Азазель вздохнул, отпустил демона и толкнул в спину. Тот, еще не веря, что его отпустили, сделал пару неуверенных шагов, затем неуклюже побежал прочь, придерживая сломанную руку.

Азазель без торопливости поднял с земли увесистый камень. Михаил молча смотрел, как он мощно размахнулся, камень вылетел из его руки и с хрустом ударил в затылок убегающего пленника.

Кровь и мозги брызнули во все стороны, демон тяжело рухнул на землю. Кровь запятнала почву на пять шагов вокруг, но она же начала исчезать первой, а потом с демона свалилась плоть, следом рассыпались кости, а белую пыль унес жаркий ветер.

– Вот и все, – сказал Азазель холодно. – Это чтобы не подходить и не добивать. Гуманистом можно быть только среди гуманистов, а не среди каннибалов. Хотя я вообще-то люблю гуманистов.

Михаил уточнил:

– Когда все вокруг гуманисты, а ты – Азазель?

– А-а, – сказал Азазель с удовлетворением, – понял! А все дураком прикидываешься. Пойдем! Хоть дороги нет, но когда есть направление, кому нужны эти дурацкие дороги?

Михаил с опаской посмотрел по сторонам.

– Только теперь понимаю, – признался он, – на какое опасное дело тебя подбивал.

– Ты настойчивый, – согласился Азазель.

– И хотя идти сюда ты сам решил, – уточнил Михаил, – по своим соображениям, мне пока что непонятным, но все равно чувствую себя виноватым.

– Это прекрасно, – сказал Азазель с пафосом. – Виноватый всегда работает и вообще старается лучше. Думаешь, зря подстроили, чтобы Адам и Ева чувствовали себя виноватыми? Мало того, для надежности на весь род людской возложили вину за так называемый первородный грех!.. Но зато какой результат, какой результат!

Михаил судорожно вздохнул, спросил с надеждой:

– Думаешь, справимся? А если Заран в другом месте?

– Со всеми вызовами справимся, – заверил Азазель чересчур уверенным голосом. – Самосуд плохо, но так как Заран решил взять закон в свои руки, то возьмем его и мы! И посмотрим, чей закон законнее, а чей беззаконнее.

– А какой, – спросил Михаил опасливо, – у нас закон?

Азазель бросил в его сторону взгляд, полный иронии.

– Человек остался таким же, – сказал он, – как и во времена римлян, но законы как-то слишком забежали вперед. Опередили… чересчур опередили. Потому будем придерживаться освященных временем и традициями, которые здесь понимают. И которые должны уважать.

– Око за око?

– Точно, – подтвердил Азазель. – Зуб за зуб, кровь за кровь, слово за слово, мы же все гордые и бескомпромиссные… Эту перепрыгнешь?.. Здесь такое кровавое марево, никто не увидит…

Лицо обжигает жаром, сквозь красный туман проступили очертания черного берега, за ним медленно текущие потоки расплавленной земли, противоположного берега не видно.

– Прыгну, – ответил Михаил с неуверенностью, – но как далеко?

– Подстрахую, – сказал Азазель. – Но вообще-то учись видеть и сквозь такие досадные помехи…

– Две реки и огненный лес, – сказал Михаил. – Значит, потом еще такая же река и какой-то лес, а затем Черная долина с дворцом Малфаса?

Азазель, не отвечая, опустил на его плечо горячую ладонь, Михаил сосредоточился, через мгновение подошвы уперлись в поскрипывающую под ногами черную обугленную землю.

А поскрипывает потому, что островки застывающей земли прибивает к берегу, а в спину бьет горячий воздух от широкой реки расплавленной магмы.

Он торопливо взбежал вслед за Азазелем на крутой берег, тот остановился и приложил ко лбу ладонь козырьком.

– А действительно совсем рядом, – сказал он с удовлетворением. – Вон там другая река, чувствуешь по зареву?

– Очень большая, – сказал Михаил дрогнувшим голосом.

– Или жаркая, – согласился Азазель. – Представь себе, что там течет расплавленный до жидкого состояния вольфрам или рений?.. Ладно, готов к прыжку?

– Я тебе не кузнечик, – возразил Михаил. – Прыгать вслепую?..

– Я вижу, – заверил Азазель. – Скакнем к реке, если боишься сразу на ту сторону. Правда, там кто-то есть, так что, возможно, стоит проявить осторожность, у вас же там все такие… осторожные.

Михаил нахмурился, намеки на трусость никому не нравятся, но безрассудная отвага вообще дурость.

– Рискуй, – ответил он кратко. – Если хочешь. Я с тобой.

Азазель кивнул, Михаил перекладывает ответственность за риск на него, а чего еще ждать от трусливых архангелов, которые шесть тысяч лет прожили в блаженном покое и ни разу не прищемили себе даже пальчик?

После прыжка он молча с брезгливой бесстрастностью взглянул, как огненная река несет тела людей, что горят и не сгорают, все кричат, и этот неумолчный крик сливается в единый тоскливый вой, полный безудержного отчаяния, страха и невыносимой боли.

– Отвратительно, – сказал рядом дрожащим голосом Михаил. – Почему так?

Азазель ответил, не поворачивая головы:

– Что делать, это история!.. Такие у людей были нравы. Пытки на каждом шагу, разнообразные казни, всех не перечислить, а ты хочешь, чтобы в аду было гуманнее, чем на земле?

– Но сейчас такого уже нет! – возразил Михаил.

– Ад, – заметил Азазель нравоучительно, – архаическая структура. Историческое наследие, которое надлежит охранять и беречь, как память о нашей великой истории… или чего-то еще, не помню. Это как бы тоже культура, которую нужно изучать и не прерывать с нею связи.

Михаил вскрикнул негодующе:

– Но в реке терпят муки тысячи людей!

– Вообще-то миллионы, – уточнил Азазель скромно, – да и не терпят, а как бы наслаждаются… только наоборот. Но что тебе люди? Всего лишь строители светлого будущего!.. Их не жалко. Зато какие пирамиды отгрохали, какой город возвели на мертвых болотах, замостив их своими костями!.. Но все знают, что город построил великий Петр Первый. А потом пировал в нем и грозил каким-то шведам… Пойдем-пойдем, не останавливайся!.. Готов к прыжку через реку?.. Насколько могу видеть, там тоже распятые на крестах и прочее однообразие, посмотреть не на что. Мир раньше был более однообразным, это заметно.

– Не останавливаюсь, – огрызнулся Михаил. – Не беги, я не собираюсь никого спасать. В справедливость наказания верю, даже если оно несправедливое.

– Несправедливое?

Михаил крикнул зло:

– Лучше несправедливое, чем полное отсутствие!

– Грустно, – ответил Азазель, не оборачиваясь, – но ты прав, мальчик. Везде должен быть порядок, закон и правила. Хотя мы в душе романтики и флибустьеры вперемешку с корсарами, каперами и борцами с коррупцией.

Он ухватил Михаила за плечо, тот не успел рот открыть, как оказались на том берегу, хотя и у самого края раскаленного потока.

Азазель тут же красиво взбежал наверх, остановился, быстро осматриваясь, тут же унесся вниз, на ту сторону. Михаил последовал за ним, только охватил на ходу взглядом страшно потрескавшуюся от жары красную глинистую равнину, где из щелей поднимается черный дым, в воздухе сильный запах серы.

Иногда из трещин выплескивается красная шипящая магма, тут же застывая безобразными буграми и натеками.

Азазель двигается быстрым, но экономным шагом, Михаилу показалось, что можно бы ускориться, никто не видит, но тут же по земле промелькнула призрачная тень, почти незаметная, он вскинул голову и успел заметить уже исчезающую крылатую тварь с растопыренными кожаными крыльями.

– Две реки прошли, – сказал Азазель бодро. – Остался какой-то лес…

– Огненный, – напомнил Михаил сварливо. – Огненный лес!

– Огненный, – согласился Азазель. – Всего лишь. Что для тебя огненный? Это всего лишь родная природа, у которой нет плохой погоды… По голове не бьет, есть не просит… Можно пройти, можно перепрыгнуть. Тебе, вижу, прыгать понравилось.

– Не понравилось, – ответил Михаил твердо. – Я не кузнечик.

– Но прыгаешь.

– По необходимости!

Оба с каждым шагом приближались к багровому зареву, навстречу мощно пахнуло сухим жаром, Михаил поглядывал на Азазеля, но тот, хоть и не элементаль, даже не щурится, глядя в яростное пламя, а дальше в огне просматриваются раскаленные добела каменные столбы, что, как понял наконец Михаил, и называют здесь огненным лесом.

Азазель пробормотал медленно:

– Думаю, не обязательно ломиться напрямик. Можно перепрыгнуть, можно обойти…

Он оборвал себя на полуслове, Михаил замер, из бушующего пламени вышел гигант в полтора человеческих роста, широкий и мускулистый, с толстой шеей, лицо безукоризненно прекрасное, всмотрелся в них и воскликнул в изумлении:

– Азазель?

Голос его прозвучал красиво и мощно, как зов серебряных труб, а лицо осветилось радостью, хотя Михаилу почудилось нечто недоброе в его красоте и безупречности.

Азазель пробормотал:

– Я тебя знаю?

Гигант покачал головой.

– Вряд ли. Я был еще ребенком, когда ты решил покинуть нашу общину и уйти в странствия. Я сын Энгоэля, который был среди тех двухсот… Твое имя стало легендой!

– Помню Энгоэля, – ответил Азазель с настороженностью в голосе.

– Азазель, – повторил гигант, его голос показался Михаилу прекрасной музыкой. – Вот уж не думал, что тебя увижу…

– Что ты здесь делаешь? – спросил Азазель. – В каком ты клане?

Гигант покачал головой.

– Зачем мне клан?.. Я один из первых нефилимов, сила моя безмерна. Никто не может меня заставить или принудить… А вот я могу.

В его насмешливом голосе слышалась отчетливая угроза. Азазель напрягся, сказал сдержанно:

– Что ты хочешь?

– Отведу вас в ближайший замок, – сказал нефилим. – Пусть разбираются с вами. Не пытайтесь сопротивляться. Азазель, ты всегда был силен, но я сейчас сильнее.

– Надо быть еще и умнее, – бросил Азазель. – Не видишь, нас двое.

Нефилим бросил короткий взгляд на Михаила.

– Зачем-то захватил с собой смертного?.. Ему здесь не выжить. Твои замыслы уже тогда для многих были тайной, Азазель… Но меня не обманешь, сейчас все просто.

Михаил смотрел на него с отвращением и злостью. Нефилим прекрасен потому, что сын ангела и земной женщины, тоже, кстати, красивой, у соратников Азазеля была возможность выбирать самых-самых, но у нефилимов нет души, в прекрасном теле находится простой зверь, как, собственно, и человек сам по себе зверь, если в нем нет души.

Нефилимы рождаются и живут, как обычные люди, только превосходят силой, а еще могут жить бесконечно долго, и все время их сила только растет.

Азазель сказал с неохотой:

– Ты один из первых, а теперь уже один из последних… Неужели ничего не понял и ничему не научился? Неужели наличие души так уж обязательно?..

Нефилим громыхнул уже с раздражением:

– Замолчи. На этот раз ты переиграл сам себя. Повернись, я наложу на тебя путы.

Азазель взглядом дал понять Михаилу, чтобы действовал, пока он отвлекает могучего нефилима, а сам сказал просительным голосом:

– Ты так и не сжалишься в память о великом прошлом?

Нефилим взглянул на него с подозрением.

– Ты что задумал, Азазель?

Михаил с такой скоростью, что сам изумился, ухватил из пространства над головой черный меч, с силой нанес страшный удар. Блистающее абсолютным мраком лезвие в момент удара вспыхнуло белым плазменным огнем.

Нефилим страшно вскрикнул, лезвие рассекло плоть, оставляя длинную рану от середины спины и до поясницы, а он мгновенно обернулся к Михаилу.

Глаза налились кровью, он прокричал громовым голосом:

– Я бессмертен!.. И никто…

Азазель сказал с другой стороны мрачно:

– Другие времена, другие нравы.