Эпилог

День выдался холодный и ветреный. Небо затянули низкие тяжелые облака. Море вокруг Акации катило серые волны, увенчанные белыми шапками пены. Похоронная процессия покинула дворец через западные ворота, направляясь к Небесной Скале. Люди шли по горной тропе, продуваемой всеми ветрами. Окружающие холмы перетекали в долины, окрашенные тусклыми цветами поздней осени. Мэна шагала в голове процессии вместе с родными и маленькой группкой акацийской аристократии. Перед ними везли узорчатый ларец, в котором стояли две урны с прахом. В одной из них покоились останки Леодана Акарана — Таддеус Клегг спрятал урну и тайно хранил ее все эти годы. В другой лежал пепел Аливера Акарана — мальчика, который стал великим лидером, воспетым в балладах; принца, который так и не сделался королем.

Минуло почти десять лет с тех пор, как Мэна в последний раз ходила этой дорогой. Она до сих пор помнила верховую прогулку с отцом, сестрой и братьями. В то время она и не догадывалась, какие суровые испытания ожидают ее впереди. Шагая в молчании, она не могла отрешиться от воспоминаний о девочке, которой когда-то была. Мэна смотрела по сторонам, думая, что когда-то боялась акаций. Глупая мысль. Дерево — это всего лишь дерево. Детские страхи давно канули в небытие; на их место пришли другие.

Теперь Мэна боялась снов. Слишком часто в них она встречалась с Ларкеном — первым убитым ею человеком. Каждый такой сон чересчур напоминал реальность: Мэна уверена в себе, она движется к цели, готовая разрубить плоть — без колебаний и сожалений. Снились ей и битвы в Талае, особенно тот день, когда, после смерти Аливера, она убивала яростно и самозабвенно. За три месяца, прошедших с тех пор, воспоминания не померкли. Лица всех ею убитых скользили перед мысленным взором девушки, как сотни портретов, отгораживающих ее от мира. Мэна знала, что они останутся с ней на долгие годы. Впрочем, это было не самое страшное. Более всего пугало понимание, что если понадобится — она будет убивать снова. Мэна действительно приняла в себя часть Майбен. Злобная богиня и ее дар — ярость — с ней навсегда.

Что ж, не ее одну искалечила война. Дариэл медленно шел следом за сестрой, бок о бок с Пичугой. Казалось, девушка чувствует себя неловко, обряженная в приличествующее случаю платье. Пичуга была пираткой всю свою жизнь и до сих пор не избавилась от развязных манер и некоторой агрессивности. Тем не менее Пичуга Мэне нравилась, и она надеялась, что девушка сможет сделать ее брата счастливым. Дариэлу требовалась радость. Он все еще был скор на смех и шутки, его губы часто улыбались, а глаза лучились искрометным весельем. Но Мэна знала, что в смерти брата Дариэл винит себя — только себя одного. Он носил вину, словно свинцовый плащ. Если Дариэл думал, что никто его не видит, бесшабашное веселье исчезало, как дым. Мэне еще предстояло передать брату Королевский Долг. Пока Дариэл не готов к этому, но рано или поздно день настанет.

Иные и вовсе не пережили войну. Таддеус Клегг был во дворце, когда его атаковали нюмреки, и, очевидно, погиб во время резни, которую организовала Коринн. Как он сумел туда попасть и разыскал ли «Песнь Эленета» — оставалось загадкой. Никто не знал, где находится книга. Коринн даже спросила, существует ли она вообще. В нагрудном кармане Таддеуса нашлась записка, в которой говорилось, где он спрятал прах короля. Теперь государя могли похоронить как должно.

Судьба Лики Алайна тоже оставалась тайной. Некоторые клялись, что генерал увязался за сантот, когда те закончили бой и вернулись на юг, в изгнание. Если верить эти россказням, старый генерал бежал за магами, когда они уходили. Может быть, он стал одним из них. Или его испепелила их ярость. Так или иначе, от Лики Алайна не осталось ни следа в Изученном Мире — за исключением славы и великого почета, который всегда будет сопровождать имя этого человека.

Да и сам мир стал другим с тех пор, как в нем побывали сантот. Мэна не могла сказать с точностью, что именно переменилось; в одном она была уверена: события страшных дней в Талае еще откликнутся эхом. Временами она ощущала дыры, которые сантот прорвали в ткани мироздания. В иные минуты ей казалось, что швы, соединяющие эту ткань, вот-вот разорвутся. За прошедшие дни сумбур немного улегся, но не исчез совсем. В тот день сантот бросали на поле боя одно заклинание за другим. Несколько часов они плели свою магию, и кто мог знать, как изменят мир остатки искаженного языка Дающего?

Процессия поднялась на плато, что тянулось до самых утесов, и Мэна увидела Коринн. Сестра, идущая впереди, оглянулась через плечо, словно решила немного замедлить шаг, чтобы Мэна могла ее догнать. Просто невероятно, какой стала Коринн! Ничего общего с той юной девушкой, которую помнила Мэна. По правде сказать, общение с Коринн было непростым делом. Да, внутренняя связь, связь крови между ними не исчезла — но как же трудно шло сближение с сестрой! Всех потрясла новость о том, что, пока они сражались в Талае, Коринн отвоевала Акацию у Хэниша Мейна. Тот факт, что она сделала это с помощью нюмреков и заключила какое-то соглашение с Лигой, был еще невероятнее. Мэна и Дариэл шли в бой под предводительством Аливера, думали, что определяют исход войны… а выяснилось, что Коринн ждет их на освобожденной Акации. Она обладала властью, собственной армией нюмреков и флотом кораблей… Мэне еще только предстояло привыкнуть ко всему этому.

Она до сих пор думала об их воссоединении с некоторым беспокойством. Событие, которое должно было стать радостным в столь многих смыслах, оказалось… Мэна даже не могла точно определить все произошедшее. В общем, все получилось не так, как она себе представляла. Через неделю после того, как сантот очистили поле боя от мейнских солдат, Мэна и Дариэл приплыли в гавань Акации. Они стояли на носу корабля — того самого, который Мэна отбила у Ларкена, — и смотрели на вздымающийся террасами город, их прежний дом. Он не изменился; Мэна помнила город именно таким, однако ее по-прежнему преследовало странное ощущение. Слишком много лет Мэна думала об Акации, не зная, что она помнит верно, а что просто выдумала…

Следом за ними в порт вошли корабли, несущие оставшихся солдат некогда великой армии. Люди были изнурены долгими битвами, но Мэна чувствовала, что эта армия за спиной толкает ее вперед, словно попутный ветер. Был триумф. И облегчение. И усталость. Еще они несли с собой горе, но оно уже накрепко переплелось с ощущением победы. Мэна не верила, что когда-нибудь сумеет почувствовать подлинную, чистую радость. Жизнь не дала ей этого — ни как Мэне, девочке-принцессе, ни как Майбен Земной, ни как воительнице с талайских равнин. И все же, глядя на вздымающийся перед глазами остров, Мэна трепетала от предвкушения встречи. Наконец-то она возвращалась домой.

Они причалили и высадились среди шумной толпы. Воздух звенел от музыки флейт и цимбал — сладкий от ладана и благоухающий испеченным мясом, кипящей похлебкой и жареной рыбой. Победителей встречали высокопоставленные лица. Они и сообщили, что Коринн с нетерпением ожидает родных. В самом деле: выйдя из доков и продравшись сквозь толпы в нижнем городе, Мэна и Дариэл поднялись наверх, на вторую террасу, к Коринн. Она стояла на площадке центральной лестницы, ведущей к дворцу. Ее окружала свита — странная компания из советников и нюмреков. Нюмреки были одеты в красное — разнообразные оттенки алого, пурпурного и красновато-коричневого. Мэна почти ничего не знала о том, как сестра захватила дворец и победила Хэниша; тем не менее Коринн явно обладала здесь какой-то властью.

Разумеется, Коринн была центральной фигурой встречающей делегации. Как чудесно она выглядела! Мэна всегда считала сестру красивой, но даже представить не могла, что Коринн насколько хороша собой. На ней было платье с длинными рукавами из тонкой поблескивающей ткани кремового цвета с легким оттенком оранжевого. Волосы Коринн уложила в сложную прическу и переплела лентами; бесчисленные шпильки поддерживали тугой узел на затылке, украшенный белым пером какой-то птицы. Черты лица идеальны; облегающее платье подчеркивает гибкую, стройную фигуру; запястья и пальцы изящны, будто у танцовщицы. Коринн сделала шаг вперед и развела свои красивые руки в жесте приветствия.

Очевидно, она ожидала, когда брат и сестра поднимутся по лестнице. Пока они шагали по ступенькам, в голову Мэны пришла омерзительная мысль. Девушка понятия не имела, откуда она взялась, и сочла ее каким-то помрачнением уставшего от войны рассудка. Ей вдруг представилось, что Коринн вынимает одну из своих шпилек и кидает ее вперед — как оружие, как отравленный дротик. Глупо и неприятно. Почему такая картина встала перед глазами в столь радостный миг? Что с ней происходит?

Все еще задаваясь этим вопросом и глядя на великолепную Коринн, Мэна вдруг осознала, как выглядит она сама. Полуодетая, в короткой юбке и тунике без рукавов, обожженная солнцем, руки и ноги покрыты бесчисленными порезами и ссадинами, волосы спутаны как воронье гнездо… Мэна ощутила соленую корку на щеках, и песок, застрявший в сгибах локтей, и пленку грязи на обутых в сандалии ногах… Она покосилась на Дариэла. Бесшабашный, веселый, в распахнутой до пупа пиратской рубахе, загорелый — скорее разбойник-головорез, нежели принц Акации. И почему им не пришло в голову сперва привести себя в порядок?

Дождавшись, когда между ними останется лишь несколько ступенек, Коринн начала спускаться, протянув вперед обе руки ладонями кверху и склонив голову набок.

— Добро пожаловать домой, — сказала она, — моя сестра и мой брат. Добро пожаловать, воины Акации.

Коринн продолжала речь, состоящую по большей части из формальных фраз, словно заранее заготовленное приветствие, предназначенное, скорее, для зрителей, чем для Мэны и Дариэла. Коринн заключила брата и сестру в короткое объятие, а потом отодвинула от себя и рассмотрела их по очереди. Ее глаза горели, губы чуть заметно подрагивали. Она была обходительной, любезной, приветливой, но Мэна остро почувствовала фальшь. Даже в тот миг, когда Коринн возвысила голос и обратилась к толпе, прося ее приветствовать «дочь и сына Акации, вернувшихся домой», Мэна не могла отделаться от ощущения, что Коринн не слишком понравилось увиденное.

Именно так все и было между ними с тех пор. Мэна не могла обвинить Коринн в каком-то пренебрежении к ним с Дариэлом. Старшая сестра была добра к ним. Все трое проводили вечера с прекрасной едой и вином, говоря о прошлом, заново узнавая друг друга. Они катались верхом, как в детстве. Обсуждали серьезные вопросы, пытаясь вновь собрать империю в единое целое. Дариэл, похоже, полностью доверял Коринн — настолько, что Мэна не стала делиться с ним своими сомнениями. И все же младшая принцесса опасалась, что между ними никогда не возникнет простой и естественной теплоты, как было с Аливером и Дариэлом. Коринн говорила, что они — семья, одно целое, однако не стремилась воплощать слова в жизнь. Она называла их треугольником — «тремя точками семейного ядра», и вместе с тем, казалось, хотела показать, что именно она вершина треугольника, а Мэна и Дариэл — лишь поддерживающее основание.

Эти мысли не покидали Мэну и теперь, когда она шла во главе похоронной процессии. Коринн улыбнулась, отвела руку от своего уже заметно увеличенного живота и тронула пальцы Мэны.

— Сестренка, — сказала Коринн, — этот день наконец-то наступил. Сегодня мы сделаем отца счастливым. Он давно ждал, когда его пепел развеют в воздухе, как и мамин — много лет назад. Отец соединится с ней и станет частью самой земли этого острова. Он будет в каждой акации.

Очевидно, Коринн сказала все, что хотела. Она уже отошла от Мэны, когда та спросила:

— Мы собираемся сделать мир лучше? — Коринн озадаченно посмотрела на сестру, и Мэна замялась, подыскивая правильные слова, чтобы задать вопрос. — Ты не знала Аливера… я имею в виду, такого, каким он стал. Если бы ты слышала, что он говорил! У него была масса идей о том, как распорядиться властью. Он рассуждал о новом порядке вещей. Верил, что сумеет уничтожить такие уродливые явления, как Квота…

— У меня не слишком много времени для философских рассуждений, — сказала Коринн. — Собираемся ли мы сделать мир лучше? Разумеется. Мы правим им вместо Хэниша. Кто сомневается, что это само по себе уже улучшение?

В последнее время, беседуя с сестрой, Мэна понимала, что им все труднее находить общий язык. Нет, Коринн не сердилась и не расстраивалась, как случалось в детстве. Просто она все решала в меру собственного разумения. И, единожды сказав, была непоколебима.

— Конечно, улучшение, — согласилась Мэна, — но… мы ведь не отменили Квоту. Не закрыли рудники. Не…

— Я не рассталась с идеалами, если ты к тому ведешь, — откликнулась Коринн. — Однако рассуждать о правлении и править на самом деле — совершенно разные вещи. У меня масса важных и срочных дел. Я подумаю обо всем, что ты говоришь, — в свое время. Пока же надо переловить разбежавшихся мейнцев, которые успели уплыть с Акации в Алесию или Мэнил. А провинции? Ты удивишься, Мэна, узнав, что они выставляют барьеры, настаивают на унизительных условиях, делают всякие заявления, на которые не имеют права. Если бы они успокоились и приняли жизнь, какова она есть, мы могли начать… как ты сказала? Делать мир лучше. А Лотан-Аклун? Никто из нас их не видел, но они внушают опасения. Горькая ирония в том, что я взяла себе в союзники две силы, которые ненавидела более всего на свете — Лигу и нюмреков. В конце концов, именно они обеспечили мне победу.

Мэна едва не сказала, что огромная армия сражалась и полегла почти вся, стремясь к той же цели. Она готова была напомнить об Аливере, принесшем себя в жертву, о сантот, без которых победа была бы невозможна… но Коринн говорила не об их победе. Она упомянула лишь нюмреков и Лигу и сказала «я» вместо «мы».

Мэна могла бы обрушиться на нее с обвинениями, но вместо этого тихо проговорила:

— Я буду помогать во всем, чем могу. Только попроси.

— Ты уже помогаешь. Занимаешься организацией армии, восстанавливаешь Элиту. Нам понадобятся воины, благородные и искусные. Кто лучше тебя обучит их? — Коринн коротко улыбнулась, не разжимая губ. — Я всякое слышала. Рассказывают, как ты сражалась с богиней и повергла ее вниз с горной вершины. Твои методы боя станут новой Формой. Ты, моя маленькая сестренка, такая же легенда, как и Аливер.

— На самом деле это было обычное дерево, — сказала Мэна, — и орлиное гнездо на нем. Никакая не гора. И я ничего не сделала, просто сумела выжить в схватке с орлом.

Несколько секунд Коринн рассматривала сестру. Ее брови взлетели вверх, похожие на два одинаковых горных пика.

— Сказители вечно все перевирают, да? В любом случае я рада, что твои мужественные деяния не окончились гибелью.

Видя, что сестра хочет прекратить разговор, Мэна задала еще один вопрос, который не давал ей покоя:

— Коринн, а что ты предложила нюмрекам взамен за их помощь? Я до сих пор не понимаю толком.

— Они могут управлять большой частью Талая — так, как сочтут нужным.

Мэна немного подумала.

— Мне кажется, этого им было бы мало.

— Тебе кажется. — Коринн отвела глаза, казалось, потеряв интерес к разговору. — Однако хватит болтать. Мы пришли сюда, чтобы отдать последние почести двум достойным людям.

Мэне нравилось смотреть на разношерстную компанию, которая собралась сегодня возле утесов. Они стояли, опустив глаза долу, стараясь не морщиться от запаха птичьего помета и не ежиться от холодного влажного ветра. Кендовианцы касались плечами сенивальцев, а те, в свою очередь, стояли подле ошенийцев в их вычурных одеждах. Пираты с Внешних Островов перемешались с акацийскими аристократами. Здесь же был Санге, приемный отец Аливера, и его талайцы. А также воины халали и бальбара. Вуманцы вплели в волосы орлиные перья. Бетуни нанесли бледную раскраску на лица.

В соответствии с традицией двое уважаемых людей, не являвшихся членами семьи, взяли из ларца урны. Темнокожий Келис, тяжело раненный в тот же день, когда погиб его друг, нес урну Аливера. Мелио, откинув с лица длинные каштановые волосы, взял прах Леодана. Оба молодых человека были очень хороши собой — каждый в манере своего народа. Такие юные, думала Мэна, молодые и сильные, полные жизни. Аливер сейчас тоже мог бы быть таким…

Вместе с тем она спрашивала себя, обрадовался бы Аливер более сомнительным гостям. Риалус Нептос стоял с краю, подняв ворот плаща до самых ушей. Здесь же присутствовали сэр Дагон и несколько других представителей Лиги; они расселись на табуретах, принесенных слугами. По какому праву здесь эти люди — предавшие Леодана, едва не погубившие Дариэла? Они сидели и разглядывали тяжелые тучи, затянувшие небо, а их мысли витали где-то далеко.

И Калрах… Вместе со своими воинами он стоял на почетном месте. Помимо воли Мэна все время возвращалась к ним взглядом. Сегодня они казались совсем другими из-за вежливых манер и опрятной одежды. Нюмреки расчесали спутанные волосы и собрали их в хвосты, падавшие на спины. Их лица и в самом деле не так уж сильно отличались от человеческих. Впрочем, Мэна не знала наверняка, считает она теперь нюмреков в большей степени людьми, или другие люди напоминают нюмреков сильнее, чем ей того хотелось бы.

Сама церемония была простой. Ни хвалебных речей, ни печальной торжественной музыки. Все это уже имело место в предыдущие дни. Здесь, на Небесной Скале, двум мертвым людям предстояло уйти к свободе, как и всем акацийским королям. Коринн ясно дала понять, что считает своего погибшего брата королем — пусть даже он никогда не был официально коронован.

Все молча наблюдали, как Коринн взяла урну из рук Мелио. Она произнесла имя отца и пожелала ему обрести мир и покой, вернуться к земле острова и отыскать свою супругу, дабы воссоединиться с ней. В тот миг, когда крышка урны распахнулась, попел взмыл вверх, подхваченный ветром. Коринн перевернула урну, вытряхнув остатки праха, и серая пыль полетела по ветру обратно, в сторону острова. Потом Коринн высвободила останки Аливера, поблагодарив его за подвиги, которые никогда не будут забыты. Затем склонила голову и попросила всех помолчать немного в знак уважения к мертвым.

Мэна тоже наклонила голову, но не закрыла глаз. Она смотрела на сестру. Коринн стояла, положив одну руку на живот и поглаживая его пальцами. Она не двигалась, повернувшись к ветру, что обтекал ее двумя стремительными потоками. Ее фигура словно резала ветер напополам. Мэне казалось, что сестра не испытывает сильных чувств. Словно ничто не связывало ее сейчас с отцом и братом.

Вопросы, которые не давали Мэне покоя со дня смерти Аливера, вновь нарушили величественное спокойствие этих минут. Не совершил ли Аливер ошибку тем утром, когда согласился сражаться с Маэндером? Знал ли он, что проиграет, или яростная жажда мести помутила здравый рассудок? Мэна надеялась, что Аливер сделал все именно так, как хотел, и все получилось в полном соответствии с его планами. И еще Мэна надеялась, что отец выбрал их пути задолго до того, как пришел срок расставаться, и случившееся было его деянием. Только в отличие от сестры Мэна не верила в непогрешимость своих суждений.

По прошествии нескольких минут Коринн подняла голову, рассматривая окружающие ее скорбные лица. Казалось, ей не понравились чувства, которые она прочитала на них.

— Вы здесь, — сказала она громко, чтобы ее услышали за шумом ветра, — представляете все народы Изученного Мира. Храните свою гордость и надежду на лучшее будущее. Два короля Акации… они свободны, как и наша страна. Теперь у нас есть возможность создать такой мир, который желали увидеть эти двое мечтателей. — Коринн на миг задержала взгляд на Мэне, потом отвела глаза. — Итак, мой народ, сотрите слезы с глаз и обратите лица к грядущим дням. Именно этого хотели от нас Леодан и Аливер. Давайте встретим вместе радости и трудности, пусть в наших сердцах живет сила и вера в лучшее…

Несколько секунд спустя Коринн сошла с утеса. Она приблизилась к Мэне, наклонилась поближе и спросила:

— Ты действительно хочешь знать, что я предложила нюмрекам? Есть одна вещь, о которой они мечтают более всего на свете — вернуться домой и отомстить Лотан-Аклун, преследовавшим их многие годы. Будет война, и я думаю, что мы должны принять в ней участие — ради нашей же собственной выгоды. В скором времени пора будет начинать подготовку. Мы, нюмреки, и Лига отправим флот за Серые Валы, против Лотан-Аклун. А после победы возьмем в свои руки торговлю с Иными Землями. Тогда у меня будет достаточно сил и власти, чтобы изменить мир к лучшему… — Отступив на шаг, Коринн заглянула в глаза сестры. — Наша битва еще не окончена. Мы не узнаем покоя, пока весь мир не склонится перед нами. Теперь тебе известно, каково мое намерение.

С этими словами она двинулась прочь, оставив Мэну одну. Гости один за другим уходили с утеса. Кто-то подошел к Мэне. Мелио. Он взял ее за руку и спросил, все ли в порядке, а Мэна не знала, как ответить. Глядя в спину Коринн, она сознавала, что не до конца понимает этот мир — такой, каков он сейчас. Только теперь Мэна догадалась, кто ее сестра на самом деле. Она уже слышала этот титул прежде, но не соотносила его с Коринн. Понимание пришло к ней, точно слова, выписанные в воздухе огромными буквами, и ошеломило Мэну. Там, вдалеке, спускалась с холма королева Акации. Она сложила руки на животе, баюкая своего наследника. Свита окружала ее — верные люди, которых Коринн успела осыпать милостями. И будущее мира тоже принадлежало ей.