Глава 27

Простившись с Деминым, участковый Потапов дошел до дома священника, однако хозяев не застал и повернул назад, к лугу.

То, что он услышал от Людмилы Дондуковой о ее вчерашней беседе с пропавшим поляком, Потапова всерьез обеспокоило. Людмила была ему известна как женщина положительная, без странных фантазий. Если она сказала, что видела, как поляк шел к лугу, скорее всего, так и было.

Что это означает? А то, что шел он совсем не в ту сторону, куда собирался. И как возвращался назад, Людмила не видела. Сегодня уже вторые сутки со времени его исчезновения. Похоже, отец Алексей волновался не напрасно, с гостем в самом деле что-то произошло.

А тут еще предположение Демина, что этот Заславский мог быть причастен к убийству. Как ни крути, следует активизировать разыскные мероприятия. Потапов решил уже сегодня, несмотря на обеденное время, вернуться и побеседовать с археологами — может, видели что. Да и у отца Рафаила, который служит в часовне, спросить не мешает.

День был хороший, не слишком жаркий. Участковый издали увидел копошащихся в земле археологов. Маленькими лопатками они рыхлили землю возле остатков древнего фундамента, недалеко от Глебова колодца. Потапов подошел, предъявил документы. Оставив работу, археологи собрались под большим деревом. Отвечать на вопросы согласились охотно, но спрашивать их оказалось бесполезно. На работу они выходили к половине девятого, поляк же, по словам Дондуковой, шел к лугу в начале восьмого. За час он мог или до Днепра дойти, или еще куда-то. Отец Рафаил в часовне бывал не каждый день, как раз позавчера она весь день была закрыта. Ничего, выходит, Потапов на лугу и не узнал.

Пока ходил, солнце стало клониться к закату. Ладно, утро вечера мудренее, завтра весь луг прочешет. Пока решил отправиться домой и по дороге зайти к отцу Алексею, его дом недалеко от автобусной остановки.

Когда проходил мимо церкви, заглянул туда. Шла служба, но Алексея он не увидел. Женщина, продающая свечи, объяснила, что батюшка взял отгул, не работает сегодня. Возле дома копошились в песке дети Евлампиевых, но самих их не было видно. Потапов позвонил — без ответа.

На скамейке возле песочницы сидела женщина, видно, приглядывала за детьми.

— Они на Тихвинку поехали, родственника своего, который из Польши приехал, искать. Вчера утром ушел — и нет. — Женщина испуганно-вопросительно посмотрела на полицейского. — Вы знаете, наверное. Не нашелся?

— Знаю. Пока нет.

Не желая вступать в беседу, Потапов развернулся и почти сразу увидел Алексея с женой. Они устало брели от остановки, поднимались в горку. Заметив Потапова, ускорили шаг. Оба в джинсах, в клетчатых рубашках, в запыленной обуви. «По склепам лазали, — догадался Потапов. — Эх, беда».

Зашли в дом. То, что он рассказал, Алексея удивило.

— Мы же вместе вышли, — сказал он, — и я проводил его почти до остановки. А на луг совершенно в другую сторону.

Потапов развел руками:

— Всяко бывает. Шел в одно место, решил повернуть в другое. Завтра уже третьи сутки, как ушел, можно в розыск объявлять. Прочешу луг с утра.

На том и расстались.

После ухода Потапова Валя пошла на кухню готовить ужин, а священник долго молился перед иконой. Когда окончил молитву, на душе стало легче. Он верил, что Якуб жив. Он так чувствовал, молитва давала веру. Но что с ним? Где он? Что переживает сейчас? Помоги ему, Господи!

Якуб проснулся, повернул голову. От лежания на камнях болела шея. Вокруг была темнота. Сколько времени? Еще ночь или уже утро? Включил телефон: девятый час. Фонарик пока работал. Андрюха спал, скорчившись. Рот разинут, дышит хрипло. Господи, щеки порозовели. Якуб дотронулся рукой до его лба. Так и есть, жар.

Открыл глаза Андрей неохотно, но был в сознании. Якуба узнал, все помнил — уже хорошо. Якуб теперь старался во всем находить хорошее. Выпили вчерашний чай из термоса, его было мало. Якуб уже остывший чай почти весь отдал больному, при температуре пить требуется как можно больше. Увы, воды больше у них нет. От батона Андрей отказался. Сам Якуб выпил остатки чая — оставил себе глоток на донышке крышки от термоса, съел половину своего куска уже зачерствевшего батона. Вторую половину аккуратно опустил в рюкзак. Пригодится.

Идти Андрей вряд ли сможет. Якуб пока оставил его лежать, а сам стал думать. Если бы Андрей мог идти, может, имело бы смысл пробить отверстие в стене, которая перегораживала коридор, и продолжить движение по коридору. Но долго ли он, Якуб, сможет его нести?

Да и зачем? У склепа наверняка есть отдельный выход, и он должен быть где-то недалеко. Ведь если имеется подземное захоронение, в него как-то входили. Уж наверняка не несли гробы через весь длинный подземный коридор.

Где-то здесь, сверху, был вход. Он, конечно, завален, обрушен, его сровняли с землей. Якуб неделю жил рядом, но не видел здесь ничего похожего на склеп. Да и Алеша о склепе не знал, иначе сказал бы.

Где, в какой стороне этот заваленный вход? Якуб обошел помещение. Вдруг подумалось, что клад, скорее всего, был спрятан здесь, во внутреннем пространстве склепа. Осталось ли от него что-нибудь? Поводил руками по стенам, ощупывая шероховатые камни. В одном месте шероховатость была меньше ощутима, пространство в виде правильного прямоугольника ощущалось как более гладкое и холодное.

Ощупал внимательнее: да, похоже, что металл. Железный ящик вроде сейфа, по цвету такой же, как камни, вмазан в стену. Не он ли? Но нигде никакого отверстия для ключа… Что-то дед рассказывал такое интересное об особенном ключе в кресте. Только где же теперь этот крест найдешь?

Еще два дня назад он попытался бы выбить ящик из стены, разворотить стену — ничто бы его не остановило. Но сейчас… Сейчас Якуб с удивлением сознавал, что клад ему стал не интересен. Что-то случилось с ним вчера, что-то изменилось. Ладно, потом сформулирует. Идет время, нужно искать выход.

Он еще раз внимательно осмотрелся. Гробы стояли в два ряда. Кущинские, конечно, те самые, его родственники. Якуб усмехнулся. Самое позднее захоронение датировано 1810 годом. А он расспрашивал Машу и Алешу! Откуда же им знать?

Интересно, ищут они его? Могли решить, что уехал, не попрощавшись. Да и зачем он им? Они и не общались почти. В Америке тоже его никто не ждет. Збышека жалко. Но и ему такой отец не нужен, уж лучше никакого. Ни детям, ни Алисии он не говорил, что уехал в Смоленск. Вернется победителем — узнают.

Нет, сейчас точно не время страдать и предаваться воспоминаниям. Он должен спасти этого парня. Вот кому он нужен, вот зачем он здесь.

В одном углу кирпичная кладка была беспорядочно обвалена. Под свалкой кирпичей Якуб обнаружил узкую каменную лестницу. Это она! Нужно продолжать разбирать завал. Пока фонарик не погас, пока слышно тяжелое хриплое дыхание Андрея. Даже сюда, в далекий угол доносился этот хрип. Нужно найти выход, и обязательно сегодня.

Узкая, заваленная камнями и кирпичами лестница в углу была их последней надеждой. Якуб яростно разбирал завал, но он почти не уменьшался. А если здесь нет выхода? Лучше отвлечься, не думать об этом. Он стал снова вспоминать.

В Сиэтле у Якуба Заславского поначалу все сложилось прекрасно. Он быстро зарекомендовал себя хорошим специалистом, освоил программирование, стал даже одним из самых высококлассных программистов в концерне Boeing. У Заславских родился третий ребенок, Збигнев. Старшие учились в университете, заводили собственные семьи. С Джимом Уилсоном Якуб подружился. Поначалу дружили семьями, но и потом, когда Джим развелся, дружба продолжалась.

Потом Якуб решил уйти из компании. Основал собственный центр программирования. Он был уверен в своих способностях, он всегда был первым. Алисия его поддержала. Работы было много, очень много. Но Якуб привык трудиться. Он оказался неплохим организатором, дела фирмы шли хорошо. Заславские купили новый дом, больше и в престижном районе. Алисия посещала салоны мод, она по-прежнему была очень красивой. Она любила музыку, и здесь, в Сиэтле, они часто бывали в опере. Алисия возглавила общество любителей оперы, устраивала обсуждения. Якубу после работы не всегда хотелось куда-то тащиться, но так хотелось, чтобы жена была счастлива, что он никогда не перечил.

Потом… потом грянула беда. В 2009-м, уже на исходе кризиса, фирма Заславского разорилась. Почти все время кризиса он держался, научился вовремя выныривать, если начинало затягивать в воронку. Он думал, что самое тяжелое уже позади, и вдруг… Произошло это почти неожиданно. Якуб стал банкротом.

Однако и здесь он не пал духом. Жить на пособие? Нет, он не может обречь Алисию на такое существование, он продолжит борьбу. Верный друг Джим Уилсон снова принял его в вычислительный центр концерна Boeing. Получал, правда, Якуб очень мало — большая часть зарплаты уходила за долги по банкротству. Жили они теперь в цокольном этаже дома Джима. Спасибо другу, и тут помог: оплачивать собственную квартиру денег бы не хватило. В квартиру для бедных он Алисию привести не мог.

С развлечениями пришлось покончить. Радовало одно: старшие дети были уже вполне самостоятельными. Збигнев учился на первом курсе Стэнфорда. За него Якуб поначалу боялся больше всего. Но мальчик пошел в отца: он проявлял незаурядные способности, и его освободили от оплаты и оставили в университете.

Якуб яростно расчищал завал. Камни теперь приходилось носить вниз и складывать. Тяжелая работа давала выход энергии. Воспоминания отвлекали. Как это все получилось? Три года после банкротства он держался. Алисия была, как всегда, рядом, поддерживала его. Он старался ради нее, чувствовал себя виноватым: не сумел вести дело, не сумел обеспечить семью. Алисия пошла работать и говорила, что это ей не в тягость, даже развлекает. С устройством помог тот же Джим — Алисия стала его секретарем.

Якуб брался за любую дополнительную работу, но почти все уходило за долги. Как сделать жизнь Алисии более комфортной? Как облегчить быт? Он думал только об этом, на все был готов ради нее. Алисия старалась его успокоить, говорила, что все хорошо, что ее все устраивает. Она в самом деле была по-прежнему всегда весела и спокойна. Якуб восхищался ее самообладанием, старался ей соответствовать. Подкосил его уход Алисии. Он знал, конечно, что его жена нравится его другу… Нет, об этом не надо думать! И почему все это вспомнилось сейчас?

Лестница была расчищена. Дальше под камнями просматривалась какая-то площадка, тоже заваленная. Якуб освободил ее и увидел еще один лестничный пролет. Склеп оказался глубже, чем казалось вначале. Доберется ли он когда-нибудь до верха? Якуб взглянул на часы: шел второй час. Он не сможет разобрать это до вечера. Отчаяние горячей волной подступило к сердцу. Это чувство он уже испытывал — два года назад, когда от него ушла Алисия.

Тогда он мгновенно оказался один, без работы, без дома. Алисия и Джим уговаривали его остаться, продолжать жить в том же цокольном этаже. Разумеется, это было невозможно. Из Boeing он тоже ушел — не мог видеть Джима.

«Сашка, Сашка», — послышалось снизу. Якуб спустился, подошел к Андрею. Тот дышал так же хрипло и, похоже, бредил: «Холодно, бабушка, мы с Сашкой замерзли». Что же делать? Чем его еще укрыть? Якуб снял с себя джемпер, подложил больному под бок. Работать и так тепло, жарко даже. Он снова стал ожесточенно разгребать завал.

Сейчас в подземелье, рядом с тяжелобольным, возможно, умирающим — он считал, что по его вине, — парнем, Якуб вспоминал, как еще два года после ухода Алисии он как-то кантовался в Сиэтле. В полусне, боясь осознать, что произошло в его жизни, ведь Алисия в ней была всегда. К счастью, он не начал пить: гордость не позволила, была в нем такая шляхетная гордыня, он знал. Устроиться на работу не пытался — все стало бессмысленным. Так ему не подняться, львиная часть зарплаты будет уходить за долги.

Но он не покончил жизнь самоубийством. Ночами лежал без сна и думал. И все громче в нем говорила родовая гордость Заславских. Нет, опускаться, мириться с судьбой нельзя. Отец, дед не простят — проклянут с того света. У него были славные предки. Он вспомнил рассказы деда о сгоревших в войну записках наполеоновского офицера, о зарытом в Смоленске кладе.

Терять было нечего. Он сделает это! Фатум, да. Но судьба оставляет ему шанс в виде далекого, зыбкого, возможно, не существующего наследства. И он, Якуб Заславский, который всегда и везде был первым: в школе, в университете, в жизни вообще, — он сумеет снова стать любимцем судьбы. И Алисия вернется к нему. И дети будут гордиться отцом. Все еще будет.

На стареньком ноутбуке Якуб нашел сведения о смоленских родственниках. Он даже удивился, почему мысль разыскать этих далеких Кущинских не пришла ему раньше. Раньше собственная жизнь была интереснее, не до того было.

Начав расследование, он выяснил, что знатное еще на рубеже XVIII–XIX веков семейство Кущинских на протяжении XIX столетия растеряло почти все. Род стал уменьшаться, хиреть уже в начале столетия. Подкосила Кущинских война 1812 года, да, та самая, прославившая Адама Заславского. Их двухэтажный дом в центре Смоленска, на Блонной улице, сгорел в августе 1812-го. Имение под Красным грабили неоднократно и французские солдаты, и мужики. Крепостные частью погибли во время боев, очень жестоких в этой местности, частью поумирали от голода и болезней. Многие из тех, что остались без крова, разбежались. Поля и луга были вытоптаны, леса и постройки сожжены. Пережидавшие страшные события в своем Тамбовском имении Кущинские решили не возвращаться в Смоленск, а выжженную землю продали за копейки.

Разорение продолжалось. В середине 1870-х Кущинские — уже небогатые мелкопоместные дворяне. Они продали остатки тамбовского поместья и переселились в Воронеж, служили там учителями, мелкими чиновниками. Семья была к тому времени малочисленной. Последнего из Кущинских, Антона-Амвросия, призванного в российскую армию в годы Первой мировой, судьба забросила в Смоленск совершенно случайно. Кто знает, может, он и не знал, что его предки на протяжении нескольких столетий жили в этом городе.

Но город ему понравился. В 1918 году он поступил здесь на службу в только-только созданную милицию, вступил в партию большевиков. В 1937-м его расстреляли. В Смоленске осталась его семья, даже две семьи. Якуб разыскал в Интернете все доступные сведения о живых потомках Антона-Амвросия. Их было двое, Мария Макарова и Алексей Евлампиев.

Все, что он узнал, говорило о том, что Кущинские сильно обеднели еще в XIX веке. Выходило, что они или не нашли клад Заславского, или не смогли им воспользоваться. Вероятнее всего, что они о нем просто не знали. Вряд ли обнаружил клад и кто-то другой. Во всяком случае, упоминаний о найденном в Смоленске богатом кладе Якуб не нашел.

Нужно было ехать. Средств на такую поездку у него, конечно, не было. Что ж, потомок Заславских готов был просить подаяния, чтобы вернуться победителем и богачом.

Один из его американских приятелей, человек, которого Якуб когда-то взял на работу и многому научил, не так давно обосновался в Сан-Франциско. Благодаря семейству жены и связям дела у него шли хорошо.

Якуб не стал вдаваться в подробности — просто попросил взаймы на поездку в Европу, сказал, что должен побывать в родных краях. «Я еще вернусь победителем и богачом», — прибавил он, не подозревая, что слово в слово повторяет сказанное далеким предком.

Друг в нем не сомневался. Когда виза была готова, Якуб Заславский купил билет и сел в самолет Лос-Анджелес — Москва.