Книга: Занавес упал
Назад: Глава девятнадцатая
Дальше: Глава двадцать первая

Глава двадцатая

Смотреть ли на то, что будет твориться в подвале? Этот вопрос оказался сложнее, чем Дарья предполагала. А ведь в своих мрачных, подогретых злостью фантазиях она сама заходила в камеру пыток с тесаком для рубки мяса. Все до последних мелочей делала сама. И это не казалось сложнее отрезания скальпелем ушей. Но сейчас, с долей страха, отвращения и досады, она начала сомневаться, что вообще сможет присутствовать на экзекуции. Устала? Неужели это и есть психологический предел? Неужели это сложнее, чем закопать живьем старика или убить мужа?
Вот так раз!
Когда Константин с ребятами спускались по лестнице в подвал, Дарья чувствовала приступ паники: идти следом или остаться?! Оба варианта казались плохими. С одной стороны, было опасение, что можно полностью тронуться умом, а с другой — страх того, что месть утратит нечто важное, то, чего потом уже не вернуть. Какой-то сумбурный и несправедливый выбор.
Хотя…
Есть компромисс. Видеокамера в подвале. На экзекуцию можно смотреть по монитору компьютера. Разум такое выдержит, это ведь совсем не то, что присутствовать самой. Будто кино глядишь, страшный кровавый триллер. Ох, если бы не проклятая усталость, если бы не недосып… Тогда и дилеммы никакой не стояло бы.
С этими мыслями Дарья поспешила в свою комнату. С мощным внутренним трепетом уселась за стол, уставилась в монитор. Волнение, неуверенность — как же хотелось, чтобы тот воинственный, с примесью горячей жестокости, настрой, который был в лесу, вернулся.
Она увидела, как Константин, пройдясь по камере пыток, бросил на стол стопку полотенец и что-то сказал своим подчиненным. Те медлить не стали — подошли к Свину и с суровым видом принялись за работу: укол обезболивающего в руку, жгут на предплечье. Свин не сопротивлялся. Он лежал спокойно и, судя по всему, вообще не соображал, что происходит.
Зато Виктор все прекрасно понял. Зверь вскочил и принялся метаться на цепи, что-то яростно выкрикивая.
Дарья потянулась к клавиатуре, чтобы включить звук, но передумала — отдернула руку от рядов кнопок, как от огня, проклиная себя за слабость. Где чертова всемогущая женщина из зазеркалья? Где триумф? Где ярость? Они так нужны сейчас, так нужны!
Чувствуя, как предательски к горлу подкатывает тошнота, Дарья наблюдала за действиями подчиненных Константина. Один из них прижал плечи Свина к подстилке, лишив его возможности вырваться; другой же подложил под руку узника разделочную доску. Все это они делали с напряженными лицами, нервно.
Губы Свина расплылись в улыбке, на изможденном, со следами подсохшей крови лице она выглядела настолько противоестественно, что Дарья содрогнулась. Улыбка была какой-то детской, безмятежной.
Виктор перестал метаться — застыл, уставившись на брата. Несколько секунд он стоял, расправив плечи, будто бросая палачам вызов, а потом вдруг обмяк, ссутулился, руки повисли вдоль тела как плети.
Дарья, позабыв про ангельскую улыбку Свина, подалась вперед. Ей хотелось во всех подробностях рассмотреть выражение лица Виктора. Она очень надеялась, что сейчас наблюдает гибель его гордыни. Впору ликовать, но чувство триумфа было слабым — так, какой-то всплеск, и не более того. Только и оставалось, что наблюдать и мысленно звать Снежную королеву.
В свете люминесцентных ламп камеры пыток блеснуло широкое лезвие тесака. Дарье почудилось, что время замедлилось. Будто в тягучем сне, она наблюдала, как тесак, которым не раз разрубала куриные тушки на кухне, опустился на руку Свина, с легкостью отделив кисть.
— Вот это я понимаю! — раздался за спиной восхищенный детский голосок. — Хрясь — и готово! Надо было тебе самой, мамочка, самой! Ну что же ты, а? Самой!
Дарья ощутила прохладное дыхание возле уха. Копия Киры зашептала — словно листва прошелестела:
— Самой… самой… самой…
В камере пыток дергался и орал Свин. Один из здоровяков навалился на него всем телом, другой прижимал к ране полотенце.
— …Самой, мамочка… самой…
— Убирайся!
Дарья вскочила со стула, повернулась лицом к девочке, но увидела лишь стремительно тающее посреди комнаты темное облачко. Тихонько, будто в насмешку, звякнул колокольчик: динь-динь…
Скривившись, Дарья повернулась к монитору. По экрану стекали капли крови. Они появлялись как конденсат на стекле — бледные, с розовым оттенком, капли становились все более насыщенными, буро-красными, маслянистыми. Сам по себе включился звук, из динамиков вырвался полный безумия вопль Свина.
Дарья отшатнулась, прижав ладонь к губам. В горле, обжигая кислотой, заклокотала рвотная масса. Виски сдавило.
Неожиданно кровавые потеки на экране исчезли, вопль прекратился. Дарья снова видела камеру пыток. Свин лежал без сознания. Оба здоровяка, без суеты, обрабатывали его рану. Виктор по-прежнему стоял, ссутулившись. Он был похож на потрепанную механическую куклу, у которой кончился завод.
Сил бороться с тошнотой больше не было. Дарья бросилась к окну, откинула занавески, перегнулась через подоконник, и ее вырвало желчью. Болезненные спазмы повторялись и повторялись. Зеленоватая вонючая масса раздирала глотку, обжигала гортань и язык и выплескивалась наружу.
Наконец спазмы прекратились. Дарья вытерла ладонью губы и слезящиеся глаза, уставилась на бледную полосу рассвета над лесом. Набрала полные легкие свежего утреннего воздуха.
— Я пустая, — произнесла чуть слышно, жалобно, имея в виду вовсе не содержание своего желудка. — Совершенно пустая.
Память вдруг выдала странную шутку — в голове зазвучала невероятно печальная мелодия, которую Дарья слышала давным-давно, еще в детском доме. Одна из воспитательниц играла ее на пианино. Как же звали эту женщину? Нет, уже не вспомнить. Она проработала всего месяц, а потом… Дарье иногда казалось, что этой похожей на серую птичку воспитательницы никогда и не было, что она и ее музыка просто пригрезились. Залетела птица-сон в обитель отверженных, пропела грустную мелодию и упорхнула. А музыка забылась, как забываются детские грезы. Позже Дарья пыталась ее вспомнить, с тоской мучая баян, но не смогла. А сейчас вспомнила. Почему?
Слезы снова затуманили взор. Сквозь их пелену она видела, как расширяется, светлея, территория зари. Под аккомпанемент грустной мелодии в голову закралась безумная мысль, что спокойное утро всего лишь иллюзия. Казалось невероятным, что одновременно могут существовать кошмар, который сейчас творился в подвале, и эта чистая, светлая безмятежность за окном. Пугало то, что кошмар манил больше рассвета. Вспомнился вопрос Константина: «Есть ли жизнь после мести?» Теперь она знала ответ и с механической обреченностью озвучила его вслух:
— Нет.
Сморгнув слезы, она подошла к монитору. Свин лежал с перебинтованной культей, окровавленная отрубленная кисть покоилась у него на груди. Он все еще был без сознания. Константин и его ребята курили возле стола, а Виктор… он смотрел в видеокамеру, задрав голову. Смотрел с безразличием. Это был взгляд мертвеца. Но вот он приподнял руку и очертил в воздухе зигзаг. Знак молнии. Дарья поняла: этот жест не был спонтанным, послание предназначалось ей. Неужели это был вызов? Казалось маловероятным, что зверь еще способен показывать клыки. Рановато она похоронила его гордыню.
Здоровяки затушили сигареты, направились к Виктору. Тот напрягся, на его тощем, покрытом синюшными потеками теле вздулись жилы. Глаза зло блестели, от безразличия в них не осталось и следа.
Сердце Дарьи бешено заколотилось.
— Осторожно! — выдохнула она, вцепившись в панель клавиатуры.
Парни приближались — мускулистые, с бычьими шеями, весь их вид будто бы гласил: против танка не попрешь! Кто для них измученный голодом узник? Всего лишь букашка! Сейчас поквитаемся с тобой, ничтожество, за нашу хозяйку Розу!
— Осторожно, дурни! — повторила Дарья.
То, что случилось в следующую секунду, выглядело, как нечто непостижимое: Виктор развернулся и прыгнул на одного из парней, обхватил его руками и ногами, вонзил зубы ему в шею. Все это он проделал с неимоверной скоростью, на которую, казалось, просто не способен человек. Он словно бы годами готовился к этому броску, часами отрабатывал каждое движение.
Дарья даже не заметила, как включила звук. Из динамиков раздалось хриплое, полное звериной ярости, рычание. Виктор дернул головой, вырвав из шеи кусок плоти и разорвав артерию. Из раны брызнул фонтан крови.
Константин и второй здоровяк опомнились, бросились на помощь. Виктор отпрыгнул от своей жертвы, его челюсти ходили ходуном, с чавканьем пережевывая мясо, перекошенное лицо блестело от крови. Он даже не пытался обороняться и прикрываться руками, когда на него посыпались мощные удары.
Пострадавший парень пятился к столу, прижимая ладони к ужасной ране на шее и жадно хватая ртом воздух. Константин прервал избиение, поспешил к парню, и через мгновение они скрылись в слепой зоне.
Дарья вскочила со стула — усталости как не бывало — и выбежала из комнаты. Она думала только об одном: лишь бы второй здоровяк не забил Виктора до смерти! Еще рано, рано! На лестнице споткнулась, скатилась кубарем на первый этаж, расшибив локоть, колени, ягодицы. Но на боль было плевать — нужно спешить! Поднялась и, с полустоном-полукриком, помчалась по коридору.
Запыхавшись, она влетела в камеру пыток, увидела, как пунцовый от злости здоровяк наносил удары кулаком по лицу Виктора.
— Хва-атит! — заорала Дарья срывающимся голосом.
Парень продолжал избиение. Она бросилась к нему, пихнула ладонями в плечо.
— Хватит, слышишь? Хватит!
Он застыл с занесенной для очередного удара рукой, повернул голову и поглядел на Дарью с яростью.
— Не убивай его! Нельзя! Еще рано! — быстро заговорила она, вцепившись в его запястье. — Смерть освободит его, а он должен страдать!
— Оставь ублюдка, Кирилл! — отдал четкий приказ Константин.
Он стоял на коленях возле умирающего товарища, которому уже ничего не могло помочь, из разорванной артерии вытекло слишком много крови. Жить парню оставалось считаные секунды.
Кирилл поднялся.
— Спасибо, — промямлила Дарья.
Лицо Виктора выглядело как сплошное кровавое месиво. Невероятно, но он улыбался, разбитые губы кривились. Один глаз полностью заплыл, а другой, красный от лопнувших сосудов, как-то насмешливо таращился.
Дарья прямо по растекающейся по полу луже крови подошла к умирающему и застала его последний порывистый вздох. Константин выждал с минуту, а потом ладонью прикрыл веки парня.
— Моя вина, — тихо произнес он. — Черт бы меня побрал…
Раздался хриплый булькающий смех, который сменился протяжным воем. Виктор, тщетно пытаясь приподняться на локтях, ликовал. Его едва ли не волчий вой походил на победоносный клич.
Дарья поглядела на зверя с мистическим страхом: откуда он черпает силы? Невозможно!
Вой сменился смехом, затем опять воем. На клочковатую бороду Виктора стекала пенистая кровавая слюна, красный глаз в темной глазнице таращился в потолок.
Кирилл нервно топтался возле стены, уставившись с презрением на Виктора. Здоровяк с трудом удерживал себя от того, чтобы не подойти и не двинуть в рожу ублюдку еще разок. А лучше много, много раз.
Константин поднялся, стряхнул с ладоней кровь, постоял немного, глядя в лицо мертвого товарища, после чего подошел и поднял с пола тесак. Его лицо ничего не выражало, в движениях была противоестественная меланхоличность. Глядя словно бы в никуда, он проследовал к Виктору, наклонился, с ужасающей обыденностью занес над головой тесак и одним ударом отрубил узнику кисть руки.
Кирилл одобрительно кивнул, а Дарья открыла рот от изумления, ее поразила безэмоциональность, с которой Константин все это сделал. Совсем как робот.
Дикий вопль заполнил камеру пыток, в нем смешались и ярость, и боль. Виктор извивался на полу, сучил ногами. Кровь из раны лилась ему на грудь.
Дарья пришла в себя. Она схватила со стола полотенце и бросила его Виктору. Тот, скорее инстинктивно, чем осмысленно, продолжая кричать, судорожно укутал в ткань покалеченную руку. Полотенце сразу же покраснело.
Константин небрежно бросил тесак к ногам Дарьи, затем подошел к мертвому парню и попытался поднять его. Кирилл поспешил на помощь. Вместе они вынесли товарища из камеры пыток.
Чувствуя головокружение и тяжесть в животе, Дарья подобрала тесак, положила его на стол. Бросила Виктору еще два полотенца. Она не сомневалась: зверь не умрет от болевого шока или кровотечения. У нее была железная уверенность, что Гроза убережет его от смерти. Нет, все просто не может так закончиться. Месть продолжится, пик еще не достигнут.
Вяло размышляя об этом, она поплелась к выходу.
Константин и Кирилл погрузили в машину труп товарища и уехали, не прощаясь. Выйдя на веранду, Дарья как раз успела застать их, когда они, перепачканные в крови, мрачно забирались в салон автомобиля.
Она еще долго стояла, обхватив ладонями плечи и мелко дрожа от утренней свежести. Думала о Константине и о том, как он отрубил руку Виктору. Самурай был таким пугающе спокойным, хотя она сознавала: внутри него тикала бомба с часовым механизмом, которая могла рвануть в любую секунду. Он прошел войну, выполнял для Розы преступные приказы, но именно этой ночью в его душе что-то необратимо покорежилось. Помощи от него можно больше не ждать. Однако Дарья не испытывала по этому поводу сожаления, ею полностью овладела тоска. В голове снова зазвучала та самая печальная мелодия.
По небу расползалось рассветное зарево, над землей стелился туман, из вишневой рощи доносилось пение какой-то птички. Пичуга радовалась, что ветреная ночь стала прошлым. Радовалась. Дарья невольно ей позавидовала, ведь сама уже не способна была радоваться ничему.
Нет утраты тяжелее.
Назад: Глава девятнадцатая
Дальше: Глава двадцать первая