Часть вторая

Азазель уже за компьютером на кухне, работает с клавиатурой и одновременно жрет, запивает крепким кофе и с азартом управляет голосом и жестами картинками, графиками и спутниковыми снимками на двух широких экранах.

– Нагулялся? – сказал он, не поворачивая головы, и Михаил понял, что если уже он наловчился видеть ранее невидимое по движению воздуха, температуре тела, запаху и прочим неразличимым простым смертным сигналам, то Азазель вообще в этом мастер. – И морда сытая, довольная… Есть будешь?

– Ты же сказал, морда сытая?

– Это в другом смысле, – пояснил Азазель. – Сири, обслужи гостя!.. Да не так, как сразу вообразила, я же знаю, какие сайты тайком посещаешь, а накорми, напои, а спать он сам попросится.

Он наконец повернулся на вертящемся кресле к Михаилу.

– В стриптиз-клуб ходил?

Михаил сел, обеими руками придвинул тарелку с горячей едой, что услужливо достала из духовки Сири сразу четырьмя манипуляторами, Азазель посмотрел на нее строго, и она тут же вытащила из безразмерной духовки другое блюдо, словно это не печка, а принтер, быстро готовящий, или, как говорят, печатающий любую еду.

Михаил даже на минуту заколебался, рассказывать Азазелю или не стоит, но тот все равно узнает, а это нехорошо, потому, пока Азазель жадно и с огромным удовольствием продолжал насыщаться уже за компанию, как он объяснил, коротко пересказал, что вот к нему подошел капитан Бойченко, предложил нечто, сославшись на Азазеля, и что за этим было дальше.

Азазель ел молча, только за ушами трещало, а когда Михаил закончил, он уже отодвинул пустую тарелку, где остались только обглоданные бараньи ребрышки, и взял с поддона кофейного автомата большую чашку с горячим парующим кофе.

– Чувствую, – сказал он, – ты теперь, как всякая пуганая ворона, дуешь и на воду… Подвинь мне вон то сдобное печенье… Нет, которое с вафлями. Спасибо! Уверяю тебя, я ни при чем.

Михаил пробормотал:

– Допускаю и такое… Хотя, зная тебя…

Азазель помотал головой.

– Уверяю тебя, никакая не подстава, не проверка. Вообще ничего конспирологического!.. Капитан Бойченко существует, я ему пару раз оказывал некоторые услуги. Может, больше, чем пару раз, это не суть важно. Спасибо, что помог, хоть и аристократ.

– Не за что, – буркнул Михаил. – Я сделал то, что сделать было нужно. Тем более ничего особенного. Но если демонов здесь, на земле, становится больше, неужели подобное не замечается?

Азазель вздохнул.

– Если бы. Как я уже сказал или не сказал?.. мы, руководствуясь чувством не только милосердия, но и высшей справедливости, которую, естественно, знаем только мы, приняли решение не допускать сюда, в мир людей, всяких неадекватов.

– Мы, – уточнил Михаил, – это те двести сумасшедших, что вслед за тобой спустились с небес к людям?

– Не вслед, – ответил Азазель, – а вместе.

– А есть разница?

– Большая, – отрубил Азазель недовольно. – Они не последователи, а соратники. Сейчас мало что от них осталось, как я тебе уже говорил, но закон мы приняли жесткий. Мы милосердны к людям и всем тварям, но только если и те милосердны и законопослушны. Человеку или кому-то подчиняться необязательно, а закону нужно!

Михаил сказал хмуро:

– А законы пишете вы, как удобно.

Азазель проигнорировал, сказал строго:

– Из ада допускаются беглецы, которые жизнь среди людей сочтут за великое счастье и ни в коем случае ни в чем не проявят своей природы демонов. Несогласники должны уничтожаться как можно скорее и… без следов. Об этом было объявлено всем-всем. В аду это знают.

– Вот-вот, – сказал Михаил, – а как сами люди?

Азазель насторожился.

– Ты о чем?

– Что-то да становится известным, – пояснил Михаил. – Неужели все так умело скрыто? Как реагируют люди?

– По-разному, – буркнул Азазель. – С демонами, что в виде духов, успешно справляются экзорцисты, хотя их тоже считают жуликами и шарлатанами. С демонами во плоти чуть сложнее, приходится нам… Да, отвечаю, некоторые из людей сталкиваются с необъяснимым. Одни объясняют это глюками с перепоя, другие розыгрышами, но есть силовые структуры, что в глубокой тайне сотрудничают с нами. Как вот капитан Бойченко.

– А народу знать не положено?

– Народ, – возразил Азазель, – сам предпочитает жить с головой под одеялом. И пусть живет. Испуганный народ, как олень, мчится куда попало и все ломает на пути. А ты чего интересуешься?

– Да так, – ответил Михаил уклончиво, – стараюсь понять этот мир… и его взаимодействие с миром скрытым, что хоть и скрыт, но очень даже реален. А ты где был?

– В мире скрытом, – ответил Азазель, зевнул и устало потянулся, – но реальном, хоть и воображаемом, я же поэт и романтик в глубине своей скверной чистой души, полной порока и святости.

– Что-что, – переспросил Михаил, – не понял!

Азазель снова сладко зевнул, сделал знак Сири, чтобы сделала еще кофе, да покрепче, покрепче.

– Почему не понял? Есть хочешь?.. Сладкое прочищает память.

– Мы только что поели, – напомнил Михаил сварливо. – У тебя в самом деле проблемы с памятью?.. Или вот так избирательно? Как будто я ни о чем другом, кроме еды, и думать не могу?

– А-а, – повторил Азазель понимающе, – поел, теперь мысли о теплой мягкой женщине? В которую, как сказал Маяковский, ночью хочется звон свой спрятать в мягкое, в женское?..

Михаил кивнул на большой экран, где в правом углу фото мальчика, а всю остальную площадь занимают подробные сведения о нем и фотографии помельче.

– Усыновить хочешь? И кем он у тебя вырастет?

Азазель отмахнулся.

– Ни у тебя, ни у меня ничего хорошего не вырастет для общества и подъема сельского хозяйства.

– Ух ты, признался…

– К тому же, – уточнил Азазель, – у этого ребенка есть родители. Прекрасные и добрые. Правда, сынишка у них родился дебилом… нет, идиотом. Какой-то генетический сбой. Разницу между дебилом, имбецилом и кретином знаешь? В общем, идиотия – это самая крайняя степень дурости. Даже ниже животного. Ел только с ложечки, срал прямо в штаны… Я бы такого за ногу и головой о стенку!

Михаил поморщился.

– А как к его идиотии… родители?

– Нянчились с ним до пяти лет, – ответил Азазель брезгливо. – А потом у него, как говорят врачи, в голове что-то восстановилось, срослись какие-то порванные или недостающие связи. В общем, стал не только нормальным, но подрос и пошел в первый класс, где теперь самый старательный и успевающий в школе. Учителя не нахвалятся.

Михаил пожал плечами.

– Ты сам говорил, люди живучи.

– Да, – согласился Азазель, – такое бывает. Но когда две странности в одной семье, это настораживает.

Михаил зевнул, сказал со вздохом:

– Я уже насторожился. Как бы почти.

– Полгода назад у его матери обнаружился рак желудка, – сказал Азазель.

– Среди людей это обычность, – заметил Михаил. – Печально, однако…

– В четвертой степени, – продолжил Азазель. – Метастазы проросли везде, даже в обоих полушариях мозга. Ни операция, ни химиотерапия уже не помогли бы…

– Ну-ну?

Азазель посмотрел строго и произнес раздельно и четко:

– Как сказали потом врачи, она усилием воли сумела мобилизовать защитные силы организма! Иммунная система, что до того не распознавала раковые клетки и принимала за свои, здоровые, вдруг на последнем издыхании рассмотрела наконец-то гадов, набросилась люто и за пару недель растерзала всех до единой! Бедная женщина едва не умерла от перегрузки печени и почек, которым приходилось перерабатывать и удалять все эти отходы.

Михаил смотрел с интересом.

– И этот случай не уникален. Я читал о подобном в твоем же Интернете.

Азазель взглянул на него исподлобья.

– Для глуховатых могу повторить. Оба случая не уникальны. Хотя и приходятся на три с половиной миллиона человек и на восемь миллионов каждый. Но, по моим базам данных, это первый случай, когда сходятся в одной семье.

– Когда-то да должно было такое случиться.

Азазель кивнул.

– Да, ты прав. И обезьяны могут напечатать «Войну и мир». Верю. Но если мне скажут, что вон там это случилось, я как-то не побегу смотреть на это вполне вроде бы вероятное чудо.

– Ты это к чему?

– Я все-таки, – сказал Азазель суховато, – проверю. Я как бы атеист, в чудеса не верю.

Михаил кивнул, дотащился до дивана, чувствуя себя безмерно уставшим. Жизнь среди людей выматывает бешеным ритмом, постоянно что-то происходит важное или опасное, сердце то почти засыпает, то колотится так, что вот-вот разнесет всю грудную клетку, а та мощь, которую удается взять от антисфирот, испаряется как бы сама по себе, даже когда он вот так лежит на диване.

Он, правда, не лег, у людей это считается чем-то неподобающим, только самый что ни есть плебс от кормушки сразу на диван, а сильные люди, что двигают мир, постоянно в работе, но сейчас пугает само это слово…

От большого настенного экрана донесся бодрый голос Азазеля:

– Судя по всем данным, в их семье все благополучно. Даже очень. Вот фотографии, а вот и сам парнишка.

Михаил повернул голову, Азазель двигает жестами по экрану фотографии мужчины и женщины, еще достаточно молодых, у обоих хорошие открытые лица, доброжелательный вид, таких каждый хотел бы в соседях, а еще несколько фотографий ребенка, начиная с младенца в пеленках.

С первого взгляда видно, что с ним не в порядке: застывшее лицо, все без улыбки, а все родители стараются ухватить для съемки момент, когда младенец улыбается.

Еще несколько таких же фото, а потом пошли чаще, где-то лет с пяти, живое улыбающееся личико, любопытные глазки, ходит и бегает по комнате, держа в руках игрушки.

Не поворачиваясь, Азазель сказал неторопливо:

– Но все-таки, все-таки… Надо взглянуть.

– Я с тобой, – вяло сказал Михаил.

Азазель посмотрел в его сторону с пренебрежением.

– А ты на что-то годен?

– Пара глотков из антисфироты, – заверил Михаил, – и снова на белом коне. Но могу и на черном, у меня он все равно белый.

Азазель покачал головой.

– Есть еще душевная усталость, она опаснее. Никакими быстрыми углеводами не убрать. В тебе душа Макрона, не забыл?

– Тогда… как?

– Либо отлежаться, – отрубил Азазель сурово, – либо дать себе пинка и встать!

– Я уже дал, – сообщил Михаил и поднялся. – Место наметил?

– Да. Готов?

– Указывай, – ответил Михаил.

Азазель ухватил его за плечи, Михаил как-то совсем бездумно сделал усилие для прыжка, Азазель же рядом, подошвы сразу оторвались от пола и моментально уперлись снова, только вместо стен квартиры простор, холодный ветер и дальние крыши домов.

– Прекрасно, – сказал Азазель, Михаил ощутил по тону, что тот в самом деле доволен. – Я задал точку финиша, а ты обеспечил перенос! Я даже пальцем не пошевелил. Растешь, Мишка. И не все истратил, верно?

Михаил прислушался к себе, кивнул.

– Да, что-то осталось… Где мы?

– На крыше, – сообщил Азазель насмешливо. – Я в этом городе не был, укромных мест не знаю, приходится в рилтайме по гугельным мапам… Пойдем вниз, к народу.