Глава 2
Стараясь хоть как-то скрасить утомительную скуку утреннего урока, Мэна Акаран всегда садилась на одно и то же место — травяной холмик за спинами братьев и сестры.
Мэне недавно сравнялось двенадцать. Со своего «наблюдательного поста» она могла смотреть сквозь выломанный зубец каменной балюстрады, окружавшей двор. Из «окна» были видны многоярусные террасы дворца, западная стена города и длинная цепь холмов, между которыми лежала распаханная земля. Самой высокой точкой в этом пейзаже был вздымавшийся вдалеке утес, известный как Небесная Скала. Мэна бывала там с отцом и помнила гадкий запах помета, пронзительные крики морских птиц и невероятные виды, открывающиеся со скалы, которая отвесно поднималась из бушующего моря на пятнадцать сотен футов.
Теперь Мэна сидела в классной комнате на открытом воздухе, где королевские дети обычно встречались с учителем, но мысли ее были далеко. Нынче утром она вообразила себя чайкой, летящей среди скал. Вот она опустилась ниже и понеслась над самой поверхностью воды, лавируя между рыбачьими лодками и торговыми баржами, которые качались на волнах морских течений. Мэна оставила все это позади, и волны сделались выше, потемнели, из бирюзовых стали синими, а потом иссиня-черными. Она пролетала над мелководьями, кишевшими яркими рыбками, и над спинами китов. Ей хотелось найти нечто новое и неизведанное, то, что наверняка вот-вот покажется из-за обрамленного белой пеной края горизонта…
— Мэна? Вы с нами, принцесса? — Ясон, королевский наставник, оба брата и сестра — все смотрели на нее. Дети сидели на влажной траве. Ясон стоял перед ними, держа в руке старый фолиант. Другую руку он упер в бок. — Вы слышали мой вопрос?
— Само собой, ничего она не слышала, — сказал Аливер. Шестнадцатилетний, он был старшим из королевских детей и наследником престола. Недавно Аливер догнал отца по росту, и его голос начал меняться. На лице старшего принца застыло выражение беспредельной скуки; этот недуг поразил его год назад и лишь недавно начал сходить на нет. — Она думала о рыбках или о дельфинах.
— Ни рыбки, ни дельфины не имеют никакого отношения к нашему уроку, — заметил Ясон. — Итак, повторяю: над кем основатель династии Акаранов одержал победу при Галарале?
Этот вопрос она пропустила? Да кто угодно может на него ответить! Мэна ненавидела простые вопросы. Ей нравилось знать что-то, неведомое всем остальным. Младший брат Дариэл — и тот знает, кто был первым королем и что он совершил. А ведь ему только девять! Мэна поджала губы, и лишь когда Аливер раскрыл рот, как видно, намереваясь в очередной раз ее поддеть, она поспешно ответила:
— Эдифус был основателем династии. Он родился в суровые и темные времена в Озерных Землях и одержал победу в кровопролитной войне, охватившей весь мир. Встретился с вероломным королем Татом при Галарале и разбил его армию при помощи чародеев сантот. Эдифус был первым в династии Акаран, которая состоит из двадцати королей, и последний из них — мой отец. Сыновья Эдифуса — Таларан, Тинадин и Прайтос сражались за империю в нескольких кампаниях, известных как Войны Распределения…
— Хорошо-хорошо, — поспешно сказал Ясон. — Я не спрашивал о…
— Чайка.
— Что?
— Я была чайкой, а не рыбой и не дельфином. — Мэна скорчила Аливеру рожу, а потом с той же гримасой обернулась к Коринн.
Чуть позже, после нескольких бесплодных попыток вернуться к своим «птичьим видениям», Мэна начала прислушиваться к беседе. Теперь речь шла о географии. Коринн назвала шесть провинций империи и даже умудрилась рассказать о тамошних правителях и особенностях местной политики. Майнланд располагался чуть севернее Акации; дальний север занимала сатрапия Мейн; Кендовийская Конфедерация находилась на северо-востоке, Талай — на юге, а горные племена Сениваля — на западе. Близлежащие острова носили название Архипелага Вуму и составляли последнюю провинцию, хотя она в отличие от всех прочих не имела централизованного управления.
Ясон расстелил на траве карту и велел детям прижать коленками края. Дариэл просто обожал карты. Он навис над ней и повторял все слова учителя, будто переводя их остальным. Дело продвигалось не быстро, и в конце концов Мэна потеряла терпение.
— А почему Акация в середине карты? — спросила она. — Если мир загибается, и у него нет краев, как ты говорил нам, Ясон, то как определить, где центр?
Коринн сочла вопрос глупым. Она посмотрела на Ясона, приподняв бровки, и презрительно изогнула губы. В свои пятнадцать девушка была очень хорошенькой и прекрасно об этом знала. С оливковой кожей и кругленьким личиком она была образцом акацийской красоты. Коринн многое унаследовала от своей покойной матери; по крайней мере так полагали окружающие.
— Ей положено быть в центре, Мэна. Все это знают.
— Кратко и доходчиво, — усмехнулся Ясон. — Однако Мэна задала хороший вопрос. Каждый народ считает себя лучшим. Первым, центральным и главным. Верно? Как-нибудь я покажу вам карты талайцев. Они рисуют их несколько иначе. И почему бы им не считать Талай центром мира? Они тоже великая нация…
Алииер фыркнул.
— Ты шутишь! Люди, которые едва научились носить одежду? Которые охотятся с копьями и поклоняются богам в зверином обличье? У них там до сих пор племенное управление — вожди и все такое. Да они не лучше дикарей из Мейна!
— А еще там слишком жарко, — прибавила Коринн. — Говорят, в Талае по полгода земля сухая, как пудра. Тамошним жителям приходится копать ямы, чтобы набрать воды.
Ясон признал, что климат Талая и впрямь суров, особенно на дальнем юге. Он понимал, что ученики всегда будут воспринимать окружающий мир с точки зрения жителей Акации. Неудивительно, учитывая, что Акацийская империя довлела над всем Изученным Миром.
— Мы избранный народ, — наконец сказал Ясон. — Но также мы и великодушный народ. Не следует презирать талайцев или любых других…
— А я и не говорил, что кого-то презираю. Каждый идет своим путем, и я, когда стану королем, буду уважать их. А теперь скажи мне, зачем тут лежит эта карта? Ты будешь чему-нибудь учить нас или нет?
Ясон уловил раздражение в голосе Аливера и коротко кивнул. Потом примирительно улыбнулся и сменил тему. Наставник никогда не забывал, что он всего лишь слуга. Иногда это казалось Мэне неудачным решением. Как они узнают что-то действительно важное о мире, если могут заткнуть учителя, просто повысив голос?
Урок продолжался. Дети слушали Ясона, более не перебивая, однако несколько минут спустя в дверном проеме показался отец. Лицо короля Леодана было смуглым, цвета дубленой кожи. Виски, присыпанные пылью седины, оттеняли темные волосы. Возраст и бремя королевских забот не пощадили его. Леодан подошел к детям, кивнул учителю, а потом обвел взглядом панораму острова.
— Ясон, — сказал он, — мне придется прервать ваш урок. Скоро прибывает делегация из Ошении, и несколько недель у меня почти не будет времени на детей. Сегодня я проснулся и подумал, как чудно было бы прокатиться верхом. Я собираюсь воплотить это желание в жизнь, и если дети хотят присоединиться ко мне, я будут рад.
Дети хотели. Не прошло и часа, как маленькая кавалькада выехала через узкие боковые ворота дворца. Юные принцы и принцессы сидели в седлах с четырех-пяти лет, и все были хорошими наездниками — даже Дариэл. Десять конных охранников следовали за ними на почтительном расстоянии. Вряд ли что-то могло угрожать королю на Акации, но монарху часто приходится следовать традиции, оставшейся с незапамятных времен.
Они мчались на запад по высокой горной дороге. Время от времени она превращалась в узкую тропу, ограниченную с обеих сторон крутыми обрывами с поросшими можжевельником склонами. Тропа вела к морю. Колючие короны акаций возвышались над балдахином листьев и ветвей. Деревья дали острову название, а династии Акаран — ее официальный титул. Они были отличительной чертой этого пейзажа, уникального среди других островов Внутреннего моря, где акации никогда не росли.
В те времена, когда Мэна была совсем маленькой, деревья ее пугали. Они были покрыты шипами и наростами; в них присутствовало какое-то невозмутимое спокойствие, и вместе с тем казалось, будто акации хранят глубоко внутри искру жизни, скрытый разум, который они по непонятной причине таили от окружающего мира. Мэна привыкла к акациям лишь много позже. Старый, отшлифованный песком ствол поселился в комнате Дариэла, чтобы малыш мог играть на дереве и лазать по нему. Тогда Мэне стало легче. Если акации можно срубить, пересадить и превратить в детские игрушки — их не стоит бояться…
Всадники спустились к морю на южной оконечности острова. Отсюда открывался вид на залив; скалы вокруг в великом множестве населяли морские птицы. Лошади ступали между нагромождениями выбеленного солнцем плавника, а иной раз заходили прямо в воду цвета зеленого стекла, взбивая копытами пену. Аливер спрыгнул с седла и теперь кидал ракушки в волны. Коринн стояла на полусгнившем стволе огромного дерева, раскинув руки в стороны и обратив лицо к прохладному бризу. Дариэл охотился за крабами на песке.
Мэна шагала по правую руку от отца, пока он переходил от одного ребенка к другому. Он интересовался всем подряд, смеялся; самые простые вещи забавляли короля, когда он находился рядом с детьми. Мэна держала в руках ветку, проводя пальцами по изъеденной солью коре. Жизнь была именно такой, как надо. Мэна не задавалась вопросом, почему король, веселящийся в компании своих детей, вызывает удивление. Для нее это было естественно. Мэна не могла представить себе иного порядка вещей. Она, однако, задумывалась: видит ли кто-нибудь, кроме нее, напряжение, спрятанное за улыбкой отца. Леодан радовался искренне, но веселье давалось ему не без труда. Он горевал о той, кого не было с ними…
Вечером того же дня, вернувшись в теплый уют дворца, Мэна и Дариэл свернулись на кровати в ее комнате. Они ждали отца, обещавшего рассказать им историю.
Как все покои дворца, комната Мэны была просторной, с высоким потолком и полом из гладкого белого мрамора. В этой комнате не было ничего, что Мэна устроила бы по своему вкусу. Вот гнездышко Коринн в полной мере отражало пристрастия хозяйки — сплошь кружева, яркие ткани и мягкие подушки. Здесь же стояла старая мебель из твердого дерева с щекочущей кожу обвивкой, а на стенах висели гобелены с изображением древних героев. Мэна могла перечислить деяния лишь немногих из них, но в присутствии этих людей она чувствовала себя в безопасности. Они смотрели на Мэну. В конечном итоге это люди ее отца. И ее собственные…
Леодан сел на табурет возле кровати.
— Итак, — сказал он, — сегодня я собирался рассказать вам о двух братьях и о том, как они поссорились. Жаль, что Аливер и Коринн уже переросли наши вечерние сказки. Когда-то им очень нравилась эта история, хотя она и печальная…
Давным-давно на свете жили два брата, Башар и Кашен. Они были так близки, что никто на свете не сумел бы их разделить. Лезвие ножа не прошло бы между ними. Братья очень любили друг друга. Как-то раз к ним явились люди из близлежащего поселения. Люди сказали, что прослышали о двух добрых и благородных братьях, и просят одного из них стать их королем. Существовало древнее пророчество, гласящее, что если у них будет король, он принесет народу благополучие и благоденствие. Эти люди много лет бедствовали и жили в нужде, они мечтали о короле, но никак не могли решить между собой, кто же должен им стать. В конце концов они обратились к добрым братьям, прося одного из них принять титул. Братья спросили, могут ли они оба стать королями, но селяне ответили «нет». Только один человек может быть королем — так сказал пророк. Однако обоим братьям хотелось править. Пусть селяне сами выберут одного из них, сказали они, а второй согласится с этим решением. Втайне Башар и Кашей договорились, что через сто лет они поменяются ролями, и тот, кто был королем, уступит свое место брату.
Селяне выбрали Кашена и короновали его. Сто лет он благополучно правил подданными, и народ благоденствовал. Башар всегда был рядом с братом, и в первый день сто первого года он попросил Кашена отдать ему корону. Брат взглянул на него неприязненно. Кашен уже привык быть королем, и ему нравилась власть, которой он обладал. Башар напомнил о договоренности, но Кашен объявил, что знать ничего не знает. Услышав это, Башар рассердился. Братья повздорили. Кашен выгнал Башара вон, однако вскоре тот ощутил страх и стыд и убежал прочь из деревни, в далекие холмы. Здесь он и оставался, пока не освободился от любви к брату, а вместо нее наполнил свою душу злобой. Собрались грозовые тучи, из них хлынул дождь, и молнии то и дело озаряли небо…
Дариэл протянул руку и коснулся запястья отца.
— Это всё правда?
Наклонившись к нему, Леодан прошептал:
— Каждое слово.
— Им нужно было править по очереди, — сказал Дариэл сонным голосом.
— Башар догнал брата и ударил его посохом по голове. Кашен пошатнулся, но выдержал удар и напал на Башара. Тот снова взмахнул посохом и на сей раз подсек брату колени. Кашен упал на спину, а Башар схватил его, вздернул на ноги и поволок к обрыву. Ветер бил в лицо и завывал вокруг них, но все же Башар сумел добрести до края пропасти и скинуть брата вниз.
Однако Кашен не погиб. Он свернулся клубком и покатился по склону. Оказавшись внизу, Кашен встал и бросился бежать. Он пересек долину и вернулся с другой стороны. Кашен поднялся на вершину далекой горы, и тут с небес ударила молния. Она была такой ослепительно-яркой, что Башар зажмурился. Снова открыв глаза, он увидел, что молния попала в Кашена. Однако тот не упал на землю; тело Кашена дрожало и лучилось светом. Голубое сияние освещало его сгоревшую кожу и обугленную плоть, но Кашен не был мертв. Он снова кинулся бежать и мчался теперь еще быстрее, чем прежде. Делая огромные шаги, Кашен добрался до вершины горы и перескочил через нее, даже не оглянувшись на брата…
Мэна подождала, однако пауза все длилась и длилась. Тогда она спросила:
— Это конец истории?
Леодан шикнул и кивнул на Дариэла, показывая, что малыш уснул.
— Нет, — сказал он, осторожно взяв мальчика на руки, — но это конец истории на сегодня. Башар понял, что некое божество обратило взор к его брату и благословило его. Знал он и то, что им предстоит стать противниками в долгой и трудной войне. Они сражаются до сих пор.
Леодан выпрямился, держа на руках Дариэла.
— Иногда, если прислушаться, можно услышать, как они кидают друг в друга камни в горах.
Мэна смотрела в спину отцу, покуда он не вышел в дверной проем; желтые лампы в коридоре на миг осветили его, а потом отец исчез из поля зрения. Внезапно Мэне отчаянно захотелось окликнуть его, но она промолчала и лишь с трудом перевела дыхание, будто ей не хватало воздуха. Отчего-то ей показалось, что отец исчезнет в коридоре навсегда, и она больше его не увидит. Когда Мэна была помладше, она часто простела отца вернуться — снова и снова, и он сидел подле дочери, рассказывая ей истории, пока не терял терпение окончательно или пока Мэна не засыпала от усталости.
Она вдруг заметила, что изо всех сил стискивает простыни в сжатых кулаках. Мэна расслабила руки, пытаясь распространить спокойствие от кончиков пальцев по всему телу. Бояться нечего, убеждала она себя. Леодан беспрестанно повторял, что никогда ее не покинет. Он обещал это с полной и непоколебимой родительской уверенностью. Почему же она не может просто поверить отцу? И почему желание поверить казалось неуважением к ее покойной матери? Мэна знала, что многие дети никогда не теряли родителей. Даже спящий Дариэл не помнил мать как следует и не особенно скучал по ней. Он ничего не знал об утрате. Так невежество иной раз оказывается благом. Ах, если бы только она родилась младшей вместо Дариэла!.. В глубине души Мэна догадывалась, что это недобрая мысль, нечестная по отношению к брату, но никак не могла отделаться от нее.