Наши дни, Франция
Тут же, неподалеку от торжища, оказались раскинуты прилавки и палатки с едой. Подавали картошку фри и французские охотничьи колбаски с виноградной горчицей – все это обожали и Детуры, и примкнувшая к ним Алёна.
Откуда вообще возник миф, будто французы не едят хлеба? Свои длинные багеты они поглощают в огромном количестве! Что и подтверждалось в импровизированной ярмарочной едальне. Причем багеты местных артизанов не чета парижским, которые, конечно, кажутся вкусными, но лишь до той поры, пока не отведаешь багета из деревенской пекарни!
Все вокруг запивали острейшие колбаски, как ни странно, пивом. Видимо, бургундцам уже несколько приелось их лучшее в мире вино, вот они и перешли на сей презираемый и Алёной, и ее друзьями напиток. По-русски это называется так: захотелось барыньке вонючей говядинки…
Пришлось пить пепси, но удовольствие от еды было несколько испорчено.
– Сейчас бы вина… – грустно произнес Морис. – Того замечательного, из бочки…
– Так в чем же дело? – воодушевилась Алёна. – Надо вернуться к бочке и растворить перец, соль и жиры.
– А также углеводы, – поддакнула Марина, налегая на картошку.
– А домой как поедем? – сердито спросил Морис. – Я же за рулем. Лучше не искушай! А вам, медам, можно.
– Нет, в знак солидарности и я буду страдать, – засмеялась Марина. – Приедем в Мулян – и немедленно в подвал за шабли! Еще и вкусней покажется.
Алёна кивнула, а про себя решила, что страдать, даже в знак солидарности, не будет, а все же улучит минутку – и втихаря сбегает к бочке, глотнет вина, на сей раз не белого, а розового, и, если понравится, возьмет бутылочку с собой, домой, в Нижний Горький – место ее постоянного проживания в России.
Улучать ей ничего не пришлось. Когда наевшаяся компания, ведя в поводу велосипеды, дошла до пресловутой бочки, Марина вспомнила, что забыла купить кастрюльку для приготовления фондю, которую приметила у какой-то торговки.
– Идите, идите, – коварно предложила Алёна. – Велосипеды вот здесь поставьте, около стеночки, а я посижу и посторожу.
Лишь только Детуры, большие и малые, скрылись за поворотом, она подошла к мадемуазель Моро и попросила большой бокал розового вина.
– Paternel! – закричала мадемуазель. – Принеси бутылку розового, у меня кончилось!
В соседнем доме открылось подвальное окно – и оттуда ловко, как шар, выкатился на улицу маленький, толстенький седоголовый старикан с красной физиономией истинного бургундца-винодела. Алёна только сейчас обратила внимание на название улицы: ruelle Carnet, переулок Погребов. Ну очень в тему!
Выкатился старикан, конечно, не из простого погреба, а из винного. В руке он держал стеклянный кувшин розового вина (из кувшина, между прочим, в процессе выкатывания из окна не было пролито ни капли – в знак того, что профессионализм не пропьешь!), а под мышкой – запечатанную бутылку с этикеткой, на которой было написано: «Les vins de Moro», и даже номер телефона виноторговца значился. Похоже, папаша Моро не сомневался, что покупательница, раз глотнув его розового, непременно захочет взять целую бутылку. И, не исключено, потом вновь обратится к виноторговцу за новыми поставками.
Ну, про «потом» говорить рано, а пока Алёна и в самом деле решила купить бутылку розового с собой. Она с удовольствием осушила один бокал и попросила второй, поставила купленную бутылку рядом с велосипедами и села на низкую ограду с фужером в руке.
Это было просто райское блаженство. Рядом, за оградой, цвели на кусте немыслимые розовые розы, пахнущие так, что голова кружилась… Не исключено, конечно, что кружилась она также от розового вина, от солнца, от переполненного желудка и вообще от радости жизни. Да еще и шмель кружился над розами и басовито сообщал всем на свете, что у него тоже все великолепно.
Захотелось снять очки, подставить лицо солнцу, но Алёна боялась, что при виде ее синяка от нее разбегутся и разлетятся все, включая и шмеля, вино прокиснет, а розы завянут. Нет уж, не надо!
– Нравится? – спросил старикан, вкатываясь обратно в погреб и улыбаясь на прощание. – Можете не сомневаться, розовое шабли Гийома Моро – лучшее из ординарных вин в округе!
Алёна растерянно кивнула, внезапно кое-что вспомнив.
«Здесь неподалеку, километрах в двадцати, есть городок, который называется Троншуа, и там мсье Гийом Моро продает в базарные дни вино из своих погребов, красное, розовое и белое… так вот розовое – одно из лучших ординарных шабли, которые я пробовал». Вроде так сказал гид из шато Талле. Вот почему фамилия Моро показалась Алёне знакомой, вот откуда она знала название городка раньше, чем услышала про ограбление замка. Троншуа… Девушка, которая, очень может быть, имеет отношение к ограблению в Талле, тоже из Троншуа. Снимала здесь комнату, потом исчезла… А если спросить у мадемуазель Моро, знает ли она что-нибудь об этой истории?
Да ну, ерунда, наверняка полиция уже всех перетормошила. И все же за спрос денег не берут… Алёна спустила ноги с ограды и направилась было к мадемуазель Моро, как вдруг увидела, что приближаются Морис, Марина и дети.
Лизочка бежала со всех ног, личико обеспокоенное, губы дрожат. Подскочила к Алёне и схватила ее за правую руку:
– La dame, она принесла… она отдала тебе le bracelet?
Когда Лиза волновалась, она всегда мешала русские и французские слова, причем начинала и на том, и на другом языке говорить неправильно, и порой понять ее было довольно сложно.
– Какая дама?
– Ну, такая… la chauve… лысая…
– Что-то я не пойму, – растерялась Алёна.
– Ну я же говорила, что она его просто забрала! – сердито сказала Марина, подходя. – Или вы, девчонки, все выдумали? Браслет потеряли и сочинили в оправдание сказку про лысую тетку?
Лиза расплакалась, а Таня обиженно закричала:
– Нет, мы не выдумали! Ничего, ничего не выдумали! У Лизы le bracelet забрали, а я свой не потеряла, вот он! – И она отдала Алёне браслет с жемчужинками.
– Слушай, ты извини, – виновато заговорила Марина, – какая-то темная история… Мы пока, извини за выражение, какелон покупали…
– Что? – испуганно воскликнула Алёна.
– Ну, фондюшницу, – хихикнула Марина. – Она по-французски так называется – caquelon. Так вот, мы с Морисом ее рассматривали, а девчонки таращились на всякие стеклянные фигурки из местной verrière, и у Лизки упал с руки браслет. Тут к ним подошла какая-то лысая, в черном платье, в темных очках и… Что именно она сказала, Лиза?
– Она сказала: «Девочка, ты браслет потеряешь, лучше давай я его сама отнесу той даме avec un bleu… с синяком…» – сквозь слезы выговорила Лизочка.
Марина сочувственно поглядела на очки, надежно скрывавшие недавно появившееся украшение Алёниной физиономии:
– Лизка растерялась и отдала браслет. И все, лысая как сквозь землю провалилась вместе с ним! Только, может, это выдумка?
– Нет, правда! – еще пуще заплакала Лиза. – Она нам с Танечкой les tablettes de chocolat, шоколадки, дала, маленькие такие. Мы их съели, а обертки в сумочки положили. Посмотрите, si ne croyez pas, если не верите…
– Тише, моя радость! Я верю. – Алёна подхватила девочку на руки и снова села на ограду. Затем взглянула поверх склоненной Лизочкиной головы на подругу. – Понимаешь, Мариш, та лысая тоже на браслет глаз положила, но я успела купить его раньше. Однако она, зараза, по всей видимости, не успокоилась: как только увидела его у Лизочки – сразу и выцыганила. Да ладно, шут с ней, пусть это будет самой большой потерей в моей жизни, – усмехнулась Алёна, целуя Лизу. – Успокойся, мое счастье, такая ерунда не стоит твоих слез, браслет мне не очень-то и нравился.
Врать, конечно, нехорошо, но ведь во спасение…
– Ага, Лизочка-то и радость твоя, и счастье, а я кто? А я никто, что ли? – внезапно зарыдала Таня, пытаясь разнять руки, обнимавшие сестру, и самой забраться к Алёне на колени.
– Ты? – Писательница Дмитриева никогда не лезла за словом в карман, не растерялась и тут: – Ты мое сокровище, mon tre´sor!
– А я не tre´sor?! – снова залилась слезами притихшая было Лиза.
Алёна и Марина переглянулись. Девчонки явно устали. Они не привыкли пропускать дневной сон, их надо было срочно везти домой и укладывать спать.
Спешно двинулись к стоянке, причем Алёне пришлось поочередно нести на руках то Лизу, то Таню да еще вдобавок спрятать в свою сумку их новенькие бисерные сумочки, которые обеим почему-то мигом разонравились. А на стоянке их ждал сюрприз: выяснилось, что в «Пежо» Мориса могут поместиться либо люди, либо велосипеды и прочее барахло, в том числе какелон и Алёнино вино.
– Вот черт, я как-то не подумал… – простонал Морис, то растерянно глядя на свою команду, то с упреком – на «Пежо», который почему-то оказался не резиновым.
– Поступим так, – решительно сказала Алёна. – Вы, Морис, едете домой, а я караулю тут велики. Высаживаете семейство и возвращаетесь за нами.
– Нет, мы без велосипедов не поедем! – зарыдали девчонки пуще прежнего.
– Какие-то проблемы? – послышался рядом веселый голос. – Мы не можем вам помочь?
Это были соседи – Жильбер и Жаклин. Они мигом оценили ситуацию и предложили довезти Марину и девочек в своем «Рено». Обрадовавшийся Морис начал устраивать велосипеды в «Пежо», но оказалось, что они занимают весь багажник, все раскладное заднее сиденье и захватывают даже переднее. То есть Алёне сесть некуда.
– Не мучайтесь, – сказала она самоотверженно. – Вы поезжайте двумя машинами…
– Я вернусь за вами через час! – пообещал Морис.
– И не вздумайте! – возразила Алёна. – Вон там остановка автобуса, который идет через Нуайер. Там я сойду, а оттуда до Муляна рукой подать.
– Ничего себе, рукой подать, – шесть километров! – ужаснулась Марина. – Хотя для тебя это ерунда, конечно…
– Вот именно! – радостно заявила наша героиня, которая по утрам часто бегала в Нуайер и обратно за милую душу. – Через час дойду, ничего страшного. Я с удовольствием прогуляюсь, честное слово. Тем паче после такого мощного обеда…
– Автобус пойдет через сорок пять минут, – сообщил Морис, бросив взгляд на расписание.
– Вот и отлично, – кинула Алёна.
На том и порешили.
