Была на свете особая талайская акация, которая никак не давала Таддеусу покоя. Она одиноко стояла на равнине, похожая на старого чернокожего человека, склонившегося набок от слабости или немощи. Акация была хрупкой и тонкой, со скрюченными ветвями и редкими листьями. И все-таки она жила. Акации выносливы; они медленно растут, выпускают шипы против врагов и стойко терпят капризы погоды. Возможно, в этом есть что-то обнадеживающее, однако Таддеус не мог его найти. Ничто его не обнадеживало. Канцлера угнетало безмолвное величие окружающего пейзажа, который он созерцал, стоя в хилой тени дерева. Казалось, будто земля тут изгибается более плавно, чем в других местах Изученного Мира. Здесь было неимоверно просторно; холмы вдалеке выглядели высокими и массивными. Свод неба в Талае был выше, чем в любом другом краю. Он уходил вверх, подпертый белыми облаками, которые стояли точно колонны какого-то массивного храма. Насколько хватал глаз — внизу и наверху, в каждой стороне света, близко и далеко — везде копошились живые твари. Таддеус не мог сосчитать их, не знал их названий, но подозревал, что каждая стремится изучить его поближе — с непонятными намерениями.

Из шести провинций бывшей империи Акаранов ни одна не имела такого большого значения, как Талай. По размерам она превосходила Кендовию, Сениваль, Майнланд и Ошению, вместе взятые. Выжженные солнцем пространства простирались далеко на юг. За двадцать два поколения акацийские правители так и не сумели картографировать Талай целиком. Многие регионы были настолько засушливы, что дождь там не выпадал вообще. Хотя вся территория носила название одного племени, талайцы были всего лишь самым заметным народом среди множества других. Некоторые поговаривали, что Эдифус сам был по происхождению талайцем, но первый король никогда не рассказывал о своих предках.

Так или иначе, талайцы первыми на континенте присоединились к Эдифусу. Взамен он обещал им власть над соседями. В провинции обитали тридцать пять других племен, принадлежащих к четырем разным народностям, и каждое говорило на собственном языке. Никакая сила не могла сделать жителей Талая единым целым. Да, все они были темнокожими, но разительно отличались друг от друга — не говоря уже о разнице в психологии, обычаях и традициях. Некоторые из племен были достаточно многочисленны, чтобы обладать собственной военной силой. Халали, бальбара, бетупи. Во времена первых Акаранов каждое из них могло вынести в поле десять тысяч человек. Сами талайцы способны были выставить почти двадцать пять тысяч бойцов и вдобавок имели право призвать войска других народов провинции. Если бы их власть сохранилась до сих пор, Хэнишу Мейну пришлось бы туго. Однако этого не произошло — по причинам, уходящим корнями в древнюю историю.

Старые раздоры очень живучи, подумал Таддеус. Они просто ждут своего часа.

Такие мысли приходили к нему незваными и только усиливали беспокойство. Может быть, он слишком долго скрывался? Слишком много времени провел, ползая по пещерам Кендовии — темным и влажным, где земля и камень окружали его со всех сторон? Сперва все шло на лад. Настал день, когда бывший канцлер выбрался из пещер и принялся за работу. Тогда он чувствовал себя вполне уверенно, у него были определенные умения и возможности, а также доступ к нужным сведениями. Он принялся собирать информацию, разыскал своих шпионов И выудил из них много полезного. Таддеус не сомневался в себе, когда разыскал старого генерала и завербовал к себе на службу. Так почему же теперь страх вцепился в него своими холодными когтями и никак не желает отпускать?..

Не в том ли дело, что он слишком далеко от дома? Каждый день уводил его все дальше. Местность, в которой Таддеус пребывал сейчас, отличалась даже от плодородных районов северного Талая. Там, насколько хватал глаз, простирались возделанные поля; росли густые сады, часто стояли деревни. Земля была обильна от природы, а человеческие руки сделали ее еще богаче. Там жило много людей, хотя население сильно проредили война и эпидемия. Мужчин среднего возраста стало заметно меньше; женщины, казалось, пережили болезнь легче. И было очень много детей. Огромное количество. Очевидно, это порадует Хэниша Мейна. Он распорядился, чтобы все женщины, способные вынашивать детей, рожали. Изученный Мир действительно нужно заселять заново. Необходимы новые люди, чтобы заменить утраченных родственников, любимых и близких. Новые жители, чтобы мир оправился от последствий недавних бед. Таддеус знал лучше, чем кто бы то ни было, почему это важно для Хэниша.

Однако путь бывшего канцлера лежал на юг — к иссушенным равнинам и выжженным солнцем холмам в самом сердце Талая. Несколько сот миль. Нелегкое испытание для человека преклонных лет. И все же он решил идти. Одинокий бродяга, сбитый с толку безумец не редкость в сегодняшнем мире. Он мог проскользнуть неузнанным, не привлекая внимания солдат Мейна. А может, его поход был также и карой — наказанием, которое Таддеус назначил себе сам, даже не отдавая в этом отчета.

Измученный долгой дорогой, усталый и покрытый пылью, бывший канцлер империи явился ко двору Санге Улувары. Расположенное в долине между двумя склонами вулканических скал, поселение Юмэ состояло из полусотни хижин, нескольких сараев и амбаров и центрального здания, выстроенного из дерева и тростника. Похожая на балдахин крыша служила защитой и от солнца, и от тропических дождей. Народ Санге насчитывал несколько сотен душ. Эти люди были скотоводами, и мало кто жил в Юмэ постоянно. Само поселение временами перемещалось с места на место и не значилось на большинстве карт Изученного Мира. Очевидно, о нем не ведали и мейнцы. И впрямь: нужно было очень дотошно изучить историю новейшего времени, чтобы обнаружить Юмэ или узнать об узах дружбы, которые связывали короля Леодана с вождем маленького племени, затерянного на бескрайних просторах Талая. Никто, кроме Таддеуса, не знал, что сделали эти люди для рода Акаран.

Вынырнув из сумрака своего дома, Санге сощурился на солнце, а затем обратил взгляд к Таддеусу. В его глазах затаился страх, словно вождь увидел призрака. Смятение овладело им, хотя Санге старался выглядеть невозмутимым. Таддеус понимал, что даже сюда, на далекий юг, дошли слухи о его измене. Санге сейчас гадает, кто стоит перед ним — друг или предатель. Впрочем, не только это беспокоило старого вождя. Вот уже девять лет Санге был приемным отцом и теперь недоумевал, что обозначает появление Таддеуса для его сына.

Однако, когда Санге заговорил, слова его звучали с безукоризненной вежливостью:

— Старый друг, солнце жжет тебя, но вода сладка.

— Вода холодна, старый друг, чиста и прозрачна до самого дна, — отозвался Таддеус.

Это было традиционное приветствие южного Талая. Санге понравилось, что канцлер знал его и что он так гладко ответил по-талайски. Тем не менее вождь перешел на акацийский.

— Много лет прошло. Достаточно долго, чтобы я задумался, придешь ли ты. Слишком долго. Я надеялся, что ты не придешь.

На это заявление, подумал Таддеус, ответить будет потруднее, чем на предыдущее. Вождь приковал к себе взгляд канцлера, не давая тому отвести глаза. Каждая черточка лица Санге — нос и губы, округлый лоб и широкие скулы — была исполнена благородства. Как столько его умещается в одном человеке? Крупные черты странно контрастировали с худощавым телом Санге, тонкими плечами и туго обтянутой кожей грудью. Белки глаз, желтоватые и пронизанные красными сосудиками, казались тем не менее белоснежными по сравнению с черной кожей. Таддеус внезапно ощутил укол страха. Как мог королевский сын из Акации выжить один среди этих людей? Что, если он совершил ужасную ошибку?.. Канцлер отмахнулся от неприятной мысли, поскольку в его планах не было места сомнениям.

— Именем короля, друг, — сказал он, — я благодарю тебя за все, что ты сделал.

— Я не вижу ничего, — отвечал Санге еще одной традиционной фразой его народа, обозначавшей, что его поступки не стоят благодарности.

— Ты знаешь мой язык лучше, чем я — твой.

— Я тренировался несколько лет. Как прошло путешествие?

Таддеус и Санге немного поговорили о пустяках. Однако добродушная беседа не могла длиться долго, и, как ни боялся Таддеус услышать ответ, он в конце концов спросил:

— Все ли в порядке с принцем?

Санге неопределенно пошевелил головой, изобразив нечто вроде кивка. Он жестом пригласил Таддеуса в дом и сел напротив него на пеструю циновку. Девочка поставила между ними сосуд из выдолбленной тыквы, наполненный водой. Вскоре она же принесла миску фиников и тихо ушла. Стен не было. Народ Юмэ любил открытые пространства, красивые виды и ветер. Таддеус знал, что со всех сторон их окружают люди, и все же в тихом месте, которое занимали двое мужчин, они нашли уединение Несмотря на обжигающий жар южного солнца, здесь было прохладно.

— Аливер охотится на ларикса, — наконец сказал вождь, — вот уже две недели. Если будет на то воля Биллау, он вернется со дня на день. Но нам не стоит говорить об этом. Не следует предупреждать духов зверей о его намерении. Будь моим гостем до возвращения Аливера. — Санге покатал в пальцах финик, хотя не собирался его есть. — Девять лет… Девять лет минуло с тех пор, как мальчик прибыл сюда. Я и вправду начал верить, что ты не вернешься, и Аливер истинно мой сын. У меня нет другого, ты знаешь. Такова сила проклятия.

Что ответить человеку, который неприкрыто жалеет себя? Таддеус не знал. Лучше уж вовсе не иметь ребенка, чем потерять его в результате предательства, подумал он. Ему не хотелось продолжать беседу в этом направлении, и канцлер сменил тему:

— Проблем с Мейном не было?

— Никогда, — отозвался Санге. — Хотя я знаю о них, они, похоже, даже не слышали обо мне. — Вождь усмехнулся. — Моя слава не столь велика. Бери воду, пожалуйста.

Таддеус поднял сосуд, побаюкал его в ладонях и сделал большой глоток. Затем передал сосуд вождю.

— Стало быть, мы правильно поступили, что прислали его сюда. Хэниш никогда не прекратит поиски. По крайней мере один из детей Леодана вырос так, как хотелось королю.

Санге ответил, что он ничего не знает об остальных молодых Акаранах, а что до Аливера…

Здесь все прошло в соответствии с королевским планом. Один из марахов тайно увез принца с Киднабана. Они доплыли до Бокума, высадились на берег и влились в поток беженцев, спасающихся от войны. Некоторое время Аливер и его спутник ехали верхом, потом прибились к каравану верблюдов, а в конце просто шли пешком по равнине, которая и привела их в Юмэ. Идти нужно было тайно, осторожно, и потому путешествие заняло много недель. Принц прибыл в поселение злой, растерянный, полный горечи. Санге стоило большого труда убедить его, что изгнание не означает поражения. Дело еще не проиграно. Аливер — последний в роду великих королей. Вождь напомнил принцу, что в его жилах течет кровь древних героев. Он говорил об Эдифусе и Тинадине, о трудностях, которые они превозмогли на пути к власти. Разве те преграды, что стояли перед ними, не казались непреодолимыми? И все же они преуспели. Аливер сделает то же самое, обещал Санге. Ему просто нужно время, чтобы подрасти и возмужать. Вождь обхватил руками колено.

— Вот что я сказал Аливеру. Он отдал мне на сохранение Королевский Долг, и все эти годы я его прятал. Принц жил хорошо, поверь мне. И тебе должно знать, что он больше не ребенок. Ни в каком смысле.

— Расскажи мне о нем.

За девять лет, проведенных в Талае, поведал Санге, Аливер заработал статус, равный статусу сына благородного воина. Он изучал боевые искусства народа, учился владеть копьем и приемами рукопашного боя, которые практиковали талайцы. Сперва все это давалось ему нелегко. Аливер наверняка хорошо усвоил Формы, но их одних было мало для овладения навыками боя, принятыми в Талае. Даже упражнения с копьем разительно отличались от всего, что знал акацийский принц. Боевые искусства талайцев не включали никаких лишних, бесполезных движений — только самые необходимые. С первых дней, как Аливер взял талайское копье, его учили, что оружие предназначено для убийства. Ему показали множество приемов, каждый — эффективный и быстрый, не требующий больших затрат усилий. Ежедневно Аливеру приходилось преодолевать все новые трудности, и дело было не только в боевых искусствах. Суровые условия жизни племени разительно отличались от мягкой роскоши акацийского дворца, к которой привык Аливер. Он не знал языка и местных обычаев. В Акации Аливер был принцем, наследником престола, здесь — стал никем. Статус, уважение и положение в обществе — все это требовалось заработать собственными силами.

— И он справился? — спросил Таддеус.

Санге кивнул. Аливер никогда не выказывал недостатка дисциплины, старательности или отваги. Старый вождь не знал, что творится в голове юноши, ибо тот особо не откровенничал, зато серьезно подошел к обучению. Возможно, слишком серьезно.

Аливер уже получил свое первое кольцо тувей — то есть принял участие в стычке с соседним племенем. Теперь принц носил повязку на руке и, стало быть, мог пойти на охоту за лариксом. Если он преуспеет, то по закону талайцев будет считаться взрослым мужчиной. Получит право жениться, иметь собственность и сидеть на советах рядом со старшими.

— Ощущение принадлежности к народу очень важно, — продолжал Санге. — Аливер теперь один из нас. У юноши здесь есть товарищи и женщина, которая ложится с ним. Никто больше не обращает внимания на цвет его кожи. Такое различие не имеет значения для семьи.

Таддеус уловил второй смысл в словах вождя. Равно как и опасную нотку в голосе. Да, молчаливо признал он, тяжело терять сына, даже приемного. Канцлер вновь вспомнил о собственных потерях и задумался. Почему вещи, которые человек потерял — или может потерять, — характеризуют его лучше, чем те, которыми он до сих пор владеет?

— Я не знаю, как он примет тебя, — продолжал вождь. — Учти, никто не объяснял Аливеру, для чего его сюда отправили. Сдается мне, он только и думает о том, что готовит ему будущее.

— А эпидемия?

— Принц заразился, как и большинство моих людей, однако переборол болезнь, и теперь она прошла бесследно. — Санге отвел взгляд и долго рассматривал птицу, что порхала по полянке в отдалении. — О чем ты попросишь его?

— Я — ни о чем. Просил его отец. В любом случае мои слова предназначены для Аливера. А этот ларикс… он опасен?

Санге вновь обратил взгляд к Таддеусу.

— Немногие мужчины прошли такое великое испытание.

Если охотишься на ларикса, объяснил Санге, то очень скоро сам становишься дичью. Сперва охотник должен рассердить зверя. Он разыскивает лежбище ларикса и всячески портит его. Раскидывает траву, плюет и мочится на нее. Одним словом, приводит лежбище в негодность. После этого охотник отходит немного и ждет возвращения зверя. Ларикс улавливает запах и пускается в погоню за человеком. Вот тогда и начинается охота.

— Видишь ли, ларикс не терпит оскорблений. Унюхав охотника, ларикс будет следовать за ним, пока либо не убьет обидчика, либо не свалится от усталости. Охотник бежит от него, но не слишком быстро, чтобы зверь не потерял запах. Подходить слишком близко, впрочем, тоже не следует. Если человек подвернет ногу, или выберет неудобную тропу, или выдохнется сам… все это означает смерть. Единственный способ убить зверя — загнать его до полного изнеможения и потом напасть — уповая, что у тебя самого осталось достаточно сил. Здесь нужны не только навыки воина, но и ум, и хитрость. Это очень непростое и суровое испытание. Много часов чудовище будет преследовать Аливера, и он окажется в полушаге от смерти. Принц не обязан был идти на охоту, но он так решил. Я только надеюсь, что Аливер готов к ней. Многие мужчины умерли, Таддеус. Возможно, ты и вовсе не заберешь отсюда своего принца. Но если тебе доведется посмотреть в его живые глаза — знай: он силен. Сильнее любого Акарана из тех, что жили до него.

— Думаешь, он был готов к этой охоте?

— Увидим, — ответил Санге.

Тревога не покидала Таддеуса три дня, пока он ожидал возвращения Аливера. Как глупо и как жестоко вышло бы, если бы принц погиб именно сейчас, когда настало время выйти из тени и выполнить свое предназначение…

Беспокойство было напрасным. Аливер вернулся под сопровождение такого хора восторженных воплей, что не приходилось сомневаться в победе. Таддеус стоял посреди комнатушки, отведенной ему Санге, и наблюдал за происходящим через окно. Он видел огромную толпу черных тел. Люди сломя голову неслись по улицам, словно все разом узнали о возвращении охотника. Мужчины, женщины, дети побросали свои дела и ринулись навстречу. Казалось, их здесь гораздо больше, чем вообще жило в деревне. Откуда они взялись? Таддеус хотел выйти и присоединиться к ним, но решил не торопиться. Он продолжал наблюдать, стоя у окна.

Люди столпились вокруг телеги, которую тащили несколько мужчин. Обычно в такие телеги впрягали местных длиннорогих быков и использовали их для перевозки тяжелых грузов. Однако на сей раз люди ухватились за оглобли голыми руками. Таддеус не мог рассмотреть, чем нагружена телега, пока она не оказалась в удобном для обзора месте. Вглядевшись, Таддеус отшатнулся от окна. Там лежал зверь. Мертвое создание такого размера, что казалось — это несколько животных, наваленных друг на друга. В длинных мохнатых ногах было что-то от волка; толщиной шеи зверь напоминал собаку; морда походила на кабанье рыло. Под редкой шерстью проступала лиловая кожа, шелушащаяся и испещренная рубцами. Как мог Аливер убить такую тварь одним только копьем? Невероятно!

Какой-то мальчишка залез на телегу и дернул тварь за уши. Другие ухватили ее за шерсть на шее и дергали изо всех сил, а толпа ревела от восторга. Самый смелый пацаненок взял зверя за нижнюю челюсть, раскрыл пасть и прикинулся, что сейчас сунет туда голову. Потом передумал и отпрыгнул подальше в притворном страхе. Толпа снова разразилась воплями.

Однако все эти восторженные вопли не могли сравниться с приемом, оказанным самому охотнику. Его нетрудно было увидеть. Он шагал в толпе, словно воскресший герой из древних легенд. Или, вернее сказать, призрак героя — гораздо более бледный, чем обступившие его люди. Руки тянулись к нему со всех сторон. Талайцы хлопали охотника по плечам и спине, что-то кричали ему, улыбались, сверкая белоснежными зубами. На миг Таддеусу померещилось, что люди кидаются к охотнику словно твари, желающие укусить его. Впрочем, он понимал, что это всего лишь фантазии распаленного воображения, не имеющие ничего общего с реальностью.

Таддеус изумился, увидев, как сильно вырос Аливер. Теперь он был на голову выше своего отца. Под южным солнцем кожа приобрела коричневатый оттенок, хотя он по-прежнему казался бледным по сравнению с черными как ночь талайцами. Мышцы рельефно проступали на обнаженной груди. Волнистые волосы выгорели и стали гораздо светлее, чем прежде. Аливер не был похож на аборигенов, и все же он действительно принадлежал этому месту. Оно стало для него домом. Великолепно сложенный, прокаленный солнцем, гибкий, мускулистый, он был воплощением ликующей, цветущей молодости. Чуть выше локтя на левой руке сверкал золотой обруч — кольцо тувей. Аливер с улыбкой отвечал что-то окружающим его людям. Он общался с ними как с равными, без малейшего намека на превосходство. Напротив. Таддеусу показалось, что в глазах принца мелькнула тень смущения. Может статься, на самом деле не он убил зверя? Многие знатные акацийцы присваивали себе славу великих охотников, хотя животных добывали их слуги. Впрочем, поразмыслив, канцлер решил, что это не так. Если Аливер и чувствовал неловкость, то она была вызвана не стыдом.

Разыскав Санге, Таддеус сказал, что не хотел бы мешать Аливеру праздновать победу. Пусть вождь пока не сообщает принцу о канцлере. Он попросил, чтобы Аливера прислали к нему вечером, когда суматоха уляжется.

А вечером… вечером все пошло совсем не так, как ожидал Таддеус. Он часто представлял себе эту встречу. Воображал, как распахнет объятия, прижмет принца к груди… Взаимные обвинения, обиды, недоверие — все исчезнет как дым. Однако когда Аливер подошел к нему, Таддеус осознал, что напрасно тешил себя иллюзиями.

— Здравствуй, Аливер. Я пришел рассказать о твоем истинном предназначении. И вижу, что правильно выбрал время. Сегодня ты убил чудовище. Поздравляю. Отец гордился бы тобой.

Как странно, подумал Таддеус. В Аливере еще много мальчишеского — во взгляде, изгибе губ, посадке головы… И тем не менее перед канцлером стоял взрослый мужчина со знакомым и вместе с тем чужим лицом. Глядеть на него — все равно что слушать фальшивые ноты, вплетенные в давно известную мелодию. Былая мягкость, сглаженные углы — все исчезло. Таддеус посмотрел принцу в глаза. Что в них было? Презрение? Гнев? Удивление или разочарование?

— Ты действительно сам убил чудовище?

Когда Аливер ответил, канцлер заметил, что у него появился талайский акцент — растянутые, нечеткие гласные. Впрочем, он по-прежнему отменно владел родным языком.

— Я научился делать очень многие вещи. Так, значит, ты жив?

Не то приветствие, на которое надеялся Таддеус.

— Сядь, пожалуйста.

Таддеус знал, что и как надо говорить, даже не задумываясь об этом. И он по-прежнему имел влияние на Аливера. Тот опустился на циновку, скрестив ноги и выпрямив спину.

Таддеус взял письмо, лежавшее на низком столике.

— Давай-ка начнем с самого начала, принц. Вот, прочти. Это важно.

— Ты знаешь, что там сказано?

Таддеус кивнул.

— Да, но только я один.

— Почерк не отца, — сказал Аливер, коротко глянув на письмо.

— Это мой почерк. Хотя слова его. Читай и затем суди.

Молодой человек склонился над бумагой. Пробежал письмо глазами, вернулся к началу и прочитал заново. Таддеус смотрел в сторону. Ему казалось невежливым наблюдать за Аливером. В любом случае он знал письмо наизусть — все слова любви, которые Леодан обратил к своему первенцу. Он старался не думать о них, чтобы Аливер мог остаться наедине с отцом. Однако нужно было помнить слова, чтобы апеллировать к ним, когда принц дочитает послание.

— Я не верю, что это все всерьез, — сказал Аливер. Он не поднял глаз, просто бездумно смотрел на письмо.

— Все всерьез. Какая часть вызывает у тебя сомнения? Молодой человек щелкнул по бумаге.

— История о сантот, Говорящих Словами Бога… Отец, должно быть… слишком близко подошел к смерти. Его сознание помутилось. Погляди, что тут сказано: «Сын, теперь, когда ты вырос, настало время спасти мир…» И для этого я должен найти что-то магическое… мистическое…

— Сантот так же реальны, как ты или я.

Аливер уставился на Таддеуса.

— Да? Ты встречал хоть одного? Ты использовал магию? Или, может, видел, как это делается?

— Существуют записи… — Аливер раскрыл рот, готовый возразить, но Таддеус не позволил ему вставить ни слова. — Существуют записи, о которых ты пока ничего не знаешь. Там подробно рассказывается о сантот.

— Мифы! — Аливер словно выплюнул это слово, будто оно было каким-то ругательством.

— Мифы живут, Аливер. Это правда, такая же неопровержимая, как солнце или луна. Ты видишь сейчас луну? Нет, но ты веришь, что она снова появится. Отец говорит тебе, что сантот могут вернуться в Изученный Мир. Они помогут нам отвоевать империю, как уже делали прежде. Все, что им нужно, — это ты. Принц рода Акаран, который станет королем и позволит им вернуться из изгнания. Тебя отправили в Талай в том числе и поэтому. Он ближе всего к землям сантот. Леодан желал, чтобы ты получше узнал этот край и местных людей, научился выживать здесь. Он хотел, чтобы ты разыскал сантот. Для твоих сестер и брата предназначались другие убежища… хотя с ними все пошло наперекосяк. Я расскажу об этом позже, Аливер. Ты узнаешь все, что знаю я. Все. Еще я расскажу о Хэнише Мейне. У него есть кой-какие планы насчет его предков — Тунишневр. Их ты тоже мог бы назвать мифом, и все же они дают Хэнишу реальную силу…

— Ты сказал «нам», Таддеус? Кому это — «нам»?

— Многие ждут твоего возвращения. Можно сказать: весь мир. Есть вещи, которые только ты способен…

— А почему я должен заботиться о мире? Или верить тебе? У меня теперь другая жизнь и новые друзья, которые всегда говорят правду.

Таддеус почувствовал, как бешено пульсирует жила у него на шее. Захотелось прикрыть ее ладонью.

— Было время, когда ты называл меня дядюшкой. Ты любил меня. В детстве ты часто это повторял, а я… я ведь тоже тебя любил. Посмотри на меня. Я прежний Таддеус. Тот самый человек. И я знаю, что тебе не наплевать на судьбы мира. Ты — часть его. Аливер, этого хотел твой отец. Те вещи, которые ты узнаёшь… человек, которым ты становишься… — Лицо принца было непроницаемым. Таддеус ничего не мог прочитать на нем и сделал паузу. — Я вижу, ты хочешь быть для меня загадкой, но ничего не выйдет. — Он снова помолчал и прибавил с большей уверенностью: — Ничего не выйдет.

— Ты говоришь, я должен сделать выбор?

— Да.

— Тогда ты говоришь лишь половину правды, — заявил Аливер. — Поскольку знаешь, что у меня нет выбора. А еще ты предал моего отца, но не признался мне. Честный человек с этого бы начал. Да, я в курсе. А как иначе? Весь мир знает об измене Таддеуса Клегга. Хэниш Мейн сам объявил о ней и слухи дошли до меня еще в караване, по пути сюда. Люди обсуждали, что ты совершил — глупость или предательство. Я не стал вмешиваться в их спор, ибо знал правду: и то и другое. Положим, не ты воткнул кинжал в грудь короля, но… с тем же успехом мог и ты. Если бы ты остался верен моему отцу, то упал бы на колени и молил о прощении.

Принц поднялся на ноги одним плавным движением. Он закончил разговор и решительным шагом направился к выходу. Таддеус не ожидал от Аливера таких слов. И теперь не знал, что отвечать.

Не поднимаясь с места, Таддеус подался вперед и схватил Аливера за ногу. Не лучшее решение, прямо скажем, но он не дал Аливеру уйти. Таддеус держал крепко, ожидая, что кулаки принца вот-вот обрушатся ему на голову. Лишь теперь старый канцлер понял, чего он так ждал все эти годы. Чего боялся и вместе с тем желал более всего на свете. Прощения. Он хотел, чтобы его простили. Но для этого нужно перестать лгать. Сказать всю правду до самого конца, ничего не боясь. И если Аливер — тот принц, которого ждет Изученный Мир, он мужественно встретится с ней лицом к лицу.