Глава сороковая
Нико падал внутрь Бестиария, чувствуя, как рот наполняется чем-то вроде теплого, жидкого масла. Он подавился и случайно вдохнул склизкую черноту. Он тонул. Волна паники захлестнула рассудок, и он замолотил руками и ногами в отчаянной попытке выбраться.
Но разум чарослова был не в силах освободиться от книги.
Жидкость вокруг сгустилась, замедлив падение. Он резко вытолкнул масло из легких и поборол желание вдохнуть. Однако вскоре инстинкт взял верх, и грудь вновь наполнилась маслянистой жидкостью.
Постепенно Нико затих. Он не тонул, а дышал темнотой. Тело вдруг стало невесомым. Длинные волосы колыхались вокруг головы.
Рядом кто-то плыл, поднимая волну.
— Еще одно дитя ошибки? Второй шанс? — произнес грубый женский голос.
Сердце Нико забилось быстрее.
— Кто ты? — Он был удивлен, что может говорить, вдыхая жидкую тьму.
В ответ раздался низкий, мурлыкающий смех. Казалось, она кружит вокруг него.
Нико обернулся, пытаясь разглядеть собеседницу.
— Я пришел, чтобы узнать о Праязыке. И о юноше, который был здесь до меня.
И вновь тот же кошачий смех.
— Я знаю, что тебе нужно, Никодимус Марка. Пока ты внутри этой книги, я знаю все, что знаешь ты.
Он протянул руку в сторону голоса.
— Кто ты?
Что-то скользкое обернулось вокруг его головы и тут же улизнуло прочь — он даже не успел поморщиться.
— Я зверь. Я Бестиарий. Я испытываю и воспитываю, я вершу правосудие, не подчиняясь правилам, и властвую, не стремясь к власти. Я частица Химеры, богини всех химерических народов.
— Ты заклинание?
В ответ прозвучал грудной смех.
— Можешь называть меня заклинанием. Или частичкой души. Когда я была цельной, я сделала эту книгу одной из своих аватар и поместила внутрь часть себя. Зови меня Химерой.
Нико умолк, собираясь с силами.
— Ты расскажешь мне то, что я хочу знать?
И вновь нечто шелковистое коснулось Нико — на этот раз обвившись вокруг левой руки — и ускользнуло прочь.
— Расскажу, — проурчала Химера. — Если согласишься заплатить нужную цену. Тому, кто выучит Праязык, назад дороги нет.
— Все так плохо? Я что, ослепну?
Течение подтолкнуло Нико в спину и потянуло вперед. Спустя миг Химера заговорила:
— Напротив, у тебя откроются глаза. Ты познаешь истинную суть языка Создателя.
— Это то, что случилось с Джеймсом Берром? Ты обучила его Праязыку, и он понял, что такое какография?
Ответ Химеры прозвучал прямо у него над головой:
— Да.
Непослушные пряди лезли Нико в глаза. Он отвел их в сторону.
— А что с проклятием магистра Шеннона? Я смогу его излечить при помощи Праязыка?
— Он покажет тебе, как удалить проклятие. Но хватит ли у тебя мастерства, этого я сказать не могу.
Нико чувствовал, как Химера плавает вокруг него, все быстрее и быстрее.
— Мои враги всеми силами будут пытаться утаить от тебя знание, — промурлыкала она. — Выучив Праязык, ты обретешь способность противостоять Фелрусу и его демоническим хозяевам. Однако за все нужно платить. Я дам тебе знание, а ты отдашь мне свое счастье.
Нико рассмеялся.
— Таковы условия: мое счастье в обмен на твои знания?
— Да, — прошипела Химера.
— Ты немного выиграешь от этой сделки. Я редко бываю счастлив.
— Не пойму, это проявление мудрости или цинизма?
Нико покачал головой:
— Если я откажусь от попытки излечить Шеннона, то не видать мне в жизни счастья.
— И ты готов пожертвовать собственным счастьем ради призрачного шанса, даже не будучи уверенным, что сможешь вылечить учителя?
— Готов.
Химера промолчала.
Нико поджал губы. Может, здесь какая-то ошибка?
— Каким образом ты или Праязык сумеете сделать меня несчастным?
— Превратив тебя в того, кем ты рано или поздно стал бы.
Он запрокинул голову.
— Разве так плохо стать самим собой?
— А разве нет?
Нико фыркнул, чувствуя, как из ноздрей изливается чернота.
— Это проявление мудрости или цинизма?
Химера не ответила.
Нико сменил тему:
— Как ты собираешься научить меня Праязыку? Вобьешь его мне в глотку, как Каталог — свой фиолетовый язык?
Химера сдержала смешок.
— Нет. Фелрус не солгал, когда говорил о твоей семье. Правители Солнечной империи передавали знание Праязыка из поколения в поколение. Благодаря своим предкам, ты обладаешь удивительным врожденным знанием, как читать и писать на Праязыке. Джеймс Берр также принадлежал к императорскому роду.
У Нико сдавило горло.
— Я как-то с ним связан?
Химера издала звук, похожий на зевок.
— Я бы сказала, что он твой дальний родственник. Он заплатил цену, и это его сломило. Может, ты окажешься сильнее. Ты готов выучить первый язык?
Нико медленно вдохнул темную жидкость.
— Готов.
Темноту озарили четыре аквамариновых символа.
— Перед тобой четыре руны Праязыка, — раздался сзади голос Химеры.
Нико бросил взгляд через плечо, пытаясь хоть мельком ее рассмотреть, но увидел лишь черноту. Поэтому он повернулся обратно, к сложным голубым символам. Все руны были трехмерными. Две имели шестиугольную основу, еще две — пятиугольную. Глядя на медленно вращающиеся символы, Нико осознал, что мгновенно запоминает каждую деталь. Он уже сейчас мог представить, как они складываются в длинные спирали из фраз.
— Я впервые так быстро учусь, — изумился он.
— Ты не учишься. В тебе пробуждаются знания предков. Теперь, когда ты увидел руны, обучение почти завершено.
Нико засмеялся, но, когда затаившееся в темноте создание не ответило, он понял, что Химера не шутит.
— Я же не обладаю словарным запасом, да и грамматики не знаю. — Он снова рассмеялся. — Потом, я не представляю, какие заклинания написаны на Праязыке.
— Взгляни на свои руки, — донесся до него шепот Химеры.
Нико так и сделал и вздрогнул от неожиданности. Голубоватое свечение пронизывало его пальцы и ладони.
— Кровь и пламя! Я колдую на Праязыке! — Он поднес ладони к лицу, желая убедиться. — Руны до чего крохотные, — не переставал изумляться юноша. — Тут где-то… Да я даже чисел таких не знаю, чтобы описать, сколько рун уместилось в одном моем мизинце!
Он засучил рукава, а затем заглянул под воротник. Все его тело было пропитано Праязыком.
— Это не имеет смысла. Мы создаем магические языки усилием мышц, а эти руны образуются в каждой клетке моего тела.
Темнота вокруг Нико пришла в движение, и голос Химеры прозвучал совсем близко:
— Дело в том, что руны Праязыка не управляются твоим телом. Они его составляют.
— Бред какой-то. И кстати, что это за место? Я в своем реальном, физическом теле? Или это придуманная тобой иллюзия?
— Внутри книги находится лишь твой разум. Но магическое тело, которым я тебя наделила, ничем не отличается от физического и ведет себя точно так же. Когда ты выйдешь, то поймешь, что я тебя не обманываю. — Внезапно она шепнула ему прямо в ухо: — А теперь посмотри на природу.
Нико обернулся и увидел квадратное окно, вырезанное в темноте. По другую сторону маячил образ ночного леса. Многое выглядело знакомым: сосны, остролистный папоротник, молодой олень, бредущий меж кустов и камней.
Чудесным образом олень излучал едва заметный голубоватый свет.
— Он колдует на Праязыке! — воскликнул Нико. — Этого не может быть! Только люди… или фамильяры… — Он умолк, осознав, что папоротники тоже источают чары Праязыка. Лишь камни не имели текста.
— Должно быть, я брежу, — прошептал он.
— Нет, Никодимус Марка, скорее то, что ты видел, прежде чем выучил Праязык, было иллюзией. Взгляни же на мир новыми глазами!
В этот миг перед окном порхнула ночная павлиноглазка. Темное щупальце поймало мотылька и затянуло его в черноту.
Нико удивленно отпрянул. Жидкая темнота вокруг стала воздушной. Окно в лес мигнуло и захлопнулось.
Павлиноглазка в панике била крыльями. В темноте Нико не видел тела мотылька; вместо него он различал строчки рун, которые пронизывали насекомое.
— Я перенесла сознание мотылька внутрь Бестиария и наделила его магическим телом, которое будет вести себя в точности как его дубликат в физическом мире. А теперь протяни руку, Никодимус Марка, и узри суть жизни.
Нико послушался. Мотылек несколько секунд кружил над его рукой, а затем опустился на большой палец.
Как только лапки насекомого уцепились за кожу Нико, по всему телу чарослова прокатилась теплая волна экстаза. Голова кружилась, почти как у пьяного. Мысли стали невесомыми и тут же куда-то улетучивались, подобно подхваченным ветром завиткам дыма. Время замедлило ход: казалось, сама кровь не спешит течь по венам.
В его сознании вспыхнул убористый текст — раньше Нико даже не представлял, что заклинание может быть таким длинным. Всех книг Звездной академии не хватило бы, чтобы его вместить. Состоящее всего из четырех рун заклинание содержало бесчисленные изгибы, повороты и ссылки на собственный текст.
Однако Нико сильнее поразило другое; его посетило нечто вроде мистического озарения — юноша ни на миг не усомнился, что текст перед ним и есть мотылек. То, с чем он столкнулся, было за гранью человеческого понимания…
Значит, демон не лгал. В жилах Нико текла голубая кровь императоров. Он родился с даром читать и понимать чары на Праязыке.
Павлиноглазка взмахнула крылышками. Нико снова посмотрел на это бледное, хрупкое создание и ясно — до боли в сердце — прочувствовал его невероятную, изысканную и загадочную красоту.
В сознании чарослова мотылек был одновременно живым существом и поэмой.
Он попробовал заговорить, попытался выразить тот благоговейный трепет, который струился по его венам, словно наркотик, но сумел лишь прошептать, задыхаясь от восторга:
— Это самое красивое из всех заклинаний.
— Дотронься до любого живого существа и обнаружишь все тот же язык, — почти нараспев произнесла Химера. — Я могла бы открыть тебе прозу дубового листка или брюшка форели. Или показать крошечных существ, которые разносят заразу. Праязык повсюду. Поэтому эту книгу и назвали Бестиарием. В ней скрыта главная тайна жизни: каждый зверь и каждое растение сотворены на языке Создателя силой его высшего заклинания.
Нико понял.
— Сама жизнь и есть магия…
Постепенно транс Нико рассеивался. Он приложил руку ко лбу, пытаясь осмыслить последствия обрушившегося на него откровения.
— Раз жизнь — это магический язык, выходит, владеющие Праязыком чарословы могут редактировать болезни и исцелять раны и даже переписывать заклинание пшеницы, чтобы увеличить урожай?..
Химера фыркнула в ответ:
— Теперь ты понимаешь, почему Солнечная империя была настоящим раем на земле. В те годы древний континент не знал ни болезней, ни голода.
— Откуда ты знаешь, Химера?
Она протяжно, с шипением, вздохнула.
— Я была первой и самой мятежной богиней на древнем континенте. Мне хотелось шире использовать первоначальные языки. Я стремилась создать новую породу людей. С помощью Праязыка имперцы стремились улучшить привычный уклад жизни вместо того, чтобы творить жизнь новую, и мне казалось, что рано или поздно это приведет к застою. С рождением Лоса стало ясно, что предчувствия меня не обманули.
— Ты знала Лоса? Первого демона?
Еще один вздох.
— Я его знала еще до того, как он восстал. И знала о его планах на Праязык. Поэтому и покинула древний континент. Империя запретила мне экспериментировать с текстом. И тогда я перевезла своих последователей через океан сюда, на этот новый континент. Здесь я превратила своих приверженцев в химерические народы.
Нико осенило:
— Так хтоники когда-то были людьми?
— Были. Так же, как кобольды, гоблины, оборотни, океаниды и многие, многие другие. Поначалу этот континент напоминал рай, но затем мои люди пошли войной друг на друга. В надежде их вразумить я расколола свою душу и вложила ее части во множество разных Бестиариев. Каждому племени досталось по три книги. Но все мои усилия пропали втуне. Слишком велики стали различия между химерическими народами. Когда твои предки пересекли океан, мои люди жили разрозненно, во вражде. — Помолчав, она издала низкий шипящий звук. — Поначалу я надеялась вас одолеть. Ваши божества были еще слабы. Чтобы скрыться от демонического войска и пересечь океан, им пришлось впасть в спячку внутри их ковчегов. Во сне они забыли почти все, что знали прежде, и Праязык в том числе. А твой род оказался рассеян по всему континенту. Но мои люди были слишком разобщены и не могли противостоять человечеству. Едва твои предки здесь освоились, как перебили весь мой народ.
Нико обдумал ее слова.
— Химера, зачем ты делишься со мной своими знаниями? Это невероятно щедрый подарок.
Она не ответила. Время шло, и Нико уже начал опасаться, что Химера уплыла.
— Нет знания горше, чем это. Оно знаменует начало твоих страданий.
— Что ты имеешь в виду?
— Подумай о последствиях.
Нико наморщил лоб.
— Теперь я смогу видеть свечение вокруг живых существ… Только одного не понимаю: почему ни у меня, ни у других чарословов нет синестетической реакции на чары Праязыка?
— Руны Праязыка крайне слабы. Вне живого тела они почти ни на что не влияют. Ни один человек не обладает достаточно тонкой синестетической реакцией, способной их обнаружить. — Она замолчала. — К сожалению, ты не отдаешь себе отчета в том, какая судьба тебя ждет. Ты выучил язык Создателя. Подумай. Твой разум впитывает евграфичные языки, находящиеся поблизости — так твои детские фантазии создали ночных страшилок, которые спасли тебя от Фелруса. Но изначальные языки не евграфичны. Их можно назвать какографическими: их чарописание избыточно и нелогично. Что происходит, когда ты прикасаешься к подобным чарам?
Внезапно до Нико дошел смысл происходящего. Чувство было такое, словно его ударили под дых. Он на время лишился дара речи. Сердце выскакивало из груди, а язык стал как резиновый.
— Я… я их ломаю.
Когда Химера заговорила вновь, ее голос был тих и печален:
— Взгляни на мотылька.
Рядом с ладонью Нико возникла сфера из мягкого белого света. Он посмотрел и в ужасе вскрикнул.
Еще недавно перед ним сидело изящное создание с мохнатым тельцем, большими черными глазами и пушистыми усиками-антеннками. Он сам любовался ее тончайшими крылышками нежного кремового цвета с радужными разводами и черно-желтыми глазчатыми отметинами.
Теперь же на пальце чарослова скорчился запекшийся, почерневший трупик. По всему тельцу вздулись крохотные очаги омертвевшей черной плоти, похожие на жутких паразитов.
Нико закричал снова. Обладая новым знанием, он увидел, как его пораженный какографией разум переставил символы в тексте павлиноглазки, отчего отдельные участки тела насекомого раздулись до чудовищных размеров.
Он отдернул руку, стряхнув мертвого мотылька. Свет мигнул и погас, и Нико вновь остался плавать в полной темноте.
— Это ведь язвенные проклятия, верно? — спросил Нико, отчаянно пытаясь отдышаться. — Вроде тех, что Фелрус наложил на магистра? Монстр перемешал слова Праязыка у него в кишках, и руны стали неуправляемыми.
Химера не ответила. Ей и не пришлось. Он знал, что прав.
— Отныне мое прикосновение губительно для любых живых созданий, — вслух рассуждал Нико. — Какография засеет их тела ошибками. Куда бы я ни пошел, я всюду буду разносить заразу. — Юноше показалось, что его вот-вот вырвет.
Химера тихонько фыркнула.
— Далеко не каждое твое прикосновение вызовет язву. Часть перемен вообще никак не скажется на живых организмах. А некоторые даже пойдут на пользу. Ну а теперь… — Она умолкла и еще раз фыркнула. — Теперь ты видишь, какую цену я с тебя взяла.
— Вижу, — проговорил Нико, хватаясь за живот. — Ты сказала, что можешь научить меня, как удалить проклятие Шеннона. Но не обещала, что у меня получится.
— Надежда еще есть. Сейчас его желудок оплетен опухолями, словно тонкой сеткой. Если ты дотронешься до больного места и сосредоточишься, то, может, и сумеешь изолировать проклятие в одной точке…
— …А затем богиня Дейдре его удалит, — перебил Нико. Шеннона еще можно было спасти!
— Не скажу, что ты меня обманула, — помолчав немного, произнес чарослов. — Благодаря тебе у магистра появился шанс выжить. Я бы согласился на твои условия, даже если бы заранее знал, что превращусь в монстра…
Внезапно Нико подскочил: ему в голову пришла одна идея.
— А что, если я заберу у Фелруса изумруд Арахеста?
Тьма колыхнулась. Он вновь почувствовал, как Химера плавает кругами. Она произнесла:
— Мне бы этого не хотелось.
— Но ведь если я верну себе способность колдовать, то перестану заражать всех, к кому прикасаюсь. Я мог бы стать великим чарословом — вроде правителей Солнечной империи. Химера! Пускай Фелрус сказал, что Альциона не существует, я все равно мог бы использовать знание Праязыка в борьбе против Разобщения.
Волны улеглись.
— Восстановив утраченную часть себя, ты станешь бесполезен в борьбе против демонов.
— Как это?
Она вновь начала кружить.
— Фелрус хочет скрыть от тебя истинный смысл пророчества.
— Голем утверждал, что все пророчества лгут.
— Все человеческие пророчества лгут, — поправила она. — Тут голем не слукавил. Еще он тебе сообщил, что члены твоей семьи — всего лишь пешки в игре между человечеством и демонами. И опять же в его словах была только доля правды.
— Какова же тогда вся правда?
— Люди используют слово «пророчество» как синоним к слову «судьба». На самом деле ничто не предначертано. Пророчество похоже на дождь в горах. Вода стекает вниз. Она должна отыскать свой путь через ручьи, потоки и реки. В статичном мире можно было бы рассчитать, куда потечет вода: мол, эта капля потечет вон в то озеро, а эта река — в тот океан. Но мир постоянно меняется. — Она умолкла, чтобы вдохнуть жидкость полной грудью. — А самое главное, те, кто обладает властью, перекрывают реки плотинами, копают каналы, сооружают водяные колеса. И именно так я и поступила с тобой, Никодимус. Толкнула в реку, чьи воды сметут демонов Лоса. И я хочу увидеть, как ты станешь речным королем.
Тошнотворное ощущение ужаса вернулось. Нико слишком хорошо представлял себе, что он сейчас услышит.
— Что это за метафорическая река такая?
— В твоем представлении мир — это поле боя между человечеством и демонами. Тогда как на самом деле люди, боги и демоны — всего лишь течения в конфликте двух высших сил: лингвистического порядка и застоя и лингвистической ошибки и перемены. Волшебники служат порядку. Они прилагают усилия, чтобы повернуть ход реки в русло порядка. Они молятся о приходе Альциона, речного короля постоянства. Им хочется, чтобы все шло своим чередом. И они жутко боятся Вестника — речного короля перемен. Маги опасаются бурь и изменений, которые сулит его приход. По их мнению, лишь неизменный язык поможет отбить демонические атаки.
Руки Нико больше не дрожали; от гнева они сжались в кулаки.
— То есть, по-твоему, хаос и ошибки помогут одолеть демонов? И ты взяла и превратила меня в бойца за перемены в языке?
— Жизнь — это переменчивый язык, — прорычала Химера. — Язык, который растет на ошибках. Без ошибок в Праязыке нам всем конец. Вот чему я научила Джеймса Берра: показала, как стать аватарой перемен, обновления, оригинальности…
— Оригинальности? — проскрежетал Нико сквозь сжатые зубы. — И ради этого ты превратила нас в монстров?
— Лишь тот, кто оригинален, способен создать нечто новое. Тот, кто оригинален, по определению должен избегать проторенных троп. Он бродяга и учится на собственных ошибках. Благодаря мне, Никодимус, ты породишь новый мутагенный язык и станешь распространять мутации.
Что-то горячее прижалось к спине Нико.
— ВСЕ ТВОРЧЕСКОЕ БЕРЕТ НАЧАЛО ИЗ ОШИБКИ! — прогремел над ухом голос Химеры.
Он крутанулся на месте и попытался ее схватить.
— Будь ты проклята! — заорал он. — Будь проклята! Ты сделала из меня Буревестника! Превратила в чудовище! — Его руки бешено молотили вокруг, взбивая черноту.
— По-твоему, тот, кто ошибается, выглядит нелепо? — издалека спросила Химера. — А оригинальность чудовищна? Тогда тебе следует знать, что ты всегда был чудовищем. Ты всегда был какографом. Такова твоя истинная природа. Такова была природа Джеймса Берра. Он тоже сетовал и возмущался, и гнев его поглотил. Ты собираешься отрицать собственную сущность?
— Я НЕ ДЖЕЙМС БЕРР! — взревел чарослов. — И никогда им не буду. И я не король ошибок. Я родился другим: меня прокляли. Я верну себе изумруд, обрету себя и стану Альционом!
Химера ответила тихим шипением:
— Ты можешь отнять у демонов изумруд Арахеста. И тем самым превратить свою жизнь в ложь. От прошлого не уйти, какограф. Изумруд сделает тебя Альционом наполовину. Но знай: истинный Альцион уже существует.
— Не может быть!
— Фелрус упоминал об Альянсе Святых Еретиков? О мятежных божествах, которые также пытаются вырастить чистокровного имперца?
Нико сжал зубы.
— Демон мне сказал.
— Тогда имей в виду, что в Альянсе подрастает твоя единокровная сестричка, дитя твоей матери. Она еще совсем ребенок, но однажды вполне может стать Альционом. Тебе же никогда им не стать.
Закипавшая ярость вырвалась наружу. Собрав все силы в кулак, Нико наполнил тело острыми фразами на нуминусе и, целясь по голосу, выстрелил ими в Химеру. Глядя, как клубок пылающих фраз разматывается в темноте, он не удержался от яростного крика. Гневные слова вспыхнули ослепительным золотым светом.
И на миг, тонким контуром на фоне привычной черноты, проступил силуэт создания, сотканного из осязаемого мрака. Длинное петлеобразное тело раздувалось и закручивалось, словно тело червя. Местами кожу покрывал блестящий слой черного ила, а кое-где виднелись шишковатые ветви, проросшие прямо сквозь змеевидное туловище.
А затем изломанные чары Нико рассыпались вспышкой золотых искр, так и не долетев до цели.
Последние слова Химеры обрушились на Нико, подобно удару грома:
— ТОГДА СТУПАЙ И ПРОДОЛЖАЙ ОБМАНЫВАТЬ СЕБЯ! ИЩИ СВОЙ ИЗУМРУД, СВОЮ ЛОЖЬ В ДРАГОЦЕННОЙ ОГРАНКЕ!
Внезапно вернувшись в свое тело, Нико обнаружил, что выпадает из Бестиария. К глазам подступили слезы, и горячая боль оцарапала горло. Он закричал.
Резкий удар копчиком о землю отозвался мучительной болью во всем позвоночнике. Юноша упал на спину, да так и застыл, вперив взгляд в потолок.
— Нико! — воскликнул Джон. Спустя секунду великан уже склонился над другом; к плечу юноши протянулась огромная ручища.
— Не смей меня трогать! — рявкнул Нико, замахиваясь, чтобы быстро сотворить защитный слой из магнуса.
Серебристое блюдце заклинания вспыхнуло в воздухе и ударило в кисть Джона. Послышался хруст: прежде чем развалиться на части, полный ошибок текст успел сломать здоровяку безымянный палец. Джон пошатнулся и с воплем рухнул на спину. Нико отпрянул в сторону.
— НЕ ПОДХОДИТЕ! — завопил он, увидев, что Шеннон и Дейдре шагнули к нему.
Слезы застилали глаза. Из носа текло.
— Не прикасайтесь ко мне! — прорыдал чарослов. — Слышите? Никто и никогда!
