Книга: Пять жизней читера
Назад: Глава 20 Жизнь пятая. Кое-что проясняется
Дальше: Глава 22 Жизнь пятая. Лесные страсти

Глава 21
Жизнь пятая. Аморальный основатель

Похоже, деревня и правда переживала далеко не пик своего расцвета. Рокки, проковыляв по ней не одну сотню метров, осмотрел четыре дома и принципиальной разницы между ними не заметил. Все чуть ли не под копирку сделаны, убранство везде одинаково неновое и, как правило, печально-убогое, редких разносолов нигде не обнаружил — еда столь же незамысловатая, как и везде, к тому же в одной избе холодильник оказался чуть приоткрытым, благоухало там так, что чуть глаза не выело, а в другой окно было выдавлено вместе с рамой, внутри царил погром, там и сям валялись обглоданные или даже разгрызенные кости, похожие на человеческие.
Колено не давало покоя, из-за него вскоре пришлось сворачивать поиски, приберегая силы для переезда. Имуществом разжиться не успели, но старого хватало, одна Няша чего стоила, за истекшее время она не научилась нормально передвигаться самостоятельно и меньше весить тоже не стала.
Да и куда ей худеть, и так чуть ли не экспонат анатомического музея. До сих пор стыдно, что так обмишурился при первом знакомстве, не иначе как удар по голове сказывался, на одни издержки хитроумной одежды и грязевой покров списать столь фееричную ошибку невозможно.
Единственный плюс нового места — видавший виды примус, обнаруженный в кладовке. Рокки весьма смутно представлял, каким образом работает это устройство, к тому же сильно подозревал, что для него требуется керосин. Но после почти получасовой возни сумел выдать результат при помощи обычного бензина, слитого из бака стоявшей возле дома старенькой машины.
После этого жизнь стала резко налаживаться. Тут тебе и чай, и кофе, и постный супчик, заправленный рыбными консервами. Горячая пища — то, что надо соскучившимся по комфорту путешественникам, и заодно замедление падения уровня шкалы удовольствия, а затем и ее неспешный рост. Оказывается, это крайне полезный показатель: если удерживать его близко к максимуму, можно на постоянной основе получать случайные прибавки к целому набору характеристик (тоже выбираемым случайно), и чем дольше длится такое состояние, тем больше прибавляется бонусов.
Задумываясь над такими вопросами, Рокки иногда и правда начинал ощущать себя киборгом или персонажем виртуальной реальности, а окружающий мир рассматривал на предмет ошибок художника, который его рисовал. Если верить Няше (а спутница, похоже, врать не приучена), показатели, завязанные на иммунных, играют в их жизни (или, скорее, выживании) доминирующую роль. При внешней хрупкости можно демонстрировать незаурядную силу, грузный человек способен совершать молниеносные движения и перепрыгивать через серьезные препятствия, и это только самое очевидное, сразу бросающееся в глаза.
В систему характеристик и показателей придется вникать и вникать, иначе так и останешься никчемным придурком.
Похлебать горячего — это замечательно, но ничем другим новое место не порадовало. К тому же девушка заставила Рокки провести тот же комплекс мероприятий, что и в первом месте. То есть ему, тяжело хромая, пришлось обойти каждый закуток, убедиться, что нигде не затаился особо хитрый или просто ослабевший до последней стадии мертвяк, после чего максимально обезопасить дом при помощи подручных средств.
Не сказать, что такое уж тяжелое занятие, но после всего, что сегодня пришлось пережить, вымотало основательно. Борясь с желанием бухнуться на диван и захрапеть, Рокки еще раз занялся своими ранами — острые края защитных пластин твари разодрали щеку, лоб и запястье. Ничего страшного, но и приятного мало. Няша уверяла, что эта ерунда уже завтра зарубцуется, а через неделю и следа не останется, но верилось слабо.
Заливая оголенное мясо йодом, не выдержал, через зубовный скрежет выдал короткое, емкое и крайне неприличное слово.
Из соседней комнаты тут же отозвалась спутница:
— С кем это ты там ругаешься?
— С кем, с кем… с болевыми рецепторами.
— Раз уж не можешь общаться, как приличный человек, не мог бы ты, пожалуйста, общаться с ними потише? Дождь почти прекратился, а слух у мертвяков хуже не стал.
— Ну извини, вырвалось, я ведь не ты.
— В каком смысле — не я?
— Если бы мне кость разнесло в труху, я бы, наверное, с утра до ночи на луну завывал. Кстати, она здесь есть или на ней сэкономили?
— А ты разве не знаешь?!
— Да куда мне, придурку, знать такое, всего-то два раза ночь видел. В первую небо дымом затянуло, да и руки не дошли астрономией заниматься, а вторую с тобой в доме просидел. Романтика, к сожалению, не отвлекала, зато тучи были такие, что не поймешь — в какой стороне эту луну искать.
— Романтик, тебе еще раз намекнуть насчет ног, которые могут оказаться сломанными в нескольких местах из-за проблем с недержанием языка?
— Няш, уж прости за прямоту, но ты сейчас не в том состоянии, чтобы угрожать моим ногам.
— Рокки, не нужно извиняться за тупость, она простительна. Ты такой смешной, ты вообще не понимаешь, с чем имеешь дело, и при этом считаешь себя самым умным. Это почти у всех бывает, «тупость новичка». Система угнетает интеллект приблизительно до десятого уровня, подкачаешься, начнешь соображать получше. Для меня это давно в прошлом, и видел бы ты, из каких ситуаций я выкручивалась. Та, что сейчас, — вообще ерунда. Самое худшее, что со мной случалось до этого, — правую руку по локоть потеряла, а с лица часть мяса сорвало вместе с глазом и ухом. Ребра еще сломала, внутреннее кровотечение, ну и по мелочам всякое. Представляешь, каково мне было? Крови потеряла море, до сих пор не верится, что сумела выжить. Сама бы, конечно, не выкарабкалась, помогли мне.
— Сказками кормишь?
— Хочешь — верь, хочешь — нет, но все так и было.
— И как такое получилось?
— Сунула руку в пасть руберу.
— Кому? Мертвяку? На хрена?!
— Очень крутой мертвяк — последняя ступенька перед элитой. В разных местах по-разному считают, но я привыкла к тому, что они начинаются от сорок шестого уровня и заканчиваются шестьдесят первым. Если повезет наткнуться на совсем уж начинающего и невезучего, он будет весить килограмм под семьсот, а самые серьезные дотягивают до тонны. Броня внахлест прикрывает, как доспех, все уязвимые места защищены, кроме нескольких точек, даже попадания в стык серьезной пулей не всегда помогает. Хотя, конечно, от стыка зависит: есть точки, где и обычный пистолет может прилично навредить.
— Зато добра в нем, я так понимаю, побольше, чем в том товарище, который в навозе разлегся.
— Не элита, конечно, но да, ценная добыча. Чего ты там засел, иди сюда, так можно потише говорить.
— Да я свои, как ты это назвала, царапины заделываю.
— Здесь и заделаешь, не нужно орать на весь дом. Я спать не могу, нога аж дергается, вот же скотина. Хоть поболтаем, поучу тебя полезному, отвлекусь.
— Да я уже почти закончил и спать собирался.
— Ну все равно подходи, много спать вредно, тут часто во сне убивают. И лучше чаю сперва сделай, взбодрит. Кроме печенья есть что-нибудь к нему?
— Карамелек немного. Но они, по-моему, застали Большой Взрыв.
— Сойдут и такие, тащи все, что есть. Когда восстанавливаюсь, меня всегда на сладкое тянет, а иногда еще и на жирное.
— И куда только девается…
— Так не в коня корм, я вообще не толстею, сколько ни корми, моя крестная шутила, что нужно сменить мне прозвище на Швабру или что-то в этом духе.
Примус заработал без затяжного шаманства — вот что значит опыт. Напрягал устойчивый запашок бензина, но Рокки надеялся, что это в порядке вещей, да и если пыхнет, он тут наготове, сразу накроет побитым молью пальто, а сверху плеснет воды из ведра.
Справится.
Пытаясь составить в уме список вопросов, ответы на которые нужно попытаться получить у Няши, Рокки начал путаться в мыслях, а потом поплыл до такого состояния, что с трудом вспомнил, куда сам же засунул заварку. В сон начало клонить неудержимо, хоть бери да веки придерживай.
Заварки сыпанул столько, что для кипятка почти места не осталось. Сделал это сознательно, надеясь, что крепкий до черноты и нестерпимой горечи чай хоть ненадолго разгонит сонливость. Няше, естественно, разбавил как следует, после чего отнес кружки и скудную закуску в комнату девушки.
Та, снизойдя до скупых слов благодарности, следом спросила:
— За споровой шкалой следишь?
— Глаз с нее не спускаю.
— И как ноги?
— Да хоть выкидывай.
— Сильно болит?
— Боль — ерунда. С коленями хреновое дело, они не слушаются, сами под себя подгибаются временами.
— Не переживай, это ненадолго. Жаль, что нет мяса или тушенки, очень хорошо помогает при заживлении. Ну это если, конечно, живчик есть.
— Слушай, тут дом без ставен, это ничего?
— Кому надо, нас найдут что со ставнями, что без, — нахмурилась Няша.
— Ты о чем?
— Система не любит, когда кто-то долго на одном месте сидит, за такое часто наказывает. Да и опасно здесь, деревня много кого может привлечь.
— Уж не ведешь ли ты к тому, что и отсюда сваливать надо?
— Надо, конечно, но мы сейчас не в том состоянии. А вот завтра — возможно.
— Мы и завтра не станем бодрыми и здоровыми.
— Нам это и не нужно, главное — быть живыми. Захватим одеяла и теплую одежду, переберемся в лес. Он отсюда недалеко.
— В лесу все водой пропиталось.
— Да, ты прав, но это даже хорошо, ведь мокрая земля хуже запах держит. Рокки, пойми, нам и правда опасно здесь оставаться. Кусача больше нет, зато осталась его туша, завтра она начнет пованивать, и пованивать хорошо, а этот запах мертвяки издалека чуют.
— Тут и без кусача тухлятиной несет.
— Это другое дело. Те зараженные, которые боялись сюда приходить, по такому запаху поймут, что деревня теперь свободна. Они могут прийти. Хорошо, если один-два заявятся, а вдруг стая?
— Стаями они и по деревням бродят?
— Еще и какими. Бывает, из центральных областей материка такие полчища приходят, где тысячи тварей, и многие из них не уступают, а то и покруче кусача. Это называется орда, очень неприятное явление. Все на своем пути сметают, даже самый сильный стаб не всегда можно отстоять.
— Как вы тут живете при таких делах?
— Как-как… плохо живем. Так что завтра уходим, даже не спорь.
— Да я и не спорил.
— А как же это тогда называется, по-твоему?
— Просто интересовался.
— Интересовался он, ну конечно… Радуйся, если заявятся только мертвяки. У нас и без них проблем выше крыши. Эй, что это с тобой такое?
— В смысле? — встрепенулся Рокки.
— Ты только что чуть со стула не свалился.
— Да приморился конкретно, глаза сами по себе закрываются.
— Это хороший признак.
— И что в нем хорошего?
— Выздоровление идет, покой в этом помогает. Сходи полежи. Поспи. Оставь чай, он тебе только во вред сейчас. Ох и черный, ты что, смолу туда добавил?
— Почти.
— Иди-иди, пока и правда не свалился.
— Может, тебе помочь надо?
— Ничего не надо, сказано же тебе — иди спать. Ну вот почему ты из-за любой мелочи разводишь болтовню?! Брысь отсюда, надоел.
Проснувшись, Рокки убедился, что ухитрился проваляться почти до вечерних сумерек — вот-вот, и сгустятся. Причем сонливость никуда не делась, просто чуть отступила. Очень хотелось завалиться на другой бок и попытаться досмотреть сон, где было красиво, тепло, сухо и никто не рвался тебя пристрелить или съесть с радостным урчанием, но он переборол себя.
Очень уж интересно, чем там занята Няша. Со стороны ее комнаты доносятся тихие звуки, которым нет объяснения.
Поднявшись, Рокки чуть не охнул от удивления. Колени все еще ощущались чужеродными предметами, каким-то образом встроенными в организм, но боль, терзающая при малейшей нагрузке, сошла на нет, оставив после себя бледные отголоски, на которые стыдно обращать внимание.
Да и ходить получилось почти без хромоты — вот уж чудеса.
То, что устроила Няша, тоже походило на чудо. Без посторонней помощи, передвигаясь при помощи пары черенков от лопат, она натаскала в свою комнату груду барахла. В основном одеяла и одежду, также хватало постельных принадлежностей. Рассевшись посреди всего этого добра на охапке тряпья, она привычно резала ткань на полоски, аккуратно складывая их на табурет, где дожидались своего часа швейные принадлежности.
— Ты что это тут устроила? — удивился Рокки. — С ума сошла столько таскать? Тебе отлеживаться надо, сама говорила.
— Ничего, ты у нас за двоих уже отлежался, — беззаботно ответила Няша и снизошла до пояснений: — Надо сделать пару спальников, готовых в доме нет.
— Ты все еще хочешь отсюда свалить?
— Ну да, хочу, так надо. Переночуем тут и завтра в лес рванем. Продуктов дня на три точно хватит, воду тоже захватим. А там на ноги встанем, станет проще.
— Я, может, и встану, а вот ты — вряд ли.
— Тебе легче стало? — покосившись, уточнила Няша.
— Вроде да.
— У таких, как ты, обычно дня за два-три бесследно проходит.
— Слушай, а кого ты имела в виду?
— Ты о чем?
— Когда я начал отваливаться, ты сказала, что, если придут только мертвяки, надо радоваться. Мы еще кого-то ждем?
Няша, сосредоточенно вдевая нитку в здоровенную иголку, которой собралась сшивать шерстяное одеяло, поморщилась и еле заметно кивнула:
— Мертвяки — общая проблема всех иммунных. Что ты ни делай, они никогда тебе друзьями не станут. Но у меня есть еще и персональная головная боль. Ну и у тебя она тоже есть, пока ты со мной.
— Что за проблема?
— Ромео.
— Тот тип, о котором те уроды говорили?
— Ага.
— Я так понял, что он назначил тебя своей Джульеттой.
— Ты не так все понял, у этого подонка хватает Джульетт. Те, кто не совсем уродины, не сильно толстые и не совсем уж конченые шлюхи, — все его Джульетты. И так по всему Континенту.
— Он тут что, рекордный бык-производитель?
— Он извращенец и та еще сволочь. Редкостная.
Голос у Няши нехорошо менялся. Тут даже издали, не слыша слов, по одним лишь интонациям можно понять, что человек, которого она сейчас обсуждает, ей глубоко неприятен.
Мягко говоря.
— А подробности можно узнать, раз уж я в этом замешан?
— Он — один из основателей. То есть один из тех, кто попали сюда первыми. Очень сильный и опасный, такие, как я, против него вообще ни о чем. Он красный всегда, но с ним никто не хочет связываться, потому что себе дороже. Злопамятный, никому ничего не прощает, очень упорный, принципов вообще нет, чтобы добиться своего, готов на что угодно пойти. Бродит где хочет, делает что хочет. Если видит женщину, которая его устраивает, берет ее. Согласия не спрашивает, он ведь моральный мутант, ему это не нужно.
— Про мутанта — сильно сказано.
— Ну да, он тот еще мутант. Читер вроде тебя. Тоже сломал Систему.
— А при чем здесь согласие и мутация? Ничего не понял.
— Система по-разному ломается и по-разному компенсирует стартовые минусы. Ты вот стрелять научился так, что до сих пор в такое не верится, а у него каким-то образом другое улучшилось, то, что ему важнее всего было. Вот знаешь, что с тобой станет, если шкала удовольствия скатится в ноль?
— Что?
— Это самая странная и сложная шкала, ее тяжело поддерживать на одном уровне и тем более повышать. Падает вообще быстро, и не всегда это можно предсказать. Пить захотел и не сразу напился — она снизилась. Голод, усталость, холод — тоже ничего хорошего от нее не жди. На мертвых землях ее вообще как пылесосом высасывает. О них ты, правда, не знаешь, да ну и не важно. Восстанавливается она при почти идеальных условиях, когда все остальные шкалы достигли максимума или ненамного до него не дотянули. Чтобы до упора ее заполнить, нужно что-то особое делать, а не просто так на диване валяться. Ну там деликатесы поесть, хорошую музыку послушать, в общем, приятных впечатлений набраться. Некоторые духовные практики тоже в этом помогают, но это очень сложно и не всегда работает. Убийство новичка может снять со шкалы удовольствия до двадцати процентов за один раз, но у красных отбирает поменьше. На убитых опытных иммунных уровнем от десятого и выше этот штраф не распространяется до тех пор, пока те не наберут тысячу очков гуманности. Чем ее больше, тем больше теряется у убийцы, в теории даже до полного обнуления может дойти, но это вроде бы никто еще не смог проверить, потому что никто столько не набирал. И еще есть способ без убийства спустить ее в ноль, он связан с сексом. Ну и в честь чего ты так оживился?! Любимое слово услышал?!
— Я тебе не покойник, чтобы оживляться. Сижу и слушаю тебя внимательно, что за наезды на ровном месте? — Неожиданная вспышка раздражительности собеседницы застала Рокки врасплох.
И правда ведь на ровном месте, ни малейшего повода не давал.
Няша, потупившись, другим тоном произнесла:
— Извини, просто для меня это больная тема. В общем, забудь, считай, что не тебе это сказала. На чем я там остановилась?
— На том, что я услышал свое любимое слово.
— А, ну да, все вы, бабники, одинаковые. Здесь можно и поднять шкалу удовольствия, и очень сильно ей навредить. Вот только попробуй устрой с кем-нибудь секс без взаимного согласия, и у тебя ничего не получится, шкала почти мгновенно станет пустой. Система в этом вопросе та еще моралистка, насилие не прощает. А знаешь, что будет, если удовольствие уйдет в ноль?
— Что-то плохое?
— Ага, очень плохое. При таком уровне возникает состояние тяжелейшего угнетения, человек безразличен ко всему на свете, он опустошен морально и физически, ему даже думать ни о чем не хочется. Фактически это уже труп, потому что даже инстинкт самосохранения отключается. Так что насильно мил здесь еще как не будешь.
— И как же тогда выкручивается твой Ромео?
— Мой?! Смотри, как бы он твоим не стал, потому что смазливые парни ему тоже иногда нравятся, а ты как раз такой.
— Серьезно? Зря ты мне такое на ночь сказала, как бы кошмар не приснился.
— Я же тебе говорила, Ромео — читер, причем самый гадкий читер. Мутант он моральный и сволочь последняя. У него шкала удовольствия очень высокая, и лучше всего она заполняется, если эта тварь удовлетворяет себя, не спрашивая ни у кого согласия.
— Ты же сказала, что в таких случаях шкала падать должна.
— А у него не падает, он ведь сломал Систему, тоже нарвался на недоработку вроде твоей стрельбы, его шкала теперь такая же извращенная, как и он сам. Это, похоже, мечта всей его жизни была, с тех пор он только этим и занимается.
— Так вы бы, дамочки, сговорились между собой и давали ему на добровольных началах. Раз у него все не как у людей, а наоборот, он бы из депрессии не выбирался.
— А почему бы тебе самому этим не заняться? Накрась губы и вперед, я в тебя верю.
— Прошу прощения, был неправ. — Рокки пошел на попятную.
— За обычный секс Ромео тоже удовольствие получает, просто поменьше, так что ничего из твоей тупейшей идеи не получится. И вообще, у него талант превращать все в такую грязь, где самое искреннее согласие быстро превращается в категорическое несогласие. Я не хочу даже вспоминать все те мерзости, которые об этой твари рассказывают.
— Получается, он тебя до сих пор не поймал и ты для него самая желанная добыча?
— Пошутить решил?! Да?! — неожиданно вспылила Няша и даже сделала движение, будто замахивается немаленькой иглой.
— Да что это с тобой?! — опешил Рокки, отшатываясь. — Таблеток для бешенства объелась?! Ну а для чего еще этот озабоченный за тобой носится?! Ему что, других мало?!
— Извини, — так же неожиданно успокоилась девушка. — Все гораздо хуже. Гораздо. Ну сам представь, столько здесь девушек, которых он в глаза не видел? Да их полным-полно.
— Мне-то откуда знать, я ведь тупой…
— Этот материк размером приблизительно с Евразию. Вроде бы даже больше ее, но ненамного. Хотя кто это проверял — я без понятия. Даже тысячи таких извращенцев не хватит, чтобы все кластеры за это время успеть обойти и ни одну девушку не пропустить. Тут, Рокки, совсем другое дело. Я, когда сюда попала, вначале такой же, как ты, была. Спина не гнется, вообще ничего не соображаю, тупила, блин, по-страшному, вспоминать стыдно, до десятого уровня это у новичков обычное дело. Как память начинает потихоньку возвращаться, так и думать начинаешь получше, а до этого мысли путаются, глупости в голову лезут, каша какая-то в голове. Мне тогда повезло почти со старта попасть в нормальную команду. Ну как нормальная… не совсем, конечно. Там одни девчонки были, ни одного парня, представляешь такое?
— Мне бы там понравилось.
— Ну да, размечтался, тебя бы туда на пушечный выстрел не подпустили. Валькирия за главную была, прозвище такое. Со странностями она, мужчин на дух не переносила, будто аллергия на них.
— Девочек любила, что ли?
— Вот все тебе расскажи, сильно любопытно, да?!
— Не хочешь — не рассказывай, что ты все время так нервничаешь? Я ведь просто спросил, без задних мыслей.
— Да просто ты угадал, а тема для меня неприятная, — сбавила тон Няша. — Я Валькирии как бы понравилась, мы ей все нравились, такая у нее натура влюбчивая. Некоторые придурки до сих пор верят, что мы были ее гаремом. На самом деле ничего подобного, она нам скорее как мамочка. Не всегда добрая, но да, мамочка. Близкая подруга, если так это можно назвать, у нее одна была, такая же почти, как она. Из женщин круче Валькирии я никого не видела, ты даже не представляешь, какой она была. Нет, не основательница, конечно, но давно еще, чуть ли не в самом начале, появилась. У нее с Ромео отношения не заладились с первой встречи, у кошки с собакой и то получше. Этот урод ее поймал, когда она новенькой была, ну и сам понимаешь, что произошло дальше. Валькирия никому ни одной мелочи не простила за все время, а уж такое… Она набрала к себе тех, кто тоже на него зубы точил, и устроила Ромео такую жизнь, что он не успевал с респа на респ летать. Правило такое есть: если пять раз умер, регион меняется. Оно обычно до десятой смерти работает, дальше через десять интервал становится, а после шестидесятой через двадцать меняешь регион. Ромео отлетал все десять, наверное, ну а потом пропал. Обычно после смены региона искать дорогу назад бесполезно, сам прикинь размеры материка и сравни его с Евразией. Допустим, команда Валькирии в Корее, а этого гада занесло в Испанию. Узнать точно, где он, нельзя, связи здесь нет, и самолеты не летают или летают недалеко. В общем, пропал он. Но, блин, не навсегда. Разное говорят про него, но одно известно точно — где-то силы поднабрался, круче прежнего стал. Вернулся сам опасный и с серьезной командой и начал с Валькирией воевать по-новому. Я самый конец этой войны застала, от отряда тогда мало кто уцелел, остальным спустили интервалы жизни, по материку их раскидало, а кому-то вообще счетчик в ноль загнали. Но и с командой Ромео не лучше получилось, там тоже многих потеряли. Вот только этот гад был гораздо сильнее, мы его не тянули, только если подставлялся, что-то получалось. Я однажды лично чуть не отправила его на респ, удачно получилось, но Валька опередила, улетел он. Да только что с того, вернулся быстро, регион ведь не сменил. Мы гораздо чаще умирали, чем они, с таким невыгодным разменом нас все меньше и меньше становилось. Потом мне спустили первый интервал, и я улетела на респ в другой регион. Там жить вообще нереально, нолды на каждом шагу, даже пикнуть не успела, как лимит смертей заработала. И опять попала в то еще болото, там немногим лучше оказалось. Потом тоже не везло, будто какой-то заговор против меня, так и спускала жизни, очень много их потеряла, пока вдруг раз — и вот же, блин, ну повезло так повезло — в знакомые края занесло. А тут новости такие, что хоть на первом же дереве вешайся: Валькирии уже давно нет, от ее отряда вообще никого не осталось, зато есть Ромео, его здесь все побаиваются, не трогают, и эта тварь творит, что ей вздумается. Тебе рассказывать, что было дальше?
— Дай угадаю — Ромео сильно обрадовался твоему возвращению?
— Не то слово. Этот отброс поклялся, что будет нас всех валить, пока не спустит жизни в ноль, не отправит туда, откуда не возвращаются. У него даже что-то вроде религии появилось, говорит, что обнулившие счетчик оказываются в особом регионе в центре материка, и называет его, как легко догадаться, адом. Что еще взять с урода, у которого фантазия такая же убогая, как он сам. В общем, Рокки, этот гад размечтался своими руками отнять у меня последнюю жизнь.
— Я так понял, у него насчет тебя есть и другие планы, не связанные с убийством.
— Он меня убивал уже, везде достает, как ни прячься, что ни делай. А в последний раз да, нашло на него что-то совсем уж мерзкое. Сказал, что передумал меня убивать, у него теперь другие планы. Ну а пока я отстреливалась от его шестерок, он из-за стеночки очень подробно рассказывал — что и как будет со мной вытворять. Когда последний патрон остался, я ему кое-что очень обидное для мужчин сообщила и мозги себе вышибла.
— Да ты, оказывается, редкая недотрога.
— Ага, я такая. А у него теперь идея фикс — меня живой взять. Ему вообще без разницы, что удовольствие не получит, для него это вопрос принципа. Всем раззвонил, что Няша его будет, что устроит мне ту еще первую в моей жизни брачную ночь. Дошло до того, что разные уроды уже ставки делают, когда и как это произойдет.
— А что не так с удовольствием? Я так понял, он, наоборот, прется от такого.
— В моем случае, даже если попадусь живой, он на мне только шкалу свою спустит. Может, даже в ноль, какая бы прокачанная она у него ни была, хотя вряд ли, он все же очень силен.
— Я совсем запутался. Что с тобой не так?
— Он читер, но у Системы на этот счет есть определенные правила, через которые даже такому мутанту не переступить безнаказанно. Ее иногда заносит в мораль, но заносит как-то странно. Да у нее всегда все странно, так что удивляться нечему.
— Что за правила?
— В вопросе сексуального насилия есть разделение по разновидностям жертв. Если обычный иммунный сделает с цифрой то, что любит делать Ромео, его шкала удовольствия опустится, но не в ноль. А вот если это будет ребенок-цифра, он до него даже пальцем коснуться не успеет, как свалится и будет таращиться в небеса безразличным взглядом. Если жертва — девушка-цифра, у которой, по настройкам Системы, не было мужчин, шкала тоже упадет в ноль. Для иммунных это тоже работает. Тут, когда на респе появляешься, у тебя ни малейшей царапины не остается, ты всегда живой и здоровый, за исключением случаев вроде твоего. Если, допустим, потерял палец, он окажется на месте. Для развитых иммунных только два исключения есть: татуировки сохраняются, если не свести их перед смертью, и женщина не становится девственницей. Ну, в том смысле, что физиологически не становится. Ромео не может трогать девушек-цифр, девушек-иммунных и цифр-детей, за них его, как и всех, Система наказывает, но говорят, что даже с нулевой шкалой он не падает с ног. Ему при этом плохо, даже очень плохо становится, но он, скотина, все равно способен на многое. Уж ради меня потерпит неудобства, не сомневайся.
— Да у вас тут те еще страсти, оказывается…
— Блин, да ты и четверти не знаешь того, что у нас происходит, тут можно очень долго рассказывать, почти бесконечно. Но мне противно, неприятная тема, не хочу о таком говорить…
— Боишься, что он тебя найдет?
— Рано или поздно, конечно, найдет. Всегда находит, у него это хорошо получается. Он сейчас осторожничает, сам никуда не лезет напролом, за него другие рискуют. У него вроде бы последняя жизнь осталась в интервале, если умрет, опять улетит в другой регион. Ромео сейчас ищет золотую жемчужину, много за нее предлагает.
— Шарик из тех, которые я слопал?
— Нет, это был жемчуг из элиты, и вряд ли элиты серьезной. Из такой золотые не добыть, они встречаются только в… — Няша осеклась и, перейдя на шепот, добавила: — Об этом лучше не говорить, примета очень плохая. Они из такого добываются, из такого… Ты же видел элиту?
— Ну?
— Элита, Рокки, это все равно что придурки в сравнении с основателями. Когда ты увидишь мешок, в котором можно золотые жемчужины взять, вообще мертвяков бояться перестанешь. Ну это, конечно, после того, как на респе в себя придешь.
— Темнишь ты, Няша…
— Поживешь тут с мое, тоже темнить начнешь.
— Я быстрее тебя поумнею.
— Смешно слышать.
— Да я даже знаю, как твою проблему решить. Ну, в том смысле, как обломать этому Казанове брачную ночь с тобой.
Няша невесело усмехнулась:
— Дай угадаю: ты хочешь, так сказать, устроить ее своими силами, и тогда полноценная первая брачная ночь у Ромео не получится. Так?
— Я вообще-то просто предлагал тебе свалить отсюда в другой регион, но ты знаешь, не стану скрывать — в твоей идее что-то есть. Кстати, ты ведь говорила, что я смазливый, и вообще, других кандидатов здесь не наблюдаю, так что…
— Так что вытащи свои микроскопические мозги из штанов и хотя бы попытайся засунуть их в голову, вдруг случится чудо и это получится.
— Первый раз слышу, чтобы слово «нет» настолько растягивали.
— Ага, Рокки, любви не будет, увы. И еще должна сказать, что Ромео такой вариант предусмотрел. Он пообещал поступить очень нехорошо с тем, кто ко мне хотя бы пальцем прикоснется. Даже не знаю, что с такими собрался делать, но в этом направлении фантазия у него работает безотказно. Я ведь, кажется, говорила, что он от смазливых парней без ума? А еще он редкий садист, может убивать долго и неприятно, его жертвы голос теряют, умоляя его о смерти. Так что очереди из желающих закрутить со мной страстный роман нет и не будет, эта сволочь научила народ его бояться, никто не рискнет связываться.
— Ну так меня он бояться не научил, так что…
— Да заткнешься ты уже?! Смени тему, пока я не разозлилась!
— Ладно, не надо на мне замыкаться, можно найти другого новичка, тоже не запуганного.
— Я никого не искала и искать не планирую. Я плевать хотела на Ромео и остальных. Пошли они все подальше. Вот ты посмотри на меня? Я разве похожа на крокодилицу?
— Что-то, конечно, есть, но должен признать, что я первый раз вижу такую симпатичную крокодилицу.
— Рокки, да было бы желание, я бы нашла сотни вариантов или даже тысячи. Хоть новички, хоть кто, пусть даже цифры, почему бы и нет. С таким же успехом Ромео может запретить козам есть траву. Ты память не вернул свою, мечтаешь, наверное, вспомнить прошлое. А я вот ее вернула, не всю, конечно, но вернула. И знаешь, что вспомнила в самую первую очередь? Это было воспоминание из детства, представляешь?
— Что тут такого странного?
— А то, что детские воспоминания должны быть прекрасными, а у меня, блин, получилось наоборот. Я вспомнила себя в очень и очень нежном возрасте, и к нам домой заявился мой двоюродный брат со своим дружком, таким же дебилом. Так получилось, что дома я тогда была одна, а брат, по сути, чужой человек, но не пустить его, сам понимаешь, не могла. Он к тому времени уже не один год просидел на тяжелых наркотиках, а под конец сел на совсем уж паршивую дурь, от такой мозги быстро ссыхаются. Задолжал барыгам, дозу получить не мог и не придумал ничего лучше, как такому же свихнувшемуся от этой гадости торчку предложить малолетнюю девочку. Такая вот бизнес-схема…
— Дальше можешь не рассказывать.
— Нет уж, я расскажу. Без подробностей, но ты все узнаешь. Я, Рокки, комнатным цветком никогда не была. Вот этими руками ухитрилась отправить своего родственника, того самого брата двоюродного, в реанимацию. Пока этот уродец истекал кровью, на его вопли примчались соседи и скрутили второго козла. Я чуть без глаза не осталась, куча швов на лице, вдребезги сломанный нос и нескольких зубов недосчиталась, но самое главное пострадало вот здесь. — Няша выразительно постучала себя согнутым указательным пальцем по макушке. — Шрамы Система лечит, а вот с мозгами она ничего поделать не может, даже память отключает криво, что-то все равно всплывает даже у нулевок. Меня теперь передергивает от одного вида мужчин, шли бы вы все, включая тебя, на другую планету, где меня нет и никогда не будет. Так что ни тебе, ни Ромео, ни какому-нибудь другому придурку со мной ничего не светит. Это, Рокки, называется психотравма, и это очень и очень серьезно, иногда — безнадежно серьезно. Психологическое лечение я здесь не получу, разве что время само вылечит, но с такой жизнью вряд ли доживу до того момента, когда смогу думать «про это» без тошноты.
— Как же с тобой все сложно…
— И не говори…
— Ну а как насчет того, чтобы просто отсюда свалить? Это ведь не единственный регион, материк, как я понимаю, огромный, затеряться легко.
— Рокки, регионы не просто так разделены, их границы — это непроходимые или почти непроходимые зоны. Во многих местах там тянется непреодолимая чернота с болотами, местами стоят мегаполисы, загружаемые один за другим по соседству. Там много пищи, поэтому тварей столько, что даже не мечтай проскочить. Система разрешает резвиться только в границах региона, она не любит, когда из одного в другой шастают. Иногда возможности есть, но это тоже большой риск, и проходимые места жестко контролируются. У меня там вариантов нет, никто из тех, кто держит проходы, не станет ссориться с Ромео. Я того не стою.
Рокки, подумав несколько секунд, задумчиво произнес:
— Это ведь материк, я правильно понимаю?
— Ну да, мы называем его просто — Континент.
— И вокруг него вода?
— Говорят, на севере полно льда.
— Я видел корабли на реке. Лодок тоже хватает. А если водой? Там мертвяки не плавают?
— Местами, вокруг островков, там тоже чернота, особая, морская, но мертвяки да, не плавают. То есть поплыть могут, вот только они это не любят, да и в океан не полезут.
— Ну так кто мешает обойти границу по воде?
— Нолды, — механически-безжизненно ответила Няша.
— Это еще кто такие? Ты о них говорила, но я ничего не понял.
— Нолды, Рокки, это нолды. Им принадлежит море, нам туда хода нет, даже не мечтай.
— На кого они хоть похожи, эти нолды?
— На кого… — Сделав очень долгую паузу, девушка с легкой иронией закончила мысль неожиданно: — Если ты, Рокки, увидишь живого нолда, это, скорее всего, будет означать, что нолд почему-то захотел перед тобой покрасоваться. Но очень сомневаюсь, обычно они обходятся без лишних церемоний. Ты просто умрешь, Рокки, умрешь очень быстро, неожиданно. Не приближайся к морю. Никогда не приближайся. Там смерть.
Назад: Глава 20 Жизнь пятая. Кое-что проясняется
Дальше: Глава 22 Жизнь пятая. Лесные страсти