Эпилог

– Перед Каменным Ливнем Кэл отправил Еве Айви не один этот снимок, – говорил Ека Арджун, – а целых семнадцать.

Он кивнул на фото, многократно переходившее из рук в руки и от этого немного потрепанное. Оно стояло у внутренней переборки ковчега «Дарвин» на краю стола, за которым они с Тэ обедали.

Точнее, он, Тэ и Глуб. Глуб – это пингер, который подружился с Тэ после шутки по поводу гидрокостюма. Он сидел через два стула. Участвовал ли он в беседе, неясно.

– Интересно, он понимает, что я говорю? – поинтересовался Арджун.

– Он привыкает. Наши голоса для него все равно что гудение трубы.

– А его что, правда так зовут?

– Это самое похожее, что мне удалось произнести. Во всяком случае, он откликается.

Глуб вгрызался в сырое рыбное филе, поданное с гарниром из водорослей. Поняв, что говорят о нем, он подобрался, как самый обычный человек. Не имея возможности сказать, он поднял кружку с сидром и повернулся к остальным. Выпили.

– Я думаю, он у них вроде ученого или технаря, – сказал Тэ. – Посмотри на его обвес.

– Да. – Арджун с любопытством разглядывал пингера. – Оптика. Электроника. Их технологический уровень гораздо выше, чем у диггеров.

– У них было больше пространства. Кроме того, они вылавливали все, что падало на дно, – подчеркнул Тэ. – Ладно, ты говорил про фотографии. Семнадцать штук?

– Да. Большая часть из них – так называемые «селфи». Технически это было грубейшим нарушением военной секретности, вплоть до трибунала. Очень странно, учитывая, что во всех остальных случаях Кэл относился к своему долгу очень ответственно.

– Это точно, – сказал Тэ, прокручивая в голове эпизоды из Эпоса. – Ева Айви места себе не находила, когда Ева Джулия приказала Кэлу сбросить ядерную бомбу на венесуэльцев.

– Вот, отличный пример. И такая вольность, если можно так выразиться, привлекла внимание ученых. Все семнадцать снимков с телефона Айви скачали, и вокруг них сформировалась целое поднаправление исторической науки.

– Ну да, из тех, что интересны только айвинцам.

– И только тем, кто живет отшельником в какой-нибудь библиотеке Стромнесса. Именно.

Ковчег «Дарвин» дрейфовал у бухты, все еще притопленный. Идеальное место для дипломатической конференции между пингерами и делегацией высокопоставленных чиновников синих, которых спустили на капсуле прямо из Гринвича через несколько часов после битвы на пляже.

Эйнштейн, Сонар-Таможня и другие синие покинули бухту и погрузились на ковчег. Белед уходил последним. Перед тем как сесть в лодку, он освободил захваченного неондертала и оставил ему достаточно припасов, чтобы тот мог продержаться до прихода соотечественников. Уже через несколько часов соотечественники привели целую армию. Однако по соглашению, которое сами же заключили с диггерами, они могли претендовать только на сушу. А ковчег «Дарвин» находился в море. Так что красные развернули на берегу укрепленный лагерь и бессильно смотрели на дрейфующих в соленой воде синих.

На полузатопленной нижней палубе было прохладно, поэтому дипломатам синих пришлось одеться потеплее. Тэ, Глуб и Арджун сидели в сухом месте уровнем выше и ближе к носу. Это был полуоткрытый мезонин, преобразованный в столовую. Чтобы разместить пополнение синих и пингеров, если те захотят подняться по трапу, расставили складные столы и стулья. Ели горячий суп и бокалами глушили терпкий, но вполне пристойный сидр с северных склонов Антимера.

– Итак, – сказал Арджун, довольный возможностью похвастаться знаниями, как свойственно только айвинцу, – тебя наверняка гложет вопрос, как же им…

– Как же им удалось выжить? На одной только подлодке.

Арджун кивнул.

– Оказывается, те ученые, про которых я упоминал, – последний, кстати, умер лет двести назад, – сумели найти ответ.

– Но погоди, – возразил Тэ, – если снимки были сделаны до Каменного Ливня, как они могут рассказать, что произошло дальше?

– Видишь ли, Кэл постарался оставить зацепки на фоне снимков. Увидеть их должна была только Айви. И все они указывают на то, что шансов на выживание у него было гораздо больше, чем можно представить.

– Не томи, – Тэ с бокалом сидра в руках откинулся на спинку стула.

– Мы знаем все о программе Облачного Ковчега, потому что сами вышли из него. Это наша история. В архивах есть все записи. А Кэл своими фотографиями показывал, что была еще одна программа, возможно, не менее масштабная, но мы о ней ничего не знаем.

– Программа по спасению людей под водой?

– Именно. Если присмотреться, то на стенах можно разглядеть подробные батиметрические карты ряда глубочайших океанских впадин, а на полках – папки, названия на корешках которых указывают на проведение подобных приготовлений. Есть и другие доказательства – все в открытом доступе. Могу прислать.

– Давай, – сказал Тэ из вежливости, хотя читать эти научные талмуды, естественно, не собирался. – В общем, народ Глуба выжил вовсе не благодаря невероятному везению Кэла.

– У них есть свой Эпос, который, в принципе, можно сопоставить с нашим.

Эйнштейн и Сонар набрали подносы еды и подошли к их столу, углядев за ним два свободных места. Арджун, воспользовавшись их появлением, удалился. Глуб вежливо качнул головой в знак прощания. Через несколько мгновений Тэ и его приятель-пингер остались в компании молодых айвинца и энци. Минуту-две вновь прибывшие только сосредоточенно жевали, и разговор сводился к тому, что Сонар спрашивала названия и происхождение блюд, которые были для нее в новинку. Тэ отвечал, так что у Эйнштейна была возможность напихать в себя побольше. Даже Сонар-Таможня отвлеклась на это зрелище и, смеясь про себя, смотрела, как мальчик ест. Когда поднос опустел до критической отметки, она подложила Эйнштейну со своего.

– Как-нибудь расскажешь мне, каково это, – сказал Тэ.

– Каково… – начал Эйнштейн, но чуть не подавился.

– Каково что? – спросила за него Сонар.

– Каково это – найти свою идеальную вторую половину. Как вам двоим удалось.

– А тебе разве это незнакомо? – спросил Эйнштейн. Не из-за отсутствия такта; ему просто не приходило в голову, что он испытал нечто, недоступное Тюратаму Лейку.

– Нет, со мной такого никогда не было.

Эйнштейн приближался к точке насыщения. Он откинулся на спинку стула и созерцал остатки трапезы, высматривая недоеденные кусочки.

– У меня к тебе вопрос, – сказал он.

– Да неужели? – усмехнулся Тэ.

– Что это за Цель, о которой все без конца говорят?

– Если бы я знал.

– Не прикидывайся, ты знаешь, о чем я. Роскос Юров говорил о ней. Кантабриджия-пять говорила. И не просто цель, а Цель с большой буквы.

– Ответ тот же. Мне никто никогда не говорил. Могу только догадываться, исходя из поступков людей, которые как будто знают, в чем она заключается.

– Вроде хозяев твоего бара?

– К примеру.

– И какие твои догадки?

Тэ почувствовал на себе еще чей-то взгляд и оглянулся на Глуба. Тот отчаянно работал челюстями, пытаясь разжевать шматок водорослей, но при этом внимательно следил за беседой.

Тэ пожал плечами:

– Люди всегда…

Он хотел сказать «воображали», но не хотел производить плохое впечатление на Глуба.

– …предпочитали верить, что во Вселенной есть цель. Строились теории, но после Ноля все это казалось довольно бесполезной затеей. Так – сказки на ночь. Несколько тысяч лет никто не задумывался о высоком. Все просто пытались выжить. Как муравьи, чей муравейник разорили. В тех редких случаях, когда мы поднимались над сиюминутным, все равно все сводилось к мелочам, взять хоть противостояние красных и синих. Удивительно, но почти никто не задавался вопросом о природе Агента. Откуда он? Естественная ли это сила? Искусственная? А то, может, и божественная?

Эйнштейн, энци и Глуб смотрели на него во все глаза, мол «продолжай, продолжай».

Но добавить ему было нечего.

– Некоторые – неважно, красные, синие или непонятные люди вроде хозяев моего бара, может, даже кто-то из них, – он указал на Глуба, – считают, что им что-то известно.

– А на самом деле? – спросила Сонар-Таможня.

– Понятия не имею, – сказал Тэ. – Но дураков среди них я не видел. Даже если они…

Он помолчал, подбирая слова.

– Даже если они, – повторил Эйнштейн, – что?

– Цель – это нечто более важное, чем та херня, на которую мы потратили последнюю неделю жизни.

– Красные против синих – херня?

– Да. И даже пускай никто – пока что – со мной ею не делится, мне нравится ощущать, что она есть. Люди, которые утверждают, что ими движет Цель, ведут себя иначе – и в целом лучше – чем те, кто служит другим хозяевам.

– Это что-то вроде веры в Бога?

– В каком-то смысле – да. Только без теологии, Священного Писания, ослиной упертости и догматизма.

Эйнштейн с энци задумчиво покивали, но, как показалось Тэ, все-таки немного расстроились.

– Прошу прощения, что не дал ответа на твой вопрос, – сказал Тэ. – У меня его нет.

– И что же вы собираетесь делать дальше? Когда Семерка распадется? – спросила Сонар.

– Вернусь к себе в бар.

– На Колыбель?

– На Колыбель. Да, когда-то она была вершиной технологической мысли. Теперь ей уготована участь забытого предшественника куда более совершенного Гномона.

– Я бы хотела на нее взглянуть, – сказала Сонар.

– Мы сдаем комнаты – апартаменты во внутреннем дворе, – где можно остановиться.

– Наверное, дорого.

– Бесплатно, – ответил Тэ.

– И как попасть в эти бесплатные комнаты? – спросил Эйнштейн.

– Понятия не имею. Хозяева сами раздают их людям, которые служат Цели.

– Супер-пупер важным, наверное.

Тэ пожал плечами:

– Ну, за спрос вас не убьют. И насчет Семерки ты права. Ее больше нет. Наш айвинец умер, и теперь Эйнштейн занял его место.

Эйнштейн нервно закашлялся.

– Я?! Куда мне заменить Дока?

– А его не нужно заменять. Ну, не в буквальном смысле. Просто посмотри, чего ты добился. Ты устроил первый контакт с ними, – он указал на Глуба. – И вступил в первый контакт иного уровня с диггерами.

Эйнштейн и Сонар-Таможня залились пунцовой краской.

– Твоя энци, можно сказать, заменила собой Меми. Так что это уже совсем не та Семерка. А если нам удастся отцепить Кэт-три от Беледа и где-нибудь откопать джулианина и камилита, которые не хотят друг друга убить, то получится не Семерка, а Девятка. Первая в истории.

Тэ чувствовал, что в нем говорит сидр. Однако Сонар восприняла его слова на полном серьезе.

– Но в ней будет представитель только одной из аидянских подрас, – заметила она.

– Барда хватит вполне.

– Нет, если включать, то всех, – сказал Эйнштейн.

– Тогда нас будет тринадцать. Несчастливое число. И, надо признать довольно большая толпа. Да и слово для названия не подберем.

Но молодые люди, сидевшие напротив Тэ, смотрели с такой искренней охотой, что ему пришлось отвести глаза.

– Но, может быть, мне удастся уговорить Хозяев еще на несколько бесплатных комнат, если мы соберем такую представительную делегацию.

– Вы правда их попросите? – воскликнула Сонар.

– Ага, разбежались. Есть такая старая поговорка: легче просить прощения, чем разрешения. Буду рад видеть всех в «Вороньем гнезде». – Тэ посмотрел на Глуба. – Только холодными ваннами увлекаться не советую. Водопровод там видал и лучшие времена, а, кроме меня, никто не знает, как его починить.