Это не было похоже на скачок, ад не на земле, хотя и называется преисподней. Никаких спусков, с силой рвануло из этого времени и пространства, вокруг сомкнулся хаос, абсолютная черная пустота, где даже чернота не черная, а просто никакая.

Так он висел эоны лет, столетий, затем подошвы уперлись в твердое, под ногами прокаленная красная глина, в лицо ударил сухой горячий ветер. Он понял со страхом и облегчением, что на самом деле перемещение из мира в мир длилось всего мгновение, а субъективные ощущения – всего лишь ложные ощущения.

Со всех сторон неприятно красные скалы, низкие, но острые, как зубы, а они с Азазелем оказались зажатыми на крохотном пятачке между ними, продуваемые таким сухим и злым ветром, что Михаил ощутил, как он начинает сдирать ему, словно наждаком, шкуру, инстинктивно съежился, а тело в ответ сделало ее то ли толще, то ли покрепче, и неприятное ощущение исчезло.

Азазель ткнул его кулаком в бок.

– Не спи. Мог бы не жадничать. А то я тащил тебя, как верблюд соломинку! Ту самую, что ломает бедному животному спину.

– Я старался, – ответил Михаил виновато.

– Да заметил я, – ответил Азазель, – заметил… Я делал прокол, а ты – пролом, будто стадо упирающихся слонов за тобой на толстой цепи! Потому ты все истратил, а я кое-что приберег. Теперь, не сходя с места, быстро присосись, как теленок к корове, к ближайшей антисфироте… Не туда смотришь.

Михаил повернулся, плечи передернулись, несмотря на жаркий воздух. В страшном мире, где только багровые, красные и оранжевые цвета, нельзя без дрожи видеть исполинские столбы антисфирот, что пронизывают вещественную вселенную так же просто, как тяжелый камень падает сквозь туман, а то и проще, вообще не замечая препятствий.

Азазель некоторое время всматривался в темную колонну с каким-то болезненным интересом.

– Это Хасер, – произнес он непривычно строгим голосом. – Да, нас выбросило возле Хасера.

– Хазер? – переспросил Михаил, стараясь вспомнить, где слышал это слово.

– Нет, Хасер, – повторил Азазель. – В ней мощи меньше, чем в Рике или Торниэле. Те антисфироты такие же по размерам, но энергии по ним стекает от клипот больше. Наверное, потому что идет на Восток, а там для них сопротивления побольше.

Михаил проговорил с дрожью в голосе:

– Да ладно, Хасер меня вполне… Я перед прыжком сюда… или это нельзя называть прыжком?.. набрал мощи достаточно, чтобы… даже и не знаю, зачем мне столько… но уже всю истратил… не знаю, что так…

– Восполни!

– Да уже нащупываю, – ответил Михаил.

Он опустился на горячую землю, обхватил голову ладонями и сосредоточился, стараясь ощутить это родство с клипотами и коснуться каната антисфирот.

– Набирай больше, – сказал Азазель серьезно. – Еще не представляешь, что нам встретится.

Михаил спросил в тревоге:

– Но ты же знаешь?

– Далеко не все, – ответил Азазель. – Потому жить интереснее. Хотя знать, что впереди, хочется. Но нельзя. Пусть и нужно.

Михаил пробормотал:

– Если подойти к антисфироте ближе, смогу быстрее.

– Нельзя, – ответил Азазель сухо.

– Опасно?

– Возле антисфирот много всякой мелочи, – ответил Азазель с брезгливостью в голосе. – Издали черпать не умеют, как вон ты дотягиваешься или кто-то из великих демонов, потому жмутся поближе. Иногда им перепадают какие-то капли.

Михаил уже не слушал, медленно входя в непривычное пока что состояние, когда открываешь себя неведомой темной силе, опасной и плохо управляемой, но без нее в этом мире точно не выжить, даже Азазель не спасет.

Мелькнула мысль, что сглупил, Азазель верно сказал насчет головокружения от успехов. Все шло слишком хорошо и легко, нигде даже пальчик не прищемил, потому решил, что и дальше так будет.

Азазель то появлялся в поле зрения, то исчезал, Михаилу показалось, что сопит все недовольнее, но сам же сказал, что должен напитаться энергией под завязку.

Когда взглянул особенно требовательно, Михаил поднялся на ноги.

– Все, – сообщил он, – ну не могу я накапливать больше, не могу!.. Больше почему-то не лезет, хотя вроде бы мог бы, чувствую.

Азазель сказал безжалостно:

– Да, емкость твоих аккумуляторов маловата. Это ты от страха сжался, да? Ладно, а вдруг хватит?.. Бери шинель, пойдем.

Михаил послушно поднял рюкзак, Азазель быстро двинулся вперед. Под подошвами моментально взвились облачка сухой красной пыли, земля кое-где потрескалась от невыносимой жары, но, к счастью, это еще не обожженный кирпич, а пока лишь пересушенная глина.

Азазель шаг не убавлял, мелкие скалы сменились крупными, идти стало теснее, а потом каменные громады резко разошлись в стороны, открывая под страшным красно-багровым небом бескрайнюю и покрытую черным пеплом равнину, угрюмую и безжизненную.

Красный отсвет падает сверху зловещими волнами, пепел вроде бы шевелится и вздымается, как шерсть на спине исполинского зверя, но если присмотреться, замечаешь абсолютную неподвижность этого мертвого мира, однако стоит сместить взгляд чуть в сторону, как на том месте, которое только что рассматривал, снова начинается шевеление, способное довести до головокружения.

– Как тебе? – поинтересовался Азазель. – Мы в Гееноме, как ты и хотел.

– Я хотел?

– Но ты же так страстно уговаривал меня сходить в ад? Гееном – первый уровень, остальные восемь ниже, каждый один от другого на триста лет пешего хода. Если восхочешь ниже… еще за триста лет и туда доберемся. А сейчас, в Гееноме, главное – ничем не отличаться от местных. Передвигаемся, как и все рядовые демоны, а в этом никто из нас от животных не отличается. Никакого ускорения и прыжков через реки! Это по силам только небольшой группе высших демонов, а их всех знают в лицо. Или почти всех.

– Понял, – ответил Михаил сдержанно. – Ты босс.

– Наконец-то!

– Но когда завершим, – закончил Михаил, – я потыкаю тебя козьей мордой во все твои промахи.

– Если доживешь, – ответил Азазель недобро. – За такие нечестивые угрозы я тебя оставлю здесь вообще навеки. Чтоб не позорил нашу благородную породу ангелов!

Михаил смолчал, разглядывая идущий сверху красноватый свет, наполняющий его тревогой и ощущением близких неприятностей. Присмотревшись, понял, что небо ни при чем, откуда здесь небо, свет от каменного свода, красного и пугающего размерами, словно смотришь изнутри на крышку великанского гроба.

Он зябко передернул плечами от жуткого ощущения безнадежности и ужасности этого места.

– Как же здесь… нерадостно.

Азазель возразил бодрым голосом:

– Мишка… не кривись. И не надо этого соболезнования во взоре. Тем, кто здесь родился, все привычно и нормально. Напротив, наше синее небо им может показаться не совсем как бы вот.

– Да я так, – буркнул Михаил чуть пристыженно, – это не сочувствие, а так… соболезнование, что ли… Или нет, понимание. Я бы лучше удавился, чем остался бы здесь жить.

– Тебе есть с чем сравнивать, – уточнил Азазель. – А они других мест не видели. И даже не знают, что такие существуют. Чукчи и эскимосы до сих пор в своих снегах, хотя вроде бы могут к теплому морю, а эти и слова такого не знают!

Михаил некоторое время шел рядом молча, поглядывал по сторонам, смиряя трепещущее в страхе сердце.

– Прекрасный мир сотворил Всевышний. Но ад создавал не он…

Азазель сказал с сочувствием:

– Да знаем, кто его создал. Пусть ненамеренно, и пусть не это вот, а просто глубокую дыру… Что так смотришь? Наши действия хотя часто заканчиваются пшиком, иногда имеют продолжение уже без нас… как в этом случае. Так что, Михаил, все равно создатель ада – ты! И все это помнят. По крайнем мере, здесь. Так что можешь представить, если узнают, что ты оказался тут…

Михаил дернулся.

– Перестань.

– Ты же видел Москву? – спросил Азазель. – А ее основателем считается князь Юрий Долгорукий, что велел построить на реке Москве полдюжины хаток!.. Которые потом по названию реки Москвы тоже назвали Москвой.

– Перестань, – повторил Михаил. Он посмотрел по сторонам, чуточку втянул голову в плечи. – И так не до танцев.

Азазель сказал с неумолимостью в голосе:

– Не прячься от правды, хотя для небесного воинства это характерная черта. Не можете признать, что не все по вашей воле, а каждый шаг или жест, как брошенный в воду камень, порождает волны. Теперь неважно, что ад появился от падения Сатана и его команды. Та дыра разрослась в целый мир. Как нынешняя Москва не имеет ничего общего с теми жалкими хатками первопоселенцев.

Михаил сказал с сердцем:

– Как ты обожаешь сообщать страшные новости.

– Для тебя это новость? – изумился Азазель. – А я думал, ты везде ходишь, бьешь себя в грудь и хвастаешь, что ад создал ты! А то и можно плакат на груди повесить. Или надпись на футболку. И продублировать на спине крупными буквами. Хочешь, броский шрифт подберу?.. Правда, такая футболка не совсем для ада, а для… гм, даже не представляю, где в ней лучше появляться?.. Разве что на тусовках ночных байкеров?

– Азазель, – попросил Михаил с тоской, – будь серьезнее. Меня всего трясет.

Азазель ахнул:

– Ты чего? А вдруг тебя не убьют, а встретят, как отца-основателя?.. Ты не просто свой, а отец родной, можно сказать… хоть и с натяжкой, большой натяжкой. Тебя в ноги целовать будут… Вдруг царем поставят?.. А что?..

– А твоего Юрия Долгорукого в нынешней Москве царем бы поставили?

– Тот основал всего лишь город, – напомнил Азазель, – а ты – целый мир. Продумай, пока медитируешь, новые справедливые законы… Первым делом меня визирем с большим гаремом!

– Что такое визирь?

– Тот, кто выдает визы и визирует подписи падишаха. Без подписи визиря любое распоряжения правителя недействительно. Буду выдавать визы на посещение ада, устроим аттракционы, казино и блэкджек со шлюхами… Хотя, гм, это уже есть в мире людей, причем в ассортименте…

Михаил вслушивался, как в тело медленно вливается и заполняет его от пят до кончиков ушей недобрая, но все же мощь.

– Да, – пробормотал он, – мне осталось только объявиться… Не знаю, как можешь шутить на такую крайне неприятную тему. Так бы жили в раю или на земле…

Азазель воскликнул с энтузиазмом:

– Мишка!.. Человек во всем должен видеть лучшее!.. Без оптимизма и веры в победу среди людей просто не выживешь! Там же такие звери, такие прекрасные хищные зверюги! А тут всего лишь простые примитивные демоны. Так что не отставай! Мы на коне, хоть и пешком.

Михаил покачал головой, Азазель картинно оптимистичен, сказал с укором:

– Что-то часто называешь себя человеком.

Азазель повернул голову, в глазах блеснул нескрываемый интерес:

– Еще не врубился?.. Сегодня узришь, а то и узреешь, что и ад подстроился под людей! Хотя здесь, как и у вас, наверху, людей сперва презирали. Но сейчас быть человеком – это в самом деле быть вершиной. Демоны нехотя, но признали. А вы там, на небесах, все еще из леса не вышли?

Михаил некоторое время шел молча, не желая отвечать на оскорбительный вопрос, но Азазель начал похмыкивать, пришлось напомнить с чувством собственного достоинства:

– Любой средний демон сильнее самого сильного человека. Забыл?

– Слон тоже сильнее, – отпарировал Азазель. – А про львов, тигров и всяких нильских коней вообще молчу! Но все они уцелели только потому, что человек оберегает их, немощных… Из демонов только те опасны, кто хоть чему-то поучился у человека!.. Одни, прижившись среди людей, другие здесь, в аду, не гнушаются общаться с теми, кого поджаривают на сковородках или на вертелах… Кто из любопытства, кто по расчету, но выиграли те и другие. Не выигрывают только те, кто ничем не интересуется. Таких, кстати, среди людей тоже полно. Так что тебе придется проявить, как говорится!

– Что… проявить?

– Силушку, – пояснил Азазель. – Не понял? Здесь скрывать свою мощь не придется, как на земле. У демонов она при себе, как кишки или рога, разве что бесы и нолы у них простой рабочий скот. Потому будь готов бить быстро и круто. Иначе, если ударят раньше, я на твоем месте увижу мокрое место! А то и его не увижу, а это совсем обидно и оскорбительно для моего достоинства, а самое главное – не получу удовольствия от панэм эт цирцензес!

Он вперил взгляд в красное марево на горизонте, здесь он обманчиво близок, Михаил прислушался к себе, сказал с неуверенностью:

– Вроде бы напитался по самое немогу.

– То был первый шаг, – напомнил Азазель строго. – Теперь будешь учиться вытягивать энергию из клипод без всяких поз самадхи и падмасан. А то ишь, пока самадхаешь, тебя так западмасанят!..

– А… как?

– На ходу, – отрубил Азазель. – Даже на бегу, если припечет. А припекать будет.

Он сказал таким счастливым голосом, что восхотелось прибить его на месте, Михаил скривился и напомнил себе, что нужно оставаться ангелом, кем он себя и считает и ощущает, несмотря на свойства хаотичного элементаля.

А оставаться трудно, не свойственные ангелу чувства толкают на нелогичные и даже опрометчивые поступки, которые ничем не оправдываются и ничем не подкреплены, кроме глупо-детского: а я так хочу!

Азазель покосился на него со странным выражением на лице.

– Чего так задумался? Разве ангелы вообще раздумывают?.. Тем более те, что возле Небесного Престола? Ты действователь, а не всякий там размагниченный хомячок на диване… Из антисфирот тащи постоянно. Сила должна распирать каждую клетку так, чтобы прутья решетки трещали и гнулись!

Михаил с подозрительностью посмотрел на свои руки.

– Во мне есть где-то клетки?

– Человек, – сказал Азазель со скорбной торжественностью, – весь из клеток! В них заключена и томится наша свобода духа! Всевышний коварно дал нам свободу воли, чтобы не вытирать нос каждому двуногому. Теперь сами должны и обязаны ограничивать себя везде и во всем. Ограничивай себя, Мишка!

– А ты? – спросил Михаил с подозрением.

– Что ты сразу на меня? Человек – эгоист, должен сперва себя совершенствовать. А я уж как-то в совершенном мире проживу и несовершенным… Я о других забочусь! Гуманист и альтруист на марше.

Михаил прислушался к себе, пошевелил плечами, напряг мышцы.

– Да, вроде бы… готов.

– Так быстро? – спросил Азазель с недоверием. – Ах да, ты же солдат, что всегда солдат. Ты прав, поспешать надо медленно, но успевать и как бы торопиться, но не спешить. Мир везде таков, что если не успеешь ты, успеют тебя. Как среди людей, так и здесь. Здесь хоть медленно, но все же ад тоже меняется. В отличие от!.. Сам знаешь, на кого указываю чисто вымытым пальцем.