Глава двадцать пятая
Хотя Шеннон был искренен, советуя Нико отоспаться, пока есть возможность, сам архимаг направился отнюдь не в спальню, а прямиком в рабочий кабинет. Сопровождавшие его стражники не возражали: им-то в любом случае всю ночь бодрствовать — и не важно, лежит их подопечный в постели или сидит за столом.
Оставив стражников снаружи и заперев дверь на ключ, Шеннон усадил Азуру на ее насест и заверил птицу, что она может спать. Он достаточно хорошо знал свой кабинет, чтобы внутри передвигаться без помощи обычного зрения.
Несмотря на навалившуюся усталость, мысль о големе пробудила любопытство старого волшебника. Какому магическому языку под силу создать подобное существо? Пока он раздумывал, старая привычка взяла свое: Шеннон достал журнал исследований и с рассеянным видом водил пальцем по трем тисненым звездочкам на переплете.
Насколько он знал, заклинание обретало разум в результате одного из двух процессов: «управления» или «проекции». Авторы «управляют» текстовым интеллектом при помощи «умных» текстов, вплетая их в чары конструкта. На простейшем уровне управление выглядит как связки инструкций: «если произойдет то-то и то-то, поступай так», «в противном случае делай вот что» и тому подобное. Существуют и более сложные методы, когда «управляемый» конструкт самостоятельно распознает модели поведения или разрабатывает разветвленную систему ключевых фраз.
Впрочем, никакое «управляемое» разумное заклинание не шло в сравнение со своим «спроецированным» аналогом. «Проекция» состояла из двух матриц нуминуса, которые уходили корнями к древнейшему заклинанию, пережившему Исход. Первая матрица помещалась в сознание живого разумного существа, вторая — в управляющие конструктом чары. Находясь в непосредственной близости, «проецирующая» матрица начинала копировать мыслительные процессы носителя второй матрицы. Таким образом, чарослов «проецировал» определенные стороны своего сознания на конструкта.
С помощью проекции Шеннон обучил Азуру свободному владению нуминусом; проекцию с живого разума использовали большая часть горгулий и все призраки.
Именно безусловная связь голема с проекцией заинтересовала Шеннона. Чтобы оживить голема, чарослов должен был поместить свой текстовый «дух» в земляное тело. А чтобы сформировать такой дух магическим образом, колдуну пришлось бы использовать радикальную разновидность проекции, при которой сознание целиком переходит в текстовую форму. То есть до самого возвращения духа тело пребывало в виде пустой оболочки.
А значит, прежде чем вселяться в голема, колдун наверняка тщательно продумал способы возвращения в свое тело. И снабдил голема спасательным заклинанием, при помощи которого дух мог незамедлительно покинуть поврежденную оболочку из глины. Шеннон решил подготовить лингвистическую атаку, которая бы притормозила или уничтожила спасательное заклинание голема — единственный способ покончить с колдуном, не разыскивая истинное тело.
Шеннон засел за работу. Вот уже полвека он не испытывал подобного воодушевления. Бегло просмотрев соответствующие тексты, он получил представление о том, как именно действовало спасательное заклинание. Осталось лишь выяснить, что за текст мог выполнять такие функции, и подобрать атакующие чары, которые помешают их выполнению… Через час был готов черновой набросок.
Написать чары оказалось сложнее. Он колдовал на нуминусе, сохраняя ранние черновики на свитках постарше. Отредактированный текст он расположил на самом лучшем пергаменте. Временами руки волшебника от возбуждения дрожали так, что он с трудом размещал строки. Через четыре часа он подготовил рабочую версию. Около восьми тысяч знаков поместились на двадцати четырех страницах журнала исследований. Пальцы, которыми он удерживал выскальзывающие руны, ныли. Под конец Шеннон добавил несколько примечаний — на случай если он забудет, как действуют самые мудреные отрывки.
— Помнят руки-то! Ты все еще лингвист, Шеннон, — поздравил себя он, когда заклинание было готово. — Жаль, годы берут свое. — Он потянулся, морщась от ноющей боли в плечах и коленях. Разом навалилась усталость. И лишь одна мысль бодрила и не давала заснуть: он представлял, как наложит новые чары на голема и дух колдуна окажется заперт в ловушке внутри глиняного тела.
Шеннон рухнул обратно в кресло; привычно скрипнуло дерево. И только тогда он осознал, что необходимо — жизненно необходимо — немедленно передать копию заклинания Нико. Может, самому отнести пергамент в Барабанную башню? Крайне важно, чтобы у мальчика были эти чары. Но как их ему передать?..
Азура издала негромкий свист, всего две ноты. Шеннон задал ей магический вопрос и тут же получил ответ: птица услышала что-то необычное.
Шеннон покосился на дверь. В коридоре никто не колдовал, но чуть дальше — очевидно, на лестнице — колыхался заметный, футов десять длиной, сверкающий шлейф золотого текста. Знакомое зрелище. Слепой лингвист сразу понял, что происходит: полдюжины волшебников поднимались гуськом, дружно творя заклинание огневых светлячков, чтобы осветить темные ступеньки.
Что-то случилось. Что-то непоправимое.
Шеннон подхватил Азуру и протянул к птице магическую нить, которая позволяла ему видеть ее глазами. Вернувшись к столу, он уставился на только что созданное заклинание.
Он должен передать Никодимусу текст: от этого зависела жизнь юноши. Впрочем, сильнее пугало другое: если Нико и впрямь имел отношение к пророчеству, его выживание могло оказаться решающим для победы в войне Разобщения — а значит, и для сохранения человеческой речи.
— Хаким, спаси и помилуй! — прошептал он. Подняв взгляд, Шеннон увидел, как по мере приближения волшебников к его кабинету редеет вереница огневых светляков.
Он перевел взгляд на свежесотворенное заклинание. Оно было слишком длинным — худенькое тельце Азуры его бы не вместило. Перенести чары на свиток и объяснить фамильяру, куда его доставить, Шеннон уже не успевал. Он мог использовать лишь написанный вариант.
Окинув пристальным взглядом стол, он обратил слепые глаза на знакомые отрывки на нуминусе. Азура помогла ему составить зрительный образ манускрипта: свиток, который вручили Шеннону не далее как полтора дня назад, содержал разрешение приступить к исследованию Каталога.
Из коридора донеслись приглушенные голоса.
Трясущимися руками волшебник нащупал чернильницу и пригодное перо. Он редко писал обычные письма и не доверял своим измученным пальцам: вряд ли они были в состоянии начеркать нечто удобочитаемое после долгих часов колдовства. Поэтому он окунул в чернила мягкий конец пера и нанес широкий густой мазок прямо поверх обычного текста разрешения.
Затем торопливо создал чары нуминуса, способные поднять решетки на двери в Барабанную башню, и втиснул их над заголовком свитка вместе с примечанием на общем языке, которое переводилось как «ключ к решеткам».
В дверь постучали.
— Магистр Шеннон, — окликнул голос Амади.
— Секундочку, — отозвался Шеннон. Пока стражники не вмешались, он поспешил написать еще несколько примечаний для Нико: объяснить, как использовать остальные чары. Амади бы не допустила, чтобы столь мощный текст попал в руки какографа.
— Шеннон, — позвала Амади, — немедленно откройте!
Шеннон похолодел от страха. Как же дать знать Никодимусу? Как передать ему свои мысли?..
И вдруг волшебника осенило. Он наколдовал несколько фраз, которые в переводе означали «Исследуй ***», и втиснул их на самый верх свитка. Затем создал пару слов «собачий корм», скопировал их и поместил первую копию над первым абзацем, а вторую — над вторым.
За дверью выросла стена серебристого текста: очевидно, стражники готовились выбить дверь. Шеннон свернул свиток и обвязал его строкой магнуса.
— Для Никодимуса, — шепнул он, привязывая другой конец строки к лапке Азуры. — Остерегайся стражников у входа в Барабанную башню. — Он повторил те же инструкции на нуминусе.
Сзади послышался треск: мощное заклинание сорвало дверь с петель. Шеннон метнулся к окну и сшиб деревянный ставень.
— Магистр, — выкрикнула Амади. — Не двигайтесь!
Азура издала пронзительный свист из двух нот и, хлопая крыльями, вылетела в окно.
Шеннон с облегчением выдохнул. Амади подняла крик; грубые руки схватили волшебника за плечи и развернули. Комнату озарило пламя цензурирующих заклятий. Внутрь набилось не меньше семи стражников.
— Амади, — произнес он холодно, — надеюсь, у тебя имеется достойное оправдание, которое объяснит вашу бесцеремонную выходку.
— Магистр, — ответила она откуда-то слева, — боюсь, что имеется.
Он взглянул в ее направлении.
— Могу я его услышать?
Она рассказала о нашествии книжных червей и о тайном кабинете, полном уличающих бумаг. И о попытках раненого конструкта вернуться в апартаменты Шеннона.
— По-твоему, я настолько глуп, что написал проклятие, которое привело бы прямо ко мне? — не скрывая скептицизма, поинтересовался он.
Ответил другой голос. Шеннону понадобилось несколько секунд, чтобы узнать Кейла.
— Шансы, что червя ранит именно в эту область — ранение лишило его способности маскироваться за субтекстом и уничтожило все протоколы возвращения домой, кроме исходного, — стремятся к нулю. Наверняка вы надеялись остаться в тени. Увы, магистр, на этот раз удача от вас отвернулась.
Шеннон фыркнул:
— Или же вас просто одурачили. И обвиняя меня, вы играете на руку настоящему злодею, который все это подстроил.
— В ваших апартаментах провели обыск, по сравнению с первым, более тщательный. Мы прочесали все помещение в поисках субтекстов, — сухо проговорила Амади.
Кейл подхватил:
— И нашли замаскированный сундук, висевший под потолком, под завязку набитый деньгами — кругленькой суммой в золотых остроземских монетах.
Шеннон слушал и не верил своим ушам. Целый сундук денег?.. Как голем исхитрился пронести его в спальню?.. Ведь он не мог колдовать в стенах Звездной крепости!
— И кто же это был, магистр? — спросил Кейл. — Кто из остроземских дворян платил вам за срыв Совета и почему?
— Амади, ты совершаешь непоправимую ошибку, — хрипло произнес Шеннон.
Бывшая ученица ответила не сразу.
— Вы знали, что Нора Финн также брала взятки от некоего остроземского дворянина?
Он кивнул:
— Прочел в ее дневнике.
— А почему мне не сказали? — спросила стражница.
Шеннон нахмурился.
— Меня больше волновало другое: я пытался убедить тебя в существовании истинного убийцы.
И снова Амади тянула с ответом.
— А может, вы были рады избавиться от шпионки-конкурентки… Объясните мне, магистр, как остроземское золото попало к вам в спальню?
— Его подбросили.
— Кто? Ваш глиняный монстр? Это невозможно. Как я уже говорила, ваши апартаменты находились под круглосуточной охраной. Более того, все двери и окна были закрыты решетками и защищены прочными режущими чарами. Даже если бы ваш монстр перехитрил моих стражников, его бы разрезало надвое у пояса. Думаете, он смог бы спрятать сундук и удрать, имея лишь половину тела?
Слепые глаза волшебника расширились. А ведь глиняный голем именно так бы и поступил!
— Амади, — выпалил Шеннон. — Я понял: он колдовал в саду Болид, а затем использовал готовые чары, чтобы проникнуть внутрь и спрятать сундук. Обыщите соседний участок. Где-то там должны быть запасы глины!
— Магистр, — негромко произнесла Амади, — в садах Болид идет реконструкция. Вы предлагаете нам все бросить и отправиться месить грязь ради призрачной надежды отыскать кусок глины, в котором вы распознаете свое чудище?
Шеннон тяжко вздохнул. Однако… Враг просчитал все до мелочей. Должно быть, он подбросил журнал Норы в спальню Шеннона и выпрыгнул из окна в сад, где спокойно покинул тело голема, зная, что среди куч грязи и мусора его не найти.
Увы, Амади оставалась непреклонной. Во всяком случае, пока.
— Значит, по-твоему, я шпион, — сказал он, сменив тактику. — То есть ты и впрямь полагаешь, что это я убил Эрика и Адана, моих учеников?
Все вокруг замолчали.
— Кое-кто еще помнит, каким жестким политиком вы были в Астрофеле; как минимум несколько человек предположили, что…
— Что я убил собственных учеников, чтобы сорвать Совет? — прорычал Шеннон. — Что я продал душу какому-то безграмотному лорду? Амади, глупее предположения я в жизни не слышал. И я готов чем хочешь поклясться, что…
— Суд над ведьмами еще не начался, — перебил Шеннона холодный голос бывшей ученицы. — Не торопите события. В этой комнате находятся все мои люди. Остальные борются с червями.
Шеннон начал было отвечать, но осекся и переспросил:
— Ты хочешь сказать, все, кроме тех стражников, которых ты поставила охранять Барабанную башню и Никодимуса?
— Все еще надеетесь, что я поверю в мифического глиняного монстра, который охотится на ваших какографов? — усмехнулась Амади. — Зря стараетесь, магистр. Мы установили решетки на окнах и дверях башни. Поверьте, сегодня ночью никто туда даже не сунется. И потом, я бы и рада вам помочь, но у меня просто физически нет свободных людей. Все заняты в библиотеках… Разве что вы нам подскажете, как остановить заражение?
— Сколько раз повторять: я понятия не имею, откуда взялись книжные черви! — воскликнул Шеннон. — Но вы не можете просто так взять и оставить Барабанную башню без защиты!
Ответом ему была тишина.
Шеннон задыхался.
— Амади, послушай! Сегодня во время исследования Каталога я узнал о древнем конструкте, так называемом големе, который создан из глины, но содержит разум его автора…
— Магистр, некоторые из здесь присутствующих будут решать вашу судьбу во время суда над ведьмами, — вмешался Кейл. — Советую вам следить за словами и не делать глупостей… в ваших же интересах.
Шеннон понял, что со стражниками спорить бессмысленно. Он метнулся к книжной полке, надеясь дотянуться до оглушающего заклинания, хранящегося в тайном свитке. Но не успел он сделать и двух шагов, как его захлестнула слепящая волна цензурных чар. Сетевидные заклинания оплели разум волшебника. Он успел разглядеть строки сияющего текста, а затем мир перед его слепыми глазами закружился…
Все окутала темнота.
