Чем дольше Аливер оставался среди сантот, тем сильнее ощущал единение с ними. Чародеи по-прежнему удивляли его своим видом и манерами. Они скользили, будто призраки, оставляя за собой в воздухе странные следы. Аливер не мог постичь, как им удается двигаться с такой скоростью; он не мог отследить момента, когда они исчезали в одной точке пространства и появлялись в другой. Не мог он привыкнуть и к выражениям мгновенно меняющихся лиц. Однако маги оказали принцу радушный прием. Сантот были словно родичи, которых Аливер встретил впервые в жизни, но уже чувствовал связь — не осознанную разумом, а понятую на каких-то более глубоких уровнях мышления.

Аливер отметил, что черты сантот ему знакомы. Иногда, вглядываясь в размытые контуры их лиц, принц видел себя, словно существо перед ним было живым зеркалом, отражавшим и его тело, и нематериальную сущность. Картина, привычная для взгляда и одновременно не понятая до конца, еще требующая осмысления. Аливер не раскрывал рта и не говорил вслух с тех пор, как впервые услышал жуткие звуки собственного голоса. И слушал он теперь не ушами. Сантот говорили безмолвно, тем не менее принц понимал их все лучше и лучше. Они выбирали темп мыслей, который был удобен для разума Аливера, и с каждым разом ему становилось легче передавать и принимать молчаливые послания. В этом общении было взаимопонимание, какого он никогда прежде не знал.

Аливер чувствовал, что по время бесед сантот используют часть его сознания. Они выискивали осколки воспоминаний и знаний, сведения, спрятанные в дальних уголках его разума и давно позабытые. Позволяя магам прикасаться к этим вещам, Аливер выпускал их на волю. Он возвращался в детство, видел картины, что снились ему когда-то, слышал истории, рассказанные голосом отца, и колыбельные, которые мать напевала ему перед сном. Аливер ощущал, как прижимается к материнской груди; мягкие руки обнимали его, теплое дыхание овевало лицо… Впрочем, бывало, что он вспоминал и не столь приятные вещи.

Сантот были любопытны. Скрупулезно и методично они узнавали у Аливера обо всем, что он видел и переживал, расспрашивали об истории — как он ее понимал — и о событиях недавнего прошлого. Чародеи удивились, узнав, что Тинадин позволил себе умереть по прошествии обычного человеческого срока жизни. Им непросто было понять, что величайшего мага больше нет. Ушли в небытие его амбиции, надежды, стремления к мировому господству. Еще труднее оказалось принять тот факт, что прямые потомки чародея понятия не имели о языке бога. Как могли преемники Тинадина позабыть о «Песне Эленета»? Неужели такое грандиозное знание утрачено? За вопросами сантот Аливер чувствовал страх и понимал, что они не до конца верят его словам. Пусть древние и мудрые, маги-сантот по-прежнему были людьми. И, подобно всем живым, цеплялись за жизнь. Чародеи не знали, что готовит им будущее. Они побаивались его — как и любой человек, столкнувшийся с неизвестностью.

Меж тем сантот дали Аливеру больше, чем взяли у него. Они ничего не знали о мире нескольких последних столетий, зато хранили огромный запас сведений о давних событиях, о временах, когда они появились, и обо всем, что произошло до того. Сантот напитали Аливера историей и преданиями. Они поведали подробности о Воздаянии — и их рассказ полностью изменил отношение Аливера к событиям основания его династии. Чародеи говорили об Эдифусе, Тинадине и Хаучмейнише, как будто расстались с ними только вчера. Они рассказывали о битвах и поединках, не запечатленных в Формах. Сантот кормили Аливера знаниями, словно изысканными кушаньями.

Очень немногие из человеческих деяний были продиктованы одними лишь благородными побуждениями или чистой злобой. Аливера всегда учили, что великие сражения происходили между силами добра и зла. Увы, природа мира и человеческие характеры были намного сложнее. Если постараться, можно понять все противоборствующие стороны. Конечно, человек воспринимает жизнь со своей позиции и сам выносит суждения — если только кто-нибудь другой не пытается объяснить все за него и интерпретировать вещи определенным образом. Сантот не делали ничего подобного. Они просто сообщали факты и, казалось, не имели собственного мнения о подвигах и преступлениях, которые хранили в памяти.

Во время таких бесед сантот чаще всего выступали как коллективный разум, от которого порой отделялись индивидуальные голоса, вплывающие в сознание Аливера. Иногда принц видел рядом чародея, который заговорил с ним первым. Его звали Нуало — хотя сантот не испытывали необходимости определять друг друга по именам. Если мысль предназначалась конкретному чародею, он просто знал это. Равно, получая послание, Аливер, по модуляциям форм и ощущений, понимал, от кого оно исходит.

Неизвестно, сколько минуло времени с момента прибытия Аливера на дальний юг. Час? Неделя? Год? В один прекрасный день — хотя, возможно, это была ночь — Нуало сказал Аливеру, что он нашел изъян в его концепции мира. Дело касалось истории о Башаре и Кашене.

Эту сказку знал любой акацийский ребенок. В ней говорилось о том, как два любящих брата не сумели поделить власть и стали злейшими врагами. Они до сих пор сражались в горах, и иногда, во время сильных бурь, можно было услышать гром их вечной битвы. В этой легенде, поведал Нуало, сокрыта истина, которую Аливеру стоило бы знать.

— Не было Башара, — сказал он, — и не было Кашена.

Однако в древности существовали два народа. Один назывался башару, а другой куларашен. Оба обитали в Талае, но дело было так давно, что теперь уже невозможно точно сказать, когда именно. Хотя народы произошли от одного корня, каждый шел своим путем, и они позабыли о родстве. Оба народа процветали и множились в числе, и оба были горды. Башару полагали, что они возлюбленный народ Дающего. Куларашен называли это ересью. Именно мы, говорили они, избраны богом. И те и другие отыскали множество свидетельств своей правоты. Они видели их в благословениях Дающего — в богатых урожаях, которыми бог одаривал один народ, и в болезнях, которые он посылал на другой; в солнечных, погожих днях в своем краю и наводнениях в землях соперника. Каждый год, каждый месяц, день и час находились какие-нибудь новые доказательства, и оба народа неустанно продолжали спорить.

Наконец было решено обратиться к Дающему. Башару и куларашен обращались к богу с молитвами, проводили сложные ритуалы и приносили богатые жертвы. Они просили Дающего подать какой-нибудь явный знак — указать народ, который он предпочитает. Куларашен и башару хотели, чтобы бог выбрал между ними и открыто показал всем, кого он любит больше. Однако Дающий не ответил им. По крайней мере никакого знака, признанного обеими сторонами, ниспослано не было. Тогда два народа начали войну, чтобы решить проблему самостоятельно.

То была первая война между человеческими народами, и во время нее люди познали многие пороки, которые затем остались в мире. В конце концов башару взяли верх. Куларашен бежали из Талая и уплыли на остров посреди «большой воды» — так называлось море. Они взяли с собой много разных вещей, в том числе и семена акации. Люди сажали их по всему острову, чтобы тот хоть немного напоминал родину. Остров с этих пор и стал их новым домом.

— Название куларашен было забыто, — сказал Нуало. — Как и башару. А потомки куларашен ныне называются акацийцами. Ты — один из них.

— Как такое возможно! — спросил Аливер. — Ведь мы сильно отличаемся от талайцев. По многим признакам…

Аливер имел в виду прежде всего внешнее несходство — цвет кожи, черты лица и особенности телосложения. Однако он не стал развивать эту мысль. Какое-то сомнение сидело внутри, мешая возразить Нуало. Чародей тем не менее понял принца. Он объяснил, что Дающий озлился на людей за их глупость. Бог ненавидел войны — и те пороки, которые распространились среди его возлюбленных созданий. Люди думают, что они отличаются друг от друга? Ну что ж… Он сделает эти различия еще заметнее. Дающий исказил человеческую речь, так что все стали говорить на разных языках. Слова одного народа звучали для другого непонятной белибердой. Некоторых людей бог поджарил на солнце, а иных оставил в холоде, где они стали снежно-белыми. Одних сделал высокими, а других низкорослыми; удлинил или приплюснул носы; чьи-то глаза посадил глубоко в череп, а чьи-то сделал миндалевидными или раскосыми; кому-то закрутил волосы в кудри, а кому-то оставил прямые пряди. Так Дающий проверял людей. Сумеют ли они заглянуть за видимость, зреть в корень?.. Они не сумели. Люди давно уже приняли как данность, что они все различны, и такая несхожесть стала обычным явлением. По этой причине — вдобавок к предательству Эленета — Дающий с омерзением отвернулся от мира и не пожелал более иметь с ним никаких дел.

— Все народы — единое целое? — спросил Аливер.

— Все народы Изученного Мира — единое целое, — подтвердил Нуало. — Забыв об этом, люди совершили еще одно преступление. Мы расплачиваемся за него до сих пор.

Далеко не сразу Аливер принял новую картину мира. Прошло немало времени, прежде чем он осознал реальное положение дел. Гордыня Акаранов мешала ему поверить, что акацийцы были каким-то жалким племенем — побежденным и изгнанным из Талая. Ведь казалось, гегемония Акации существовала всегда… Разумеется, прошедшие девять лет полностью излечили принца от презрения к другим народам и талайцам в особенности, но вместе с тем Аливер понимал, что обманывает себя. Он не принадлежал Талаю. Именно поэтому в свое время он долго и тщательно работал над собой, желая сравняться с местными мужчинами. Что ж, он стал воином, научился сражаться и убил ларикса.

Аливер слишком долго жил с уверенностью, что он никчемный человек и неудачи подстерегают его на каждом шагу. Изо дня в день он вынужден был скрывать свои провалы и недостатки. Принц полагал, что различия в человеческой внешности обозначают также и внутреннюю несхожесть. Нуало и другие сантот лишили Аливера этой веры, выбили почву из-под ног, оставив его беспомощно барахтаться в море невероятных допущений. Последнее открытие беспокоило Аливера более всех прочих откровений, полученных от сантот, хотя он сам не мог понять почему.

Казалось, он прожил вечность рядом с этими странными магами. Однако настал день, когда сантот напомнили принцу о его цели. Чародеи собрались вокруг; каменные лица окружали Аливера, как это уже было однажды, в день его прибытия на дальний юг. Теперь, впрочем, все переменилось. Сантот познакомились с принцем, узнали его и разделили с ним свои мысли. Теперь они пришли просить.

— Верни нас обратно, в мир, — произнесли маги слаженным хором, звучавшим как один голос, исходящий от многих. От всех сантот разом. — Освободи нас.

Только Аливер может это сделать, уверяли они. Лишь старший сын короля из рода Тинадина способен снять проклятие, которое не позволяло сантот вернуться назад — так Тинадин сплел свои чары. Они были очень сильны, но все-таки обратимы. Сам Эленет установил закон: любое наложенное заклинание может быть аннулировано. Эленет знал, что людям часто случается ошибаться, когда они говорят на языке Дающего. Иногда промашку замечают не сразу, ее последствия могут проявиться только столетия спустя, но рано или поздно изъяны вылезают наружу. Тинадин не мог нарушить законы магии, даже измысливая наказание для своих бывших союзников.

— Не существует заклинания, — сказали сантот, — которое нельзя было бы отменить. Всегда есть путь назад, и дверь не закрыта до конца. Ты и есть эта дверь. Только ты способен произнести слова.

— Какие слова! — спросил Аливер.

Сантот не дали ответа. Аливер должен был понять это сам. Чародеи даже не могли научить его речи бога, поскольку их собственные знания исказились, и заклинания производили совсем не такой эффект, которого добивались маги.

— Я ничего не знаю о речи Дающего, — сказал Аливер уже не в первый раз, — и никогда не слышал о «Песне Эленета», пока вы не рассказали мне о ней. Я не могу произнести ни слова на языке творения. Мне жаль, но я не в силах вам помочь.

Сантот не скрывали разочарования.

— Тогда почему ты искал нас и зачем разбудил!

И впрямь, зачем? Аливер почти позабыл о своей жизни в большом мире и о цели путешествия. Лишь ценой немалых усилий принц вспомнил, что привело его на дальний юг. Он искал сантот, поскольку выполнял особую миссию, важное задание, которое тяжким грузом легло ему на плечи. Мир людей, где обитали друзья, родные, близкие, переживал тяжелые времена. Аливер пришел сюда в поисках помощи — не дома, не убежища, не забвения. Принц собирался попросить сантот спасти его семью… и мир, который прогнал их прочь.

Аливер передал все это магам. Водоворот безмолвных слов кружился в воздухе, они перетекали от одного сознания к другому, и такой обмен мыслями теперь казался Аливеру самым что ни на есть понятным и привычным способом общения.

— Ты просишь невозможного, — сказали сантот. — Впрочем, мы попытаемся помочь тебе отсюда, однако наши силы будут ограничены.

— Вы обладаете невероятным могуществом и способны сделать очень многое, я уверен. И я… я разрешаю вам оставить это место и вернуться в большой мир.

Сантот некоторое время размышляли над его словами. Да, им хотелось бы вернуться на север, признали чародеи, но не освободившись полностью от проклятия Тинадина, они не станут нормальными людьми. Занимая место, которому не принадлежат, сантот превратятся в призраков. А главное, они не сумеют оказать Аливеру ту помощь, которая ему нужна.

— Ведь ты хочешь начать войну…

Теперь настал черед Аливера размышлять. Сантот, не церемонясь, называли вещи своими именами. Да, в общем и целом, они сказали правду. Не то чтобы Аливер хотел начинать войну, но битва действительно была не за горами. Наконец-то он вспомнил… и с отчетливой ясностью осознал, что вся его жизнь была прелюдией к войне. К пожару, который освободит его — или уничтожит. У принца не было иного выбора: он должен сыграть свою роль. В скором времени ему придется вернуться в мир и…

— Да, я начну войну с моими врагами.

Он чуть было не добавил: «справедливую». Или «праведную». Или «священную». Именно такую войну принц хотел бы вести, но… он покатал эти слова в голове и оставил при себе. Аливер отлично знал, что думают сантот о подобных заявлениях.

— Ты можешь вернуть нас в мир, однако там мы будем бесформенными сущностями, лишенными тел, — сказали сантот.

— А если вы сумеете освободиться! — спросил Аливер. — Если я разыщу «Песнь Эленета», если узнаю, как снять проклятие… Тогда вы будете сражаться за меня!

Он задал вопрос и умолк, глядя на размытые лица чародеев и чувствуя, как бешено колотится сердце. Ему передались мрачные мысли сантот, которые обдумывали ответ. Впервые с момента своего прихода сюда Аливер ощутил ход времени. Что-то сдвинулось. Мир ждал его, мир желал, чтобы принц вернулся назад, мир приказывал ему поспешить.

— Вы будете сражаться за меня! — нетерпеливо повторил он.

— Если ты освободишь нас, мы будем сражаться, — наконец сказали сантот. В первый раз за все время знакомства Аливер уловил эмоции чародеев, которые они так тщательно контролировали до сих пор. — Сделай нас снова настоящими магами, и мы очистим мир от твоих врагов, чтобы ты перекроил его по своему разумению.