Глава шестая
В незрячих глазах Шеннона Амади выглядела как темное пятно. Слепота пугала старого магистра и одновременно приводила в бешенство — сейчас сильнее, чем когда-либо.
— По-твоему, — заговорил он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, — это я столкнул Нору Финн с Веретенного моста?
— Я делаю все возможное, чтобы докопаться до истины, — невозмутимо ответила Амади.
Шеннон крепко, до боли в пальцах, сжал подлокотники кресла. Она прямо его обвинила… Что это, служебное рвение, искренняя попытка обнаружить убийцу или скрытый удар?.. Неизвестно.
— Абсурд — я не имею отношения к смерти Норы. — Он встал и подошел к окну. — Будь я убийцей, разве на моей одежде не осталось бы следов крови? Моей или крови жертвы?
Скрипнуло кресло, и Шеннон понял, что Амади встает.
— Магистр, тело обнаружили пять часов назад — предостаточно времени, чтобы скрыть улики. А ваша связь с этим убийством явно прослеживается, причем двойная. Во-первых, четыре дня назад Астрофел выслал магистру Финн заклинание колаборис: ее назначили на должность, которую вы так стремились занять.
— Выходит, я убил Нору, чтобы получить ее место? — Он повернулся к окну. — Кровь и пламя! Неужели ты думаешь…
— Во-вторых, — перебила Амади, — тело Финн было напичкано исковерканным заклятием, а вы — признанный авторитет в данном вопросе.
— Разумеется. Я лингвист и много лет изучаю текстовый интеллект — в том числе повреждения текста и способы их исправить.
До Шеннона донесся стук каблучков по полу. Амади направлялась к нему.
— Я не имела в виду ваше исследование… хотя это уже третий повод вас подозревать. Я имела в виду ваших умственно ущербных студентов, которые коверкают текст одним только прикосновением.
Вот он, страх северян перед какографами… Шеннон повернулся к ней в профиль.
— Мои студенты не ущербные, — тихо произнес он.
— Я верю в вашу невиновность.
Он отвернулся к окну.
— Магистр, я смогу обелить ваше имя, если вы мне поможете. Я должна знать все, что вам известно о неправильных заклятиях и их авторах. — Она замолчала. — Ситуация щекотливая — в основном из-за вашей репутации. Если я пойму, что вы препятствуете расследованию, дело может принять дурной оборот.
— При чем здесь моя репутация?
— Каждый местный чарослов знает, какой важной птицей вы были в Астрофеле. Здесь вас считают если не параноиком, то ожесточившимся на весь мир карьеристом. Все видели, как яростно вы соперничали с Норой Финн.
— Амади, допустим, во мне силен дух соперничества, но ты же знаешь, я не убийца.
— Ну так помогите мне это доказать, магистр. Сотрудничайте со следствием.
Шеннон глубоко вдохнул через нос. Она права… Отказ наверняка усилит павшее на него подозрение. Сейчас как никогда необходимо убедить Амади, что он с головой ушел в науку, потеряв всякий интерес к политике.
— Положим, я соглашусь: можно ли мне будет продолжить исследования, пока идет разбирательство?
— Да.
— Что ты хочешь знать?
— Начнем с ваших подопечных, с чароломов. Зачем они здесь?
Судя по звуку удаляющихся шагов, Амади направилась обратно к креслу — вероятно, чтобы снова сесть. Он не пошел следом. Со стороны Амади, как младшей по рангу, было крайне невежливо садиться, пока он стоит. Шеннон предпочел остаться у окна.
— В Звездной крепости те же порядки, что и в других академиях: чарослов, который претендует на звание волшебника, должен свободно изъясняться на одном из наших высших языков; претендент на посох архимага обязан владеть обоими. И даже тот, кому не даются ни магнус, ни нуминус, может рассчитывать на звание младшего волшебника, если изучит в совершенстве общие языки. Увы, некоторым даже это не под силу. Их прикосновение губительно для текстов, — не считая самых простейших. Здесь, на Юге, таких бедолаг называют какографами.
— И на Севере те же правила. Просто у нас, говоря об опасных чарословах, не используют слово «какограф», — проворчала Амади.
— В Звездной академии мы не считаем какографов опасными и не прибегаем к бессрочной цензуре, чтобы вытравить магический язык из их голов. Более того, здесь они могут проявить и развить свои, пусть и ограниченные, способности. Сейчас в Барабанной башне проживает человек пятнадцать таких студентов: трое взрослых, а остальным еще нет и двенадцати.
— Откуда столько мелюзги?
— С возрастом большинство становятся младшими волшебниками и работают на благо академии.
— Разве это не опасно?
— Опасно? — Шеннон повысил голос. — Опасно для кого? Разве что для самих какографов! Время от времени текст весьма болезненно реагирует на их прикосновение. Впрочем, обычно дело ограничивается синяками — максимум испорченным конструктом… Если же тебя волнует безопасность волшебников, тогда подумай сама, чего опасаться тем же чарословам, свободно владеющим одним, а то и двумя магическими языками, причем самыми могущественными в мире? — Он фыркнул.
Со стороны Амади послышалось шарканье: видимо, волшебница переступала с ноги на ногу, борясь с искушением сесть.
— Хм, а меня учили другому. Кстати, вы же и учили, магистр.
Шеннон оперся ладонями о подоконник.
— Это было давно.
Она раздраженно зацокала языком.
— Но я ведь читала об этих ваших чароломах — или какографах, если вам будет угодно. Многие ведьмы и странствующие маги — из их числа. Да и один печально известный убийца тоже был чаролом. Он вырос на Юге и вообще-то жил здесь, в этой академии… Хм, странно, никак не могу вспомнить его имя!
— Джеймс Берр, — негромко произнес Шеннон. — Ты говоришь о Джеймсе Берре.
— Точно!
Шеннон повернулся к своей бывшей ученице.
— Берр погиб триста лет тому назад. Уж об этом-то ты должна помнить!..
На миг в комнате воцарилась тишина, а затем кресло Амади громко, как бы жалуясь, скрипнуло под весом плюхнувшейся в него волшебницы.
Шеннон помрачнел.
— Прошу вас, продолжайте, магистр, — с ехидцей в голосе заявила стражница. — Может, я чего-то не понимаю? Объясните, как вышло, что безобидный чаролом вдруг стал убийцей?
Шеннон отвернулся и резко, будто выплевывая слова, заговорил:
— Произошел несчастный случай. Одно из ломаных заклинаний Берра убило нескольких помощников. Берр признал вину. Ему позволили остаться, но только в качестве простого библиотекаря. Парнишка всего лишь пытался учиться. Наставников не нашлось, и он стал экспериментировать сам. Увы, два года спустя очередная ошибка привела к гибели нескольких волшебников. Берр сбежал в Остроземье, в Глубокую саванну, где и сгинул навеки.
— Что ж… Значит, вы признаете, что какографы все-таки могут быть опасны?
— Уже триста лет прошло, а второго Джеймса Берра пока не предвидится. Вы, северяне, помешаны на какографии: в любом безобидном заике вам мерещится пригретая на груди гадюка. И фракция сторонников антипророчества определенно больше других подливает масла в огонь, не замечая, что от их идефикса страдают обе академии.
— Магистр, я в курсе вашего конфликта с руководством названной вами фракции. И настоятельно советую осторожнее подбирать слова. Имейте в виду: ваш ректор воспринял их версию пророчества с большим интересом.
Шеннон откинул с лица непослушную прядь.
— А ты, Амади, сама ты на чьей стороне?
— Я стражница. Мы не играем в политические игры.
— Ну, конечно, — усмехнулся Шеннон.
— Я здесь не затем, чтобы выслушивать оскорбления, магистр. Мне нужна информация. — Она замолчала. — Итак, скажите, есть ли среди местных какографов такие, кто обладает особенной силой?
Шеннон выдохнул через нос и постарался успокоиться.
— Есть несколько.
— И кто из них умеет творить чары на высших языках?
Шеннон обернулся.
— Куда ты клонишь?
— Антизаклятие, убившее магистра Финн, было написано на нуминусе.
Шеннон выпрямился.
— Я не позволю тебе свалить вину на какографа просто потому, что злодей использовал ломаные чары.
— Надо же, а в Астрофеле вы своих студентов так горячо не опекали.
Он горько усмехнулся.
— Вы не нуждались в опеке, Амади. Эти дети другие.
— Другие или нет, вы не можете препятствовать справедливому расследованию. Спрашиваю еще раз: в Звездной академии есть какограф, владеющий высшими языками?
— Есть один. Но он бы никогда…
— Кто он? — перебила Амади.
— Мой ученик.
