лет минуло, претендент погиб, его сторонники изгнаны или помилованы.

Под жалобные крики птиц они молча проехали половину лиги, и Дунк сказал:

– Он про Батервелла упоминал. Тот живет где-то поблизости?

– На том берегу озера, сир. Лорд Батервелл при короле Эйегоне был мастером над монетой. Дейерон сделал его десницей, но ненадолго. В гербе у него волнистые линии – белые, желтые и зеленые. – Эг любил блеснуть своими познаниями в геральдике.

– Он друг твоего отца?

– Вот уж нет, – скорчил гримасу Эг. – Отец его недолюбливает. Во время мятежа второй сын Батервелла дрался за претендента, а старший – за короля. И нашим и вашим, а сам лорд ни за кого.

– Ну что ж, благоразумный человек.

– Трус, как отец говорит.

Да, принц Мейекар – муж надменный, гордый и жесткий.

– Белых Стен мы все равно не минуем по дороге к Королевскому тракту. Почему бы заодно и не подхарчиться? – У Дунка заурчало в животе при одной мысли об этом. – Может, кому-то из гостей понадобится охрана на обратном пути.

– Мы же вроде на север едем?

– Стена восемь тысяч лет простояла – постоит еще малость. И добираться до нее добрую тысячу лиг, так не худо бы сперва серебром разжиться. – Славно было бы схлестнуться на турнире с этим желчным лордом Пеком. «Вас победил оруженосец старого сира Арлана, – скажет Дунк, получив с него причитающийся выкуп. – Тот, кто заменил ему убитого вами мальчика». Старику бы это понравилось.

– Хотите на турнир записаться, сир?

– А что? По-моему, время уже пришло.

– Нет, сир. Не пришло.

– Зато в ухо тебе дать самое время. – Ему бы всего два поединка выиграть, и довольно. Если он возьмет два выкупа, а выплатит только один, они целый год будут харчиться что твои короли. – Я мог бы принять участие в общей схватке, если она там будет. – При его росте и силе победа в ней достанется ему легче, чем в одиночном бою.

– На свадьбах общие схватки не в обычае, сир.

– Зато пиры в обычае. Путь перед нами лежит долгий, не худо бы набить животы.

Озеро на закате горело багряным золотом, словно лист кованой меди. Завидев над верхушками ив крышу гостиницы, Дунк снова напялил потный камзол, умылся, расчесал пальцами гриву выгоревших волос. С ростом и со шрамом на щеке он ничего поделать не мог, но надеялся, что теперь будет меньше смахивать на разбойника.

Гостиница оказалась гораздо просторнее, чем он ожидал. Широкий сруб, увенчанный башенками, расползался во все стороны и даже в воду, опираясь на сваи, забрел. К перевозу по илистому берегу проложили дорожку из горбыля, но ни парома, ни паромщика видно не было. Через дорогу виднелась конюшня, крытая тростником; двор с колодцем и колодой для водопоя окружала сложенная насухо стенка, но ворота стояли открытые.

– Займись лошадьми с мулом, только пить много не давай, – распорядился Дунк. – Я пойду закажу нам поесть.

– Вам паром нужен? – спросила подметавшая крыльцо хозяйка гостиницы. – Сегодня уже не придет. Солнце садится, а по ночам Нед перевозит, только когда луна полная. Утречком переправитесь.

– Дорого он берет, не скажете?

– Три гроша с человека, десять с коня.

– У нас две лошади с мулом.

– За мула тоже готовьте десять.

Всего тридцать шесть, прикинул в уме Дунк – больше, чем он надеялся.

– В прошлый раз это стоило всего два гроша с человека и шесть с коня.

– Это вы с Недом договаривайтесь, а от себя я скажу, что постелей у меня нет. Лорды Шоуни и Костейн со свитой стоят, все полнехонько под завязку.

– Лорд Пек тоже здесь? – (Тот, что убил оруженосца старого сира Арлана.) – Он направлялся сюда вместе с лордом Кокшо и Скрипачом.

– Нед взял их на свой последний паром. – Женщина смерила Дунка взглядом. – Вы тоже из ихних будете?

– Нет, просто встретил их на дороге. – От запаха, струящегося из окон, у Дунка потекли слюнки. – Мы бы отведали того, что у вас там жарится, если не слишком дорого.

– Дикий вепрь, – доложила хозяйка. – С перцем, луком, грибами и репкой.

– Мы и без репки обойдемся. Нам бы по ломтю жаркого да по кружке вашего эля – сколько возьмете? А переночуем мы на конюшне, с вашего позволения.

Тут он дал маху.

– Конюшня для лошадей. Ты, конечно, тоже здоров что твой конь, однако ног у тебя две, не четыре. Не нанималась я кормить все Семь Королевств. Жаркое у меня для гостей и эль тоже. А ну как недостанет чего, что лорды скажут? Вон, в озере рыбы полно, и бродяги вроде вас стоят лагерем у пеньков, межевые будто бы рыцари. – Тон женщины ясно давал понять, что их рыцарство вызывает у нее большие сомнения. – Глядишь, примут вас и едой поделятся, только не мое это дело. Проваливай, – она махнула на Дунка метлой, – некогда мне с тобой. – Дверь за ней захлопнулась, и Дунк не успел спросить, где же ему найти упомянутые пеньки.

– Там не свинью жарят, сир? – Эг сидел на краю колоды, с ногами в воде, и обмахивался шляпой.

– Вепря. Но кому он нужен, когда есть вкусная солонинка?

– Можно, я лучше сапоги свои съем? А новые сошью из солонины, она попрочнее будет.

– Нельзя, – сказал Дунк, сдерживая усмешку. – Еще слово, и я тебя кулаком попотчую. – Он снял с мула свой шлем и кинул оруженосцу. – Достань из колодца воды и размочи солонину. – В сухом виде она могла стоить человеку нескольких зубов. – Из поилки не бери, ты в ней ноги мочил.

– Мои ноги только вкус бы улучшили, – хмыкнул Эг, однако повиновался.

Межевых рыцарей они нашли без труда: углядели на берегу их костер и пошли на свет, ведя в поводу животных. Шлем Дунка, который Эг нес под мышкой, хлюпал на каждом шагу. От солнца осталась только чуть заметная красная полоса на западе. Вскоре деревья расступились, и путники вошли в бывший чардревник, заповедную рощу Детей Леса, от которой ныне остались только пни да белые корни.

У костра, передавая друг другу винный мех, сидели на корточках двое мужчин. Их кони паслись неподалеку, оружие и доспехи были сложены аккуратно. Еще один, намного моложе своих спутников, прислонился спиной к каштану.

– Вечер вам добрый, сиры, – окликнул еще издали Дунк: вооруженных людей врасплох лучше не заставать. – Меня зовут сир Дункан Высокий, а парнишку – Эг. Можно нам подсесть к вашему костерку?

– Здравствуйте, сир Дункан, – сказал, поднявшись навстречу, человек средних лет с рыжими бакенбардами. – И впрямь высокий… будем рады и вам, и парнишке вашему, только что у него за имя такое – Эг?

– Уменьшительное, сир. – Эг благоразумно умолчал о полном своем имени – Эйегон.

– Вот оно как. А с головой что?

Скажи, что вши завелись, мысленно воззвал Дунк. Они часто этим отговаривались, но иногда Эг нес что-нибудь несусветное.

– Я дал обет брить ее, сир. Пока рыцарские шпоры не получу.

– Достойный обет. Я сир Кайл, Вересковый Кот. Под каштаном сидит сир Глендон… э-э… Болл, а рядом со мной добрый сир Мейнард Пламм.

– Пламм, – насторожил уши Эг. – Вы не родственник лорда Визериса, сир?

– Дальний, – ответил высокий сутулый рыцарь с длинными белесыми волосами, – хотя сомневаюсь, что его милость признает это родство. Он, скажем так, из сладких Пламмов, а я из кислых. – Плащ сира Мейнарда, неровно выкрашенный в сливовый цвет, по краям сильно пообтрепался. В пряжку, скреплявшую его на плече, был вставлен лунный камень величиной с куриное яйцо, остальной наряд состоял из бурой шерсти и поцарапанной кожи.

– У нас солонина есть, – сказал Дунк.

– А у сира Мейнарда мешок яблок, – похвастал сир Кайл. – Добавить к этому мой маринованный лук, и пир выйдет на славу! Присаживайтесь, сир, вон сколько кругом удобных пеньков. Куковать нам тут до позднего утра: паром на озере один, всех нас он не перевезет, а лорды со свитой, конечно, поедут первыми.

Дунк с Эгом расседлали Грома, Дождинку и Мейстера. Лишь после того как животные напились, поели и были спутаны на ночь, Дунк принял предложенный сиром Мейнардом мех с вином.

– Кислое винцо лучше, чем совсем никакого, – заметил Кайл-Кот. – Вот погодите, доберемся до Белых Стен: у лорда Батервелла к северу от Бора самые вкусные вина, так говорят. Он раньше был королевским десницей, как его дед когда-то; человек он, слыхать, набожный и очень богатый.

– На коровах разбогател, – подхватил Мейнард Пламм. – Вымя бы ему в герб. У Батервеллов молоко течет в жилах, да и Фреи не лучше. В этом браке угонщики скота сочетаются со сборщиками пошлины – деньги к деньгам, стало быть. Когда восстал черный дракон, коровий лорд нарочно послал одного сына к Дейемону, а другого к Дейерону, чтобы Батервеллы в любом случае оказались на стороне победителя. Оба они полегли на Багряном Поле, а младший по весне умер, потому лорд и женится снова. Если же и эта жена ему не подарит сына, имя Батервеллов умрет вместе с ним.

– Туда и дорога, – проронил сир Глендон Болл, точа бруском меч. – Воин не любит трусов. – Одежда на молодом рыцаре была добротная, но поношенная и собранная, видно, с бору по сосенке. Из-под железного полушлема торчали каштановые вихры. Ростом Глендон не вышел, но сложен был крепко. Над близко сидящими глазками гусеницами мохнатились брови, подбородок выдавался вперед, а лет ему было никак не более восемнадцати. Дунк принял бы этого парня за оруженосца, не поименуй его Кайл сиром: на щеках у него росли прыщи вместо бакенбард.

– Давно ли вы в рыцарях? – спросил Дунк.

– Давно. При смене луны полгода исполнится. Меня посвятил сир Морган Данстебл из Полной Чаши – при свидетелях, – а обучался я с младенческих лет. Верхом ездить стал раньше, чем ходить, и вышиб взрослому человеку зуб, не потеряв ни одного из молочных. В Белых Стенах я намерен прославиться и завоевать драконье яйцо.

– Вот, значит, какой приз назначен победителю? – Последний дракон умер лет сто назад, однако сир Арлан видел отложенные им яйца – твердые как камень, рассказывал он, но очень красивые. – Откуда у лорда Батервелла драконье яйцо?

– Король Эйегон подарил его тогдашнему Батервеллу, деду нынешнего, когда гостил у него в замке, – объяснил Мейнард Пламм.

– За что же лорду пожаловали такую награду?

– У него будто бы были три дочки-девственницы, – усмехнулся сир Кайл, – а к утру его величество каждую наделил бастардом – видомо, хлопотливая ночка выдалась.

Дунк уже не раз слышал, что Эйегон Недостойный переспал с половиной девиц своего королевства и многим сделал ребят. Хуже того, на смертном одре он всех этих детей узаконил: и от дочерей знатных домов, и от прислужниц в тавернах, и от пастушек, и от уличных шлюх.

– Если хоть половина этих историй не врет, мы все должны быть сыновьями короля Эйегона.

– А кто вам сказал, что это не так? – подмигнул сир Мейнард, а сир Кайл предложил:

– Едем с нами, сир Дункан. С вашим завидным ростом какой-нибудь лордик непременно возьмет вас на службу, и я тоже надеюсь, что мне посчастливится. Там будет Джоффри, лорд Горького Моста; в три его годочка я выстругал ему первый сосновый меч, тогда как мой собственный служил верой и правдой его отцу.

– Тоже сосновый? – осведомился сир Мейнард. Сир Кайл не обиделся и ответил со смехом:

– Нет, из доброй стали, могу вас заверить. Был бы рад вновь послужить им кентавру. Если не хотите сразиться на турнире, сир Дункан, так хоть на пир приходите. Там будут певцы, музыканты, жонглеры, акробаты и даже карлики.

– Мы с Эгом едем на север, в Винтерфелл, – нахмурился Дунк. – Лорд Берон Старк созывает мечи, чтобы навсегда прогнать кракенов со своих берегов.

– По мне, там чересчур холодно, – сказал сир Мейнард. – Коли желаете поохотиться на кракенов, ступайте лучше на запад. Ланнистеры строят флот, чтобы нанести Железным Людям удар на их родных островах. С Дагоном Грейджоем только так и можно покончить. На суше его бить бесполезно – уползает в море. Его надо добить на воде.

В этом был свой резон, но Дунку как-то не хотелось сражаться с Железными Людьми на море. «Белую леди», шедшую из Дорна в Старомест, однажды атаковали пираты, и он, надев доспехи, стал помогать морякам. В отчаянном кровавом бою Дунк едва не свалился за борт – случись это, ему пришел бы конец.

– Не худо бы трону взять пример со Старка и Ланнистера, – заметил сир Кайл. – Они по крайней мере сражаются, а Таргариены что? Король Эйерис корпит над книгами, принц Рейегаль бегает голый по Красному Замку, принц Мейекар носу не кажет из Летнего.

Эг ворошил в костре палкой, пуская искры, и промолчал, когда помянули его отца. Дунка это порадовало: кажется, мальчишка наконец научился держать язык за зубами.

– Я во всем этом виню Красного Ворона, – продолжал сир Кайл. – Он десница короля, и его прямой долг выступить против кракенов, сеющих ужас вдоль берегов Закатного моря.

– Его единственный глаз устремлен на Тирош, – пожал плечами сир Мейнард, – где Жгучий Клинок в изгнании замышляет недоброе вкупе с сыновьями Дейемона Черное Пламя. Он держит королевский флот под рукой, буде они вздумают переправиться.

– Жгучему Клинку здесь многие бы обрадовались, – отвечал на это сир Кайл. – Красный Ворон – корень всех наших бед, червь, гложущий сердце нашей державы.

– За такие слова с человека голову могут снять, – нахмурился Дунк, вспомнив горбатого септона из Каменной Септы. – Кое-кто может счесть их изменой.

– Какая же тут измена, если это правда? При короле Дейероне никто не боялся высказывать свое мнение, а теперь… – Сир Кайл изобразил неприличный звук. – Только вот надолго ли Красный Ворон посадил на Железный Трон Эйериса? Король слаб здоровьем, и когда он умрет, лорд Риверс начнет войну за трон с принцем Мейекаром. Десница против наследника.

– Вы забываете о принце Рейегале, мой друг, – возразил сир Мейнард. – После Эйериса наследует он, а за ним его дети.

– Слабоумный-то? Я лично ему не враг, но он все равно что покойник, как и его близнецы. Вот только не знаю, как они все умрут – от булавы Мейекара или от чар Красного Ворона.

Да спасут нас Семеро, подумал Дунк, когда Эг подал свой пронзительный голос.

– Принц Мейекар – брат Рейегаля. Он любит его и не причинит ему никакого вреда.

– Тихо, мальчик, – рыкнул Дунк. – Тебя не спрашивают.

– Буду говорить, когда захочу.

– Нет, не будешь. – Длинный язык когда-нибудь погубит мальчишку, а вместе с ним и Дунка. – По-моему, солонина уже размочилась. Раздай нашим друзьям поровну, живо.

Мальчик вспыхнул. Дунк побоялся, что он начнет спорить, но Эг лишь набычился, как это свойственно одиннадцатилетним мальчишкам, выудил солонину из шлема и стал раздавать, поблескивая бритой башкой при свете костра. Мясо, размокнув в воде, преобразилось из древесины в старую кожу. Дунк жевал его краешек, стараясь обогнать мысли о вепре, крутящемся на вертеле и капающем жиром в огонь.

В сумерках на смену оводам, донимающим лошадей, пришли комары, охотники до человеческой крови. Только дым и спасал от них: не хочешь, чтобы тебя ели – коптись.

Мех с кислым, но крепким вином снова пошел по кругу, и Вересковый Кот стал рассказывать, как во время мятежа спас жизнь лорду Горького Моста.

– Когда знаменщик лорда Армонда пал, я спрыгнул с коня. Со всех сторон нас окружали изменники…

– Что за изменники, сир? – перебил Глендон Болл.

– Люди Черного Пламени.

В руке сира Глендона сверкнула сталь. Огонь превратил оспины на его лице в открытые язвы, жилы на шее натянулись, как тетива лука.

– Мой отец сражался за черных.

Ну вот, снова-здорово. Вопрос «красное или черное» людям лучше не задавать.

– Уверен, что сир Кайл никого не хотел оскорбить, – поспешил вмешаться Дунк.

– Само собой, – подтвердил Кот. – Это давно было, парень, к чему сводить старые счеты. Все мы теперь входим в одно межевое братство.

Сир Глендон долго взвешивал его слова, подозревая в них насмешку, и наконец сказал:

– Дейемон Черное Пламя не был изменником. Старый король вручил меч ему, хоть он и родился бастардом – а значит, и королевство ему предназначил. Знал, что он превосходит Дейерона во всем.

Стало тихо, только костер потрескивал. Дунк прихлопнул комаров у себя на шее, глазами призвал Эга к молчанию и сказал:

– Во времена Багряного Поля я был малым ребенком, но рыцарь, которому я служил, сражался за красного дракона, а тот, которому я потом присягнул – за черного. Отважные воины были и на той, и на другой стороне.

– Были, да, – не совсем уверенно отозвался сир Кайл.

– Герои. – Сир Глендон повернул свой щит и показал герб – желто-красный огненный шар на полуночно-черном поле. – И во мне течет кровь одного из них.

– Вы сын Огненного Шара, – догадался Эг, и сир Глендон в первый раз улыбнулся.

– Сколько же вам лет? – удивился сир Кайл. – Квентин Болл погиб…

– Еще до моего рождения, – завершил Глендон, задвинув меч в ножны, – но продолжает жить в моем теле. Я докажу это в Белых Стенах, завоевав драконье яйцо.

Наутро пророчество сира Кайла сбылось. Сначала стали переправлять лордов Костейна и Шоуни, и каждая ездка туда-сюда, а их было несколько, занимала более часа. Из-за илистых берегов лошадей с повозками приходилось сводить по сходням, а потом тем же манером разгружать на той стороне. Лорды еще больше затянули переправу, заспорив о первенстве: Шоуни был старше, Костейн же полагал, что его род знатнее.

Дунк терпеливо ждал, почесывая укусы.

– Вот позволили бы мне снять сапог, и первыми были бы мы, – сказал Эг.

– Ни к чему это. Лорды приехали сюда раньше нас, притом они лорды.

– Мятежники, – скорчил гримасу Эг.

– Как так?

– Лорд Шоуни и отец нынешнего лорда Костейна сражались за Черное Пламя. Мы с Эйемоном разыгрывали это сражение на зеленом столе мейстера Мелакина с раскрашенными солдатиками и маленькими флажками. Герб Костейнов поделен на четверти: серебряная чаша на черном поле и черная роза на золотом. Это знамя находилось на левом фланге Дейемонова войска, а Шоуни вместе со Жгучим Клинком бился на правом и заработал тяжелые раны, от которых едва не умер.

– Это дело прошлое. Они оба здесь, не так ли? Стало быть, они склонили колено, и король Дейерон их помиловал.

– Да, но…

– Помолчи. – Дунк защипнул мальчику губы, и тот внял совету.

Как только отчалил последний паром с людьми Шоуни, на пристани появились лорд и леди Смолвуд с собственными людьми, и межевым рыцарям опять пришлось ждать.

Межевое братство продержалось недолго: сир Глендон дулся и держался в стороне от других, сир Кайл, рассудив, что переправы им в ближайшие часы не дождаться, подольщался к лорду Смолвуду, с которым был немного знаком, сир Мейнард точил лясы с хозяйкой гостиницы.

– Держись от него подальше – может статься, он разбойник, – предупредил Эга Дунк.

– Никогда еще не встречал рыцарей-разбойников, – тут же загорелся Эг. – Вы думаете, он задумал украсть драконье яйцо?

– Лорд Батервелл наверняка хорошо его охраняет. Как по-твоему, он выставит яйцо на пиру? Хотелось бы взглянуть.

– Я бы вам свое показал, только оно в Летнем Замке.

– Твое? У тебя есть драконье яйцо? – Дунк нахмурился, подозревая, что мальчишка его разыгрывает. – Откуда бы?

– Дракон снес. Мне его в колыбель положили, сир.

– А в ухо не хочешь? Драконов на свете нет.

– Зато есть их яйца. Последний дракон отложил пять штук, и на Драконьем Камне тоже имеется кладка – старая, до Пляски еще. У всех моих братьев есть по яйцу. Эйерионово точно из золота с серебром отлито и все в огненных жилках, мое белое в зеленых разводах.

В колыбель положили… Дунк временами забывал, что Эг на самом деле принц Эйегон.

– Смотри только при незнакомцах рта не разевай.

– Я ж не дурак, сир. Знаете, когда-нибудь драконы вернутся. Брат Дейерон видел это во сне, а король Эйерис в книгах вычитал. Может, как раз мое яйцо и проклюнется – вот будет здорово!

– Ой ли? – Дунк сомневался на этот счет.

– Мы с Эйемоном всегда верили, что драконы вылупятся из наших яиц и мы будем летать по небу, как Эйегон Первый и его сестры.

– Угу. Если все прочие рыцари в королевстве провалятся сквозь землю, то лордом-командующим Королевской Гвардии стану я. Если эти яйца такие ценные, почему лорд Батервелл свое отдает?

– Может, богатством своим хочет похвастаться?

– Да, пожалуй. – Сир Глендон Болл затягивал подпруги… а конь-то у него плоховат, стар и мал ростом. – Почему его отца прозвали Огненным Шаром?

– За горячий нрав и рыжую голову. Сир Квентин Болл был мастером над оружием в Красном Замке, обучал боевым искусствам отца, дядюшек и королевских бастардов. Король Эйегон обещал сделать его рыцарем Королевской Гвардии, поэтому он отправил жену к Молчаливым Сестрам; но когда открылась вакансия, Эйегон уже умер, и король Дейерон назначил на этот пост сира Виллема Уайлда. Отец говорит, что как раз-таки Огненный Шар вкупе со Жгучим Клинком подбил Дейемона Черное Пламя предъявить права на корону. И спас претендента, когда Дейерон послал королевских гвардейцев взять его под арест. Позже Огненный Шар убил лорда Леффорда у ворот Ланниспорта и загнал Седого Льва обратно в Утес. При переправе через Мандер он зарубил сыновей леди Пенроз одного за другим, но самого младшего пощадил из жалости к его матери.

– Благородно поступил, – признал Дунк. – Он погиб на Багряном Поле?

– Нет, сир, раньше. Какой-то лучник пустил стрелу ему в горло, когда он спешился, чтобы попить из ручья. Простой стрелок, без имени и звания.

– Простые люди тоже бывают опасны, когда получают разрешение убивать героев и лордов. А вот и паром. – Лодка медленно ползла через озеро.

– Долго еще. Так как, сир, едем мы в Белые Стены?

– Почему бы и нет – надо же на драконье яйцо поглядеть. Вот выиграю турнир, и будут эти дива у нас обоих. Чего смотришь?

– Я бы сказал, сир, да вы велели помалкивать.

Межевых рыцарей посадили за стол ниже соли, ближе к дверям, чем к помосту.

Белые Стены были сравнительно новым замком: дед нынешнего лорда возвел их всего лет сорок назад. В простонародье замок прозвали Молочным; светлый камень для его постройки добывали в Долине и доставляли сюда через горы с большими затратами. Полы и колонны внутри были беломраморные с золотыми прожилками, стропила вытесали из белых чардрев – Дунк даже представить себе не мог, сколько все это стоило.

А вот великий чертог мог бы быть и побольше, решил он, занимая место между сиром Мейнардом и сиром Кайлом. Приняли их радушно, хотя на пир они явились незваные: плохая это примета – отказывать в гостеприимстве рыцарю в день своей свадьбы. Одному сиру Глендону несладко пришлось.

– Не было у Огненного Шара никаких сыновей, – заявил во всеуслышание стюард лорда Батервелла. Молодой рыцарь возразил ему и пару раз помянул сира Моргана Данстебла, но стюард стоял на своем. Сир Глендон схватился за меч, прибежали латники с копьями, и кровопролитие казалось уже неминуемым, но положение спас белокурый рыцарь по имени Кирби Пимм. Он обнял стюарда за плечи, засмеялся и что-то зашептал ему на ухо. Стюард нахмурился; сир Глендон от его слов густо побагровел – Дунк было подумал, что он сейчас заплачет или кого-то убьет, – но в чертог его допустили.

Бедняге Эгу посчастливилось меньше.

– Чертог только для лордов и рыцарей, – сказал помощник стюарда. – Для оруженосцев, грумов и латников накрыты столы во дворе.

Знал бы ты, кто он, подумал Дунк – усадил бы его за высокий стол на подушки! Дунку не очень хотелось отпускать Эга с другими оруженосцами: почти все они были взрослые люди, не пожелавшие сами стать рыцарями. Или просто не сумевшие? Оруженосцу, чтобы стать рыцарем, помимо благородства и военного мастерства нужны еще конь, меч и доспехи – не всякий может это себе позволить.

– Смотри же, помалкивай, – велел Дунк. – Они твоей наглости не потерпят. Знай себе лопай да слушай – авось узнаешь что-то полезное.

Сам он был рад посидеть в прохладе над чашей вина, дожидаясь сытного угощения. Даже межевому рыцарю надоедает пережевывать каждый кусок по полчаса. Ниже соли еда скорее всего будет простой, зато изобильной. Дунка это вполне устраивало.

Но что мужик за честь почитает, то лорду срам, как говаривал старый сир Арлан.

– Мне здесь сидеть невместно, – сказал помощнику стюарда сир Глендон Болл, переодевшийся в красивый старый дублет, отделанный золотым кружевом, с красным шевроном и серебряными монетами дома Боллов на груди. – Известно ли вам, кто был мой отец?

– Благородный рыцарь и знатный лорд, несомненно, но вы здесь такой не один. Садитесь где вам указано, сир, а уйдете – я горевать не стану.

Молодой Глендон надулся, но все-таки сел ниже соли вместе со своими попутчиками. Скамейки заполнялись быстро; гостей было больше, чем ожидал Дунк, и некоторые, судя по всему, проделали долгий путь. Они с Эгом не бывали в обществе стольких лордов и рыцарей со времен Эшфорда, и оставалось только гадать, кого им здесь еще ждать. Дунк начинал жалеть, что заявился сюда; если его узна́ют…

Слуга раскладывал перед всеми едоками ковриги черного хлеба. Дунк, радуясь, что можно чем-то заняться, разрезал свою надвое, верхнюю половину съел, а из нижней выскреб мякиш, чтобы получилась миска. Хлеб, хоть и черствый, по сравнению с их солониной казался мягче пуха – его можно было жевать не размачивая.

– На вас обращают внимание, сир Дункан, – заметил сир Мейнард, когда мимо них проследовал лорд Вируэлл со своими рыцарями. – Вон те девушки на помосте прямо глаз с вас не сводят! Поспорить могу, они никогда еще не видели такую громадину. Вы на голову выше всех мужчин в этом чертоге, даже когда сидите.

Дунк сгорбился. Он привык, что на него постоянно пялят глаза все, кому не лень, но нельзя сказать, чтобы ему это нравилось.

– Пусть себе смотрят.

– Вон там, сидит Старый Бык. Его тоже считают крупным мужчиной – в основном из-за пуза, так мне сдается, – но вы по сравнению с ним великан.

– Чистая правда, сир, – подтвердил один из их сотрапезников – желтолицый, угрюмый, в одежде серовато-зеленых тонов. Его маленькие глазки пронзительно смотрели из-под тонких бровей. – Уже ваш рост на турнирном поле сделает вас одним из самых опасных бойцов.

– Я слышал, Бестия Бракен собирался приехать, – сказал другой сосед по столу.

– Вряд ли, – возразил желтолицый. – Этот турнир не из важных – маленький бой во дворе в честь боя на брачном ложе. Воинам вроде Ото Бракена здесь нечего делать.

– Бьюсь об заклад, милорд Батервелл тоже на поле не выйдет, – сказал сир Кайл. – Будет посиживать в тенечке и высылать вместо себя бойцов.

– В таком случае он увидит их побежденными, – заявил сир Глендон, – и вручит мне свое драконье яйцо.

– Сир Глендон – сын Огненного Шара, – объяснил сир Кайл желтолицему рыцарю. – Можем ли мы узнать ваше имя, сир?

– Утор Андерлиф, чей отец ничем не прославился. – Одежда на Андерлифе была добротная, хотя и простого покроя, плащ на плече скрепляла серебряная застежка в виде улитки. – Если копьем вы владеете не хуже, чем языком, сир Глендон, почему бы вам не вызвать этого высокого рыцаря?

– Он будет сражен, несмотря на свой рост, – не замедлил с ответом сир Глендон.

Дунк смотрел на свою чашу, в которую слуга как раз наливал вино.

– С мечом я управляюсь лучше, чем с копьем, – признал он, – а с боевым топором и того лучше. Здесь намечается общая схватка? – В таком бою рост и сила давали ему большое преимущество, в отличие от поединков на копьях.

– На свадьбе? – ужаснулся сир Кайл. – Негоже это.

– Свадьба – тоже своего рода схватка, – ухмыльнулся сир Мейнард. – Любой женатый человек подтвердит.

– Общей схватки, боюсь, не будет, – сказал сир Утор, – но лорд Батервелл, помимо драконьего яйца, обещал тридцать золотых драконов тому, кто станет вторым, и по десять побежденным в двух предыдущих боях.

А что? На тридцать драконов можно коня купить – пусть старик Гром отдыхает в дороге. Десять драконов – тоже неплохо; будут Эгу доспехи, а Дунку – настоящий рыцарский шатер с деревом и падучей звездой. И гусь жареный, и окорок, и пирог с голубями.

– Победители еще и выкуп возьмут, – заметил сир Утор, выскребая из буханки собственную хлебную миску, – а зрители, говорят, об заклад будут биться. Сам лорд Батервелл не любитель, но кое-кто из гостей не прочь поставить хорошие денежки.

Тут на галерее затрубили фанфары, и вошел Амброз Батервелл с молодой женой. Все встали. Новобрачные шли рука об руку по узорному мирийскому ковру; молодой было пятнадцать, и она едва расцвела, лорду-мужу стукнуло пятьдесят, и он только что овдовел. Она была розовая, он серый. За ней волочился свадебный плащ в белых, зеленых и желтых полосах – тяжело ей, должно быть, в такую жару, посочувствовал Дунк. И муж ей достался тяжелый, вислощекий, с реденькими волосенками.

Следом шествовал с маленьким сыном отец невесты, лорд Фрей с Переправы – поджарый, наряд в голубых и серых тонах. У четырехлетнего наследника начисто отсутствовал подбородок, зато соплей было хоть отбавляй. Далее следовали лорды Костейн и Рисли с женами, дочерьми лорда Батервелла от первого брака. За ними шли лорды Пек, Смолвуд, Шоуни; дома не столь знатные и рыцари-землевладельцы замыкали процессию. Среди них Дунк разглядел Джона Скрипача и Алина Кокшо – последний явно успел приложиться к чарке еще до начала пира.

Высокий стол заполнился не менее плотно, чем нижний. Молодых ждал двойной трон из позолоченного дуба с пуховыми подушками на сиденье, прочие рассаживались по креслам с резными подлокотниками. На стропилах позади них висели огромнейшие знамена: две башни Фреев и волнистые полосы Батервеллов.

– За короля! – провозгласил первый тост лорд Фрей. Сир Глендон поднял свою чашу так, чтобы она оказалась над тазом для омовения рук. Дунк чокнулся с ним, с сиром Утором и остальными. – За нашего гостеприимного хозяина лорда Батервелла, – продолжал Фрей. – Да ниспошлет ему Отец долгую жизнь и множество сыновей.

Гости снова выпили.

– За молодую леди Батервелл, мою дорогую дочь! Да ниспошлет ей Матерь плодородие. Смотри же, дитя, хорошенько сбей масло сегодняшней ночью и подари мне внука до конца года, а лучше двух.

По чертогу прокатился смех. Густое красное вино само лилось в горло.

– А теперь выпьем за королевского десницу Бриндена Риверса, да ведет его лампада Старицы по пути мудрости. – На помосте выпили, сир Глендон опрокинул свою чашу на пол.

– Что ж добро-то переводить, – упрекнул его Мейнард Пламм.

– Я не пью за тех, кто проливает родную кровь. Красный Ворон – колдун и бастард.

– Родился бастардом, – мягко поправил сир Утор, – но августейший отец перед смертью признал его. – Он, сир Мейнард и еще многие выпили за десницу, но многие другие не пили или выливали вино по примеру Болла. Дунк тоже выпил, хотя и без особой охоты. Сколько глаз у Красного Ворона? Тысяча и еще один. Другие лорды тоже провозглашали здравицы. Выпили за молодого лорда Талли, сюзерена Батервеллов – он под благовидным предлогом не приехал на свадьбу; за Лео Длинного Шипа, лорда Хайгарденского – он, по слухам, прихварывал; помянули павших – за них Дунк выпил охотно.

Последним встал Джон Скрипач.

– За моих отважных братьев! Я знаю, этим вечером они улыбаются.

Дунку не хотелось напиваться перед завтрашним турниром, но чаши исправно наполнялись после каждого тоста, да и жажда в нем пробудилась. «От чаши вина или рога с элем никогда не отказывайся, – сказал ему как-то сир Арлан. – Кто знает, когда тебе еще поднесут». Кроме того, не выпить за здоровье новобрачных было бы неучтиво, а за короля и его десницу просто опасно – вон сколько глаз вокруг.

Тост Скрипача, к счастью, оказался последним. Лорд Батервелл, поднявшись, поблагодарил всех пришедших и объявил на завтра турнир.

– А теперь, – произнес он далее, – начнем пировать!

На высокий стол подали молочного поросенка, зажаренного павлина в перьях, щуку в толченом миндале. Ниже соли поросенка заменяла соленая свинина, вымоченная в миндальном молоке и приправленная перцем, а павлина – подрумяненные каплуны с начинкой из лука, трав и грибов. Вместо щуки внизу ели белую треску в хрустящем тесте с густой подливкой – Дунк не понял, из чего она состоит. Подавались еще разварной горох, репа с маслом, морковь с медом и сыр, пахнущий как Беннис Бурый Щит. Дунк ел вволю; не зная, чем угощают Эга во дворе, он на всякий случай спрятал под плащ половину каплуна, пару краюшек хлеба и немного пахучего сыра.

Под скрипки и волынки начали толковать о турнире.

– Сир Франклин Фрей известен на Зеленом Зубце, – говорил Утор Андерлиф, хорошо знавший местных героев. – Вон он, дядя невесты, на помосте сидит. Лукаса Нейланда из Ведьминой Трясины тоже надо принять в расчет, и сира Мортимера Боггса с мыса Раздвоенный Коготь. Все остальные не представляют никакого интереса: домашние рыцари да деревенские силачи. Из этих лучшие Кирби Пимм и Галтри Зеленый – но зять лорда Батервелла, Черный Том Хедль, их легко одолеет. Он получил в жены старшую дочь его милости, убив трех соперников, а однажды вышиб из седла самого лорда Ланнистера.

– Неужто молодого Тибольта? – подивился сир Мейнард.

– Нет, Седого Льва, что по весне умер. – Так говорили обо всех, кого унесла весенняя горячка: по весне умерли десятки тысяч человек, в том числе король и два молодых принца.

– Не забудьте и сира Теомора Бульвера, – заметил сир Кайл. – Старый Бык убил сорок человек на Багряном Поле.

– Его слава осталась в прошлом, – не согласился сир Мейнард. – Посмотрите на него: за шестьдесят, весь жиром оброс, правый глаз все равно что незрячий.

– Не ломайте голову над тем, кто победит на турнире, – сказал кто-то позади Дунка. – Вот он я, сиры: любуйтесь.

За Дунком, улыбаясь, стоял сир Джон Скрипач. Прорезные рукава его белого шелкового дублета, подбитые красным атласом, падали ниже колен, тяжелую серебряную цепь на груди унизывали темные аметисты под цвет его глаз. Стоила эта цепь примерно столько же, сколько все имущество Дунка.

Вино окрасило щеки сира Глендона и воспламенило его прыщи.

– Кто вы такой, чтобы так похваляться?

– Меня зовут Джон Скрипач.

– Музыкант или воин?

– Я неплохо владею и копьем, и смычком. На каждой свадьбе нужен певец, на каждом турнире – таинственный рыцарь. Можно мне сесть вместе с вами? Батервелл был настолько великодушен, что усадил меня за высокий стол, но такие же, как я, межевые рыцари мне гораздо милее пухлых леди и старых лордов. – Скрипач хлопнул Дунка по плечу. – Будьте так добры, сир Дункан, подвиньтесь.

Дунк потеснился, сказав:

– Опоздали, сир, мы все уже съели.

– Не беда. Дорогу на кухню Батервелла я знаю, а вино, полагаю, у вас осталось? – От Скрипача пахло лимонами, апельсинами и еще чем-то – мускатным орехом, что ли: в заморских пряностях Дунк не очень-то смыслил.

– Не пристало рыцарю так хвалиться, – указал сир Глендон.

– В самом деле? Тогда прошу меня извинить: сына Огненного Шара я не хотел бы обидеть ни в коем случае.

– Вы знаете, кто я? – опешил юнец.

– Сын своего отца, полагаю.

– Свадебный пирог прибыл! – воскликнул сир Кайл.

Пирог везли на тележке шестеро поварят; внутри огромного сооружения слышались писк и возня. Когда лорд и леди Батервелл, совместно держа меч, его взрезали, оттуда выпорхнуло с полсотни птиц. На других свадьбах, где бывал Дунк, пирог наполняли одними голубями или певчими пташками, а здесь кого только не было: сойки, жаворонки, голуби всех мастей, пересмешники, соловьи, воробьи и один большой попугай в красных перьях.

– Двадцать одна порода, – сосчитал их сир Кайл.

– И двадцать одна разновидность помета, – добавил сир Мейнард.

– Видно, сир, что вы не поэт.

– Вон, вам на плечо уже капнули.

– Свадебному пирогу такая начинка в самый раз, – рассудительно сказал сир Кайл, счистив кляксу. – В браке чего только не бывает: радости и горе, боль и жалобы, любовь, страсть и верность. Потому и птицы все разные: никто не знает, что принесет ему молодая жена.

– Щелку свою, – молвил Пламм, – зачем иначе жениться?

– Выйду ненадолго подышать воздухом, – сказал Дунк. Отойти ему, если по правде, требовалось по малой нужде, но в обществе приличнее говорить, что хочешь на воздух.

– Возвращайтесь поскорей, сир, – сказал Скрипач. – Еще жонглеры будут, а потом провожание.

Ночной ветерок лизнул Дунка, как большой зверь. Утоптанная земля под ногами качалась… а может, это его шатало.

Ристалище устроили на внешнем дворе. У стены воздвигли три яруса деревянных сидений для лорда Батервелла и его знатных гостей; по обоим концам поля виднелись шатры, где рыцари могли облачиться в доспехи, и стойки с турнирными копьями. Ветерок всколыхнул знамена, и от свежевыбеленного барьера для конных поединков пахну́ло известкой.

Дунк отправился во внутренний двор, чтобы отыскать Эга: записать рыцаря на турнир должен оруженосец. В незнакомом замке он каким-то образом заблудился и очутился возле псарни. Собаки тут же подняли лай: то ли разорвать чужака хотели, то ли учуяли каплуна у него под плащом. Дунк повернул назад к септе. Мимо с хохотом промчалась женщина, за ней гнался рыцарь с лысой головой. Может, завернуть в септу и попросить Семерых, чтобы первым завтрашним противником оказался именно он? Нет, негоже так поступать… и где у них тут отхожее место? Углядев подходящие кусты, Дунк залез в них, развязал бриджи и стал облегчаться. Наверху отворилась дверь; два человека, стуча сапогами, сходили по соседней с кустами лестнице.

– …нищенский пир, право слово. Без Жгучего Клинка…

– Провались он в пекло, ваш Жгучий Клинок, – сказал другой голос, знакомый. – Бастардам, даже и ему, доверять нельзя. Стоит нам одержать пару побед, и он мигом переплывет море.

Лорд Пек! Дунк затаил дыхание и перестал орошать кусты.

– Мечтать еще не значит победить, – возразил Пеку низкий, довольно сердитый бас. – Старый Молочник думал, что у парня будет меч – и все остальные тоже. Красивыми словами да сладкими минами этого не поправишь.

– Все поправит дракон. Принц уверяет, что это яйцо непременно проклюнется – сон ему был. Он и братьев своих видел мертвыми. С живым драконом к нам сбежится столько мечей, сколько мы пожелаем.

– То дракон, а то сон. Красный Ворон тоже видит вещие сны – нам воин нужен, а не сновидец. Этот мальчишка и в самом деле сын своего отца?

– Делайте, что обещали, а об остальном я сам позабочусь. Когда у нас будет золото Батервелла и мечи Фреев, Харренхолл и Бракены не замедлят примкнуть к нам. Ото знает, что ему не победить… – Голоса удалились, и Дунк возобновил прерванное было занятие. Сын своего отца… о ком это они, не о сире ли Глендоне? Когда он завязал штаны, оба лорда были уже на другой стороне двора. Дунк едва не окликнул их, чтобы они обернулись к нему лицом, но вовремя воздержался, будучи одиноким, безоружным и сильно подвыпившим. Постояв и поразмыслив еще немного, он вернулся в чертог.

Последнюю перемену убрали, и начались увеселения. Одна из дочерей лорда Фрея весьма дурно сыграла на арфе «Два сердца бьются, как одно», жонглеры перебрасывались горящими факелами, акробаты кувыркались. Племянник лорда Фрея запел «Медведя и прекрасную деву», Кирби Пимм отбивал такт по столу деревянной ложкой. «Жил-был медведь, косолапый и бурый! Страшный, большой и с мохнатою шкурой!» – подхватил весь чертог. Лорд Касвелл упал носом в винную лужицу на столе, леди Вируэлл разрыдалась непонятно с чего.

Вино все так же текло рекой, только вместо красного борского теперь подавали местное. Так, по крайней мере, сказал Скрипач – сам Дунк, честно говоря, разницы не заметил. Лечебного вина с пряностями он тоже отведал: кто знает, когда еще доведется. Межевые рыцари, славные ребята все до единого, завели разговор о женщинах. Где-то сейчас Тансель? Ну леди Роанна известно где: спит у себя в Холодном Рве рядом с храпящим в усы сиром Юстасом, так что лучше о ней не думать. Вспоминают ли они Дунка хоть иногда?

Но он недолго предавался меланхолическим думам: из деревянной свиньи на колесах выскочили размалеванные карлики и принялись гоняться за дураком лорда Батервелла. Надутые свиные пузыри, служившие им оружием, лопались с громким пуканьем. Дунк, много лет не видавший ничего настолько смешного, хохотал заодно со всеми. Сынок лорда Фрея выхватил у одного из скоморохов пузырь и лупил им кого ни попадя. Его смех, визгливый и донельзя противный, вызывал у Дунка желание отшлепать мальчишку или, того лучше, бросить его в колодец. Если малютка и до него доберется, кто знает…

– Вот кто свадьбу-то сладил, – заметил сир Мейнард, когда воинственное дитя проскакало мимо.

– Как так? – Скрипач подставил пустую чашу слуге-виночерпию.

Сир Мейнард взглянул на помост, где молодая кормила вишнями мужа.

– Его милость не первый эту плюшку намаслит. Девица-то, говорят, согрешила в Близнецах с поваренком. Все бегала к нему на кухню, а братец как-то и прокрался за ней. Увидел зверя с двумя спинами, поднял крик. Повара со стражниками сбежались, глядь – миледи и ее кухарь любятся на мраморной глыбе, где тесто раскатывают. Оба голехонькие и в муке с головы до ног.

Враки скорей всего, решил Дунк. Лорд Батервелл богач, земли у него обширные и полны горшки золота – стал бы он брать за себя обесчещенную девицу да еще драконье яйцо отдавать, чтобы отпраздновать свадьбу с ней. Фреи с Переправы не знатней Батервеллов, только вместо коров у них мост. Хотя кто их поймет, лордов этих? Дунк грыз орехи и размышлял о том, что подслушал, справляя нужду во дворе. Что ж ты такое слышал, дубина пьяная? Лечебное вино ему понравилось; он выкушал еще одну чашу, уронил голову на руки, закрыл глаза и вскоре очнулся от криков:

– В постель! В постель! – Зачем же так орать… Дунку как раз снился приятный сон о Тансель и Горячей Вдове.

Сир Франклин Фрей нес молодую на руках по проходу, мужчины и мальчишки толпой бежали за ним. Лорда Батервелла тем временем облепили дамы; леди Вируэлл, позабыв о слезах, стаскивала его с сиденья, одна из дочек расшнуровывала ему сапоги, какая-то Фрей снимала камзол. Лорд со смехом отбивался от них. Дунк видел, что он здорово пьян, а сир Франклин тем более. Он выпивоха известный, того гляди невесту уронит.

– Эй! – вскричал вдруг Скрипач, рывком подняв Дунка на ноги. – Отдайте ее великану!

Дунк, мигнуть не успев, стал подниматься на башню с навязанной ему ношей. Девушка лягалась, мужчины срывали с нее одежду, предлагая посыпать ее мукой и замесить хорошенько, карлики путались у Дунка в ногах и лупили его пузырями. Ох, только бы не споткнуться.

Он не знал, где у лорда спальня, но его к ней успешно подталкивали. На раскрасневшейся хихикающей невесте остался один только левый чулок. Дунк тоже был пунцов и донельзя возбужден – счастье, что все смотрели на молодую, а не на него. Тансель, хотя леди Батервелл была нисколько на нее не похожа, не шла у него из ума. Ее Длинной прозвали, Тансель, но для него она была в самый раз. Увидятся ли они когда-нибудь снова? Иногда ему казалось, что она – только лишь сон. Она-то, может, и нет, а вот то, что ты приглянулся ей, и впрямь тебе примерещилось, чурбан этакий.

Опочивальню лорда устилали мирийские ковры, в комнате горело не меньше сотни душистых свечей, у двери возвышались доспехи, украшенные позолотой и дорогими каменьями. Тут даже собственный нужник был, в наружной стене.

Когда Дунк скинул леди на брачное ложе, один из карликов вскочил туда же и ухватился за ее грудь. Девица подняла визг, мужчины заржали, Дунк сгреб недомерка за шиворот и оттащил. Неся дрыгающего ногами карлика к двери, он увидел драконье яйцо.

Значительно больше куриного, но не настолько громадное, как воображал Дунк, оно лежало на черной бархатной подушке, на мраморном постаменте. Покрывающая его красная чешуя сверкала при свете ламп и свечей, как рубиновая. Бросив карлика, Дунк взял яйцо в руки. Оно оказалось тяжелей, чем он думал: таким можно разбить человеку голову, не повредив скорлупы. Чешуя мерцала густым багрянцем – пламя и кровь, – но в глубине ее вспыхивали золотые искорки и клубились черные завитки.

– Вы что это вытворяете, сир? – густым басом осведомился чернобородый, весь в чирьях рыцарь. Дунк узнал его по голосу: это он был во дворе с Пеком. – Положите яйцо на место и не хватайтесь грязными руками за сокровища его милости, не то пожалеете, клянусь Семерыми.

Рыцарь был не слишком пьян, поэтому Дунк счел за благо послушаться: вернул яйцо на подушку и вытер пальцы о рукав.

– Я ничего дурного не замышлял, сир. – Дунк-чурбан, темный как погреб. Отстранив чернобородого, он вышел из комнаты. На лестнице слышались возгласы и переливчатый смех: женщины вели лорда к его молодой жене. Чтобы не встречаться с ними, Дунк поднялся на крышу башни, под самые звезды. Замок смутно белел под луной.

От выпитого Дунка мутило. «И зачем я полез трогать это яйцо, – думал он, опершись о парапет. – Вся эшфордская заваруха тоже началась с дракона – деревянного, кукольного». Вспомнив об этом, Дунк, как всегда, почувствовал себя виноватым. Трое хороших людей погибли, спасая от топора ступню межевого рыцаря. Какой в этом смысл? Никакого. Извлеки из этого урок, Дунк-чурбан: драконы и драконьи яйца не про тебя созданы.

– Точно из снега, правда?

Дунк оглянулся: за ним, улыбаясь, стоял Джон Скрипач.

– Что из снега?

– Замок – вон как светится при луне. Вам не случалось бывать к северу от Перешейка, сир Дункан? Говорят, снег там идет даже летом. Стену не доводилось видеть?

– Нет, милорд. – С чего это он про Стену заговорил? – Теперь мы с Эгом едем как раз туда, в Винтерфелл.

– Хотел бы я с вами отправиться. Показали бы мне дорогу.

– Дорогу? – нахмурился Дунк. – Так это же все время прямо. Следуйте по Королевскому тракту на север и не собьетесь.

– Вестимо, так, – засмеялся Скрипач, – хотя где только человек не умудряется заплутать. – Он облокотился на парапет рядом с Дунком. – А еще говорят, что северяне – народ свирепый и в лесах у них волки водятся.

– Что вы делаете здесь наверху, милорд?

– Меня Алин ищет, а он весьма назойлив, когда выпьет. Я видел, как вы улизнули из комнаты ужасов, и потихоньку пошел следом. Не настолько уж я пьян, чтобы любоваться голым Батервеллом. Знаете, сир Дункан, я видел вас во сне – еще до того, как встретил, – и на дороге сразу признал, как старого друга.

Дунк испытал очень странное чувство, как будто все это с ним уже происходило. Мои сны не такие, как у вас, сир Дункан. Мои сбываются.

– Я снился вам? И что это был за сон?

– Я видел вас во всем белом с головы до ног, в длинном белом плаще. Вы оказались королевским гвардейцем, сир, самым прославленным рыцарем Семи Королевств, и защищать короля было делом всей вашей жизни. – Скрипач положил руку на плечо Дунка. – Вам ведь тоже снился такой сон, я знаю.

Верно, снился. Когда старик впервые дал Дунку подержать меч.

– Любой мальчишка грезит о Королевской Гвардии.

– Но для семерых мальчиков грезы сбываются наяву. Хотелось бы вам войти в их число?

– Мне? – Дунк стряхнул с плеча руку рыцаря. – Может, да, а может, и нет. – Рыцари Королевской Гвардии служат пожизненно, давая обет не иметь жены и не владеть землями. А вдруг он когда-нибудь все-таки встретит Тансель – почему бы не жениться, не родить сыновей? – Сны – пустое дело. Рыцарей Королевской Гвардии назначает только сам король.

– Стало быть, мне надо на трон сесть? Уж лучше я поучу вас играть на скрипке.

– Вы пьяны, вот и городите невесть что. – Ворона сказала-таки, что ворон черен!

– Восхитительно пьян, сир Дункан. Вино делает возможным даже самое небывалое. В белом вы были бы прекрасны, как бог – но, быть может, вы не любите этот цвет и предпочли бы стать лордом?

– Лучше я отращу себе голубые крылья и улечу в небо. Это столь же вероятно, как мое лордство.

– Ну вот, теперь вы смеетесь. Негоже рыцарю насмехаться над своим королем. Ничего… когда вылупится дракон, веры у вас прибавится.

– Дракон вылупится? Где, здесь?

– Я и это видел во сне. Белый замок и дракон, разбивающий скорлупу. А однажды мои братья приснились мне мертвыми. Им было двенадцать лет, а мне всего семь; они посмеялись надо мной – и погибли. Теперь мне двадцать два, и я в свои сны верю.

Дунк вспомнил другой турнир и принца, с которым шел по лугу под теплым весенним дождем. «Мне снились вы и мертвый дракон, – сказал ему Дейерон, брат Эга. – Здоровенный змей с такими широкими крыльями, что они могли бы затенить этот луг. Он рухнул на вас – однако вы остались живы, а дракон умер». С беднягой Бейелором все в точности так и вышло. Сны – штука опасная.

– Как скажете, милорд, – пожал плечами Дунк, – а теперь позвольте мне удалиться.

– Куда это, сир?

– Спать. Я пьян, как свинья.

– Побудьте лучше моей собакой. Эта ночь обещает многое. Повоем вместе на луну, чтобы боги проснулись в своих чертогах.

– Чего вам от меня надо?

– Ваш меч. Став моим человеком, вы подниметесь высоко. Мои сны не лгут, сир Дункан. Вам белый плащ, мне драконье яйцо. Оно должно стать моим, я видел. Возможно, как раз оно-то и проклюнется, а нет, так…

Позади них хлопнула дверь.

– Вот он, милорд, – сказал кто-то, и на крышу вышел лорд Гармон Пек с парой латников.

– Гарми, – протянул Скрипач. – Что ты делаешь у меня в спальне?

– Вы на крыше, сир, и перебрали лишнего. Мы как раз и проводим вас в спальню, если позволите. Завтра вам выступать на турнире, а Кирби Пимм – весьма опасный противник.

– Я надеялся сразиться с ним. С сиром Дунканом.

– Возможно, позже, – сказал Пек, неприязненно покосившись на Дунка. – По жребию вам выпал Кирби Пимм.

– Значит, Пимм должен пасть, как и все остальные! Таинственный рыцарь побеждает всегда: ему сопутствует удача. – Латник взял Скрипача под локоть и повел вниз. – Сейчас, похоже, мы должны расстаться, сир Дункан.

На крыше остались только Дунк и лорд Гармон.

– Не надо совать руку в пасть дракона, межевой рыцарь. Разве мать вас этому не учила?

– Я, милорд, не знал своей матери.

– Оно и видно. Что он обещал вам?

– Лордство. Белый плащ. Голубые крылья.

– Ну, а я вам обещаю три фута холодной стали в живот, если кому-нибудь проболтаетесь.

Дунк потряс головой, чтобы она прояснилась, но добился лишь того, что его наконец-таки вырвало.

Лорд, которому он забрызгал сапоги, выругался и с отвращением произнес:

– Ни один рыцарь, кроме вашей межевой братии, не стал бы являться на свадьбу без приглашения.

– Нас никуда не приглашают, а мы тут как тут. – Вино порядком развязало Дунку язык.

– Запомните то, что я вам сказал, сир. Для своего же блага. – Пек стряхнул блевотину с сапог и ушел. Непонятно еще, кто из них безумнее – Скрипач или он.

Из всех пирующих в чертоге остался только сир Мейнард.

– Ну как, была мука у нее на сиськах? – полюбопытствовал он. Дунк, мотнув головой, налил себе еще, но тут же передумал, решив, что с него хватит.

В замке ночевали лишь лорды и леди, их вассалов и слуг разместили в казарме, остальным предоставлялось спать на соломенном тюфяке в подвале или поставить у западной стены собственный павильон. У Дунка была только простая палатка, купленная в Каменной Септе, но от дождя и солнца она защищала не хуже шатра. Шелковые жилища его соседей еще светились в ночи, словно цветные фонарики. Из голубого павильона с подсолнухами слышался смех, из шатра в белых и пурпурных полосах раздавались стоны любви. Их палатку Эг поставил чуть в стороне. Рядом, спутанные, бродили обе лошади с Мейстером, под крепостной стеной лежали оружие и доспехи Дунка. Верный оруженосец сидел внутри и что-то читал при свече, сверкая гладко выбритым черепом.

– Глаза испортишь со свечкой-то. – Чтение для Дунка оставалось тайной за семью печатями, хотя Эг и пытался его учить.

– Так без свечки ничего не видать, сир.

– А в ухо не хочешь? Что за книга такая? – На странице между словами виднелись изображения ярких щитов.

– Гербы благородных домов, сир.

– Скрипача ищешь? Напрасный труд. Здесь межевых рыцарей нет, только лорды и особо отличившиеся в битвах воины.

– Я не его ищу, сир, а других, чьи эмблемы во дворе видел. Взять лорда Сандерленда: у него в гербе три бледных женских лика на фоне волнистых полос, зеленых и синих.

– Сестринец? – Сандерленды владели Тремя Сестрами в заливе Укус. Септоны называли эти острова прибежищем алчности и прочих грехов, а порт Систертон слыл логовом контрабандистов. – Издалека же он ехал… родственник невесты небось.

– Нет, сир, не родственник.

– Значит, попировать хотел – у них ведь там одну рыбу едят. Тебя, к слову, хорошо накормили? Я тебе принес каплуна и сыра.

– Нам ребра давали, сир. – Эг низко склонился над книгой. – А лорд Сандерленд за черного дракона сражался.

– Как старый сир Юстас? Ну, старик был не так уж и плох, верно ведь?

– Верно-то верно…

– Видел я драконье яйцо – красное по большей части. – Дунк положил свои гостинцы вместе с сухарями и солониной. – У Красного Ворона тоже такое есть?

– Откуда бы? Он низкого рода.

– Нет, не низкого – он просто бастард. – Дунк хотел рассказать Эгу о подслушанном разговоре, но тут рассмотрел его лицо и спросил: – Что у тебя с губой?

– Ерунда, сир. Подрался.

– Дай погляжу.

– Да пустяки, крови почти что и не было. Я вином ее смочил.

– С кем ты дрался?

– С другими оруженосцами. Они говорили…

– Они могли болтать что угодно – что я тебе говорил?

– Чтоб я помалкивал, но когда твоего отца обзывают братоубийцей…

Он и есть братоубийца, хоть и неумышленный. Дунк сто раз наказывал Эгу не принимать такие слова близко к сердцу – он ведь знает, как все было на самом деле, ну и довольно. Мало ли о чем толкуют в тавернах и у костров. Всем известно, что Бейелор Сломи Копье пал от булавы принца Мейекара на Эшфордском лугу – ясно, что разговоров было не избежать.

– Они ведь не знают, что принц Мейекар твой отец. Знали бы, не говорили бы так. – (Разве что за глаза.) – И что ты им на это ответил?

– Что смерть принца Бейелора была злосчастной случайностью. И что принц Мейекар своего брата любил. Тут оруженосец сира Аддама говорит: до смерти, мол, любил, – а оруженосец сира Мэллора: он и другого брата, Эйериса, любит не меньше. Ну, тут я ему и врезал.

– Тебе бы самому наподдать хорошенько, чтоб ухо было под пару губе. Твой отец, будь он здесь, так бы и поступил. Думаешь, он нуждается в твоей защите, сопляк? Что он тебе наказывал, отпуская тебя со мной?

– Верно служить вам, слушаться во всем и не бояться лишений.

– А еще что?

– Соблюдать королевские законы и правила рыцарской чести.

– А кроме того?

– Брить голову или волосы красить… и никому не называть своего настоящего имени.

Дунк кивнул.

– И много вина вылакал тот парень, оруженосец?

– Он пиво пил.

– Вот видишь? Это ячмень да солод за него говорили. Слова – это лишь ветер, Эг. Пусть себе летят мимо.

– Которые ветер, а которые и измена. – Ох и упрям же этот мальчишка! – Это турнир изменников, сир.

– Да ладно тебе… вон сколько лет прошло. Черный дракон убит, его сторонники помилованы или бежали за море. Притом сыновья лорда Батервелла сражались и на той и на другой стороне.

– Стало быть, он половинчатый изменник.

– Был им шестнадцать лет назад. – Блаженное опьянение рассеивалось: Дунк так рассердился, что почти протрезвел. – Распорядитель турнира – его стюард, Косгроув. Разыщи его и внеси меня в список. Хотя погоди… не называй ему мое имя. – Кто-то из лордов мог запомнить сира Дункана Высокого по эшфордскому турниру. – Запиши меня как Рыцаря Виселицы. – Народ любит, когда на турнире появляется таинственный рыцарь.

– Виселицы, сир? – Эг потеребил больную губу.

– Ну да, из-за щита.

– Да, но…

– Делай, как я сказал, и хватит уже в книгу таращиться. – Дунк загасил свечу пальцами.

Солнце поднималось неумолимо, нагревая белокаменный замок. Пахло горячей землей, выполотой травой, и даже легчайший ветерок не шевелил желто-бело-зеленых знамен, обвисших над воротами и на башне.

Таким беспокойным Грома Дунк видел не часто. Жеребец мотал головой, мешая Эгу затягивать подпругу, и даже скалился. Ну что ж, боевой конь и не должен быть смирным… а в такую жару сама Матерь вышла бы из себя.

Поединок во дворе шел своим чередом. Сир Харберт скакал на золотистом коне, убранном в черные цвета с красными и белыми змеями Пэгов, сир Франклин на гнедом в шелковой серой попоне с двумя башнями Фреев. Когда они сошлись, красно-белое копье переломилось надвое, а голубое разлетелось в щепки, но оба всадника удержались в седлах. С сидений и крепостных стен их поддержали довольно вялыми криками: слишком жарко, чтобы кричать, не говоря уже о сражении. Дунк вспотел, в голове стучало, как молотом. Выиграть бы первый поединок, потом еще один, и с него довольно.

Рыцари разъехались, бросив сломанные копья – уже четвертую пару, на три больше, чем нужно. Дунк медлил с доспехами, сколько мог, но пришлось все же надеть их. Подштанники приклеились к телу намертво, однако покрыться потом – еще не самое страшное. Вспомнить хоть бой на борту «Белой леди», к концу которого Дунк весь промок от крови.

Пэг и Фрей, вооружившись заново, пришпорили коней и подняли тучу пыли. От треска ломающихся копий Дунк поморщился. Зачем было столько есть и пить ночью? Он смутно помнил, как нес наверх молодую и как повстречался на крыше башни со Скрипачом и Пеком. Что он там делал, на крыше? Кажется, разговор шел о драконах и о драконьих яйцах… но что это? То ли рев, то ли стон. Золотистый конь отбежал в конец поля без седока, сир Харберт Пэг повалился наземь. Еще двое, и настанет очередь Дунка. Чем скорее он выбьет из седла сира Утора, тем скорее снимет доспехи, выпьет чего-нибудь холодного и отдохнет в тенечке. Пройдет не меньше часа, прежде чем его вызовут снова.

Герольд лорда Батервелла, стоящий на вышке павильона для зрителей, огласил следующую пару бойцов:

– Сир Аргрейв Непримиримый, рыцарь из Нанни, на службе у лорда Батервелла! Сир Глендон Флауэрс, Вербный Рыцарь! Проявите свою доблесть!

По трибуне прокатился смешок.

Сир Аргрейв был пожилой домашний рыцарь в помятых серых доспехах, на коне без всяких эмблем. Дунк встречал таких: они крепки, как старые корни, и свое дело знают. Молодой сир Глендон восседал на своем одре в кольчуге, в полушлеме с открытым лицом, с огненной эмблемой своего отца на щите. Ему бы панцирь и настоящий шлем, ведь мощный удар в грудь или в голову может убить.

– Я Глендон Болл, а не Флауэрс! – заявил он сердито, совершив круг по двору. – Остерегись, герольд: во мне течет кровь великого воина! – Герольд не соизволил ответить, зрители же отозвались новым смехом.

– Так, значит, он бастард? – спросил Дунк. Флауэрсами называли всех бастардов из знатных домов Простора. – А верба тут при чем?

– Могу разузнать, сир, – вызвался Эг.

– Не надо, нас это не касается. Давай сюда шлем. – Сир Аргрейв и сир Глендон склонили копья перед лордом и леди Батервелл. Лорд шепнул что-то на ушко молодой жене, та хихикнула.

Бритую голову Эга покрывала широкополая шляпа; Дунк, часто дразнивший его по этому поводу, сейчас жалел, что у него самого такой нет: знойным днем солома предпочтительней стали. Он надел поданный Эгом шлем, прикрепил его к вороту. От тяжести и запаха застарелого пота в голове застучало еще сильней.

– Еще не поздно отказаться, сир, – сказал Эг. – Если вы лишитесь своих доспехов и Грома…

То рыцарем мне больше не быть, закончил про себя Дунк, а вслух произнес:

– С чего бы это? – Сир Аргрейв и сир Глендон разъехались по разным концам поля. – Смеющегося Вихря я здесь не вижу – кого мне еще опасаться?

– Да почитай что всех, сир.

– А вот как дам в ухо! Сир Утор на десять лет меня старше и вдвое короче. – Сир Аргрейв опустил забрало, сиру Глендону опускать было нечего.

– После Эшфорда вы на турнирах не выступали ни разу, сир.

Вот ведь нахал!

– Я упражнялся. – Не слишком старательно, честно говоря. Наезжал иногда на столбы со щитами, когда таковые имелись, или приказывал Эгу подвесить днище от бочки на дерево.

– Мечом вы владеете лучше копья, – продолжал Эг. – На мечах или булавах против вас мало кто устоит.

Правда, заключенная в этих словах, привела Дунка в еще большее раздражение.

– Здесь у них на мечах и булавах не сражаются. – Рыцари развернули коней и пошли в атаку. – Давай щит неси.

Эг скорчил гримасу и отправился за щитом. Копье сира Аргрейва лишь оцарапало огненный шар на щите противника, а вот сир Глендон ударил Непримиримого в грудь с такой силой, что у него лопнула подпруга, и рыцарь рухнул наземь вместе с седлом. Однако… не зря парень, выходит, хвастался. Теперь небось над ним перестанут потешаться.

Труба проревела, заставив Дунка поморщиться, и герольд возгласил:

– Сир Джоффри из дома Касвеллов, лорд Горького Моста, Хранитель Бродов! Сир Кайл Вересковый Кот! Проявите свою доблесть!

Доспехи на сире Кайле были хорошие, но старые, поношенные, с царапинами и вмятинами. «Матерь была милостива ко мне, – сказал он Дунку и Эгу, собираясь на поединок. – Мне достался лорд Касвелл, именно тот, с кем я хотел побеседовать».

Если на этом поле сегодня кто-то и чувствовал себя еще хуже Дунка, так это лорд Касвелл, упившийся на пиру до бесчувствия. «Дивлюсь еще, как он на коне-то держится, – сказал старому рыцарю Дунк. – Победа вам обеспечена, сир». «Э, нет, – хитро улыбнулся сир Кайл. – Кот, что любит сливки лизать, знает, когда мурлыкать, а когда и когти показать. Если копье его милости хотя бы заденет мой щит, я мигом кувыркнусь вниз. А после, отдавая ему коня и доспехи, поздравлю его с тем, сколь многого он добился после того, как я выстругал ему первый меч. Тут он меня вспомнит, и я еще до исхода дня вновь стану человеком Касвелла, рыцарем Горького Моста».

Бесчестно это, чуть было не брякнул Дунк, но успел прикусить язык. Сир Кайл – не первый межевой рыцарь, меняющий честь на теплое местечко у очага. «Как скажете, – произнес он. – Удачи вам, то есть, верней, неудачи».

Сир Джоффри Касвелл, хлипкий двадцатилетний юнец, в доспехах выглядел все же внушительнее, чем на пиру, лежащий в винной луже. Желтый кентавр натягивал длинный лук у него на щите, украшал шелковую белую попону коня и сверкал на шлеме – впрочем, рыцарь с кентавром в гербе мог бы и половчее ездить верхом. Дунк не знал, насколько хорош сир Кайл с копьем, но молодого лорда, похоже, и громкий кашель опрокинул бы. Коту всего-то и нужно, что быстро промчаться мимо.

С помощью Эга, взявшего Грома под уздцы, Дунк утвердился в высоком жестком седле. Он чувствовал, что многие на него смотрят – любопытствуют, видно, как покажет себя этот здоровенный межевой рыцарь в деле. Он и сам бы хотел это знать… ничего, скоро выяснится.

Вересковый Кот был верен своему слову. Копье лорда Касвелла вихлялось, копье сира Кайла целило в сторону, оба коня шли не галопом, а рысью. Когда лорд каким-то чудом зацепил плечо Кайла, тот сразу хлопнулся наземь – не все коты, как видно, падают на ноги. Касвелл потрясал своим целехоньким копьем так, словно выбил из седла Длинного Шипа или Смеющегося Вихря, никак не меньше. Кот снял шлем и пошел ловить своего коня.

– Щит. – Дунк продел левую руку в лямку. Тяжесть щита действовала успокоительно, хотя он был длинноват и не слишком удобен, да и висельник – дурной знак – вызывал неприятное чувство. Надо будет закрасить его при первой возможности. Ниспошли мне, Воин, быструю скачку и скорую победу, помолился про себя Дунк.

– Сир Утор Андерлиф! – объявил герольд. – Рыцарь Виселицы! Проявите свою доблесть!

– Осторожней, сир. – Эг подал Дунку турнирное копье двенадцатифутовой длины с наконечником в виде железного кулака. – Говорят, что у сира Утора хорошая посадка и что он на руку скор.

– Скор? – фыркнул Дунк. – Да у него на щите улитка. – Держа копье стоймя, он медленно послал Грома вперед. С одной победой он останется при своем, с двумя огребет деньжат, но на две тут, пожалуй, рассчитывать нечего. Хотя бы с противником ему повезло – он мог с тем же успехом вытянуть Старого Быка, Кирби Пимма и еще кого-то из местных героев. Может, распорядитель нарочно так подстроил, чтобы межевые рыцари сражались друг с другом и лорды не срамились, проигрывая кому-то из них? Ладно, не важно. Расправляйся с врагами по одному, как говаривал старик. Сир Утор, вот о ком нужно думать сейчас.

Лорд и леди Батервелл восседали на подушках в тени крепостной стены, рядом расположился лорд Фрей со своим сопливым сынком на коленях. Служанки усердно обмахивали их опахалами, но на камзоле лорда Батервелла под мышками уже проступили мокрые пятна, а локоны его леди заметно обвисли. При виде Дунка томящаяся от жары и скуки молодая жена встрепенулась и выпятила грудь так, что он покраснел под шлемом. Рыцари склонили копья, лорд пожелал обоим удачи, леди высунула язык.

Дунк отъехал рысью в южный конец ристалища – теперь их с противником разделяло восемьдесят футов утоптанной земли. Серый конь Утора был мельче Грома, но зато моложе и резвее. Сам сир Утор облачился в серебристую кольчугу и зеленый эмалевый панцирь, круглый шлем-бацинет украшали вымпелы из зеленого и серого шелка, на зеленом щите была изображена серебряная улитка. Дунк получил бы отменный выкуп, спешив его.

Когда труба возвестила о начале поединка, Гром, снова зарысив, двинулся вперед. Дунк направил копье вниз и влево, поперек холки коня. Щит прикрывал левую половину туловища. Человек, конь и копье слились в единое существо из плоти, дерева и железа. Серый несся, взметая пыль; когда между ними осталось всего сорок футов, Дунк послал Грома в галоп и нацелил копье в улитку. Все исчезло в этот миг: палящее солнце, пыль, замок, лорд и леди Батервелл, Скрипач, сир Мейнард, рыцари, оруженосцы, грумы, просто люди. Остался один только враг. Дунк еще раз пришпорил Грома. Улитка летела на него, приближаясь с каждым скоком коня, но ее опережал железный кулак на копье сира Утора. Ничего, щит крепок, он выдержит. Главное – это улитка. Попав в нее, Дунк одержит победу.

На десяти ярдах сир Утор взял копье наперевес. Плечо и руку Дунка прошило болью, но самого удара он не увидел: железный кулак со всего разбега пришелся ему прямехонько между глаз.

Очнулся Дунк на спине, глядя в сводчатый потолок. В голове слышались чьи-то голоса, вокруг плавали лица: сир Арлан, Тансель Длинная, Беннис Бурый Щит, Горячая Вдова, Бейелор Сломи Копье, Эйерион Огненный Принц, безумная леди Вейт. Потом он вдруг сразу вспомнил турнир: жара, улитка, разящий кулак. Дунк со стоном приподнялся на локте, и голова разразилась грохотом, словно боевой барабан.

Видел он, однако, обоими глазами, и дырки во лбу тоже не было. Он лежал в каком-то подвале, среди бочек с вином и элем. Прохладно, по крайней мере, и питье под рукой. Но почему во рту столько крови? Вдруг он язык себе откусил и станет теперь немым – мало ему того, что дурак.

– Доброе утро, – просипел Дунк – так, на пробу – и попытался встать, но погреб вокруг пошел колесом.

– Тихо, тихо, – сказал сгорбленный старичок в длинном сером платье и с такими же серыми длинными волосами. На шее у него висела мейстерская цепь из многих родов металла, на морщинистом лице торчал, будто клюв, большой нос. – Лягте и дайте мне посмотреть на ваши глаза. – Он заглянул в левый глаз, потом в правый, осторожно придерживая веки двумя пальцами.

– Голова болит очень…

– Скажите спасибо, что она на плечах у вас удержалась, сир. Вот, выпейте – это поможет.

Дунк выпил мерзкое на вкус снадобье все до последней капли и даже умудрился удержать его в себе.

– Турнир… что там произошло?

– То же, что и всегда бывает, когда люди сшибают друг друга палками с лошадей. Племянник лорда Смолвуда сломал запястье, сиру Эдену Рисли придавил ногу упавший конь, но убить пока никого не убили – хотя за вас, сир, я сильно тревожился.

– Я упал, да? – Дунк тут же пожалел о своем глупом вопросе: если б его голова не была набита шерстью вместо мозгов, он нипочем бы его не задал.

– С таким грохотом, что на стенах услышали. Те, кто поставил на вас, очень расстроились, а оруженосец ваш просто не в себе был. Так и сидел бы около вас, кабы я его не прогнал. Пришлось напомнить ему о долге, чтоб не путался под ногами.

Дунку тоже бы не мешало напомнить.

– О каком долге?

– Ваш конь, сир. Доспехи. Оружие.

– Да, конечно… – Эг хороший оруженосец и свои обязанности знает. Дунк потерял все: меч старика и доспехи, которые Железный Пейт ему выковал.

– Ваш друг скрипач тоже наведывался, просил приложить все силы для вашего исцеления. Я и его выгнал.

– Долго я у вас здесь лежу? – Правая рука тоже как будто работала. Только голова пострадала, но сир Арлан говорил, что Дунку она все равно без надобности.

– Четыре часа по солнцу.

Ну, это еще не так страшно. Дунк слышал о рыцаре, который после падения на турнире проспал сорок лет и проснулся глубоким старцем.

– Не знаете, выиграл ли сир Утор свой второй поединок? – Может, Улитка и турнир выиграет… победителю проиграть все же не так обидно.

– Он-то? Да. Уложил сира Аддама Фрея, кузена новобрачной. Ее милость лишилась чувств, когда сир Аддам упал, пришлось отнести ее в замок.

Дунк, шатаясь, поднялся на ноги.

– Где моя одежда? Я должен идти… мне надо…

– Не такое уж, видно, важное дело, раз вы позабыли. Я посоветовал бы вам воздерживаться от жирной пищи, крепких напитков и остерегаться новых ударов в лоб… но рыцари, по опыту знаю, мудрых советов не слушают. Ступайте себе: мне еще других дуралеев лечить.

В небе широкими кругами парил ястреб. Дунк ему позавидовал. Солнце лупило по голове, как молот по наковальне, земля под ногами качалась… а может, это его шатало. Выбираясь из подвала, Дунк пару раз чуть не упал. «Зря я Эга не слушал», – думал он, ковыляя через внешний двор. Двое оруженосцев вели с поля под руки лорда Алина Кокшо, сраженного Глендоном Боллом, третий нес шлем со сломанными перьями.

– Сир Джон Скрипач! – провозгласил тем часом герольд. – Сир Франклин из дома Фреев, рыцарь Близнецов, присягнувший Лорду Переправы. Проявите свою доблесть!

Вороной конь Скрипача выбежал на поле в вихре голубого шелка, разукрашенного золотыми мечами и скрипками. Панцирь, наколенники, налокотники, поножи и ворот доспехов покрывала голубая эмаль, внизу была поддета позолоченная кольчуга. Сир Франклин выехал на сером в яблоках скакуне с серебристой гривой, в тон своим серым шелкам и посеребренным доспехам. Его щит, верхний камзол и попона коня были украшены двумя башнями Фреев. Рыцари съезжались несколько раз, но Дунк, глядя на них, ничего не видел. Эх ты, Дунк-чурбан, темный как погреб: как ты умудрился проиграть человеку с улиткой в гербе?

Только когда вокруг закричали, он заметил, что Франклин Фрей лежит на земле. Скрипач спешился и помог противнику встать. Теперь он на шаг ближе к драконьему яйцу, а вот Дунк…

Вчерашние карлики, готовясь к отъезду, запрягали маленьких лошадок в свою свинью на колесиках и другую телегу, обыкновенную. Их было шестеро, один меньше и уродливее другого – и взрослые, и словно бы дети, кто этих коротышек поймет. Среди белого дня, в домотканой шерсти, они не казались такими потешными, как в своих шутовских нарядах.

– Доброго вам дня, – вежливо сказал Дунк. – В дорогу собираетесь? На востоке вон тучи, того гляди дождь хлынет.

Самый страхолюдный злобно глянул на него вместо ответа – не тот ли, кого Дунк ночью оттащил от молодой леди Батервелл? Несло от него вблизи, как от нужника: Дунк сморщил нос и скорей пошел дальше.

Молочный замок казался ему бескрайним, как пески Дорна. Порой он опирался на стену, и при каждом повороте головы в глазах все плыло. Воды надо попить, вот что… иначе он упадет.

Встречный конюх показал ему, где найти колодец. Кайл Вересковый Кот, сгорбленный и несчастный, тоже сидел там, тихо беседуя с Мейнардом Пламмом.

– Сир Дункан? А нам сказали, что вы умерли или скоро умрете.

– Лучше бы умер, – потер виски Дунк.

– Мне это чувство знакомо, – вздохнул сир Кайл. – Лорд Касвелл меня не признал. Я рассказываю, как сделал ему первый меч, а он смотрит на меня как на полоумного и говорит, что в Горьком Мосте слабакам вроде меня места нет. Коня, оружие и доспехи однако забрал, не побрезговал, – с горьким смехом добавил он. – Что же я теперь-то буду делать?

Хотел бы Дунк знать ответ. Даже у вольного всадника должен быть конь, а у наемника меч, чтобы кому-то его продать.

– Найдете себе другого коня, – сказал он, вытянув ведро из колодца. – Мало ли лошадей в Семи Королевствах! И лорда найдете другого, чтобы вооружил вас. – Дунк зачерпнул ладонями из ведра и напился.

– Другого? Не подскажете ли, кого? Я не так молод и крепок, как вы, да и ростом не вышел. На больших рыцарей всегда спрос, взять хоть лорда Батервелла с его Томом Хедлем. Не видели, как этот Том всех своих противников посшибал? И молодой Болл тоже, и Скрипач. Жаль, что не он меня спешил – Скрипач выкупа не берет. Говорит, что ему нужно только яйцо – и чтобы побежденные оставались его друзьями. Цвет рыцарства, да и только.

– Не цвет, а скрипка, – со смехом поправил Пламм. – Скоро тут такая музыка заиграет, что лучше нам всем убраться подобру-поздорову, пока еще не началось.

– Не берет выкупа? – подивился Дунк. – Благородно.

– Легко быть благородным, когда кошелек набит золотом, – заметил сир Мейнард. – Смекните, что тут к чему, сир Дункан, и уезжайте, пока не поздно.

– Куда это?

– Да куда хотите. В Винтерфелл, в Летний Замок, в Асшай у Края Теней. Главное, подальше отсюда. Берите своего коня, доспехи и убегайте черным ходом. Улитка к следующему поединку готовится, ему не до вас.

Дунк едва не поддался искушению. В доспехах и на коне он все-таки останется рыцарем, а без них он нищий, хоть и высокого роста. Но нет… лучше нищий, чем вор. На Блошином Конце он вместе с Хорьком, Рафом и Пудингом был и тем и другим, но старый рыцарь спас его от участи городского отребья. Что ответил бы сир Арлан из Пеннитри на предложение Пламма? Дунк знал, что, и сказал это за него:

– Честь должна быть даже у межевого рыцаря.

– По-вашему, умереть с нетронутой честью лучше, чем жить с запятнанной? Ладно, ладно; заранее знаю ваш ответ. Бегите вместе со своим мальчишкой, виселичный рыцарь, пока этот герб не стал вашей судьбой.

– А вы что, предсказатель? – ощетинился Дунк. – Может, вещие сны видите, как Скрипач? И что вам известно об Эге?

– Известно, что яйцу лучше держаться подальше от сковородки. Белые Стены для него – место нездоровое.

– Как вы сами выступили на ристалище, сир?

– Я решил воздержаться – уж очень знаки дурные. Кому, вы думаете, достанется приз?

«Только не мне», – подумал Дунк и сказал:

– Одни лишь Семеро это ведают.

– А вы покумекайте как следует – с глазами ведь у вас все в порядке.

– Скрипачу? – рискнул Дунк.

– Неплохо. А почему?

– Так я чувствую.

– Вот и я чувствую, что ни взрослым, ни мальчишкам на дороге у нашего Скрипача не надо стоять.

Эг чистил Грома у их палатки, глядя куда-то вдаль. Сразу видно, что оруженосцу тяжело далось падение его рыцаря.

– Хватит, – сказал ему Дунк. – Не то скоро он станет таким же лысым, как ты.

– Сир! – Эг бросил скребницу и обнял Дунка. – Я же знал, что какая-то улитка вас не может убить!

Дунк снял с него шляпу и нахлобучил ее на себя.

– Мейстер сказал, что ты сбежал с моими доспехами.

Эг с негодованием вернул шляпу на место.

– Я все отполировал до блеска: и кольчугу, и панцирь, и поножи, но на шлеме после удара осталась вмятина. Надо, чтобы кузнец ее выправил.

– Вот пусть сир Утор и выправляет. Это теперь его шлем. – Ни коня, ни меча, ни доспехов. Надо было к карликам попроситься на роль великана, лупили бы его свиными пузырями – смешно. – И Гром тоже его. Отведем ему коня и пожелаем удачи в следующих боях.

– Разве вы не хотите выкупить Грома?

– Чем? Галькой или овечьими катышками?

– Я думал об этом, сир. Деньги можно занять…

– Столько мне никто не даст, Эг. Кто захочет ссужать деньги законченному олуху, которому улитка чуть голову не снесла?

– Тогда берите Дождинку, сир, а я снова сяду на Мейстера. Поедем в Летний Замок, вы поступите на службу к отцу, и у вас опять появится боевой конь.

Намерения у Эга были самые добрые, но Дунк не желал являться в Летний Замок побитым и без гроша.

– Это хорошо для тебя, а мне негоже кормиться крохами со стола твоего лорда-отца и выклянчивать лошадь с его конюшни. Пришло нам, видно, время расстаться. – Дунк всегда мог поступить в городскую стражу Ланниспорта или Староместа: такого высоченного наверняка примут. Он стукался башкой обо все стропила от Ланниспорта до Королевской Гавани – пора и пользу какую-то из своего роста извлечь, кроме шишек, но стражникам оруженосцев не полагается. – Я научил тебя тому немногому, что знал сам; теперь ты поступишь в науку к настоящему мастеру над оружием, старому рыцарю, знающему, каким концом копье держат.

– Не хочу к мастеру над оружием, хочу с вами. Что, если мне залезть в свой сапог…

– И слушать не желаю. Собери доспехи, чтобы вручить сиру Утору – не будем откладывать, от этого только тяжелее становится.

Эг пнул землю, и лицо у него вытянулось под стать полям соломенной шляпы.

– Как скажете, сир.

Снаружи шатер сира Утора был весьма скромен: четырехугольный, из простого холста, привязанный пеньковыми веревками к колышкам. Единственным его украшением служил серый вымпел с улиткой на серединном шесте.

– Жди здесь, – велел Дунк Эгу. Тот вел в поводу Грома, груженного оружием и доспехами вплоть до щита с висельником. – Я скоро. – Пригнувшись и войдя внутрь, Дунк ступил на мирийский ковер и увидел перед собой пуховую постель с грудой подушек. На жаровне курились благовония, на походном столе перед сиром Утором стоял винный штоф и лежала кучка монет, золотых и серебряных.

Улитка со своим оруженосцем, простоватым парнем тех же примерно лет, что и Дунк, пересчитывал деньги, порой пробуя монету на зуб.

– Учить тебя еще да учить, Уилл. Видишь, эта обрезана, а на эту взгляни? – Утор показал парню золотой. – В другой раз смотри, что берешь. Так что скажешь об этом драконе? – Уилл, не успев поймать подкинутую в воздух монету, подобрал ее, повертел и наконец высказался:

– С ним все в порядке, сир. На одной стороне дракон, на другой король…

– А вот и Висельник, – бросил сир Утор. – Рад видеть вас на ногах, сир, я уж боялся, что до смерти вас убил. Не растолкуете ли моему оруженосцу, как отличить истинного дракона от мнимого?

Победил и думает теперь, что может помыкать побежденным? Дунк хмуро взвесил монету на ладони, рассмотрел, прикусил.

– Золото. Не обрезано. Вес тоже правильный. Я бы сам взял такую. В чем подвох, сир?

– А посмотрите хорошенько на короля.

Дунк присмотрелся к красивому, чисто выбритому, молодому лицу. Эйерис на монетах изображается с бородой, старый король Эйегон тоже. Дейерон, что правил между ними, брил бороду, но это явно не он. Монета новая, не истертая – стало быть, о ком-то из предшественников Эйегона Недостойного тоже речь не идет. Дунк попытался разобрать имя в нижней части монеты. Шесть букв, такие же, как на многих других драконах, и означают они «Дейерон», но Дунк знал Дейерона Доброго в лицо, и это не он. И четвертая буква здесь какая-то не такая…

– Здесь написано «Дейемон», – выпалил Дунк. – А поскольку короля Дейемона у нас не было, то это…

– Претендент, – завершил сир Утор. – Дейемон Черное Пламя во время мятежа чеканил собственную монету.

– Так все равно ж золото, – вставил Уилл. – Значит, монета ничем не хуже прочих драконов.

Улитка дал ему по уху.

– Вот болван! Золото, да мятежное. Держать у себя такую монету – измена, а пускать в оборот – измена вдвойне. Надо будет ее переплавить. Уйди с глаз моих, – сказал Утор, сопроводив это новой затрещиной. – Нам с этим достойным рыцарем надо кой о чем потолковать.

Уилл мигом улетучился, а сир Утор вежливо предложил:

– Присаживайтесь. Не желаете ли вина? – Здесь он был вовсе не такой, как на пиру – настоящая улитка у себя в домике.

– Нет, благодарю вас. – Дунк вернул монету хозяину. Золото Черного Пламени… Эг говорил, что это турнир изменников, а Дунк, как обычно, не слушал. Надо будет извиниться перед мальцом.

– Полчашечки, – настаивал Андерлиф. – Сдается мне, вы в этом нуждаетесь. – Налив две чаши, он протянул одну Дунку. Без доспехов он походил больше на купца, чем на рыцаря. – Вы ведь пришли насчет выкупа?

– Да. – Дунк выпил, надеясь, что это немного утишит стук в голове. – Привел вам коня с доспехами и оружием. Примите их с глубочайшим моим почтением.

– В этом месте мне полагается сказать, что вы сражались отважно, – с улыбкой произнес Андерлиф.

Скорей уж топорно.

– Вы очень добры, однако…

– Кажется, вы меня недослушали, сир. Смею ли я спросить, как вы стали рыцарем?

– Сир Арлан из Пеннитри нашел меня на Блошином Конце, где я бегал за свиньями. Прежний его оруженосец погиб на Багряном Поле, и некому стало чистить его коня и кольчугу. Он обещал обучить меня военным наукам, если я ему послужу, и я согласился.

– Славная история… хотя про свиней я бы на вашем месте упоминать не стал. Где он теперь, ваш сир Арлан?

– Он умер, и я его схоронил.

– Дома у него? В Пеннитри?

– Я даже не знаю, где это. – О своем родном селении сир Арлан, как и Дунк о Блошином Конце, не любил говорить. – Я похоронил его на склоне холма, лицом к западу, чтобы он мог смотреть на закат. – Складной стул опасливо скрипнул под Дунком.

– Доспехи у меня свои, и конь лучше вашего. Зачем мне старый одр и помятое ржавое железо в придачу?

– Их сковал мне Железный Пейт, – обиделся Дунк, – и Эг хорошо за ними ухаживает. Ни пятнышка ржавчины, и сталь хорошая, крепкая.

– Тяжелая и непригодная для человека обыкновенного роста. Очень уж вы большой вымахали, Дункан Высокий. Что до коня, то он слишком стар для езды, и мясо у него наверняка жесткое.

– Да, Гром уже не молод, – признал Дунк, – и доспехи мои вам не впору, но их ведь можно продать. В Ланниспорте и Королевской Гавани кузнецов много, и они охотно возьмут их у вас.

– Разве что на переплавку, за десятую долю настоящей цены. Нет, мне серебро подавайте, а не железо. Хотите выкупить у меня свое имущество или нет?

Дунк только сейчас рассмотрел чашу, из которой пил, – серебряную, с инкрустацией из золотых улиток по ободу, полную вина.

– Я бы с дорогой душой, только…

– Только у вас в кошельке и два оленя рогами не сцепятся.

– Если б вы… согласились на время оставить мне коня и доспехи, я бы заплатил выкуп позже. Когда разживусь монетой.

– И когда же это будет, позвольте вас спросить?

– Я могу поступить на службу к кому-нибудь из лордов. – Слова давались Дунку с трудом – не попрошайка же он, в самом деле. – Пусть через несколько лет, но я заплачу вам. Клянусь.

– Честью рыцаря?

– Могу поставить знак на пергаменте, – покраснел Дунк.

– Каракули межевого рыцаря… на подтирку разве пустить.

– Вы тоже межевой рыцарь.

– А вот это уже оскорбление. Я сам себе господин, это так, но на меже давненько не ночевал – в гостиницах гораздо удобнее. Я турнирный рыцарь, лучший боец из всех, кого вы встречали и еще встретите в этой жизни.

– Лучший? – Его откровенная похвальба разозлила Дунка. – Смеющийся Вихрь не согласился бы с вами, сир. И Лео Длинный Шип тоже, и Бестия Бракен. На Эшфордском лугу никто не поминал об улитках – почему так, коли вы побеждаете раз за разом?

– Кто вам сказал, что я побеждаю? Это значило бы прославиться, а слава для меня хуже чумы. Вот выиграю еще один поединок да и брякнусь с коня. Батервелл назначил тридцать драконов тому, кто станет вторым – с меня и довольно. Добавим к этому пару выкупов и выигранные ставки. – Утор показал на кучу серебра и золота на столе. – Вы парень здоровый да высоченный – дураки всегда на рост покупаются, хотя на турнире от него ровно никакой пользы. Уиллу против меня ставили три к одному, а лорд Шоуни, болван, все пять поставил. – Взяв серебряного оленя, он затеребил его в своих длинных пальцах. – Следующим у меня будет Старый Бык, за ним Вербный Рыцарь, если продержится столько. Вся прелесть в том, что ставить будут именно на них: простолюдины любят своих героев.

– Сир Глендон – сын подлинного героя, – заметил Дунк.

– Надеюсь, что так. Героическая кровь расценивается как два к одному – шлюхина подешевле будет. Он постоянно болтает о своем мнимом родителе, а вот имя матери, если помните, ни разу не помянул. Оно и понятно, ведь родился он от лагерной потаскухи по прозванью Пенни-Дженни, – но в ночь перед Багряным Полем она обслужила столько народу, что получила имя Багряной Дженни. Огненный Шар, несомненно, тоже имел ее – наряду с сотней других. Наш друг Глендон многовато берет на себя, не будучи даже и рыжим.

– Он и рыцарем себя объявляет.

– Ну, это-то как раз правда. Они с сестрой выросли в борделе под названием «Вербы». После смерти матери о них заботились другие девки, повторяя сочиненную Пенни-Дженни байку о героическом семени. Старый оруженосец, живший по соседству, худо-бедно обучал парнишку военному ремеслу в обмен на любовь и эль, но в рыцари, понятное дело, его не мог посвятить. Полгода назад, однако, в бордель завернули несколько рыцарей, и некий сир Морган Данстебл спьяну возжелал сестру сира Глендона. Та, видите ли, была еще девственница; таких денег у рыцаря не нашлось, вот он и заключил сделку с братом: посвятил его в рыцари прямо там, при двадцати свидетелях, и сорвал сестрин цветочек.

Любой рыцарь может посвятить в рыцари кого пожелает. Служа сиру Арлану, Дунк слышал о рыцарстве, купленном за услуги, угрозы или мешок серебра, но о сестриной невинности до сих пор не слыхивал.

– Выдумки. Не может это быть правдой.

– Мне об этом рассказывал Кирби Пимм – он уверяет, что сам был свидетелем, – пожал плечами сир Утор. – Сын героя, сын шлюхи, сын их обоих – все равно, против меня он не сдюжит.

– По жребию вам может выпасть иной противник.

– Косгроув любит серебро не меньше кого другого, – вскинул бровь Андерлиф. – Уверяю вас, что следующим я вытащу Старого Быка, а потом юнца. Хотите, поспорим?

– Спорить мне не на что. – Дунк не знал, что хуже: подкуп распорядителя игр или то, что своим первым противником Улитка выбрал его самого. – Я уже сказал вам все, ради чего пришел. Мой конь, меч и доспехи ваши.

– Есть другой выход. – Улитка сложил пальцы домиком. – Вы не лишены дарований – падаете, к примеру, просто великолепно. Я согласен оставить вам коня и доспехи, если пойдете ко мне на службу.

– Что за служба такая? – не понял Дунк. – Оруженосец у вас уже есть. Набираете гарнизон для замка?

– Замка у меня нет, предпочитаю гостиницы. Замок слишком дорого обходится. Я хочу, чтобы вы сражались со мной на других турнирах – двадцати раз, пожалуй, будет довольно. Будете получать десятую долю моего выигрыша, я же впредь обязуюсь целить в вашу широкую грудь, а не в голову.

– Я должен ездить с вами, чтобы падать с коня?

– Глядя на ваши стати, никто не поверит, что хилый старикан с улиткой на щите способен вас одолеть. Вам, кстати, лучше завести новый герб. Висельник достаточно жуток, верно, но ведь он повешен, а стало быть, побежден. Лучше взять медвежью голову или череп… нет, лучше три черепа. Или младенца, пронзенного копьем. Далее, вы отрастите себе волосы и отпустите бороду – чем длинней и косматей, тем лучше. Мелкие турниры устраиваются чаще, чем вы полагаете. С моими доходами мы купим себе драконье яйцо прежде, чем…

– Прежде чем слух о моей никчемности разойдется повсеместно? Честь свою я вам не проигрывал – только коня и доспехи.

– Нищему гордость не к лицу, сир, а служить у меня вовсе не так уж зазорно. Я, по крайней мере, научу вас паре приемов, о которых вы понятия не имеете.

– Вы хотите сделать из меня дурака.

– Уже сделал, а есть-пить и дураку надобно.

Дунку страх как хотелось сбить улыбку с лица сира Утора.

– Я понимаю теперь, почему у вас на щите улитка. Вы ложный рыцарь.

– А вы подлинный олух и к тому же слепец. Знаете, почему я бил в голову? Удар вот сюда, – Улитка встал и тронул пальцем грудь Дунка, – выбил бы вас из седла с тем же успехом. Голова меньше, и в нее труднее попасть, зато смертельный исход куда вероятней. Мне заплатили, чтобы я бил туда.

– Заплатили? – попятился Дунк. – Как заплатили?

– Шесть драконов вперед, еще четыре, когда вы умрете. Скажите спасибо, что жизнь рыцаря столь дешево оценили; если б мне предложили больше, я бы постарался вогнать копье в глазную прорезь вашего шлема.

Дунку снова сделалось дурно. За что кто-то хочет его убить? Он никому в Белых Стенах не делал зла. Один только Эйерион, брат Эга, люто ненавидит его, но Огненный Принц изгнан за Узкое море.

– Кто дал вам денег?

– Чей-то слуга принес мне их на заре, как только распорядитель назначил, кто с кем сражается. Он надвинул капюшон на лицо и своего хозяина не назвал.

– Но зачем кому-то меня убивать?

– Я не спрашивал. – Сир Утор подлил себе вина. – Похоже, у вас больше врагов, чем вы думаете, сир Дункан. Оно и понятно: многие скажут, что вы причина всех наших бед.

Сердце Дунка точно холодная рука сжала.

– Извольте объясниться.

– На Эшфордском лугу меня и впрямь не было, но ведь турниры – мой хлеб. Я наблюдаю за ними, как мейстер за звездами, и слышал, как некий межевой рыцарь стал причиной Испытания Семерых и как оное испытание привело к смерти Бейелора Сломи Копье от руки его собственного брата Мейекара. Бейелора любили многие, и у Огненного Принца тоже найдутся друзья, не забывшие, за что он был изгнан. Подумайте над моим предложением, сир. Улитка оставляет за собой слизистый след, это так, но слизь не во вред человеку… зато когда пляшешь с драконами, немудрено и сгореть.